Представьте всех действующих лиц ситуации в образах сказочных героев и нарисуйте их.

2. Задание для групповой работы. Из участников группы выберите исполнителей ролей и разыграйте ситуацию в панто­миме.¹ Теперь опишите все это в сказочной форме.

3. Задание с использованием оборудования имидж терапии.² Выберите себе костюм сказочного героя и расскажите всю исто­рию от его лица (при этом психолог может записывать рассказ на диктофон, это облегчит процесс написания сказки).

4. Не думая долго, скажите и запишите 10 слов. Они помо­гут вам описать ситуацию в форме сказки.³

5. Положите перед собой белый лист. Возьмите в руки руч­ку. На некоторых людей действует так называемый «страх бе­лого листа». Особенно тогда, когда отсутствует привычка что-

либо писать или сочинять. Размышляя о ситуации, просто нач­ните «калякать» ручкой по листу. Когда вы почувствуете, что рука остановилась, начните записывать сказку. Начало может быть таким: «Давным-давно жил на свете один человек...», или «История эта произошла совсем недавно, а может быть, и дав­но...», или «Однажды...».

В процессе сочинения сказок клиент активно переосмысли­вает ситуации своей жизни, и его мудрое бессознательное под­сказывает ему некоторое символическое действие, которое по­может освободиться от боли прошлого. В сказке «Муравьиный король» Тругольд совершал поступки, которые освобождали его от недугов, порожденных ложью. Поступки-искупления рож­дались из недр души героя, ибо никто ему не подсказывал, что нужно сделать. «

К такому поступку, доступному ему, клиент должен прийти самостоятельно. Поступками-искуплениями могут быть письма (отправленные и неотправленные) к обиженным вольно или невольно, создание творческого продукта, общественно полез­ное дело. Важно, чтобы клиент сам придумал это дело и сам реализовал его.

Показателем результативности третьей стадии сказкотера­пии зависимостей будет спокойное и объективное отношение клиента к неоднозначным ситуациям своей жизни, принятие жизненного опыта и желание дальнейших, позитивных изме­нений.

Таким образом, алгоритм терапевтического консультирова­ния на третьей стадии можно представить в виде следующей формулы:

¹ Подробнее об этой технике можно прочитать в кн.: Зинкевич-Евстигне-ева Т., Грабенко Т. Практикум по креативной терапии. СПб.: Речь, 2001. С. 136-143 (в разделе «Пантомима в драматизации сказок»).

² Подробнее там же, с. 143-146.

* Подробнее о сочинении сказок см. там же со с. 104.

Расе к а ] ы ал кис клиенту психоте­рапевтической Сказки, стимули­рующей процесс переосмысления жизненного опы­та, «моральной оценки». Размышления о сказке.

—►

Р а з м ы ш л е и и е клиента о своей жизни. Выбор «неоднозначной» ситуации. Обсуждение ситу­ации с психоло­гом. Переписывание ситуации в ска-тчмим форме. Поступок-пскуп-ленне.

— >

Рассказыва нне клиенту психоте­рапевтической сказки, стимули­рующей процесс переосмысления жщненного опы­та, «моральной оценки». Размышления о сказке.

■— >

Размышление клиента о своей жизни. Выбор но­вой «неоднознач­ной» ситуации. Обсуждение енту-ацни с психоло­гом. Переписыва­ние ситуации в сказочной форме. Поступок-искуп­лен не.

Психотерапевтические сказки, подбираемые или сочиняе­мые для третьей стадии, должны соответствовать следующим требованиям:

1. Герой сказки находится в состоянии осмысления собствен­ной жизни. При этом он может встретиться со своим Внутрен­ним ребенком; или находится в состоянии экзистенциального кризиса; или поставлен перед важным выбором и делает его «не по сердцу», или «против совести». Так или иначе, герой осуществляет «моральную оценку» прошлых событий.

2. В сказке описаны конкретные ситуации жизни, которые существенно повлияли на всю последующую жизнь героя.

3. Счастливый конец сказки. В конце сказки герой может потерять материальные блага, достигнутые им в результате «сделки с совестью». Однако, несмотря на материальные поте­ри, герой оказывается счастливым.

Примеры психотерапевтических сказок для третьей стадии сказкотерапии зависимостей.

Цитра (психотерапевтическая сказка Андрея Гнездидова)

Я, полный мыслей о себе, Не глядя растоптал цветок, Но смерть его к моей беде Дала невянущий росток...

