Особенности работы И. с различными картинами

Первая серия (рассказы 1—10) оказалась в целом более продуктивной, чем вторая. Во второй серии, во-первых,

слишком большой процент картин, не содержащих конфликтных моментов, а И. практически никогда не дает конфликтный сюжет там, где это не мотивировано самим изображением (поэтому сюжеты 7, 8, 10, 16-2, 17, 19, 20 бесконфликтны), а во-вторых, слишком много возможностей для абстрактных рассуждений, о которых говорилось выше. И. этими возможностями активно воспользовалась (10, 11, 15, 16-1, 16-2, 16-3).

Наиболее резко выпадает из всего строя рассказов И. рассказ 13. Во-первых, там концовка трагична, причем не только для женщины, которая покончила с собой на момент начала рассказа, но и для обоих ее возлюбленных-мужчин, которые не найдут больше в своей жизни счастья и "в личной жизни у обоих все будет плачевно". Такого рода концовка не встречается больше ни в одном рассказе. Во-вторых, это единственный рассказ, в котором И. совершает уход по типу подмены, о чем сразу же сообщает: это сюжет романа "Маленькая хозяйка большого дома" Джека Лондона. Однако связь с сюжетом романа отнюдь не обусловлена однозначно самой картиной: на ней изображен лишь один мужчина помимо мертвой женщины, И. же сама достроила эту картину до джек-лондоновского треугольника. Сопоставление рассказа с самим текстом романа {Лондон, 1956) позволяет увидеть, что наряду со сходством в главном, есть и заметные различия. В частности, героиня Лондона, хоть и находилась в ситуации, когда все всё знают, и знают, что остальные знают, тем не менее, покончила с собой, инсценировав несчастный случай, чтобы избежать, насколько это возможно, делегирования обоим мужчинам чувства вины; в рассказе же И. женщина кончает с собой открыто, оставив записку. Парадоксальный вывод И. в конце рассказа: "она решила покончить жизнь самоубийством, чтобы...ей и ее мужу, и ее любовнику не было больно, потому что ни муж ни любовник не могли бы ей этого простить, если бы она любила двух сразу" (!). Мотивировка: я накажу себя, чтобы им не было больно. На самом Деле очевидно, что наказаны все трое, и это подтверждается концовкой рассказа: оба мужчины будут несчастливы. Кстати, в романе ДжЛондона такого определенного прогноза

дальнейшей судьбы мужчин нет. Своеобразным образом решив свою проблему, наказав себя за грех (при этом И. прямым текстом осуждает самоубийство), героиня И. оставляет мужчин вместе с их проблемами, ставшими теперь неразрешимыми, и с их многократно усиленной болью. За что такое наказание? Вероятно, за секс. Само изображение провоцирует тематику секса, но отнюдь не провоцирует тему измены и греховности; последнее относится к смыслам, привносимым самой И., несмотря на уход в литературный сюжет. Это хорошо согласуется с полным отсутствием сексуальной тематики во всех остальных рассказах и с выявленной при помощи ТЮФ напряженности сексуальной проблематики. Таким образом, из рассказа 13 достаточно отчетливо вытекает смысл секса для И.: это что-то греховное, опасное, чреватое трагедией больше, чем что-либо иное в жизни, и заслуживающее наказания. Характерно, что только в этом рассказе И. использует слово "любовник"; во всех остальных достаточно многочисленных интимных сюжетах ни разу не встречается это слово или более или менее однозначные намеки на возможность сексуальных отношений между возлюбленными.

5.4.3. Симптомологический анализ Формальные показатели

Таблица 3 Формальные обязательные показатели

 

Из таблицы 3 отчетливо видны основные особенности построения И. своих рассказов. Настоящее присутствует неизменно. Именно оно занимает все мысли и чувства. Прошлое и будущее, напротив, присутствуют не всегда, причем редко в полноценном виде, обычно или в укороченном варианте (особенно прошлое), или в формальном (особенно будущее). Действительно, прошлое не так важно, оно уже закончилось, и о нем нечего думать. Будущее — туманное, расплывчатое, радужное, немного нереальное: "все будет хорошо", но пути его достижения отсутствуют — хорошо станет само собой или это сделает Бог. Чувства и мысли встречаются одинаково часто, примерно в половине рассказов, иногда вместе, иногда порознь. Степень детализации — чаще всего высокая, иногда средняя. Как уже говорилось выше, в рассказах доминирует уровень описания (18 из 22), реже встречаются уровни сюжета (14), интерпретации (9), идентификации (8), обобщения (4). Интересно, что уровни интерпретации и идентификации встречаются только в первой серии, а обобщения — только во второй. Весь этот комплекс показателей говорит о неуверенности в себе, сильной фиксации на настоящем, на особенностях самого изображения, о недостаточной опоре на собственный опыт, а также о недостаточном планировании будущего.

