Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Йога: концентрация на предмете

Поиск

 

Первые отчетливые ссылки на йогические техники появились в брахманах и — более подробные — в упанишадах. Но уже в Ведах упоминались аскеты и фанатики экстаза, владевшие разными комплексами практической пара-йоги и управлявшие "волшебными силами" (см. § 78). Издавна термин «йога» обозначал любую технику аскезы и любой прием медитации; они почти повсеместно практиковались в Индии — и адептами брахманизма, и буддистами, и джайнами. Наряду с этой — несистематизированной и «популярной» — йогой, постепенно утверждалось учение йога-даршана, классическая йога, позднее сведенная Патанджали в единую систему "Йога-сутры".[140]

Автор признавал (ЙС I 1), что он лишь суммировал и записал философские и практические принципы йоги. О самом Патанджали не известно даже, когда он жил: во II в. до н. э. или позднее — в III в. или даже в V в. н. э. Из технических приемов йоги автор сохранил лишь те, которые были надежно проверены временем. Что касается теоретических и метафизических обоснований, то творческий вклад автора невелик: Патанджали воспринял лишь главные положения философии санкхья, приложив их к довольно-таки поверхностному теизму.

Классическая йога начинается там, где кончается санкхья. Патанджали не считал, что метафизическое знание само по себе сможет привести человека к освобождению. Знание, считал он, лишь готовит почву для завоевания свободы: последняя достигается путем практики аскезы и разных видов медитации. Патанджали так определял йогу: это "прекращение вихрей сознания" (ЙС I 2). Вихри сознания (читтавритти) бесчисленны и разделяются на три категории: 1) ошибки и иллюзии (сны, галлюцинации, ошибки восприятия, смешение понятий и т. д.); 2) совокупность нормального психологического опыта (все, что видит, ощущает или думает человек, не практикующий йогу); 3) выработанный в ходе йогической практики парапсихологический опыт, доступный лишь некоторым посвященным. Задача йоги Патанджали — свести на нет две первые категории вихрей сознания (первая рождена логической ошибкой, а вторая — метафизической) и заменить их единым" опытом" — энстатическим, сверхсенсорным и внерациональным.

В отличие от санкхьи, йога преследует цель постепенно разрушить группы, виды и разновидности "вихрей сознания" (читтавритти). Разрушение не состоится, если сначала не познать эмпирическим путем структуру, происхождение и прочность того, что подлежит разрушению. "Эмпирическое знание" включает в себя следующие понятия: метод, техника, практика. Нельзя ничего усвоить, не пройдя путь йогической практики: вот лейтмотив наставлений по йоге. Вторая и Третья книги «Йога-сутры» почти полностью посвящены практике йоги (очищения, телесные позы, техники дыхания и т. д.). Без практического освоения читтавритти не поддадутся управлению и конечному уничтожению; путь к свободе проходит через опыт.[141]

Элементы психоментального потока — вритти — порождаются неведением (ЙС I 8). В йоге для уничтожения вихрей сознания недостаточно устранить метафизическое невежество: к месту разрушенных одномоментных вихрей сознания тотчас же устремятся потоки других, несущие мириады скрытых, прятавшихся в подсознании, потенций (васана). Понятие васана — главное в психологии йоги. Препятствия, чинимые импульсами подсознания на пути к освобождению, имеют двоякую природу: с одной стороны, васаны без конца питают психоментальный поток, нескончаемый ряд читтавритти, с другой стороны, из-за своей специфической (подсознательной) модальности васаны Не поддаются контролю и укрощению. Даже прошедший длительную подготовительную тренировку йогин рискует сбиться с пути под натиском мощного тока ускоряемых васанами психоментальных «вихрей». Для успешного разрушения читтавритти необходимо разорвать связь «подсознание-сознание».

