Из воспоминаний монахини Вероники (Котляревской)

 

Непростым был путь к Богу Истинному для инокини Вероники. Происходила она из интеллигентной семьи. С юных лет увлекалась живописью и поэзией «новых эстетов», театром и философией Ницше, Толстого, Шопенгауэра. Со временем пресыщенность, тоска и неудовлетворенность сменили прежнюю восторженность. Померкли ложные идеалы. Через глубокие потрясения и страдания обрела душа будущей невесты Христовой стремление к духовной жизни. В начале 20-х годов она потеряла горячо любимого мужа и родителей. Само собой пришло решение уйти от мира…

Вскоре гонители разгромили ряд женских обителей Петроградской епархии, в том числе и знаменитый на всю Россию Иоанновский монастырь на Карповке. Часть уцелевших в гонениях монахинь обрела кров в одном из корпусов Александро-Невской Лавры на берегу реки Монастырки. Многие из них оказывали посильную помощь в многотрудной хозяйственной деятельности Лавры. В их числе была и монахиня Вероника. Тогда же Господь даровал ей счастливую возможность окормляться у духовника Александро-Невской Лавры отца Серафима. В памятную ночь 1932 года матушка Вероника была арестована и пережила все ужасы ГУЛАГа. По Промыслу Божию свое земное странствие закончила монахиня Вероника во Франции. Господь сохранил для нас ее воспоминания как еще одно свидетельство о великих деяниях старца иеросхимонаха Серафима Вырицкого.

 

* * *

 

…Бог сподобил меня быть келейницей у отца Серафима в то время, когда он был духовником Александро-Невской Лавры. Много светлого и много тяжелого переживала я в эти годы. Надо было уметь поговорить со всеми приходящими и очень внимательно следить, чтобы благословение батюшки было передано в точности. В его келию стучались непривычные гости: профессора, люди искусства и литературы. Интеллигенция, так долго стоявшая вдали от Православия, теперь упорно стремилась к Церкви. Пришел раз к ранней обедне старик — профессор, известный специалист. Красивое, умное лицо, седые волосы и борода. Смиренно опустился он на колени перед иконой Спасителя и простоял так всю обедню, низко опустив голову. Только изредка, чтобы никто не видел, смахивал потихоньку набегавшие слезы.

Отец Серафим принимал несчетное количество посетителей. Иногда он буквально падал с ног от усталости. Мне было жаль его, и я пыталась уговорить приходивших в поздний час к дверям его келий перенести встречу на другой день, но батюшка уже звал их к себе. Чаще всего он ничего не спрашивал, а прямо передавал, как надо поступать и что делать, словно наперед знал, о чем с ним будут говорить. Сколько человеческого горя и страдания проходило перед нами! Были здесь и бесноватые, и больные, жаждавшие исцелений, и другие, со сложными запросами внутренней духовной жизни — интеллигентные и простые, нищие и богатые, старики и юноши. Людской поток неудержимо проносился перед смиренным иеросхимонахом, который раскрывал свое чуткое сердце чужим скорбям и радостям, словно собственным.

Я очень мучилась, если не понимала тайного смысла какого-либо его благословения. Однажды больная плевритом монахиня в схиме прислала к нему испросить благословения, чтобы доктор выкачал ей жидкость из плевры. Батюшка не благословил. «Но ведь она умрет», — думала я, не смея ничего сказать. А старец прекратил прием посетителей и стал на молитву. На другой день больная монахиня скончалась. Потрясенная такими непонятными для меня поведениями старца, я выбежала в коридор и прочла молитву у дверей архимандрита Сергия. «Аминь!» — откликнулся он. «Батюшка, — со слезами подошла я к нему, — помолитесь обо мне. Не судить я хочу, а просто не думать, если понять не могу». Он посмотрел на меня поверх очков, отодвинул рукопись на столе и тихонько погладил по голове. «Я молюсь. Знаю, нелегко тебе. Наша жизнь идет иногда совсем наоборот жизни мирян. Ничего. Справишься. Господь поможет. Спать ложись вовремя. Устаешь ты, вот искушения и приходят. Хорошо, что помыслы открываешь. Тогда легче. Враг пользуется случаем, если таишь в себе мысли. Ты не голодная? Поешь что-нибудь. Хочешь яблоко? Или, вот пирожок кто-то принес. Ешь во славу Божию».

Спокойная, я возвращаюсь в келию отца Серафима. Худенький, среднего роста, с небольшой седой бородой и ясными голубыми глазами, он был очень живописен в полной схиме, точно сошел со старинной новгородской иконы.