Обратимся теперь к формальным факультативным показателям, прежде всего к характеристикам обращения со стимульным материалом. Из опущенных деталей заслуживает внимания только проигнорированная беремен-

Таблица 4 Формальные факультативные показатели

ность женщины на картине 2. Этому можно было бы не придать значения, если не обратить внимания на то, что в рассказах практически нигде не фигурируют дети за отдельными и весьма специфическими исключениями: единичным сухим формальным упоминанием "будут дети" (3), младенцем Девы Марии (16-1) и инопланетным детенышем (19). Дети не входят нигде в картину светлого будущего, в котором сбываются мечты. Это особенно интересно, если учесть, что сама И. — ребенок из многодетной семьи. Отсутствие детей там, где они логично встраивались бы в общую картину, и их появление в рассказах по самым неопределенным картинам (16 и 19), к тому же в подчеркнуто дистанцированном, "очуж-денном" варианте (ребенок богоматери и инопланетный детеныш) заставляют предположить наличие специфических проблем в отношении к детям. Сюда же вписывается защитная реакция смеха при упоминании куклы в руках у девочки в рассказе 7. Можно даже предположить, что И. пришлось пережить аборт. Эта гипотеза небесспорна, но она объясняет одновременно и специфическое отношение И. к сексу и ее защиту от темы детей.

Перцептивные искажения также ограничены лишь одним случаем — неузнаванием дракона на картине 11. При этом сюжет от этого существенно не изменился, во всяком случае дракон вполне мог бы вписаться в рассказ И. по этой картине. Возможно, это искажение не является диагностически значимым. Не исключено, однако, что оно связано с символическим смыслом образа дракона — как неконтролируемых иррациональных сил в глубинах собственного бессознательного. В этом случае перцептивная защита, выразившаяся в искажении образа дракона, может быть истолкована как проявление конфликта бессознательных импульсов и стремящихся контролировать их проявление сил эго. Конечно, одного лишь вытеснения дракона недостаточно для того, чтобы всерьез обосновать эту гипоте-

зу, но она согласуется с тем, что мы видим на основании других диагностических признаков.

Дополнительные детали многочисленны. И. вводит дополнительных персонажей в большинстве рассказов. Чаще всего (10 раз) это возлюбленный, или бывший возлюбленный, или влюбленная пара (5), или любимая девушка персонажа-мужчины (20), причем роль его иногда положительная, иногда наоборот. Гораздо реже (4 раза) это друг или подруга, обычно бывшая, чаще всего играющая в рассказе негативную роль.

Уходы немногочисленны, обычно по описательному типу (описательность, как было сказано выше, характерна для стиля И.). Уход подменяющего типа в рассказе 13 был подробно проанализирован нами выше.

Весьма типичны для рассказов И. оценочные комментарии и переуточнения. Обилие оценочных комментариев хорошо вписывается в общий морализаторский настрой И., которая пытается учить своих героев тому, что такое хорошо и что такое плохо. Переуточнения выступают в функции опор для построения рассказа, компенсирующих внутреннюю неуверенность.

Особенности обращения с сюжетом проявляются только начиная с рассказа 10, преимущественно во второй серии. Это обширные, хоть и весьма примитивные и неграмотные историко-политические и философско-религиозные отступления (10, 11, 15, 16), сериальный характер ряда следующих друг за другом рассказов (14, 15, 16-1, 16-2, 16-3), сдвиг центра сюжета на дополнительных персонажей (14,15) и др. Весьма вероятно (и подтверждается другими показателями), что это свидетельствует об определенном расколе между общемировоззренческими взглядами и повседневной жизнью И., ее идеалами и реальностью: первые больше отражены в плохо структурированных и отвлеченных рассказах второй серии, а вторые — в отлакированных и часто слабо мотивированных, но вполне конкретных и структурированных сюжетах первой.