Предваряет медитацию в йоге экаграта, концентрация на одном предмете: физическом теле (кончике носа, блестящем шаре и т. п.), мысли (метафизической истине) или Боге (Ишваре). Упражнение экаграта помогает контролировать две составляющие ментального потока: внешние чувства и подсознание. Концентрация на одном предмете не может, конечно, дать желаемый результат, если она не дополнена физическими упражнениями и специальными приемами. Например, экаграта будет малоэффективной, если тело устало или принимает неудобную позу, если дыхание беспорядочно и неритмично. Вот почему техника йоги совершенствуется постепенно, путем ступенчатой (анга, "член, участник") тренировки тела и психики, путем духовных упражнений. Эти «члены», компоненты йоги — одновременно и группа комплексов психической тренировки, и этапы пути духовности и аскезы; конечным пунктом этого пути является «освобождение». «Йога-сутра» (II 29) предлагает следующие, классические этапы подготовки: 1) сдерживание, самоконтроль (яма), 2) соблюдение предписаний, послушание (ньяма), 3) телесные позы (асаны), 4) упорядочивание дыхания (пранаяма), 5) освобождение органов чувств от восприятия внешних объектов (пратьяхара), 6) концентрация (дхарана), 7) йогическая медитация (дхьяна), 8) стазис (самадхи).

 

Техники йоги

 

Любая система йоги обязательно начинается с двух комплексов ямы и ниямы. Яма, «воздержание», включает пять предписаний: ахимса ("не убивать"), астейя ("не красть"), сатья ("не лгать), брахмачарья ("половое воздержание"), апариграха ("не быть жадным") — см. ЙС II 30. «Воздержание» не делает ученика йогином, скорее это этап очищения, после которого он выходит из профанного состояния. Параллельно выполняемый комплекс нияма — предписания для очищения тела и сознания. По Патанджали, это — "чистота, удовлетворенность, аскеза (тапас), постижение метафизики йоги и упование на Бога как вдохновителя всех предписаний" (ЙС II 32).[142]

Собственно йогическая практика начинается на стадии асан. Асана в йоге означает ту или иную позицию тела, которую «Йога-сутра» (II 46) определяет как "неподвижную и удобную" Эта отличная от всех других, собственно йогическая практика индийской аскезы упоминалась в упанишадах и даже раньше — в ведийской литературе: Очень важно удерживать тело в одном положении без усилия, поскольку только непринужденная асана даст необходимое сосредоточение. "Идеальное положение тела — когда отсутствует какое-либо усилие для его поддержания", — пишет Вьяса (комментарий на «Йога-сутру» II 47).[143]"Выполняющий асану йогин должен снять естественное телесное напряжение" (Вачаспати, там же).

Асана — это первый шаг на пути преодоления человеческой обусловленности. По отношению к физическому телу асана — это экаграта, сосредоточение на одном предмете: тело «сосредоточено» на своем положении. Как экаграта утишает колебания и рассеяние "вихрей сознания", так и асана прекращает всякие движения тела, наполняя его осознанием самого себя, сводя всевозможные его позиции к единой позе — неколебимой и священной. Эта целенаправленность и тотальное владение телом и сознанием свойственны всем видам йогической практики: их цель — преодоление (или прекращение) человеческой ограниченности через неподчинение его своим животным склонностям.

Если асана учит отказу от бесконтрольных движений тела, то пранаяма, упорядоченность дыхания, есть «отказ» от общепринятого, т. е. неупорядоченного дыхания, которое у профанного человека меняется в зависимости от обстоятельств или его психоментального состояния.

Неупорядоченное, неритмичное дыхание порождает у человека опасную психическую подвижность и, как следствие, его рассеянность и невнимательность. Приложив усилие, он может сосредоточить внимание, однако, по йоге, подобное усилие — это "уступка внешней форме". Посредством пранаямы йогин подавляет дыхательное усилие: ритмическое дыхание становится автоматизмом, и практикующий это упражнение забывает о нем.

Поздний комментатор «Йога-сутры», Бходжа, отмечал, что "существует прямая связь между дыханием человека и состоянием его мысли" (ЙС I 34). Это весьма важное наблюдение, и йогины, несомненно, уже в древности поняли на опыте связь ритма дыхания с состояниями сознания. Весьма вероятно, что эта связь служила для них средством «единения» сознания. Сообщая дыханию тот или иной ритм и постепенно замедляя его, йогин мог «проникать» в некоторые недоступные при бодрствовании «состояния» сознания, особенно в состояния, типичные для сна, иначе говоря, он мог опробовать их при полной ясности ума. Ритм дыхания спящего человека медленнее, чем у бодрствующего. Усваивая с помощью пранаямы этот ритм, ученик мог проникать — не теряя ясности ума — в открывающиеся только во сне области сознания.

Индийская психология знала четыре состояния сознания: бодрствование, сон без сновидений, сон со сновидениями и "каталептическое сознание", транс (турия). Каждому из состояний соответствует свой ритм дыхания. Увеличивая с помощью пранаямы длительность вдохов и выдохов — а целью этой практики является достижение как можно больших интервалов между этими моментами дыхания,[144]— йогин может, не выходя из бодрствования, достичь трех последующих состояний.