Известный художник Георг К. в день рождения решил приобрести цитру. До сих пор в его доме не было ни одного музыкального инструмента. Это казалось тем более странным, что среди своего круга он славился именно изображением всевозможных источников музыки. На его полотнах являлись бесчисленные ва­рианты скрипок и виолончелей, контрабасов и мандолин, арф и волторн. Несмот­ря на однотипность натуры, художник умудрялся всякий раз подчеркивать нечто особенное в своих творениях. Инструменты лежали или висели в воздухе, фоном служил то алый бархат, то голубой шелк, то золотистая парча. А по соседств) могли сверкать хрустальные графины, серебряные кубки или фарфоровые вазы. Надо отдать справедливость, что картины производили впечатление. Особенно

изображения инструментов. Казалось, что они смолкли всего мгновение назад и эхо мелодии еще дрожит в воздухе. Изысканным почитателям своего таланта ху­дожник пояснял, что пишет «молчание после концерта». И кто бы. кроме немно­гих близких, знал, что Георг весьма туговат на ухо и в глубине души ненавидит музыку!

Нет, нет, он тщательно скрывал это за своей¹ подкупающей внешностью и манерами слегка чудаковатого добряка. Статный, сильный, с большой головой в ореоле развивающихся волос, он напоминал средневекового рыцаря. В то же вре­мя вкрадчивый голос, кажущаяся простота и готовность услужить всякому вызы­вали тотчас симпатию и доверие. Наверное, именно это обстоятельство до поры оберегало его от дурной славы, хотя причины для нее были.

Взять хотя бы музыкальные инструменты. Те, с которых он писал свои карти­ны, почему-то теряли свое прежнее звучание, портились, и их владельцы с доса­дой вынуждены были их менять. Что же, дурной глаз Георга был тому виной? Далекие от суеверий музыканты долго отвергали эту мысль, а те, кто допускал такую возможность, молчали. Сословное соперничество оборачивалось преда­тельством.

Меж тем оригинальная тема полотен Георга привлекала ценителей. За карти­ны платили большие деньги, а это, в свою очередь, способствовало его славе. Неудивительно, что со временем он оказался более известен, чем иные музыкан­ты. Впрочем, нельзя сказать, что богатство и известность принесли ему счастье.

Какой-то злой рок преследовал самого Георга. Он собирался жениться, но невесты его либо заболевали, либо бежали от него. Друзья оставались для него друзьями, пока находились на расстоянии. Стоило им сблизиться, он приносил им боль и разочарование. Животные, которых он заводил у себя в доме, скоро погибали. Наконец, когда любовная интрига сделала его отцом, он вынужден был отказаться от ребенка, так как худосочная и нервная девочка начинала отчаянно плакать и кричать в его присутствии, словно он внушал ей дикий страх. Он дал ей имя Виктория - победа, но она, как и все вокруг, принесла ему поражение.

Однако он не привык останавливаться и раздумывать над событиями. Азарт жизни гнал его вперед и вперед, словно где-то его ждала награда за все неудачи.

Но вот судьба все-таки заставила его оглянуться на свое прошлое. Случай привел его в дом, в котором оказалось невероятное количество музыкальных инструментов. Хозяин, как оказалось, коллекционировал звуки и сам считался Далеко не последним мастером этого искусства. Среди всевозможных фисгар­моний, фаготов, кларнетов, арф Георг вдруг увидел великолепную черную цит-РУ- Она была сделана из породы какого-то редкого дерева и по краям инкрусти­рована перламутром. Гриф украшала резьба из слоновой кости в сочетании с Серебряной чеканкой. Изящные линии изогнутого корпуса, стройный ряд звон­ких струн создавали впечатление драгоценной игрушки. Художник долго не мог оторваться от нее. а затем обратился к хозяину с просьбой продать цитру за ■"юбые деньги.

- Я не продаю инструменты, а в деньгах не имею особой нужды. - последо­вал ответ.

Тогда Георг стал заклинать коллекционера отдать ее. обещая взамен достать все что угодно. Наконец хозяина тронула униженная мольба художника, и он со­гласился отдать цитру. Взамен Георг должен был достать ему пару больших цер­ковных колоколов.

Нет. не красота и не редкость цитры поразили художника. Для него это оказа­лась встреча с давно забытым прошлым.

Георг был тогда еще подростком и жил в захолустном городке на берегу моря. Ловкость, сила, подвижность ума и многочисленные способности сделали его кумиром среди детей того же возраста. Они играли дни напролет, и, конечно. Георг был их предводителем.

Но вот его первенство поколебалось. В тот город приехала семья учителя. И дочь его. тихая задумчивая девочка по имени Исенна, вдруг покорила всю буйную ватагу его сверстников. Георг не понимал, как это могло случиться.

В один из вечеров, когда они обычно носились по улицам или забирались за фруктами в чужие сады, Исенна вынесла цитру и стала играть на ней. Дети при­шли в себя, только когда село солнце. И звезды мерцали так. словно их трогали звуки, извлекаемые девочкой из инструмента. Мог ли Георг забыть эту цитру и все, что было с ней связано? Да. он возненавидел Исенну и за ее красоту, и за волшебную музыку, и за то. что она отобрала у пего восхищение и покорность ватаги детей, принадлежащих ему одному.