Речь И. характеризуется весьма пестрой лексикой, причем крайние пласты этой лексики (религиозная и истори-ко-политическая терминология, с одной стороны, и слегка приблатненные слова и выражения типа "фраер", "волон-тир", "обштопать дельце" и т.п., с другой) в равной степени кажутся чужеродным телом в ее рассказах, несвойственными ей заимствованиями из иных речевых пластов. Обилие пауз отражает общую неуверенность И. в себе, о которой уже неоднократно шла речь. На оговорках мы специально остановимся ниже.

Содержательные показатели

Таблица 5 Содержательные обязательные показатели (начало)

Из числа тем или сфер однозначно лидирует интимная (14 рассказов), за ней идут социальная (8), семейная (5), абстрактно-философская (4). Удивляет практически полное отсутствие личной темы, связанной с перспективами будущего. Более понятно отсутствие сексуальной темы по причинам, обсуждавшимся выше, и профессиональной темы, которая совершенно не актуальна в данный момент для И. в связи с доминированием проблем интимного характера. Кстати, социальная и семейная темы практически везде появляются в дополнение к интимной как отдельные линии сюжетов с интимной доминантой.

Из особенностей идентификации вряд ли что-то заслуживает специального внимания. И. склонна достаточно легко, хоть и поверхностно, идентифицироваться с разными персонажами, смещать идентификацию по ходу рассказа с одного персонажа на другого. Легкость идентификации обусловлена как раз ее поверхностностью, а последняя — эго-центричностью И.

На первом месте среди потребностей закономерно выступает аффилиация — потребность в дружеских и интимных связях (14 рассказов). Все остальные потребности встречаются намного реже: на втором месте потребность порядка (5 раз, причем исключительно в рамках абстрактно-философских и религиозных тем), затем агрессия (4), оказание помощи и понимание (по 3). Стоит обратить внимание на особенности проявления потребности в агрессии: два раза из четырех она возникает в виде аутоагрессии, а именно самоубийства, причем в расплату за более или менее тяжкие прегрешения (13 и 14), и два раза — как осуществление справедливого возмездия агрессору или Злу вообще (16-1, 16-3). Иначе говоря, агрессия всегда оправдана и мотивирована. Характерно, что рассказ по картине 18, провоцирующей агрессивные импульсы, оказался начисто лишен каких-либо агрессивных мотивов. Все это говорит про довольно сильное вытеснение, отрицание и рационализацию И. своих агрессивных импульсов.

Цели более чем в половине рассказов вообще отсутствуют, что говорит о том, что И. больше склонна к реак-

тивному поведению, чем к целенаправленному. Там, где они есть, они часто носят абстрактно-морализаторский характер (8, 11, 15, 16-1) либо направлены на преодоление возникших извне проблем (2, 9, 11, 16-3, 18). Реалистичность и разработанность целей находится на разном уровне и не позволяет обнаружить какие-либо закономерности, как и спектр средств достижения целей. Напротив, временная локализация целей исключительно однородна: в настоящем.

Таблица 6 Содержательные обязательные показатели (окончание)

Преграды в рассказах И. носят исключительно внешний характер, внутренние преграды встречаются лишь в "особом" рассказе 13 и, с оговоркой, в 18-м. В роли преград выступают исключительно агрессоры, манипуляторы, предатели и другие нехорошие люди, вплоть до такой метафизической преграды как несовершенство людей и реальности вообще (15). Одинаково часто преграды бывают активными и пассивными, что связано прежде всего с активностью героя и наличием у него собственных целей. Если эти цели есть, то преграда обычно выступает как пассивная, препятствуя их достижению, а если их нет, то преграда активизируется сама.

Конфликты также являются по преимуществу внешними либо внутренними, отражающими внешние. Чисто внутренние конфликты редки. Дважды это конфликты типа (доверие х измена), (доверие х обман) (6, 18), один раз это чисто формальный и легко разрешимый конфликт в сфере иерархии жизненных планов влюбленных (8), и один раз — раздвоение чувств и аутоагрессия (в "особом" 13 рассказе). Встречаются и абстрактные конфликты добра и зла, идеалов и реальности (15, 16-1). Локализация конфликтов почти исключительно в настоящем, за исключением опять-таки рассказа 13.