Сколько бы ни длилось упражнение, асана, пранаяма и экаграта направлены на отрешение ученика от обусловленности обыденного человека. Недвижный, ритмично дышащий йогин, фиксирующий взгляд и внимание на одной точке, концентрируется, «собирается». Он может проверить качество своей концентрации с помощью пратьяхары, этот термин обычно переводят как «абстракция», "отвлечение органов чувств от воздействия предметов внешнего мира". Вместо того, чтобы отвлекаться на эти предметы, считал Бходжа, "чувства замирают сами по себе" (ЙС II 54). Пратьяхару можно рассматривать как завершающий этап психофизиологической аскезы: отныне ничто — чувства, память и т. п. — не сможет «отвлечь» или «побеспокоить» йогина.

Независимость от стимулов внешнего мира и от динамики подсознания позволяет адепту практиковать «концентрацию» и «медитацию». Дхарана (от корня dhr, "крепко удерживать") — это фиксация мысли на одной точке. Целью данного упражнения является уяснение понятий и удержание их в памяти. Говоря о йогической медитации, дхьяне, Патанджали определяет ее как "течение объединенной мысли" (ЙС III 2), а Вьяса делает следующее уточнение: "это сфокусированность ничем не обремененного сознания на созерцаемом объекте".

Нет смысла лишний раз напоминать, что йогическая медитация в корне отличается от размышлений обычного человека. Дхьяна позволяет «проникать» в предметы, магически входить в них. Особенно трудно объяснить именно это действие — проникновение в суть созерцаемого предмета: это не поэтическое вдохновение и не интуиция бергсонианского толка. Йогическую медитацию отличает ее неделимость, сопутствующее ей и не позволяющее никуда отклоняться состояние ясности сознания. "Континуум сознания" контролируется волей йогина.

 

Роль Бога

 

Йога, в отличие от санкхьи, утверждает Бога, Ишвару (буквально: "Владыка"). Этот Бог, разумеется, — не демиург, но он может ускорять проце9С освобождения избранных. Упоминаемый Патанджали Владыка, скорее всего, и есть Бог адептов йоги и придет на помощь лишь тому, кто встал на этот путь. Он может, например, помочь войти в состояние самадхи ученику, избравшему его, Бога, объектом медитации. По Патанджали (ЙС II 45), это божественное содействие не есть результат некоего «желания» или «чувства»: у Владыки нет эмоций. Содействие вытекает из «метафизической» симпатии между Ишварой и пурушей, симпатии, которая объясняет гармонизацию их структур. Ишвара — это извечно свободный пуруша, не затронутый «страданиями» и" нечистотой" существования (ЙС I 24). Комментируя эту сутру, Вьяса так определяет различие между "освобожденным духом" и Ишварой: первый некогда связал себя — пусть иллюзорно — с психоментальным переживанием, Ишвара же — вечно свободен. На Бога нельзя воздействовать исполнением ритуалов, религиозных обрядов или верой в его «милость», но его сущность как бы инстинктивно «сотрудничает» с «Я», ищущим освобождения путем йоги.

Этой метафизической симпатией, проявляемой со стороны Ишвары к некоторым йогинам, можно сказать, исчерпывается его интерес к человечеству. Создается впечатление, что Ишвара вошел в философию санкхья-йоги как бы со стороны. Так как роль Ишвары в освобождении людей незначительна, пракрити сама заботится об освобождении многочисленных".Я", ввергнутых в иллюзорную пучину существования. Патанджали, тем не менее, почувствовал необходимость ввести Бога в учение йоги-санкхьи об освобождении: Ишвара соответствовал реальности практического пути к освобождению, и мы уже упоминали о том, что некоторые йогины достигали состояния самадхи путем "почитания Ишвары" (ЙС II 45). Взяв на себя труд собирания и систематизации всех техник и приемов, опробованных "классической йогой", Патанджали не мог пренебречь большим массивом йогического опыта, реализуемого путем концентрации на Ишваре.