На окраине города жила старая цыганка, к которой многие жители города ходили за советом. Георг решил последовать их примеру. Вытащив из копилки все свои сбережения, он пошел за советом к старухе. Смеясь, она отгадала его мысли.

- Разбей ее цитру и приходи ко мне снова. - сказала она.

Глухой безлунной ночью он забрался в дом Исенны и выкрал инструмент. Затем с помощью топора он принялся крушить хрупкие стенки цитры. Темным ужасом отозвалось его сердце, когда в звоне разрубленных струн он услышал жа­лобный стон Исенны.

Ни назавтра, ни на следующий день девочка не вышла на улицу. Дети узнали только, что она тяжело заболела. А еще через неделю Исенны не стало...

Георг не хотел вспоминать те дни, когда муки совести боролись в нем со страхом разоблачения и наказания. Прошло немало времени, пока он овладел со­бой. Разве могла быть какая-то связь между цитрой и жизнью девочки? Мет. всего лишь совпадение! Как он ни убеждал себя в этом, но снова пойти к цыганке боял­ся. Тем не менее она сама нашла его.

- Ты заслужил награду, сынок, - сказала она, схватив его за руку и пристально глядя в глаза. - Если бы девочка выросла, ей не было бы равных среди музыкантов.

Георг отшатнулся, и в груди его что-то тоскливо оборвалось. Он так хотел, чтобы ведьма обманула его. укрепила в правоте, но она оказалась безжалостна.

-Не унывай, - заметила старуха, -у сильных не должно быть сомнений. Твоя ненависть просто попала в цель. Это бывает редко, и вины здесь нет. но удачу нужно вознаградить. Ты можешь загадать три желания, и они исполнятся. Не торопись, сынок, у тебя есть время впереди. Много времени, много жизни...

Она вдруг рассмеялась, а он, чего-то испугавшись, убежал. Долго Георг не верил словам ведьмы, пока нужда не заставила его испытать их на деле.

Со дня смерти Исенны его не покидало чувство страха, и лишь наступала ночь, ему чудился плач девочки. Он затыкал уши ватой, прятал голову под подуш­кой, но все напрасно. Тогда он вспомнил о возможности загадывать желания и пожелал не слышать ее голоса.

Воистину, дьявольская награда была дарована Георгу. Он перестал слышать не только рыдания Исенны. но и любые музыкальные звуки.

Впрочем, эта частичная глухота спасла его от сумасшествия и даровала ост­роту зрения. Он стал хорошо чувствовать краски, и карьера художника смогла утолить в нем жажду славы.

Однако прошлое не отпускало его. Недостаток слуха заставлял его ненавидеть музыку И он, пользуясь своими тайными силами, вел с ней жестокую борьбу.

И вот встреча с цитрой в доме коллекционера. Георг мог поклясться, что драгоценный инструмент, если не является тем же самым, то, во всяком случае, полный двойник цитры, которую он разбил.

И как преступник возвращается к жертве, так и Георг потянулся к этому ин­струменту. Словно цитра могла вернуть ему беспечную невинность тех дней дет­ства, пока он не обратился ко злу.

Образ Исенны встал в его душе в ореоле музыки и красоты, и ему казалось, что он любил ее. Да. да. любил. А ненависть была лишь борьбой за самого себя. Он не умел жертвовать собой и уступать первенство. Вот в чем причина.

Увы, эти переживания лишь на мгновение вспыхнули в нем и погасли. Судь­ба продолжала вести его по выбранному пути. Неожиданная дружба с коллекцио­нером, который так великодушно уступил ему драгоценный инструмент; внезап­но оборвалась. Георг тщетно пытался достать обещанные ему церковные колоко­ла. Увы, они. словно заговоренные, давали трещину в его руках. Тем не менее художник решил не возвращать коллекционеру цитру и. отослав ему деньги, по­старался забыть о нем.

Однако это не удалось. Приобретенная цитра, войдя в его дом, стала непо­нятным образом влиять на всю его жизнь. Во-первых, по ночам он стал слышать музыку. Она будила в нем грезы об Исенне. Порой, сделав нечеловеческое усилие, чтобы проснуться, он видел хрупкую девичью фигурку, склонившуюся над цит-рой. Во всяком случае, так ему казалось.

Он просыпался в слезах и много раз хотел взять в руки кисть, чтобы нарисо­вать цитру и тем самым лишить ее голоса. Но что-то останавливало его.