«Ведь что такое мое послушание? — говорил он. — Я, словно хранилище, куда люди все свое горе складывают…».

В редкое свободное время он любил, чтобы ему читали или сам читал жития святых. Из святых отцов очень любил преподобного Исаака Сирина и святителя Василия Великого. Как-то раз я застала его за чтением «Шестоднева».

«А как птицы-то небесные Бога славят! Я и сам такое переживал». Со слезами тихо улыбался он своим воспоминаниям. Природу он очень любил. Через нее прославлял Творца. С умилением смотрел он, как прыгают воробьи по веткам деревьев под окном его келий. «Для монаха — весь мир, вся его жизнь — его келия. Тут он или погибнет, или спасется», — говорил он.

Временами меня очень тяготило одиночество — тоска по умершим близким, нападало гнетущее уныние. Подойдешь к батюшке Серафиму во время всенощной, когда он стоит у аналоя и исповедует: «Да что это вы? Какое одиночество? Посмотрите кругом: сколько родных и близких слышат вас, откликаются и помогают». Он указывает на иконы с такими знакомыми, дорогими ликами. Мирно теплятся лампадки. И на душе опять светло и тихо — я не одна…

Рассказать обо всех происходивших по молитвам батюшки чудесах и исцелениях нет возможности. Для примера передам такой случай. Среди духовных чад отца Серафима были один инженер с женою. Детей у них не было. Молодая женщина попросила у батюшки благословения взять из приюта приемного сына. Он благословил. Мальчик оказался очень милым, с хорошим характером. Когда ему исполнилось три года, он тяжело заболел. Доктора и лекарства не помогали. Ребенок был при смерти. Приемный отец пригласил одного известного специалиста по детским болезням. Тот осмотрел ребенка и объявил родителям, что мальчик ночью умрет. Обещал заехать утром, чтобы написать свидетельство о смерти. Уходя, доктор указал рукой на иконы: «Наша наука здесь бессильна. Разве только святые его спасут…». Маленький страдалец метался в бреду. Черты личика обострились, губы посинели, изо рта сочилась пена, ноги тоже были синие. Он хрипло дышал.

Мать не выдержала и побежала в Лавру к батюшке. Отец Серафим посоветовал ей, вернувшись домой, помолиться Божией Матери, Николаю-угоднику и преподобному Серафиму. Опустилась она на колени подле кроватки, спрятала голову в одеяльце и стала молиться. Ночью незаметно для себя задремала. Когда забрезжило утро, она боялась поднять глаза, думая, что ребенок уже скончался. Вошел муж. Они откинули одеяло: мальчик мирно спал и на его щечках проступил чуть заметный румянец. Дышал он ровно и спокойно. В радостном испуге, не веря себе, родители позвали жившего по соседству врача. Он посмотрел на спящего ребенка и рассердился: «Зачем вы меня беспокоили, вызывая к здоровому мальчику? Он ничем не болен».

Явился и вчерашний доктор: «Где усопший?» — тихо спросил он. Ему показали на мальчика, который завтракал, сидя в постели. «Ничего не понимаю! — пожал плечами знаменитый врач, — тут, действительно, произошло чудо». Не раз потом видела я эту чету и ребенка, которому тогда было уже 6–7 лет.

Иногда в моей жизни случались сильные искушения: то размолвка с руководящей старицей, то недоразумения с неверующими родными. Мучительно бывало, тяжело и одиноко. Иду к батюшке, прошу благословения навестить знакомых, чтобы отвлечься. «Это зачем? Помощи от людей ждете? Только один Бог силен помочь. Если хотите, поезжайте к блаженной Ксении или к окошечку батюшки отца Иоанна. А к людям за утешением идти нечего».

Исключительное влияние оказывал лаврский схимник на молодежь. Целые общины юношей и девушек, сбитых с толку различными еретическими учениями, но искренне стремившихся к познанию истины, после его проповедей переходили в Православие.

Несомненно, что все обращавшиеся к отцу Серафиму обретали через него всеблагую волю Божию. О самом же старце Промысл Божий позаботился особым образом: незадолго до начавшихся в начале 30-х годов массовых арестов священнослужителей, отец Серафим тяжело заболел. Врачи объявили, что его может спасти только пребывание в деревне.

Батюшка категорически воспротивился переезду. Но правящий архиерей решил не так. Он вызвал из Новодевичьего монастыря монахиню, которая в миру была женой батюшки и благословил ее увезти больного старца в деревню.

 

«Назовете его Николаем»

 

Вера Ивановна Барышева поведала одну историю перед своей кончиной, последовавшей в 1981 году.

