День четвертый, четверг: glamorous рулез?..

Т-р-р-р!!!

Резкий звонок обрушился на меня, словно Дамоклов меч. Я подскочила на кровати, вытаращив глаза и абсолютно не соображая, где нахожусь. Фр-р-р, телефон…Мама.

- О, кисюня, знаешь что? Я звоню сказать тебе, что Маша сможет принять нас только в полпятого сегодня, а не в девять, как мы договаривались! Так что можешь не вставать рано!

Ух ты, как здорово. Маман в своем репертуаре. Больной, немедленно проснитесь, вам снотворное пора принимать. Какая Маша?.. и о чем мы там договаривались?! Уверена, что не давала согласия ни на какие авантюры!

- Мама. Зачем ты тогда трезвонишь в… - я бросила беглый взгляд вприщурку на настольный будильник, и простонала, - …в семь утра???

- О-о-о, кисюня, да ты не волнуйся, у меня все равно сеанс массажа в полдевятого, так что все в порядке.

Рада за нее.

- Ма, послушай, я хочу спать, - категорично отрезала я, плюхаясь гудящей головой обратно в подушку с трубкой, прижатой к уху. Сознание потихоньку приходило в себя, и я уже начинала чувствовать пульсирующую боль во всем теле – следствие вчерашнего тренировочного мазохизма. О Господи, я даже не могу определить, что именно у меня болит… Такое ощущение, словно по телу проехался асфальтоукладчик с водителем-садистом. У меня раскалывается абсолютно ВСЕ.

- И кто такая эта Маша, из-за которой ты звонишь?

Мама на том конце провода искренне оскорбилась.

- Ну как же, кисюня, - забренчала она в трубку, - Машенька! Ты ее знаешь. Маша Руденко! Такая, с хвостиком. Близкая подруга младшей сестры Викуси Скворкиной. Замечательный парикмахер. У нее еще муж Вадя и две девочки, Мариша и Олеся, а еще она…

- Ма, мне все равно, кто она и что хочет от меня, - невежливо перебила я ее, - у меня тяжелый день впереди. Тренировка с утра до вечера. И мне не нужен никакой парикмахер Машенька! Я сделаю стрижку, не переживай.

- Ох, нет, дорогая. Только не вздумай сама что-то делать! А то получится, как в прошлый раз, с этими ужасными белыми полосками на голове.

Фр-р-р. Ненавижу, когда мама так говорит. Нормальное мелирование, а не «ужасные белые полоски на голове». И потом, даже сделай я, допустим, мега-консервативный причесон «под пажа», спокойного каштанового оттенка, мама и тогда бы заявила, что я похожа на двоечницу- гимназистку из прошлого века. Тут дело не в прическе, а в позиции того, кто критикует. А мама просто обожает меня костерить, - так зачем же лишать человека вполне заслуженного родительского удовольствия?..

Я закрыла глаза и попыталась абстрагироваться. Маму надо воспринимать как…особо удачную мелодию будильника – после ее утреннего монолога спать гарантировано перехочется. Вот наслушаешься особо бурных проявлений материнской любви, и поневоле начинаешь с утроенной силой любить жизнь и взрослость, которая определенно сказочна отдельным от родителей проживанием и свободой от подобных ежеутренних вливаний «вживую», так сказать.

-…а потом я решила остановиться на голубеньком, правда, хорошо будет? – мамин дискант вклинился в мои раздумья. Я вздрогнула. Надо же, все-таки чуть не отключилась! Боже, как хочется спать…

- Да, - машинально вякнула я, не имея понятия, о каком «голубеньком» идет речь, - мам, давай я тебе позже перезвоню, а?

- Конечно, кисюня, - в трубке зашипело, потом захлюпало, затем раздался треск. Чем она там занимается, интересно?.. – Но ты не забудь перезвонить Машеньке и договориться с ней на завтра-послезавтра, раз сегодня не можешь! У нее такой напряженный график, у бедняжки…

Ой, вот не надо мне про график, господа дорогие! Как же мама меня этим умиляет! Родная дочь спит по три часа в сутки и ловит глюки от усталости, а у Машеньки – как там ее? – напряженный график. Ох-х-х, ну за что-о-о?..

- Не забудь, кисюня, в субботу идем по магазинам, - напомнила мама в перерывах между хлюпаньями-чмоканьями, доносившимися из телефона, - а потом я приеду к тебе, и мы быстренько наварим овощного супчика!

Я застонала вголос. Нет, это невыносимо.

- Ма…

- И не спорь, кисюня, - в мамином тоне зазвенели полные праведного родительского гнева металлические нотки, - он очень питательный. Все, пока-а-а, - послышались частые гудки.

Рука, держащая телефон, бессильно шлепнулась на кровать. Я не могла пошевелить НИЧЕМ. Даже морщиться, и то было больно. Такое ощущение, что я вчера мышцами лица пыталась самбу отрабатывать. Торжественно обещаю, если умудрюсь дожить до субботнего вечера, съем мамин суп до последней картошинки. Ох-х-х, как не хочется вставать…

 