Иначе говоря, параллельно традиции чисто «магической» йоги, где результат достигается исключительно личным усилием и целеустремленностью аскета, родилась иная — «мистическая» традиция, где завершающие этапы практики значительно облегчались благодаря пусть даже не частому и по своей природе «интеллектуальному» почитанию Бога. Ишвара в представлении Патанджали и первого комментатора «Йога-сутры» Вьясы лишен того величия всемогущего Бога-Творца итого ореола активного и серьезного божества, какими его наделяют другие мистические школы. Ишвара предстает как архетип адепта йоги: он — макройогин, может быть, покровитель некоторых йогических сект. Патанджали упоминает о том, что в незапамятные времена Ишвара был учителем, гуру древних, ибо, добавляет он, Ишвара не имеет временных различий (ЙС I 26). Более поздние комментаторы, Митра (ок. 850 г.) и Виджнянабхикшу (XVI в.), считают Ишвару великим божеством. Это и понятно: они жили в то время, когда Индия изобиловала набожными и мистическими течениями.[145]

 

§ 145.Самадхи и "чудодейственные силы"

 

Переход от «концентрации» к «медитации» не требует никакой новой техники. Точно так же, если йогин владеет «концентрацией» и «медитацией», ему не потребуются дополнительные упражнения для вхождения в самадхи. Самадхи — йогический «энстаз», конечный результат и венец всех духовных усилий и техник аскета.[146]Это, прежде всего, гносеологический термин. Самадхи — созерцательное состояние, в котором сознание схватывает форму предмета непосредственно, вне мышления и воображения; когда объект являет себя "тем, что он есть" (сварупа), своей сущностью, которая и созерцается как "пустая форма" (ЙС III 3). Происходит реальное совпадение, в этом случае реально совпадают познание предмета и предмет познания; сознание не воспринимает объект в его ограничениях и атрибутах как феномен: объект теперь как бы явлен нам своей сущностью, "ничто в себе не содержащей".

Все же самадхи — это скорее «состояние», а не «знание», энстатическая модальность, характерная для йоги. Это «состояние» делает возможным самораскрытие «Я», происходящее благодаря акту, выходящему за рамки «опыта». Но не всякое самадхи раскрывает пурушу и, как следствие, не дает конечного освобождения. Когда в самадхи входят с помощью фиксации сознания на одной точке или мысли, энстаз называется "с опорой" или "с различиями" (сампраджнята самадхи). Если, напротив, самадхи обретается напрямую, без «посредника», когда происходит полное осознание бытия, это называется энстаз "без различия" (асампраджнята самадхи). Первое «состояние» есть средство освобождения в той мере, в какой оно помогает осознать действительность и положить конец страданию. Что же касается асампраджняты, это состояние, по мнению Виджнянабхикшу, разрушает отпечатки (санскара) всех прежних действий ума и может даже остановить кармические силы, запущенные в действие накоплениями прошлых жизней йогина. Этот энстаз — своего рода самопроизвольный «уход».

Очевидно, "энстаз с различиями" включает несколько ступеней, поскольку поддается совершенствованию. На каждой ступени-опоре самадхи раскрывается как «состояние», обретенное благодаря определенному «знанию». Именно этот переход от «знания» к «состоянию» является характерной чертой индийской «медитации». Самадхи — это и есть упование Индии на «преображение», парадоксальный переход" знать" в «быть».

Выйдя на эту ступень, йогин овладевает "чудодейственными силами" (сиддхи); им посвящена часть III «Йога-сутры», начиная с сутры 16-й. Путем «концентрации», «медитации» и реализации самадхина объекте или целом классе объектов йогин приобретает оккультную «власть» над ними. Например, концентрация на подсознательных впечатлениях (санскара) дает йогину знание его прошлых рождений (ЙС III 18). С помощью различных «концентраций» он приобретает сверхъестественные способности (летать, делаться невидимым и т. п.). Все, на чем можно «медитировать», становится для йогина предметом обладания: он сливается с объектом благодаря магической силе медитации. По индийским понятиям, самоотречение является позитивной ценностью. Сила, обретаемая аскетом после отказа от того или иного удовольствия, в несколько раз превышает удовольствие, от которого он отказался. Благодаря самоотречению, аскезе (тапас), люди, демоны или боги могут обрести такую силу, что Вселенная окажется под угрозой.