 

* * *

 

…Моя подруга Екатерина хорошо знала батюшку Серафима еще по Лавре. Она жила с мужем в Лигово, и до октябрьского переворота они имели небольшую мастерскую по пошиву меховых шапок и лавочку для продажи своих изделий. В семье было трое детей, и с приходом новой власти нелегко стало сводить концы с концами. В годы НЭПа супруги возродили свое дело, однако, через некоторое время мужа арестовали. Екатерина находилась в смятении и отчаянии, она ждала четвертого ребенка. Родные настаивали на том, чтобы она избавилась от него. Екатерина поехала в Лавру к отцу Серафиму за советом и молитвой. Старец очень тепло принял ее, благословил и очень внимательно выслушал. Затем произнес: «Давайте помолимся. Вы здесь, а я — в алтаре».

Через некоторое время батюшка подошел к Екатерине и сказал: «Вот что, матушка. Ничего не предпринимай. Оставим все на волю Божию. Мужа твоего оправдают и через 40 дней он вернется, а мальчик у тебя родится такой, что его все любить будут. Назовете его Николаем в честь святителя Божия. Молитвы не оставляй, проси о помощи Пресвятую Богородицу и Николая угодника. Господь все управит». Через некоторое время задумчиво промолвил: «А вы знаете, как тяжело бывает, когда семнадцатилетняя дочь погибает от туберкулеза?» Екатерина подумала тогда: «К чему это он говорит?..».

Вернувшись в Лигово, она рассказала родным о своей встрече с отцом Серафимом. Они сильно засомневались, назвали ее легкомысленной, добавив: «Ну, что ты будешь верить какому-то монаху…». Екатерина промолчала в ответ. Взяла акафист Пресвятой Богородице и стала ежедневно читать его вместе с детьми. Постоянно прилежно молилась и святителю Николаю, исполняя наставление старца. Через 10 дней получила весточку от мужа, где он сообщал, что в течение месяца его отпустят. Всей семьей продолжали усердно молиться, ждали мужа и отца. И сбылось предсказание батюшки Серафима — супруга Екатерины освободили, причем бумаги на освобождение были ему вручены ровно на сороковой день после посещения Екатериной Александро-Невской Лавры. Пришло время, когда в семье появился четвертый ребенок — сын Николай…

 

«Старайся как можно чаще исповедоваться…»

 

Елена Сергиевская — вдова преподавателя и заведующего журнальным фондом библиотеки Санкт-Петербургской Духовной Академии. В 1950 году он закончил Академию и трудился в ее стенах во славу Божию до 1977 года. Елена Николаевна сохранила в своей памяти очень много интересных сведений о церковной жизни 30–50-х годов.

 

* * *

 

…Иеросхимонах Серафим Вырицкий более двадцати лет был моим наставником, вплоть до его праведной кончины. Еще в детские годы я вместе с мамой приходила к нему на исповеди в Александро-Невскую Лавру. Однажды мама спросила: «Батюшка! Мне так не нравится, что нужно поминать сегодняшние власти. Как быть?» «А как твое имя?» — неожиданно задал встречный вопрос отец Серафим, хотя прекрасно знал, как ее зовут. «Елена…» — несмело промолвила мама. «Вот и учись премудрости у святой равноапостольной царицы Елены. Будь, как она. Не нравится, — но так надо…» — заключил старец.

Порою отец Серафим напоминал своим исповедникам о грехах, которые они забывали за давностью времени. Как-то мама пришла к нему на исповедь, где изложила батюшке все свои прегрешения, от детства содеянные. Вдруг старец многозначительно посмотрел на нее, затем произнес: «А ты помнишь, как в детстве, назло подружке, сломала ее любимую расческу?!», чем привел исповедницу в неописуемое смятение. Затем по-доброму улыбнулся и сказал: «Знаю, знаю, что не утаила. Однако, чтобы не забывать, старайся как можно чаще исповедоваться…».

Меня несколько раз вызывали за исповедание православной веры в органы НКВД, и батюшка давал мне неоценимые советы, как вести себя при этом. Я искренне верила в силу его молитвенного предстательства, и Господь берег меня во всех путях моих.