Три из четырех возможных позиций — деятельная, созерцательная и страдательная — встречаются почти с одинаковой частотой (соответственно, 7, 6 и 5 раз), а импульсивная — лишь единожды, причем в рассказе 13. В целом пассивные позиции преобладают над активными, а осознанность — над ее отсутствием. Это говорит о склонности И. к рационализации действий и преобладании нерешительности, выжидательной, реактивной линии поведения, хотя в ряде случаев она может проявлять активность.

Исходы конфликтов и рассказов целесообразно рассматривать вместе, поскольку обычно они не совпадают, но логически связаны: исход рассказа — это следующий шаг после развязки конфликта. Как уже отмечалось, во всех рассказах, за исключением 13-го (который подробно рас-

сматривался под этим углом зрения выше), конец счастливый, победный, безмятежный. Преодоление трудностей и победа над злом полная и окончательная; в отдельных случаях зло сохраняется, но уходит из жизни героев. Интересно, что ряд сюжетов завершаются тем, что персонаж, выступавший как антагонист героев или пособник зла (как правило, это материнская фигура), "перевоспитывается" и признает свою неправоту (2, 5, 12), а еще в нескольких сюжетах зло самоуничтожается (14, 16-1) или уничтожается с божественной помощью (11). Налицо отрыв целей и ценностей от средств: И. хочет уничтожить зло (и морально оправдывает его уничтожение), но не хочет делать это своими руками; пусть все это произойдет само собой.

Таблица 7 Содержательные факультативные показатели

Таблица 8

Из числа факультативных содержательных показателей наиболее информативными представляются оценки и конструкты. Символы немногочисленны и связаны с общерелигиозными ориентациями, описания физических состояний практически не встречаются. Особых тем мы уже касались выше, генерализации умеренно информативны.

Оценки группируются вокруг единой базовой оппозиции. Один ее полюс — это духовное и нравственное, сюда же относятся хорошая и справедливая жизнь, хорошие отношения, гармоничное развитие человека, религиозность, а также занятия музыкой и литературой как проявления и свидетельства духовности. Другой полюс — это меркантильность и своекорыстность, "ничего святого", грязь, низменность, "жизнь легкого поведения". Эта же одномерная черно-белая картина мира воспроизводится и в конструктах. Более того, конструкты все без исключения пропитаны оце-ночностью, в этой графе практически нет конструктов, которые описывали бы человека нейтрально, вне контекста оценки "хороший—плохой". Люди делятся на хороших и плохих без нюансов и полутонов. Хорошие люди идеализируются, плохим приписывается все самое плохое. При этом люди статичны, не изменяются: если человек был хорошим, и вдруг сделал что-то плохое — сразу становится плохим, причем плохим изначально — он лишь казался раньше хорошим, а на самом деле притворялся, обманывал. Интересно, что идеальная жизнь "как должно быть" в каком-то смысле более реальна для И., чем обычная жизнь: для героини рассказа 4 "действительная", "настоящая" жизнь — это та красивая и справедливая жизнь, о которой она мечтает и поет песни, а не та, в которой она живет.

Особых тем достаточно много. Все особые темы, как уже говорилось выше, это морально оправданное уничтожение зла (16-1, 16-3) или его самоуничтожение (11, 14, 15, 16-1). Особняком стоит рассказ 13 — самоубийство на почве запретных сексуальных отношений. Форма рационализации особых тем раскрывает существенные особенности мировоззрения И., которых мы уже неоднократно касались выше, но само их наличие в таком количестве настораживает.

Наконец, генерализации существенным образом уточняют выводы, сделанные на основании других показателей. Важна генерализация из рассказа 13, в которой сформулировано непринятие И. самоубийства. Особый интерес, однако, представляет генерализация из рассказа 9,

представляющая самостоятельную проективную ценность: "Надо быть более.. хладнокровной, рассудительной, нельзя так поддаваться сильно эмоциям, как младшая, все через это проходят. В этом нет ничего страшного. Кому-то везет сразу, а кому-то нет, кому-то обязательно надо осечься". Вывод И. о том, что все через это проходят, и кому-то обязательно надо осечься, позволяет достаточно уверенно заключить, что именно ей пришлось пройти через "это", "осечься". Возможно, что это высказывание дает ключ к амбивалентному образу мужчин в рассказах И., специфическому инфернальному смыслу сексуальных отношений для нее и согласуется с высказанным выше предположением о перенесенном аборте.