Во избежание умножения сакральной силы боги «искушают» подвижника. Патанджали описывает, а Вьяса комментирует (ЙС III 51) искушение йогина. На последней стадии "самадхи с различиями" боги подступают к нему с заманчивыми предложениями: "Приди к нам на небеса и возрадуйся! Здесь ожидают тебя наслаждения и соблазнительная дева! Испей эликсира вечной молодости!" Они продолжают искушать йогина небесными красавицами, неземными видениями и звуками, сулят его телу "крепость алмаза", одним словом, зовут приобщиться к божественному состоянию. Однако это божественное состояние не предполагает абсолютной свободы. Йогин должен отринуть от себя" магические миражи, желанные лишь для невежд", и твердо следовать своей жизненной задаче — обретению конечной свободы.

Ибо стоит аскету поддаться и пустить в ход обретенные магические силы, тотчас же он теряет способность обретать новые. По правилам классической йоги, адепт использует бесчисленные сиддхи только для обретения высшей свободы, асампраджнята самадхи, но никак не для покорения элементов. В самом деле, говорит Патанджали (ЙС III 37), эти силы суть совершенства (таково буквальное значение слова сиддхи) лишь в состоянии бодрствования, но в состоянии самадхи они — препятствия.[147]

 

Окончательное освобождение

 

Вьяса следующим образом описывает переход от сампраджнята к асампраджнята: через озарение (праджня, "мудрость"), приходящее само по себе на последнем уровне сампраджнята самадхи, у йогина наступает "абсолютная обособленность" (кайвалья), т. е. освобождение пуруши от уз пракрити. Было бы ошибкой рассматривать эту модальность Духа как «транс», когда сознание свободно от всякого содержания. «Состояние» и «знание», совмещенные в этом термине, означают полное отсутствие объектов в сознании, но не абсолютной его пустоты. Напротив, сознание в этот момент насыщено не опосредованным, а интуитивно постигнутым бытием. Как считает более поздний автор, Мадхава, "не следует представлять себе ниродху, окончательную остановку Психоментального потока, как не-существование; это скорее опора одного из аспектов Духа". Это энстаз тотальной пустоты, необусловленное состояние, когда опыт исчерпан (потому что разорвана связь "мир-сознание"); это и есть «откровение». Интеллект (буддхи), завершив свою миссию, оторвался от пуруши и вернулся в пракрити. Йогин достиг освобождения: теперь он — дживанмукта, "освободившийся при жизни". Он вырван из плена Времени и пребывает в nunc stans [вечное сейчас] — так Боэций определял вечность.

Складывается парадоксальная ситуация: йогин еще живет, но уже свободен; он еще в теле, но познал себя, и поэтому он — пуруша. Он пребывает во времени, хотя уже вечен. Самадхи по своей природе — парадоксальное состояние: это одновременно пустое и наполненное до краев бытие-сознание. Йогический энстаз хорошо известен в истории религий и мистических течений как ступень совмещения противоположностей. Входя в самадхи, йогин встает над противоположениями; пустота и наполненность, жизнь и смерть, бытие и небытие для него теперь едины. Самадхи равнозначно реинтеграции разных модусов реальности в один-единственный — изначальную недуальность, неразделимую полноту, предшествующую раздвоению реальности на объект и субъект.

Ошибаются те, кто считает эту высшую реинтеграцию шагом назад, регрессом к слитной изначальности. Освобождение не тождественно "глубокому сну" пренатального существования. Важность, какую придавали все авторы йогическим состояниям сверхсознания, доказывает, что конечная реинтеграция происходит именно в этом направлении, а не в «трансе», пусть даже и глубоком. Иначе говоря, возрождение изначальной недуальности посредством самадхи вводит новый элемент в ситуацию, существовавшую до разделения реальности на объект и субъект. Этот элемент — знание единства и блаженства. Это есть "возвращение к истокам", с той разницей, что "освободившийся при жизни" человек не просто воссоздает изначальную его полноту, а еще и обогащает его понятиями свободы и транссознания. Он вновь соединяет в одно целое изначальную картину мира, основав прежде новое состояние бытия — сознание свободы, не существующее ни в Космосе, ни в профанной жизни, ни у "мифологических божеств" и присущее лишь абсолютному Сущему, Брахману.

Заманчиво видеть в этом идеале — завоеванной сознанием свободе — объяснение индийской философией абсурдного, на первый взгляд, и жестоко бессмысленного факта, что жизнь реального человека в реальном мире — лишь непрерывная цепь иллюзий и страданий ничто освободившийся от них человек «привносит» новое духовное понятие — свободу — в Космос и Жизнь, т. е. в слепоту и плачевную обусловленность бытия.