Интересный случай произошел со мною сразу после войны. Однажды, приехав в Вырицу, я встретила на станции человека, очень похожего на священника. Он вышел со мною из поезда и спросил, как найти отца Серафима. Я с радостью согласилась его проводить. Оказалось, что это был отец будущего Святейшего Патриарха Алексия II — батюшка Михаил из Таллина. Старец принял отца Михаила, и они долго беседовали. Отец Михаил вышел очень радостный, и я вновь проводила его до станции. По пути он сказал мне, что отец Серафим весьма его обнадежил. Расставались мы очень тепло. Вскоре я получила открытку с изображением таллинского собора во имя святого благоверного великого князя Александра Невского. Отец Михаил писал: «Дорогая Елена Николаевна! Шлю Вам привет и свое благословение из Таллина. Приехали мы благополучно. Вся наша поездка была очень удачна, так что оставила очень хорошие воспоминания, особенно в Вырице. Верю, что не случайно я посетил те места… Ваш недостойный молитвенник священник Михаил. 22 марта 1946 года».

Когда Алексий Ридигер поступил в Петербургскую Духовную семинарию я неоднократно встречалась с отцом Михаилом и его матушкой Еленой Иосифовной. С будущим Патриархом я встречалась также в Таллине, когда он был епископом.

Господь наделил вырицкого подвижника многими духоносными дарами, и я сподобилась неоднократно испытать на себе их силу. Отец Серафим обладал особым даром видения происходившего вдали. Однажды, когда я еще только подходила к домику батюшки, он сказал: «Откройте! Ко мне идут», и это относилось именно ко мне, что потом подтвердил сам старец. Как-то поведал он мне о последних временах: «Страшно будет дожить до них! Мы, слава Богу, не доживем, но из Казанского собора пойдет крестный ход в Лавру…».

 

«Ты еще профессором будешь»

 

По Промыслу Божию произошла встреча с Михаилом Фаворским, сыном Сергея Серапионовича Фаворского, светлое имя которого было упомянуто в предыдущих главах. С нескрываемым волнением делится Михаил Сергеевич своими воспоминаниями. Его слова наполнены теплом и любовью. В них — отражение светлых ликов людей, которые окружали его с детства.

 

* * *

 

…Мой дедушка, протоиерей Серапион Фаворский, работал Господу в Вятской губернии. Он много потрудился для развития духовного просвещения на селе. Занимался благоукрашением и благоустроением храмов. Это был пастырь по глубокому убеждению и призванию, самоотверженно служивший ближним. Отец, Сергей Серапионович, с детских лет получал живые уроки истинной веры, высокого благочестия, любви к Отчизне и ее народу. Тем не менее, вопреки семейной традиции, он имел глубокий интерес к естественным наукам, в особенности к медицине. Видимо, не без сожаления дедушка благословил папу на учебу в Военно-Медицинской Академии, которую он закончил в 1919 году, а затем успешно сочетал практическую деятельность с научной работой. Дали свои всходы и семена веры, от юности заложенные в него Премудрым Творцом. До конца дней своих сохранил отец верность Христу. В суровые годы богоборчества и гонений, будучи известным профессором, доктором медицины, Сергей Серапионович всегда старался сделать все возможное, чтобы не угас на Руси свет Православия.

Он был близко знаком с выдающимися архиереями Русской Православной Церкви, в частности, его духовными друзьями были митрополиты Алексий (Симанский), Николай (Ярушевич) и Григорий (Чуков). Отца Серафима папа посещал еще в Александро-Невской Лавре, а затем постоянно ездил к великому старцу в Вырицу.

Я родился в 1927 году, и с тех пор как помню себя мальчишкой, помню и батюшку Серафима. Чаще всего мы ездили к нему вдвоем с мамой, — она очень любила его, всегда искала у него совета и испрашивала его молитв. Как передать те необычайные состояния духа, которые охватывали все мое существо, когда переступал я порог дома блаженного старца? Да, да! Именно самого дома, даже еще до келий. Помню ту благоговейную тишину, где все говорят шепотом или вовсе молчат. Помню это несомненное присутствие благодати Божией и незримые небесные прикосновения. Эти дивные ощущения навсегда вошли в мое сердце и по сей день пребывают в нем.

В довоенные годы папа вел прием в Центральной гомеопатической поликлинике и много сил отдавал деятельности на благо Церкви и ближних. Годы войны мы пережили вместе с великим городом и его защитниками. Всякое могло случиться в ту страшную пору, но берегли нас молитвы отца Серафима. Мы всегда мысленно обращались к нему за помощью в самые трудные минуты. Знали, что он помнит о нас и возносит свои прошения ко Господу за всех ближних, оказавшихся в тисках жестокой блокады. В начале 1945 года всей семьей поехали в Вырицу. Это было всеобщее ликование — вновь мы увидели дорогого батюшку, услышали его дивный бархатный голос, получили его святое благословение!

В том же году я, по нерадению, «провалил» вступительные экзамены в медицинский институт, и мы тут же поехали к батюшке. Как сейчас помню его слова: «Не расстраивайся, все хорошо будет. На будущий год поступишь и еще профессором будешь». (Сегодня Михаил Сергеевич действительно профессор в своей области. Он, как и его отец, врач-гомеопат высочайшей квалификации в Университете имени академика Павлова).