5.4.4. Синдромологический анализ

Начнем синдромологический анализ с выделения инвариантных образов и сюжетных структур.

А. Героиня и ее возлюбленный (герой). Как правило, героиня женского пола (что связано со спецификой женского набора картинок). Но героем может быть и мужчина, более того, в рамках доминирующей интимной темы со счастливым концом в подавляющем большинстве сюжетов между героями — любящими друг друга мужчиной и женщиной — практически нигде нет конфликтов, и фактически везде совокупным героем выступает именно единая в своих ценностных ориентирах и устремлениях влюбленная пара, а не кто-то один. Оба взаимодействуют с миром как единое целое, занимают единую позицию и т.п. Можно говорить о солидаризации по отношению к обоим влюбленным в равной степени. Это относится как к сюжетам, в которых любовь безмятежна и не встречает преград и проблем (8, 10, 17, 20), так и к сюжетам, в которых возлюбленным приходится бороться за свое счастье (5, 12, 14, отчасти 3). Еще в ряде сюжетов такое слияние героев не изначально, а является завершением более или менее сложной интриги (6, отчасти 2). Вместе с тем в общей структуре взаимоотношений героиня занимает все-таки более цент-

ральное положение, чем ее возлюбленный, она, как правило, описывается подробнее, именно через нее проходят все нити взаимоотношений с остальными персонажами, что особенно наглядно будет видно на изображенной ниже на рис. 10 схеме актантной структуры рассказов.

Б. Обманщик (обманщица) или манипулятор. Как и в случае с героем (героиней), обманщик-манипулятор, отравляющий жизнь герою и героине, может быть как мужского, так и женского пола, причем в прошлом он(она), как правило, находился в любовных отношениях с героиней или героем, по меньшей мере так это выступало со стороны последнего или последней, и нередко также в дружеских отношениях со вторым партнером (3, 4, 6, 9, 14, 18, отчасти 1, 12). В целом в рассказах И. нет ярко выраженной асимметрии в отношении к мужчинам и женщинам: и те и другие примерно одинаково часто выступают и в положительной и в отрицательной роли, ведут себя активно или пассивно.

В. Мать (свекровь). Материнская фигура в целом ряде рассказов изначально выступает как антагонист главным героям, но не со зла, а от недопонимания, а к концу сюжета неизменно одумывается, признает свою неправоту и принимает их сторону (2, 5, 12). В рассказе 7 мать с самого начала играет положительную роль, учит, предупреждает дочь. Этот образ в рассказе 7 сближается со следующим.

Г. Старшая сестра (подруга) — утешающая, помогающая, выручающая (9, 18). Интересно, что в отличие от инвариантных образов А и Б, образы В и Г — чисто жене-кие, симметричных им мужских образов нет. Фигура отца или старшего товарища мужского пола отсутствует, что соответствует реальной семейной ситуации И. Лишь в одном случае появляется мужчина в функции помощника-утешителя-разоблачителя (6), но отношения героини с этим мужчиной быстро переходят в любовные.

Д. Добрые помогающие силы, как правило, весьма абстрактные — Бог, ангел, Дева Мария, хороший компетентный человек, который починит скрипку и т.п.

Обобщенные логические структуры выделить весьма трудно, потому что во всех рассказах, за исключением 13-го, один

и тот же счастливый конец, причем часто логически не вытекающий из предшествовавших событий. Применение методов сходства и различия (какие еще инвариантные элементы присутствуют там, где есть счастливый конец, и отсутствуют в трагичном рассказе 13) дает следующую информацию: счастливый конец налицо там, где героиня или герой не одиноки, и сохраняют оптимизм, веру в лучшее и уверенность в себе, несмотря на все драмы и переживания. В рассказе 13 героиня испытывает внутренний конфликт и сопряженное с ним одиночество — невозможность разделить с кем-то свои переживания. Исход этого рассказа — единственного их всех рассказов И. — плачевен для всех его участников.

Попробуем теперь выделить пять тематических компонентов рассказов по Н.А.Розову (1981). В протоколах И. они выделяются с неодинаковой четкостью и обладают разной степенью информативности.