Однако эта абсолютная свобода была завоевана ценою полного отрицания жизни и личности человека. Такого же радикального отрицания требовал и Будда — для обретения нирваны, и эти крайние и необычные решения не истощили ресурсы индийского религиозного гения. Мы увидим ниже (§§ 193–194), какой новый способ освобождения — без удаления от мира — предлагала «Бхагавад-гита».

 

 

Глава XVIII

БУДДА И ЕГО СОВРЕМЕННИКИ

 

Принц Сиддхартха

 

Буддизм — единственная религия, основатель которой не объявлял себя ни пророком какого бы то ни было Бога, ни его посланцем. Будда целиком отрицал идею Бога как Высшего Существа. Однако он называл себя «Просветленным» (buddha), следовательно, духовным проводником и учителем. Его доктрина служила освобождению людей. Именно авторитет Будды-"Спасителя" превратил его проповедь в религию и довольно рано перевел историческую личность — принца Сиддхартху — в ранг божественного существа. Ни теологические рассуждения буддологов, ни некоторые европейские толкования, усматривающие в Будде мифический персонаж или солярный символ, не дают оснований отрицать его историчность.

Большинство исследователей согласно признает, что тот, кто стал Буддой, родился, вероятнее всего, в апреле-мае 558 г. до н. э. (по другой традиции — примерно в 567 г.) в городе Капилавасту. Сын царя Шуддходаны, правителя небольшого царства, и его первой жены Майи, он в шестнадцать лет женился, а в двадцать девять покинул родной дворец. Приблизительно в апреле-мае 523 г. (или около 532 г.) он познал "высшее и полное просветление" и, посвятив дальнейшую жизнь проповеди своего учения, умер в ноябре 478 (или 487) г. в возрасте восьмидесяти лет. Эти даты и несколько событий, о которых мы расскажем ниже, не раскрывают биографию Будды в подробностях, известных современным ему адептам: с момента осознания всеми его «просветленности» и признания его доктрины самыми преданными учениками он, поставленный в ряд Великих Спасителей, обрастает при жизни все умножающимися достоинствами "мифологического персонажа". И теперь приходится опираться на факты именно новой, сказочной биографии: на ее авторитет ссылаются буддийская теология, мифотворчество, священная литература и художественное творчество.

Например, утверждается мнение о том, что бодхисатва ("стремящийся к просветлению"), которому предстояло стать Буддой, еще пребывая в царстве счастливых небожителей (тушита), сам выбрал себе родителей. Зачатие было непорочным: бодхисатва проник в правый бок матери под видом слона или шестимесячного младенца (древние предания упоминают только первую версию — о вхождении в ее тело слона). Беременность была внетелесной, так как бодхисатва находился не в материнской матке, а в раке из драгоценных камней. Рождение Будды якобы происходит в саду, где мать спотыкается о дерево и слон выходит из ее правого бока.

Новорожденный бодхисатва делает семь шагов в северном направлении, издает львиный «рык» и произносит: "Я выше, лучше и старше всех в мире! Мое последнее рождение — состоялось! У меня не будет следующей жизни!".[148]Этот нативный миф провозглашает, таким образом, что с момента рождения Будда трансцендентен Космосу (достигает "вершины мира"), отменяет пространство и время ("первый" и «старейший» в мире). Событие — рождение Будды — сопровождается чудесами: многочисленные изваяния божеств в брахманском храме встают, падают ниц перед бодхисатвой и "запевают гимн" (в его честь).[149]Отец нарекает младенца именем Сиддхартха ("достигший цели"). Божества указывают на 32 несомненных и 80 неявных знаков "великого человека" (махапуруша) на теле мальчика и объявляют: ему суждено стать Владыкой Мира (чакравартин), или Буддой. Из Гималаев в Капилавасту прилетает по воздуху Асита, престарелый риши, чтобы взглянуть на новорожденного. Старец берет его на руки и, убедившись, что перед ним именно тот, кто станет Буддой, плачет: ему не дожить дотого времени и не бывать последователем Будды.

Семь дней спустя после родов умирает Майя, мать младенца, и возрождается в виде божества на небесах тушита. В течение семи лет принца воспитывает тетка, затем он получает подобающее всякому индийскому принцу образование, делает успехи в науках и спортивных играх. В возрасте шестнадцати лет Сиддхартха берет в жены двух индийских принцесс из соседних царств — Гопу и Яшодхару, у которой через тринадцать лет рождается сын Рахула. Вероятнее всего, не сообразные с аскетической буддийской традицией подробности являются невыдуманными фактами. Через некоторое время после рождения сына Сиддхартха покидает дворец, подчинившись старинному обычаю, позволяющему отречение от мира только после рождения сына или внука.