 

«Скоро будет великая война»

 

Мария Титова — дочь приснопамятного протоиерея Константина Титова, служившего в 20-х — начале 30-х годов в Воскресенском соборе города Луги. С юных лет сердце Марии испытало многие скорби, связанные с гонениями на Церковь Христову и верных ее служителей.

 

* * *

 

… Еще в 20-е годы мой папа неоднократно подвергался арестам по приказу богоборческих властей, однако всякий раз ему удавалось через некоторое время вернуться на свободу. Враг спасения не унимался — в 1932 году Константин Сергеевич был вновь арестован и репрессирован. К местам заключения на Дальнем Востоке он ехал в одном вагоне с настоятелем храма святого благоверного великого князя Александра Невского в Шувалове протоиереем Владимиром Шамониным и архимандритами Александро-Невской Лавры братьями Гурием и Львом (Егоровыми). С ними же и отбывал заключение. Для петербургских священнослужителей были созданы особо невыносимые условия. Их то и дело перебрасывали из лагеря в лагерь. Ужасы, которые пришлось им пережить, достоверно описаны в книге под названием «Петербургский батюшка». После расправы над отцом маму тоже отправили в ссылку. В Луге у меня из родных больше никого не было. В пятнадцать лет я осталась одна-одинешенька. Пришлось перебраться в Питер к тете с дядей.

С семилетнего возраста я пела на клиросе лужской Ольгинской церкви. Потом — в Питере. Сначала пела в Знаменской церкви, а с ее закрытием — в Никольском соборе. Здесь мне довелось встретиться и познакомиться с П. В. Молчановым. Это был благочестивый православный человек. Работал Петр Васильевич в области снабжения и являлся духовным сыном отца Серафима. Он много рассказывал мне о батюшке и однажды предложил поехать с ним в Вырицу. Это было в 1939 году. Старец очень тепло принял нас и благословил. Несказанный свет и божественная любовь исходили от отца Серафима. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы в сердце вошла небесная радость.

Батюшка подробно расспросил меня о папочке, который был к тому времени освобожден и служил в Валдае в храме во имя святых первоверховных апостолов Петра и Павла. «Обязательно буду молиться за отца Константина», — сказал подвижник. Неожиданно Петр Васильевич встал перед старцем на колени и произнес: «Батюшка! Я приехал к вам просить благословения… — после этого тихо добавил, — я хочу предложить Марии свою руку и сердце». Такой поворот событий буквально ошеломил меня, ибо ничего подобного я не ожидала. Считанные мгновения длилась немая сцена. Отец Серафим тут же однозначно подвел итог: «Никакой свадьбы — скоро будет великая война!» Он не только не дал благословения на брак, но запретил даже и помышлять о женитьбе. Дальнейшая жизнь показала, что прозорливый старец имел к тому все основания — в самом начале Великой Отечественной войны Петр Васильевич Молчанов погиб на фронте…

Эта поездка к отцу Серафиму оставила в моей душе неизгладимое впечатление. Впервые увидела я пастыря такой великой духовной силы. Подобного ему молитвенника никогда больше не встречала. Это был истинный воин Христов, облеченный во всеоружие Божие. Я была просто поражена его духовным обликом. А его дивный мягкий голос, казалось, проникал в самые глубины моей души. При расставании батюшка еще раз благословил нас и попросил за него молиться.

 

«Вам необходимо покинуть Вырицу»

 

Хорошо известно, что старец в начале войны благословлял всех жителей поселка оставаться на своих местах. Тем удивительнее случай, рассказанный сотрудницей книжного магазина в поселке Вырица Л. Тимофеевой со слов своей бабушки М. А. Лапиной. В нем — пример истинного послушания духовному отцу:

 

* * *

 

…Мои родные ходили к батюшке Серафиму за советом и молитвой еще в 30-е годы. Он всегда дарил им радость, вселял в их сердца веру, надежду и любовь. Когда фашисты вступили на Русскую землю, бабушка с мамой, как и многие жители Вырицы, прибежали к домику на Пильном. Люди, взволнованные трагической новостью, выходили от старца утешенные и успокоенные.