1. Парадигматическая структура, образуемая пучками взаимосвязанных элементов содержания рассказов, довольно прямолинейна. Основной, наиболее характерный для рассказов И. инвариантный компонент имеет следующий вид:

Взаимная любовь —духовное единство — взаимопомощь - счастье (3, 5, 6, 8,10, 14, 17, 20).

Столь же характерен и следующий пучок:

Обман — переживание — вера в лучшее — дружеская помощь — преодоление — новое счастье (3, 4, 6, 9, 12, 14, 18).

При этом преодоление сводится к одному из двух вариантов:

—преодоление предыдущих разочарований в любви и

дружбе (3, 4, 6, 9, 18)

—преодоление попыток извне разрушить любовь (12, 14).

Интересен и отдельный комплекс:

Агрессия — уничтожение или самоуничтожение агрессора (1.1, 14, 16-3)

и компонент:

преодоление непонимания и сопротивления матери (2, 5, 12).

2. Оппозиционная структура, задаваемая противопоставленными друг другу конструктами, отличается четкостью, но малой информативностью. Она крайне проста и сводится к единственной оппозиции, вбирающей в себя все остальное:

Рис. 8. Оппозиционная структура рассказов И.

3. Синтагматическая структура, задаваемая типичными последовательностями событий, более информативна. Она образует несколько довольно четких цепей (рис. 9).

Эти синтагматические цепи хоть и не дают нам принципиально новой информации по сравнению с той, которую мы уже обсуждали выше, но позволяют крайне наглядно и компактно представить все без исключения сюжетные схемы, присутствующие в рассказах И.

4. Пространственная структура, задаваемая устойчивыми связями тех или иных содержаний с теми или иными пространственно обособленными зонами, а также перемещениями персонажей между зонами, не отличается четкостью. Героиня почти всегда статична, за редкими исключениями

Рис. 9. Синтагматическая структура рассказов И.

не покидает комфортного для нее пространства — дома, правда, с довольно размытыми очертаниями. В отдельных рассказах дом как пространство полной безмятежности и безопасности наполняется более осязаемым обликом и смыслом (7, 19). Ее возлюбленный вращается вокруг нее

по орбите, покидая ее на время и вновь возвращаясь (10, 12, 20). Существует некоторая зона зла, в большинстве рассказов лишь подразумеваемая, и лишь в отдельных сюжетах наполненная конкретным содержанием (4). Наконец, существует зона, локализованная в небесах или в космосе — обиталище Бога или других добрых могущественных сил, от которых положительные герои получают поддержку и помощь (11, 15). Положительные герои редко куда-то стремятся по свое воле, если не считать укрывательства, бегства (11, 14), отпора агрессору (16-3) или предотвращения, предупреждения зла (9, 15). Активность в большей мере присуща отрицательным персонажам и силам, которые вторгаются в жизненное пространство главных положительных героев, угрожают им, манипулируют ими или наносят им ущерб, принуждая их тем самым предпринять что-то для отпора, спасения или восполнения ущерба (1, 5, 11, 12, 14, 16-3).

Любопытным инвариантом множества рассказов И. является тема слежки или наблюдения. Следят все за всеми: отрицательные персонажи за положительными (5, 14), положительные за отрицательными (6, 9, 14), положительные за положительными (9, 17). Другим инвариантом является тема встречи с суженым — вроде бы случайной, неожиданной, но на самом деле давно ожидавшейся и предвкушаемой (6, 8, 17). В некоторых рассказах эта встреча ожидает героиню или героя в будущем (1, 4, 9).

5. Актантной структуры, задаваемой системой взаимоотношений между персонажами, мы уже отчасти касались выше, говоря об инвариантных образах действующих лиц. Попробуем теперь схематически изобразить общую актан-тную структуру основной массы рассказов И. в русле доминирующей интимной темы так, как это рекомендует делать Н.А.Розов (1981) (рис. 10,а). На рисунке 10,6 мы изобразим актантную структуру части рассказов с доминирующей абстрактно-философской и религиозно-мистической темой.

Рис. 10. Актантная структура рассказов И.