Во-вторых, мастер Феликс, как звали коллекционера, после черной неблаго­дарности Георга решил, по-видимому, противостоять ему. До художника дошли слухи, что он берется чинить инструменты, которые потеряли звук после того,

как Георг рисовал их. Причем успешно справляется с этим. Поначалу это не бес­покоило художника. Но вот к нему стали приходить люди, купившие его полотна. и возвращать их обратно. Краска на полотнах почему-то быстро тускнела и осы­палась.

Надо было срочно что-то предпринимать. Преступное начало, подогревае­мое самолюбием, снова получило пищу. Георг пустил в ход клевету, пытаясь опо­рочить Феликса в глазах друзей и заказчиков. Это не помогло.

Тогда он проник в дом мастера, чтобы учинить разгром его коллекции. В сумерках пустой мансарды ему помешала какая-то девочка-подросток. Увидев Георга, она кинулась к домашнему органу и нажала на клавиши. Резкие сильные звуки, которые художник не слышал с детских лет, отбросили его в сторону. Он прижался к стене, потрясенный тем, что слышит музыку не во сне, а наяву. Меж тем со стен, где висели скрипки, виолончели, арфы, волторны. подхватив мело­дию, зазвучал целый оркестр. Георг в ужасе попятился к дверям. Гневно гремели трубы, врезались струнные, и художник узнавал каждый из этих инструментов. Не он ли лишил их голоса? Теперь настал их час.

Художник бежал, но отступать не собирался. У него было еще два неиспол­ненных желания. Он должен был уничтожить Феликса, иначе вся его карьера, слава, деньги рассыпятся в прах. Георг решил принудить мастера к поединку и загадал себе победу.

В сером предутреннем тумане на заброшенном пустыре Георг встретил Фе­ликса, возвращающегося домой. Оскорбив мастера, художник протянул ему одну из рапир и преградил дорогу. Бой оказался неравным. Феликс только отбивался. не желая наносить противнику удара. Георг, разъярившись, торопился его зако­лоть. В какой-то момент мастер вдруг отвернулся и опустил оружие. Трудно было ударить незащищенного в грудь, но Георг зажмурился и послал вперед рапиру. Клинок вошел в чей-то слабый вскрик. Художник не заметил, как из тумана мет­нулась фигурка девочки и заслонила собою Мастера. Это была та, что помешала ему разгромить мансарду. Ученица мастера! Но не только.

Когда Георг склонился над ней. с ужасом пытаясь припомнить, где еще видел ее лицо. Феликс отстранил его. Взяв девочку на руки, он быстро двинулся к дому

- Кто она? Кто? - закричал ему вслед художник, уже почти догадываясь об ответе.

- Твоя дочь! - ответил Феликс. - Твоя Победа!

Земля закружилась перед глазами Георга. Он не помнил, как вернулся к себе домой и стал крушить свои собственные картины. Чья-то рука остановила его. Он пришел в себя. Перед ним дымились запавшие глаза старой цыганки.

- Остановись! У тебя же есть еще одно желание. Ты можешь уничтожить всех своих противников.

- Нет! Я хочу, чтобы мне вернулся слух!

-Ты потеряешь все и перестанешь быть художником! -закричала ведьма.

- Пусть, я хочу слышать, - прошептал Георг.

Да. слух вернулся к нему. Он забросил свои занятия живописью и стал неиз­менно посещать все концерты, которые давались в городе. В свободные часы он простаивал возле дома Феликса, глядя на его окна. Там. чудилось ему. звучит вечный концерт. Но среди прочих инструментов он жадно ловил звуки цитры. Вместе с тем легкая и хрупкая тень женщины падает на шторы и заставляет его прижимать руки к груди. Нет. это не Исенна его детства и не Виктория, дочь его. То сама Фея Музыки играет в мансарде мастера. И Георг счастлив одним тем, что может слышать ее...

Вопросы для размышления и обсуждения сказки «Цитра»

• Какие чувства и мысли рождает эта сказка?

• Если бы Георг не встретил на своем пути коллекционера и не увидел цитру, как бы могла сложиться его дальнейшая жизнь?

• Ассоциации с какими событиями жизни рождает эта сказ­ка?

Возможные линии обсуждения сказки «Цитра»

• Прошлое является источником настоящего.

• Нередко человек во взрослой жизни борется с детскими страхами и обидами.

• Внутренний надлом или поступок против совести невоз­можно скрыть за внешним обаянием и успешностью.

• Если человек обратился ко злу, даже исполнение жела­ний не принесет радости в его сердце.

• Неправедный образ мыслей и жизни, разрушительные по­ступки обрекают душу человека на заточение в темнице внут­ренних противоречий. Освобождение души может повлечь су­щественные материальные потери, но главным приобретением станут ощущения счастья и покоя.

Сказание о Раунском утесе (психотерапевтическая сказка Скайдрите Калдупе)

Великан обошел всю Видземе¹ и прилег отдохнуть, положил голову на бу­гор. Издали он походил на огромный серый валун, и только золотистые волосы его колыхались, как полевица на июньском ветру.