Дождались своей очереди и мои родные. В те дни батюшка не вел долгих бесед со своими посетителями. Он коротко сказал бабушке и маме: «Вам необходимо покинуть Вырицу!» С тем и благословил. Безусловно, сначала их охватили некоторое смущение и ропот, так как знали они, что другие люди получили благословение иное. Тем не менее, родные исполнили все по слову старца. Собрав самые необходимые вещи, взяли они с собой швейную машинку и стали ходить по окрестным деревням, подрабатывая шитьем и поденными работами. Вскоре в одном из селений их как занимающихся бродяжничеством, выдал властям староста. Бабушку с мамой отправили в лагерь для перемещенных лиц, находившийся на территории Эстонии. В полной мере хлебнули они там горя, но Господь по молитвам отца Серафима сохранил им жизнь. Вернулись на родину после освобождения Эстонии. Когда родные подошли к своему дому на Сиверском шоссе, то увидели груду развалин. Это был один из немногих жилых домов в Вырице, которые при наступлении наших войск были разрушены до основания. Без слов все поняли бабушка с мамой. Среди обломков домашних вещей нашли они тогда чудом уцелевшую иконку Николая угодника…

 

«Пустите детей приходить ко Мне…»

 

«Пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им, ибо таковых есть Царствие Божие» (Мк. 10:14). Невольно вспоминаются эти слова Евангелия, когда беседуешь с Галиной В. Смирновой.

 

* * *

 

Родилась я в 1939 году, рассказывает она — мои детство и юность прошли в Вырице. Прекрасно помню батюшку Серафима. Его светящийся, словно ангельский лик и сияющие глаза нельзя было не запомнить. Старец необычайно любил детей, и дети отвечали ему тем же. Мы часто прибегали к нему под благословение по одному или же целыми стайками. Время было тогда тяжелое, послевоенное. К отцу Серафиму приходило много людей, но нас всегда пропускали без очереди. Он благословлял нас и непременно угощал конфетами, пряниками, печеньем. Часто давал гостинцы с собой.

Батюшка учил детей крестить на ночь подушки, постели и ночные рубашечки… Любовь, исходившая от батюшки, так благотворно действовала на детские души, согревала и окрыляла их, что всегда хотелось прийти к нему еще раз. Ведь, как правило, детские непорочные сердца очень чутко ощущают искреннее к ним отношение. Дети устремлялись к отцу Серафиму, словно к солнечному свету. Могу сказать, что через благословение батюшки благополучно устроилась вся дальнейшая жизнь многих моих сверстников.

Ходила к старцу и моя мама. Отец был репрессирован и осужден на десять лет лагерей. В ту пору считали, что все это справедливо и заслуженно. Многие даже отворачивались от ближних, у которых родственники томились в застенках. Тогда батюшка Серафим сказал маме: «Сейчас все хорошие люди в тюрьмах сидят!» Далеко не всякий мог произнести в то время такие слова. Когда я подросла, стала регулярно ходить в храм — ведь то, что заложено в детстве, навсегда остается в душе человеческой, становится ее достоянием. Много лет постоянно посещаю могилку великого старца. Там всегда приходит успокоение, а сердце наполняется все той же радостью, которая возвращает меня в годы моего детства…

 

«Сила была в нем от Бога великая…»

 

Любовь Н. Спиридонова «разменяла» десятый десяток — ей 92 года. По молитвам батюшки Серафима Господь дарует ей бодрость духа и телесное здравие. Она неукоснительно посещает богослужения в храме Живоначальной Троицы за Невской заставой, а в праздничные дни ее часто можно встретить в Соборе Александро-Невской Лавры, где она до недавнего времени несла различные послушания в течение нескольких десятилетий. Здесь многие хорошо ее знают и любят, и здесь произошла первая наша встреча. Простота веры и глубочайшее понимание истин Православия — вот те качества, которые отличают Л. Н. «Никого никогда не сужу… Упаси Бог! Сама худая… Как я себя не люблю, как я себя не люблю!» — часто ли мы можем услышать такое, вырвавшееся из самых сокровенных глубин чистого сердца. Это школа живого богословия, унаследованная от отца Серафима. Рассказ Любови Николаевны лишен всяких прикрас.

 

* * *

 

…К батюшке Серафиму я часто ездила еще до войны. Шла к нему, как на праздник. С ним было очень просто и необыкновенно хорошо. Сила была в нем от Бога великая. Когда благословлял, то душа до небес взлетала. Уходя от любимого старца, порою думала: «Не в раю ли я побывала?»