5.4.5. Общее диагностическое заключение

Общая характеристика актуального состояния и особенностей работы И. с тестом. Насколько можно судить по тесту, общий интеллектуальный уровень И. близок к среднему. Широкие неструктурированные познавательные интересы, фрагментарные обрывки знаний, нахватанные из разных источников. Воображение среднее, творческие способности не просматриваются. В рассказах много клише, нарушений логической связности, логических разрывов сюжета, искусственных конструкций. Речь неправильная. И. любит использовать слова, значение которых ей плохо известно, и делает это не всегда уместно. Избыточность и ненужные повторения в самих рассказах, привязка к деталям (высокая степень детализации, описательность, обилие переуточнений) свидетельствует о наличии выраженных обсессивно-компульсивных тенденций. И. испытывает неуверенность, стремится к рационализации, обоснованию всего, что рассказывает, мельчайшими деталями на картине и комментариями.

Особенности эмоциональной сферы и самоотношение. Эмоциональные реакции И. довольно интенсивны и примитивны по своему содержанию. Налицо некоторое преобладание эмоциональной сферы над интеллектуальной, которое И. рационализирует, говоря, что поддаваться эмоциям не следует, однако все через это проходят. И. демонстрирует весьма высокую самооценку. Ей свойственно морализаторство, особенно по отношению к персонажам своих же рассказов, обилие оценочных суждений и комментариев, практически отсутствуют нейтральные персонажи и нейтральные (ни хорошие и ни плохие) черты людей. Оценочное измерение пронизывает все рассказы без исключения. Это явно контрастирует со скрытой неуверенностью и вытесняемой тревожностью. Оптимизм, вера в светлое будущее не только присущи И. сами по себе, но и являются для нее ценностью, чем-то важным и значимым. Поэтому И. затрачивает много усилий для сохранения этого оптимизма и веры, вытесняя все то, что угрожает их подорвать, изгоняя сомнения и неуверенность. В больший-

стве случаев это ей удается. Вытесняются или отрицаются любые внутренние конфликты и коллизии.

Временная трансспектива и целеполагание. И. склонна к пассивности, предпочитает жить настоящим. Виды на будущее имеют вид скорее мечтаний, чем конкретных планов. Будущее — это место, где в один прекрасный день сбываются мечты, поэтому оно мало связано с настоящим. Прошлое также очень слабо интегрировано в общую картину себя и мира. В прошлом находятся в основном ошибки, негативный опыт, который остался позади и больше не повторится. Все плохое для И. в прошлом, а в будущем — только хорошее. Настоящее позитивно, ибо оно заполнено ожиданием будущего, прошлое же отсечено и практически не влияет на настоящее. Позиция пассивного ожидания светлого будущего проявляется также в несклонности И. что-либо предпринимать. Активность, не сводящаяся к повседневному труду или семейной жизни, проявляется, как правило, лишь в режиме реагирования на какие-то вторжения извне, угрожающие мечтам и душевному благополучию.

Картина мира И. весьма инфантильна, она носит сказочно-мифологический характер. Эту картину структурирует борьба добра со злом, причем существуют могущественные силы добра (Бог, Дева Мария и т.п.), которые в состоянии ликвидировать все проявления зла на Земле и в идеальном мире светлого будущего так и сделают. Инфантильная неспособность И. самой бороться со злом и столь же инфантильная убежденность, что добро должно воцариться, а зло будет ликвидировано, выражается в ее ожидании того, что зло либо самоликвидируется (например, в форме самоубийства злодеев), либо будет уничтожено могущественными высшими силами, и тогда все заживут счастливо и безмятежно. Такой же сказочно-мифологический вид принимает в сознании И. и картина социально-политических процессов в нашей стране, сводящихся к борьбе хороших людей и плохих людей.

Ведущие темы, потребности и межличностные отношения. Однозначно доминирующей темой в рассказах И. явля-

ется интимная, а потребностью — потребность в аффили-ации. Проблематика любовных отношений, таким образом, является для И. центральной. В рамках этой тематики встречаются два вида отношений: отношения обмана и манипуляции в якобы любовных отношениях, которые локализованы либо в прошлом, либо в настоящем, и взаимная безмятежная любовь, которая встречается с трудностями лишь внешнего характера и локализована в настоящем либо в будущем. Можно уверенно говорить об идеализации И. любви. Успешное соперничество со своей бывшей подругой на любовной почве находит отражение в рассказах 3 и 14 и рационализируется в весьма неприглядном изображении этой подруги. Агрессия в ее адрес и моральное оправдание И. этой агрессии настолько сильны, что в рассказе 14 И. заставляет бывшую подругу покончить самоубийством, а в следующем рассказе 15 этот сюжет продолжается, выступая поводом для очередной морализаторской концепции. В целом агрессия довольно выражена, но никогда не проявляется открыто: она всегда рационализирована или же просто вытесняется (18).