Но долго не улежишь, если край неба рдеет от вечерней зари, будто приреч­ный луг. заросший первоцветом, а дорога белой мглистой рекой вьется меж гору­шек и гор и все твердит ему, твердит, что, может быть, не за этим, так за другим холмом Великан непременно повстречает свое счастье.

И снова его одолела с ранней юности знакомая, но неутоленная жажда счас­тья. И Великан засмеялся. От его счастливого смеха захмелела земля, и по краям дороги проснулись цветы подмаренника.

Великан поднялся и пошел в дальний путь. Поутру из-за поворота дороги выходит ему навстречу девушка - на плечах белая шаль с голубыми узорами, вок­руг стана пояс из лиловых и синих бусин.

Остановился Великан, глядит не наглядится. Глаза слепит, голова идет кру­гом, а губы просят у сердца слов, которых еще никто не слышал и не говорил. И нашлись они, такие слова, только вымолвить их нелегко.

- Э-э-э... кто ты? - заикаясь, спрашивает Великан.

- Я - твое счастье, - отвечает девушка и подходит ближе.

- Э-эх! - Великан радостно переводит дух, а сердце его волнуется, как бур­ное море. Ну нет, так нельзя! Нельзя, чтобы море, летним зноем нагретое, так бушевало в груди, каждой волной своей и обжигало, и освежало. И стыдно Вели­кану в этом признаться. Стыдно и за свои огромные лапищи, за желтые космы волос.

- Вот те на! Что мне с тобой делать?! - растерянно вымолвил Великан. - Уж больно ты хрупкая, уж больно ты нежная, и так нежданно-негаданно появилась! Да вправду ли ты и есть мое счастье, моя милая, моя суженая?

- Присмотрись, узнай, тогда и суди! - засмеялась девушка, и пояс из бусин. вторя ее смеху, зазвенел, засверкал сине-лиловыми, зелено-синими огоньками.

А Великан потопал к озеру за советом.

- Послушай, друг, мне повстречалось счастье! Да как узнать, взаправду ли это мое счастье, моя суженная? Идет мне навстречу и говорит, будто я ее искал. Еще чего! Разве я искал? Я просто так пошел Видземе посмотреть.

Призадумалось озеро, темные морщины избороздили его лик. Долго оно молчало и наконец заговорило:

¹ Видземе - лесной район Латвии.

- А есть у нее в глазах зеленые искры? Есть шаль цвета речной волны? Тиха ли речь ее. как шепот камышей? Такой была моя суженая, мое счастье, верное. настоящее. Когда я разбушевалось в бурю и вздумало из берегов выпрыгнуть, она меня успокоила, накрыла покрывалом из водяных лилий...

Выслушал Великан, что сказало ему озеро, и пошел обратно. Видит - сидит у дороги девушка, пояс из бусин в руках теребит.

-Что же ты тут сидишь?-спрашивает Великан.

- Тебя жду и все думаю, куда поведешь меня - только до реки Гауи или до самого моря?

- А ты для меня ненастоящее счастье. В глазах у тебя нет зеленых искр, и речь твоя не похожа на шепот камышей... А покрывало из водяных лилий ты ткать умеешь?

- Нет. не умею, - и смуглая душистая рука ее легко легла на плечо Велика­на. - Посмотри, как синеет там даль, у края неба. Побежим с дорогой наперегон­ки, это я умею. Я так хочу увидеть море.

Теплой волной захлестнуло сердце Великана, но вот она схлынула, и сомне­ния грудой серых камней навалились ему на голову и грудь. Он снял с плеча смуг­лую руку девушки, и один пошел к высокому холму. У большого холма и муд­рость большая. Наверняка холм даст ему мудрый совет.

Высокий холм гордо взирал на облака и сперва даже не слышал, о чем ему толкует Великан, а когда услышал, сердито нахмурил лоб.

- Что ты ко мне пристал? - проворчал он недовольно. - Почем я знаю, каким должно быть твое счастье?

- Не сердись, брат! Я к тебе только за советом. Ты же знаешь, каким бывает настоящее счастье.

- Мое счастье, моя суженая, была молчалива. Сидела в тенистом ельнике и восхищалась моей высотой. Глаза у нее темные, как земля на пашне, волосы цве­та ольхи, когда в ольшанике токуют тетерева.

- Спасибо, брат, - сказал Великан, кивнул головой и побрел обратно. А у самого глаза грусти ые-грустные. Отыскал он девушку у пригорка в Рауне и сму­щенно вымолвил:

-Нравишься ты мне... Очень нравишься, но ты ненастоящее мое счастье. Ты не молчалива и мной не восхищаешься, и глаза у тебя не темные, как земля на пашне... Ступай своей дорогой.