Когда началась война, моего сынишку Бориса эвакуировали вместе со школой в Сибирь, а я осталась в блокадном городе. Работала в Боткинской больнице все годы войны. В одном из редких писем, которые приходили с Большой земли по «дороге жизни», Борис написал мне, что сильно ушиб ногу, и она часто болит. По возвращении оказалось, что у мальчика уже несколько лет продолжается хроническое воспаление надкостницы в голеностопном суставе. Гноилась кость, и в районе пятки была кровоточащая незаживающая опухоль. На травмированную ногу ступить он не мог. Как тяжело мне было видеть его страдания! Врачи безуспешно пытались ему помочь, но в конце концов отказались. Мне же они заявили, что эта болезнь неизлечима. Оставалось просить помощи только у Господа…

Весной 1945 года мы с сестрой поехали в Вырицу. Господь помог быстро отыскать новый дом, куда переехал старец. Батюшка, как и прежде, принял нас с радостью и тут же сказал: «Все будет хорошо! Ножка у Бориса обязательно заживет». Он дал мне святой воды и объяснил, как надо ею пользоваться: «Поставьте ногу в чистую теплую ванночку, а моей водичкой поливайте крестообразно больное место с молитвой. На ночь также ставьте компрессы». Благословив нас, велел передать свое благословение и сынишке. Через месяц у Бориса утихли боли и начал спадать отек.

Возблагодарив Господа и отца Серафима, мы вновь отправились в Вырицу уже с сынишкой. За время болезни нога его очень ослабла, и мы с сестрой вели его под руки. Батюшка принял нас без очереди и сердечно радовался, что дело пошло на поправку. Он очень ласково побеседовал с Борисом, дал ему просфорочку, еще святой водички и благословил. Помню, с каким состраданием, теплом и любовью смотрел тогда на нас великий старец. Казалось, что от него исходит сияние. На станцию Борис возвращался уже без посторонней помощи. Вскоре от «неизлечимой» болезни не осталось и следа, а через некоторое время мы даже забыли, какая нога болела у Бориса. В 1948 году его призвали в армию, где служил он в воздушно-десантных войсках и успешно совершал прыжки с парашютом…

…Люди, которые постоянно ходили к отцу Серафиму, хорошо знали друг друга в лицо, поскольку порою им приходилось довольно долгое время проводить в ожидании, прежде чем войти в заветную келию. Однажды я познакомилась с молодыми супругами, которым старец помог своими молитвами, когда молодожены оказались в тяжелой беде. Через некоторое время они принесли батюшке в знак благодарности 1000 рублей. Тогда это были очень большие деньги. Отец Серафим деньги не принял, а благословил обязательно отдать их первому встречному по дороге на станцию.

Этим первым встречным оказался, как говорят, вдребезги пьяный мужчина. Молодая женщина растерянно сказала мужу: «Как же нам быть?» Однако, он невозмутимо ответил: «Поступим по словам батюшки…»

Как только они вручили деньги этому мужчине, он моментально протрезвел: «Миленькие! Да как же мне вас благодарить! Вы меня от смерти спасли!» Оказалось, что этот несчастный работал в торговле, и у него образовалась недостача ровно на такую сумму. Денег дома не было, и ему грозила тюрьма. Он впал в отчаяние, и решил наложить на себя руки. Для «храбрости» порядком выпил…

Так необычайная прозорливость батюшки Серафима спасла этого человека от самого страшного смертного греха. Можно сказать, что старец вытащил его из ада преисподнего и у врага спасения еще одну душу…

 

«Помощницы и в миру нужны!»

 

С радостью поделилась своими воспоминаниями о встречах с вырицким старцем Людмила А. Ермакова, супруга протоиерея Василия Ермакова — настоятеля храма святого преподобного Серафима Саровского.

 

* * *

 

…Господь привел меня к батюшке Серафиму через мою тетю. После войны мы остались с ней вдвоем — мама скончалась еще в 1938 году, а отец погиб на фронте. Тетя Катя была человеком удивительно светлой души, имела доброе и отзывчивое сердце. Она обладала редкой красотой, однако эту красоту осеняли необычайная скромность и благочестие. Многие сватались к ней, но она так и не вышла замуж, а посвятила всю свою жизнь Христу. В церковном народе ее звали святой Катей. Батюшку она знала с 20-х годов, еще по Лавре, и много лет была его духовной дочерью. В свое время отец Серафим сказал ей: «Прилепись к Фаворским!», и с тех пор тетя помогала в их семье по хозяйству. О Сергее Серапионовиче она говорила: «Таких бы людей побольше…».

Большим праздником для всех верующих епархии стало открытие в 1945 году Богословско-Пастырских курсов. В их организации деятельное участие принимал Сергей Серапионович Фаворский. Мы с тетей помогали ему перевозить туда духовные книги, мыли и убирали классы. А всего через год — 1 сентября 1946 года вновь зазвучало Слово Божие в стенах Духовной Академии. Здесь я познакомилась и близко подружилась с Валечкой Щукиной, которую впоследствии отец Серафим Вырицкий благословил на монашество. Сегодня — это всем известная игумения Георгия, настоятельница Горненской обители в Иерусалиме.