…- Олег, мне кажется, синий самый тот, - по-воробьиному склонив голову набок, промычала Аля, грызя карандаш и одновременно пытаясь выдуть пузырь из жвачки. Одной рукой она совала моему временному партнеру набросок платья, другой меланхолично накручивала на палец пепельную прядь. Мы сидели в зале, и битый час пытались придумать мне и ему костюмы. Диван, барная стойка, и даже паркет в ближайшем радиусе были сплошь усеяны обрывками разноцветных бумажек, кусочками тканей-образцов всевозможных оттенков, и вспешку набросанными цветными и черно-белыми эскизами. На полу, скрестив ноги, и сосредоточенно жуя кусок пиццы, Джаззи с умным видом пыталась выдавать свое виденье моего платья. Впрочем, Олег и Аля, увлеченные горячим обсуждением длины юбки на одном из моих платьев, особо ее и не слышали. Настя рылась в дисках и бурчала что-то невразумительное, но определенно раздраженное. Примерный смысл ее филиппики сводился, в общем, к очень справедливым претензиям: мол, вместо того, чтобы отпахивать вариации, мы тратим время на подобные глупости. Я, честно говоря, была с ней целиком и полностью солидарна. Боже, ни за какие коврижки не согласилась бы работать дизайнером костюмов, или как там называется эта великая профессия. Крыша начинает ехать уже через десять минут. Все эти бифлексы – шифоны – стрейч-атласы – бахрома… О господи… «А воротник лучше стойкой», «на юбке вырез справа или сзади», «камней надо не меньше пяти гросс»… Голова была пустая, как воздушный шарик, но в то же время какая-то чумная. Ох-х-х, как же я хочу на паркет!..

Самой умной оказалась, разумеется, Даша. Она смылась из зала в неизвестном направлении сразу после того, как Аля нежно захватила меня в свои цепкие ручки, увлекая к разбросанным тогда еще только в периметре дивана эскизам и лохмутикам тканей. Какая же я все-таки, прости господи, дура. Надо было отбиваться до последнего, а не робко лепетать «нам же работать надо», пытаясь воззвать к алькиной совести. Об отсутствии последней, судя по всему, из всех присутствующих в зале, наивно не догадывалась одна я. Теперь вот пожинаю плоды собственной безграничной веры в людей. Я вздохнула, мельком глянув на красного Олега и невозмутимо щелкающую «хубба-бубой» Алю. Ну когда же это закончится?..

- Значит, так, - подытожил Олег, отдуваясь, точно после марафонского кросса, - делаем одно розовое с пышной юбкой, второе – синее с красным, и третье…

- Я не буду танцевать в розовом платье, - возмутилась я. Еще чего!

- Как это – не будешь? – Олег перевел на меня свирепый взгляд.

- Молча, - хмыкнула я, - что за бред?! Я терпеть не могу ничего розового! Я что, похожа на блонду с одной извилиной - для пробора?

- Сейчас, или в принципе? – повысил голос Олег и снова склонил голову к Але, которая продолжала все так же меланхолично хлопушничать жвачкой, быстро наштриховывая что-то на бумаге, - значит, решили, да? Юбку еще короче, - ткнул он пальцем в незаконченный эскиз. Она кивнула, набрасывая карандашом по-новому.

- Послушай, я не ношу коротких юбок, - начиная не на шутку закипать, снова подала голос я. – Тем более, розовых! Это не обсуждается!

Олег досадливо поморщился в стиле «как-меня-достали-эти-женские-капризы-сколько-можно», и закатил глаза.

- Во-первых, здесь не ты решаешь, какой костюм шить, - тоном «напряги-свою-тупую-голову-а-то-пожалеешь» начал он «воспитательную беседу», - Аля сама все сделает. Давай вот только без этих никому не нужных понтов, ладно?.. Она профессионал и разбирается, в чем тебе будет лучше.

- Но танцевать в этом платье все равно мне, - резонно напомнила я спокойным тоном, чтобы не распалить его до совсем крайней точки.

- Да что ты, - издевательски протянул он, рывком поднимаясь с дивана. Отошел к барной стойке, сделал себе кофе, демонстративно отвернулся к Насте и начал что-то тихо с ней обсуждать.

Аля хлопнула над моим ухом розовым пузырем, так что я подскочила, и без лишних слов ткнула мне в руки эскизный лист. Я с опаской уставилась на рисунки трех платьев. И не поверила глазам. Не знаю, каким образом, но Аля простым грифелем умудрилась отразить на бумаге образы, которые даже я сама еще не сформировала на сто процентов в собственном мозгу. И все же это был определенно стиль, который я бы выбрала, не колеблясь – строго, но трогательно одновременно, скованно-лаконично, но с едва уловимой ноткой бесшабашности. Над первым рисунком мелкими буквами-змеинками было написано: «черное; камни-тридцатка, мелкие кристаллы АВ на юбку + диадема на прическу», над вторым «золотое с «чешуйками», солнце-клеш, разрез на боку», над третьим просто «медовый топаз». Но платья, сами платья!.. Поневоле представляешь себя в них. Я удивленно уставилась на Алю. Она невозмутимо сдула со щеки светлую прядь, в очередной раз щелкнула пузырь, и выдала умудрено:

- Дура ты, самая настоящая. С мужчиной спорить – нервных клеток надо кило двести. Я, когда Надьке платья шила, тоже с пеной у рта доказывала, что в белом, да без камней, она будет смотреться, как ромашка на лужайке. Прям овечек с пастушками не хватает для полного релакса. И что после первого же турнира костюму можно ручкой привет сделать, потому как он будет уже не белый, а в коричневых разводах – после «профитана»...

Я слушала, раскрыв рот. А она зверь, хоть и блонда по виду.

- …так что молча делаем то, что НАМ надо. Танцевать, в конце концов, на самом деле тебе. А если платье чем-то мешает – неважно, цветом, или количеством звездочек на нижней юбке, - тебе это будет все время действовать на нервы. Поэтому остановимся на таких, да?..

Я с готовностью кивнула. Надо же, как все, оказывается, просто, когда разложить по полочкам. После подобных мизансцен невольно вспоминается рациональная народная поговорка про волков и овец. Оч-ч-чень мудрая политика.