Но девушка только рассмеялась в ответ, да так весело, что на обочинах доро­ги повыскакивали ватаги белых ромашек.

- Я правда твое счастье, твоя суженая. Пойдем вместе до самого моря. Ведь ты ходок неутомимый, да и у меня шаг легкий. По вечерам твои руки будут слу­жить мне изголовьем, а днем я буду шагать с тобой рядом и слушать твои расска­зы. Ты высок и. значит, будешь видеть дальше меня. И порой я буду проситься к ^тебе на руки, и тогда я тоже увижу дальние дали. Каждое утро твоя улыбка будет светлее вчерашней.

- Но ведь ты ненастоящее мое счастье. - прошептал Великан, едва не захме­лев от одного ее взгляда. Бывают же у иных глаза, -точно сизой дымкой подерну­ты, и взгляд их согревает и манит. - А может, ты и в самом деле мое счастье. -помолчав, добавил Великан, чувствуя на щеке ее легкую смуглую руку. И все же опять отправился просить совета. I la сей раз он пришел к Медвежьему болоту.

- Слышь, дружище, ты такое большое, широкое, много видишь, много зна­ешь. Дай совет. Скажи ты глупому Великану, каким должно быть настоящее сча­стье.

- Мое счастье, моя суженая курлыкала по-журавлиному и день-деньской жа­ловалась на мои окнища, все грозилась уйти, убежать, но весной всегда ко мне возвращалась. Волосы у нее. как серый лишайник, а руки цепкие, как корни мож­жевельника. Я был с ней очень счастлив.

- А не заводила ли она речь все о море да о море? - спросил Великан, и голос его прозвучал так жалобно, словно стон ветра на голой осенней поляне.

- Ну. что же это за счастье, если то и дело про море твердит! Море отсюда не видать, оно очень далеко.

Опечалился Великан, пошел прочь.

- Не твоя сужж-женая, не твое счасс-стье! - весело зудели мелкие болотные слепни, присаживаясь на вспотевшие плечи Великана.

Он не вернулся к пригоркам Рауны. Нечего ходить прощаться, коли счастье это ложное.

Лето щедро дарило благодатные дни, один краше другого, но потом вдруг одумалось, заскупилось. И дни стали серыми, один печальней другого. Вечерами в августе горьковато пахли головки хмеля, горечь пробралась в сердце Великана. Почему же счастье его так прячется? Может, он случайно прошел мимо него?

Небо застлали темно-синие сентябрьские тучи, березы теперь кажутся белы­ми свечами, каждую ночь ветер сшибает их желтое пламя, с каждой ночью блек­нут огни лета. И лишь еловые леса синеют на горизонте, - смотришь на них - и сердце томят воспоминания.

В первые заморозки голубым утром воротился Великан в холмистую Рауну. Не позвякивает пи тут где-нибудь пояс из синих бусин? Не зазвенит ли за кустами веселый смех, и не лягут ли на его плечи легкие смуглые руки? А нежный голос не попросит ли его ласково: «Ведь ты больше меня, и ты видишь дальше. Возьми же меня на руки... побежим наперегонки с дорогой...».

11о никто не вышел ему навстречу. Только деревья шумно спорили с ветром да по-осеннему пахли кустики брусники.

Малая речушка, которую Великан не видел летом, петляла в кустах ольхи и лещины, коричнево-зеленая в зарослях, светло-голубая на открытых местах, по­хожая на жемчужный пояс...

- Ау! Где ты. мое счастье! - закричал Великан во весь голос.

- Ау-у-у-у! - откликнулась речка.

- Ау! Покажись, счастье мое, покажись! - еще громче крикнул Великан.

- Ау-у! -откликнулась речка. -Ты меня не узнал, ты в меня не поверил... -Кудаты спешишь, журчалочка?

- К Гауе, к Гауе, а потом с нею вместе к морю!

Сердце Великана сжалось от боли. Он приник к земле, слушая журчание реч­ки и голос своих воспоминаний.

Шли дни, и шли годы. Великана больше ни разу не встречали среди Раунских пригорков. Но на берегу малой речушки появился утес. Так тесно приник он к земле, так низко пригнулся над речкой, что капли воды прибрежного родника из-под него падали прямо в речную воду. Камень этот похож на огромное веко, при­крывающее глаз, в котором таятся печаль и воспоминания. А мелкие капли род­никовой воды постоянно повторяют путнику;

- Эта речка была когда-то поясом из синих бусин. Он принадлежал моей су­женой, моему счастью. Из-за моих сомнений оно преобразилось. Но то было мое счастье, и никто другой не мог его ни узнать, ни понять...

- То было твое счастье, - журчала речка, - и никто другой не мог его ни уз­нать, ни понять...