Второй раз мы приехали в Вырицу в 1947 году. К тому времени и в моей душе зародилось тайное желание посвятить себя монашеству и принять иноческий постриг. Я поведала об этом тете Кате. В беседе с батюшкой она заметила: «Люся хочет в монастырь». На это великий старец ответил: «В колхоз-то ей не надо. И в миру хорошие помощницы нужны. Как священник должен быть кристально чист перед миром, так и спутница его жизни». Вот и благословил меня Господь через отца Серафима на семейную жизнь в миру. Время было тяжелое, и храм Духовной Академии был для нас воистину отчим домом, где забывались все невзгоды и неурядицы мирской жизни. Здесь-то и встретилась я со своим будущим супругом, семинаристом Василием Ермаковым, а в 1952 году стала его женою…

 

«Обязательно молись за врагов»

 

Сегодня Елизавете И. Коковисиной 85 лет. Она — член приходского совета Софийского собора в Царском Селе. Неутомимая труженица пользуется неизменным уважением и любовью всех прихожан и причта собора. Известно, что во многом и ее стараниями этот великолепный храм в 1989 году был возвращен Церкви. Всегда и во всем помогает матушке Елизавете молитвенное предстательство ее небесного покровителя — блаженной памяти старца Серафима Вырицкого…

 

* * *

 

…О благословенном старце я узнала во время войны. Сразу после ее окончания, в 1945 году, поехала в Вырицу. Будто потянула меня туда неведомая сила. На станции никто не хотел говорить, где живет отец Серафим. Время было такое. «Ищи сама», — звучало в ответ…

И Господь привел — шла, шла и увидела калиточку, у которой толпился народ. Подошла и спросила: «Кто последний?» Помню, впереди оказался мужественного вида седой полковник. Через некоторое время появилась послушница и, открыв калитку, пустила всех ко крылечку. Стою самой последней и думаю, что на работу опоздать могу. Тогда с этим очень строго было — порою под суд отдавали. Вдруг, вышла келейница и говорит: «Кто здесь из Царского Села? Пропустите эту девушку — ей надо к 14-ти часам на поезд успеть, чтобы на работу добраться вовремя. Так батюшка велел».

Я вошла в дом. Невозможно описать словами, что охватило меня, как только перешагнула порог келии и увидела отца Серафима. Ощущение света и благодати, чувство слезного раскаяния и в то же время необычайной радости… Ноги у меня сами подкосились. Упала перед ним на колени и зарыдала, а батюшка мягким и добрым голосом произнес: «Не плачь, не плачь, твой жив и скоро вернется. Я вас в книгу к себе запишу и поминать буду». Я поняла, что посетители могли ничего не говорить о себе — отцу Серафиму все было открыто. Такое чудо нам Господь даровал! Я молчала, а он всю мою нерадивую жизнь, которую я уже забыла, в подробностях рассказал. Какой светильник был! Двумя-тремя тихими кроткими словами мог на путь покаяния и спасения наставить. Грешим много, да не всегда зрим грехи свои, а перед таким старцем душа сама открывается.

Привезла батюшке муки и яблок, а он тут же велел все раздать. Не зря о нем говорили, что живет Святым Духом. Утешил он меня сильно. Мир и любовь сошли в душу. На всю жизнь запомнила его слова: «Обязательно молись за врагов. Если не молишься, то будто в огонь керосин льешь — пламя все больше и больше разгорается… Всегда и за все, даже за скорби, благодари Господа и Пресвятую Богородицу». В конце беседы отец Серафим спросил: «А ты знаешь, как меня зовут?» «Конечно», — отвечаю. «Тогда молись за меня, а по кончине моей ходи на могилку. Разговаривай, как с живым, и все у тебя устроится». После этого благословил и поцеловал меня в голову. Сердце мое затрепетало от радости и показалось мне, будто слышу я ангельское пение. Назад как на крыльях летела…

 

«Сейчас мы тебя вылечим»

 

Клавдия Ивановна Печковская живет в Вырице и бывает на могилке отца Серафима почти каждый день. С именем батюшки связаны многие ее воспоминания.

 

* * *

 

…Когда я впервые вошла в келию старца он поразил меня своим аскетическим видом — худенький, но необыкновенно бодрый, с теплым любящим взглядом сияющих глаз. Я сразу почувствовала необычайное душевное облегчение. Любовь, исходившая от батюшки, как бы изливалась на все окружающее.