Семейные отношения представлены в основном отношениями с матерью (что закономерно, поскольку отца у И. нет). Они всегда носят вспомогательный характер по отношению к интимной проблематике, выступая как боковая сюжетная линия в контексте истории влюбленных. Отношения к матери носят амбивалентный, но не слишком эмоционально напряженный и проблемный характер; хотя мать и действует в ряде сюжетов вначале вопреки намерениям героини (из самых лучших к ней чувств), но в конце благополучно "перевоспитывается". Другие темы, такие как профессиональная, социальная, личная или не встречаются вообще или так же, как и семейная, выступают в виде боковой линии в контексте доминирующей интимной темы. Вероятно, на момент исследования любовные чувства И. настолько полностью занимают ее внутренний мир, что все другие сферы жизни оказались для нее незначимыми и отступили далеко на задний план. Единственная тема, кроме интимной, которая в ряде рассказов сохраня-

ет для И. самостоятельную значимость — это абстрактно-философская (обычно в сочетании с религиозно-мистической). Ей соответствуют потребности порядка и понимания. Значимость этой тематики, вероятно, связана со сверхценностью для И. ее общей сказочно-мифологической картины мира, на которой во многом основывается устойчивость ее самоотношения.

Критические зоны и гипотезы, требующие дополнительного подтверждения. Главной критической (болезненной) зоной И. являются сексуальные отношения. При общем весьма позитивном и оптимистичном эмоциональном фоне темы отношений между полами вопросы секса тщательно обходятся, а там, где это не удается (рассказ 13), общий эмоциональный фон меняется на резко негативный. Сексуальные отношения выступают как нечто греховное, опасное, демоническое, влекущее за собой трагедию, вину и

наказание.

Менее эмоционально напряженной, но заметной критической зоной является, по всей видимости, тема детей. Реальные дети не фигурируют практически нигде в рассказах, ни в настоящем, ни в прошлом, ни в светлом будущем, что особенно показательно, если вспомнить, что И. росла в многодетной семье. И наоборот, дети появляются в самых абстрактных картинах, где их появление не диктуется логикой сюжета (16-1, 19), причем в специфических "дереализованных" или "очужденных" вариантах (ребенок богоматери и инопланетный детеныш). Проигнорирована беременность женщины на картине 2.

Гипотеза, которая позволяет объяснить одновременно и специфическое отношение И. к сексу и избегание темы детей и беременности, состоит в том, что И. в прошлом пришлось пережить аборт на негативном эмоциональном фоне как исход сексуальных отношений, в которых она, поддавшись эмоциональному порыву, обманулась или была обманута. С этой гипотезой согласуются также общее отношение И. к прошлому ("отсечение" его от настоящего), а также генерализация из рассказа 9, гласящая, что "нельзя сильно поддаваться эмоциям", но "все через это прохо-

дят", и "кому-то везет сразу, а кому-то обязательно надо осечься". Тем не менее к этой гипотезе следует относиться как к требующей дополнительного подтверждения.

Это заключение хорошо согласуется (за исключением отдельных второстепенных деталей) с результатами других диагностических методик, приведенных в разделе 5.2. При этом очевидно, что данные ТАТ дают намного более обширную, глубокую и дифференцированную информацию, раскрывая многие особенности внутреннего мира И. и даже позволяя строить гипотезы о некоторых значимых событиях ее жизненного пути.

В заключение стоит отметить, что при всей подробности приведенного в этой главе анализа он, как и любой другой анализ, отнюдь не является исчерпывающим. Проницательный психолог может, вероятно, извлечь из рассказов дополнительную информацию, которая прошла мимо внимания автора. Этим и ценен Тематический апперцептивный тест — своей неисчерпаемостью, способностью поворачиваться разными своими гранями к разным психодиагностам и к разным обследуемым людям, и высвечивать в личности не только то, что нам нужно, но и то, что мы не в состоянии предположить заранее.

 

 

Литература

Абульханова-Славская К.А. О путях построе