Вопросы для размышления и обсуждения

• Отчего у Великана возникли сомнения в истинности свое­го счастья?

• Почему преобразилась суженая Великана?

• Ассоциации с какими событиями жизни рождает эта сказка?

Возможные линии обсуждения сказки

• Сожаление об упущенных возможностях, неправильном выборе в важной жизненной ситуации. Ситуации, после кото­рых все в жизни «идет наперекосяк».

• Ответственность перед теми возможностями, которые дает жизнь.

• Чужие советы и их влияние на жизнь человека.

• Горечь утраты и «собственной глупости» может привести к остановке в развитии и регрессу. События, связанные с поте­рями или неверными решениями, служат жизненными урока­ми. Они осмысляются и поступают в копилку жизненного опы-

та. Если этого не происходит, некоторое событие может стать «камнем преткновения» и овладеть мыслями и чувствами чело­века. Чувство «невозможности что-либо изменить» может дове­сти до отчаяния. Так утес у речки роняет слезы, а сама речка бежит к морю. Утес «увлечен» своей потерей, а речка следует своему пути.

Ночной гость (психотерапевтическая сказка Владимира Яетапчика)

Логда все гости разошлись и надо было идти спать, я услышал тихий голос ниоткуда: «А может, чаю еще попьем?».

Первым желанием было куда-то убежать, но бежать было некуда, это была моя единственная квартира, и, пересилив страх, я сказал вслух: «Поздно уже, пора спать». И тот. ниоткуда, просго сказал: «Спокойной ночи» и замолчал. Но спать мне уже расхотелось, а разговаривать с голосом из ниоткуда было страшно.

И вдруг опять этот голос насмешливо-весело спросил: «Тебе страшно, навер­ное, очень. Боишься, да?». Собравшись с духом, я честно ответил: «Да, побаива­юсь». - «Да не бойся, мы с тобой давно знакомы». - успокаивающе произнес го­лос из ниоткуда.

Я сразу стал перебирать в памяти всех своих знакомых, но. к сожалению, этот голос слышал впервые. Но опять, собравшись с духом, спросил: «Извините, конечно, но я вас что-то не припоминаю. Может, вы мне напомните, когда и где мы встречались».

Как он стал смеяться, это невозможно описать. Это надо было слышать. Та­кой заразительный смех бывает только у школьных весельчаков-разгильдяев. Они на уроке вдруг начинают ни с того ни с сего так заливаться, что вскоре весь класс весело хохочет, сам не зная над чем.

Вот так я ржал минут десять, не зная над чем и не зная с кем. Потом утер выступившие слезы, веселье прекратилось, и голос поинтересовался: «А ты на конях еше ездишь, не трусишь, как раньше?».

Как я возмутился: «Это я трушу?! Да я никогда лошадей не боялся!». Но го­лос с сожалением произнес: «Да! Врать тоже не перестал!».

В голове моей мысли гудели пчелиным роем: кто он такой, откуда меня знает, может, вместе со мной конным спортом в детстве занимался?.. Но ответа себе найти не смог. И чтобы как-то прийти в себя, пошел на кухню и поставил на плит\ чайник. Достал две чашки и поставил на стол. Печенье в доме я не держал, номой любимые конфеты «Серенада», к счастью, всегда были, они и украсили наш стол. Но голос почему-то молчал.

За окном стояла густая темная ночь, звезды показывались в редких протали­нах и снова скрывались за темным ночным покрывалом, сотканным из туч и обла­ков. А совсем недалеко шумело море: наверное, начинался шторм. И вскоре в окна стал биться ветер, пытаясь проникнуть ко мне на кухню. Может быть, тоже чаю захотел. А может, захотел разбить стекло.

Мне ужасно нравится наблюдать за непогодой-за окном, когда вокруг все сви­стит и бушуег, а ты сидишь в тепле, припав лбом к стеклу, и смотришь на эту'чехар­ду. Ветер рвет покрывало из облаков, его куски разлетаются по всему небу, и как ярко сияют звезды на черном полотне ночи. А вскоре появляется луна и освещает мягким светом барашки пены на гребнях разбушевавшихся волн. Как мне нравится эта живая картина за окном, написанная великим художником - стихией!

Не удержавшись и не дождавшись своего странного ночного гостя, я одева­юсь и иду в ночь на берег моря. На улице ветер рвет завязанный узлом на шее шарф. Хлещет порывами по щекам, пытаясь загнать обратно домой. Видно, боит­ся, что я узнаю какие-то его тайны.

Но я все равно иду по узкой дороге ср'еди темного леса к морю. Издалека видно, как над дюнами вздыбливаются огромные волны, обрушиваясь на песча­ный пляж, пытаясь огромными водяными языками дотянуться до ближайших со­сен. Я бреду по пляжу, отбегая от назойливых волн ближе к лесу. А ветер все не может успокоиться и крутит вокруг меня вихри песка и морских слез.

Кажется, что в ночи все спряталось, замерло и ждет - кто же победит. Но тут не бывает победителей и побежденных, это просто картины, которые рисует ве­ликий художник.

Вдали вспыхивает маяк, ободряя меня и предупреждая далекие корабли. По­немногу ветер начал меня побеждать, забираясь под куртку и даже каким-то обра­зом в штанины. Концы пальцев совсем онемели от холода, не помогли даже теп­лые перчатки. А бедный нос. исполняя роль флюгера, уже сам поворачивал к дому. Последние метры перед домом я уже бежал бегом. И ветер с треском захлопнул за мной дверь, как бы говоря: «И больше не высовывайся». Мысленно я пообещал этого не делать.

В доме было тепло, тихо, тут не завывал промозглый ветер, и тонкий аромат давно заваренного и уже остывшего чая висел в воздухе, возбуждая желание со­греться этим спасительным напитком. Не успел я зажечь на кухне газ. как опять раздался знакомый голос: «Да, чайку бы сейчас не мешало, что-то я замерз на этом ветродуе».

Во мне от неожиданности все вздрогнуло, и я замер с зажженной спичкой в руке. Мне казалось, что стоит мне обернуться, и я увижу, кто со мной разговари­вает. Но все мои попытки были безуспешны. Я крутился как юла вокруг своей оси, но никого, увы. не видел. Потом, взяв себя в руки, я спросил: «Ты что. был со мной на море?». - «Да, был. А что, ты меня не заметил?» - ответил голос и опять, как в первый раз, весело рассмеялся. «Ишь. какой смешливый. - подумал я. -хо-Дит за мной по пятам».

Над чашками тонкой струйкой поднимался пар. Одна чашка была предназна­чена для моею ночного невидимого гостя, другая для меня. Я сидел за столом возле окна, рядом с плитой, на своем любимом месте. А чашку для гостя я поста­вил на другом конце стола, напротив себя. Чай был ароматным, и три ложки саха­ра сделали его вкусным и сладким.

Я медленно его потягивал через край чашки, немного обжигая губы, но мне всегда доставляло удовольствие нить очень горячий чай.

Когда я путешествовал в поисках пришельцев из других миров по далекой тайге, темными морозными ночами мы отогревались вот таким сладким горячим чаем. Наши обожженные губы с удовольствием тянули кипяток, согревая все внут­ри. Даже на сердце становилось намного теплее. Мы вспоминали далекий родной дом, и никакой мороз нам был нестрашен.

Я с детства не любил кашу, а там далеко, у пылающего костра, среди беско­нечной тайги, наворачивал ее за обе щеки, и не надо было меня упрашивать. А потом мы опять разогревали в походном котелке чай. и начинались долгие исто­рии и рассказы, от которых тоже становилось теплее.

И тут я увидел, что напротив меня за столом кто-то сидит; сквозь его про­зрачную фигуру я видел дверной шкаф, холодильник и спинку стула, на котором он сидел. Но я точно разглядел, что это был мальчишка. На нем. кроме смешных трусов до самых колен, больше ничего не было, но и не было заметно, что ему прохладно.

Я торжественно объявил: «>1 тебя вижу, и ты совсем еще маленький, но ска­жи мне. кто ты и откуда?». Малыш положил руки на стол, положил их одна на другую, как на школьную парту, посмотрел мне прямо в глаза и сказал: «Я при­шел к тебе из своего сна. - мне очень хотелось узнать, кем я буду, когда вырасту». Мне стало не по себе: напротив меня сидел я же сам, но лет на тридцать моложе.

Эти прозрачные очертания даже отдаленно не напоминали мою нынешнюю фигуру, но мне были так знакомы эти острые коленки, торчащие ребра и вихрас­тая голова с большими ушами. Ну, конечно, и глаза, любопытные и стреляющие взглядом из одной стороны в другую.

Он то рассматривал электрический чайник (который не работал уже целую неделю), то смотрел на кухонную люстру с неподдельным удивлением. Потом произнес: «Если расскажу ребятам - ни за что не поверят, скажут, что я как всегда вру» и посмотрел на меня с просящим выражением, чтобы я как-нибудь это под­твердил.

Но он был неглупым малым и быстро понял, что это невозможно - ведь это был просто сон. Малыш посмотрел в темень через окно и. указав пальцем по направлению к морю, сказал: «А тут рядом наша дача».

Я, соглашаясь, кивнул, но не стал его расстраивать, рассказывая, что там уже много лет живут другие люди. И каждый раз. когда я иду гулять на море с собакой, всегда вспоминаю, как бегал вот таким малышом по дюнам или поздно вечером забирался на крышу маленького дачного домика и, затаив дыхание, смотрел на