Великий Уход обрастает историями. По самым древним источникам, Будда рассказывал своим ученикам, что, раз задумавшись о старости, болезнях и смерти, он потерял радость жизни и принял решение спасти человечество от этих трех неизбежных зол. Согласно легенде, события были более драматичными. Встревоженный предсказаниями богов, Шуддходана принял все предосторожности для того, чтобы оградить от мира юного принца в пределах дворца и в садах для удовольствий. Однако боги вмешались в планы отца, и трижды покидая пределы дворца, по дороге в сады принц встречает: в первый день — хромого, опирающегося на палку старца; на следующее утро — "исхудавшего, мертвенно-бледного, измученного лихорадкой больного"" а в третий, последний раз — усопшего на пути к его последнему пристанищу. Колесничий объясняет принцу: всем, мол, суждены старость, болезни и смерть. Выйдя из дворца в четвертый раз, принц встречает нищего монаха — умиротворенного и благостного. Это зрелище утешает принца, и он понимает, что религия может исцелить страдания человеческого рода.

 

Великий Уход

 

Дабы укрепить решение Сиддхартхи об отречении от бренного мира, боги будят принца ото сна посреди ночи, и он видит обнаженные и некрасивые во сне тела своих сожительниц. Призвав к себе своего оруженосца Чандаку, принц садится на коня и с помощью богов, усыпивших до утра весь город, покидает его пределы через юго-восточные ворота. Отъехав на десять лье от Капилавасту, принц останавливается, сбривает волосы своим мечом и, сменив царский наряд на одежды охотника, отсылает Чандаку с конем назад во дворец. Еще раньше, до остановки, он прогнал прочь всех сопровождавших его богов: теперь они не будут играть никакой роли в легендарной биографии Будды, и он придет к намеченной цели сам, без помощи сверхъестественных сил.

Какое-то время принц, взявший имя Гаутама (его родовое имя в клане шакьев,[150]ведет жизнь бродячего аскета. Затем он приходит в Вайшали (на пали это звучит как Весали), где учитель-брахман Арада Калама дает ему наставления по до классической санкхье, которую принц быстро усваивает. Однако он покидает Араду в поисках более основательного знания и прибывает в Раджагриху, столицу Магадхи. Царь Бимбисара подпадает под влияние молодого аскета и предлагает ему в дар часть своего царства. Гаутама преодолевает этот соблазн и идет в ученики к еще одному философу, У драке. Так же легко, как и все остальное, он усваивает науку нового учителя — технику йоги, но, неудовлетворенный, в сопровождении пяти своих учеников, уходит в Гайю. Учеба у наставников санкхьи и йоги продолжал ась один год.

Гаутама обосновывается в тихом местечке недалеко от Гайи; здесь в течение шести лет он предается суровому самоистязанию. Он научился довольствоваться малым — зернышком проса в день, а позднее обратился к полному воздержанию от пищи. Неподвижный и превратившийся почти в скелет, он стал походить на мертвеца и после таких тяжелых мучений получил имя Шакьямуни ("аскет из рода шакья"). Дойдя до крайней степени умерщвления плоти и сохранив лишь тысячную долю прежней жизненной силы, он понимает бесполезность аскезы как средства освобождения и прерывает голодание. Но поскольку тапас в Индии весьма ценился, его трудный опыт не прошел даром. Отныне будущий Будда может объявить всем, что он изучил аскетические практики, как и — немного раньше — познал философию (санкхью) и йогу, а еще раньше — прежде, чем удалился от мира, — все искушения дворцовой жизни. Теперь он знает все, что входило в бесконечно разнообразный человеческий опыт — от блаженства и обманчивости цивилизованной жизни, любви и власти до бедности монашествующего странника, до йогического созерцания и трансов — а были еще и аскетическое одиночество, и телесное самоистязание…

Когда Гаутама принимает подаяние — чашку риса — от набожной женщины, пятеро его последователей, потрясенные, уходят от него в Бенарес. Удивительно окрепнув после трапезы, Шакьямуни удаляется в лес, выбирает дерево ашваттха (Ficus rеligiоsа),[151]садится у его подножия, дав себе слово не двигаться с места, пока он не познает «просветление». Не успев погрузиться в медитацию, он подвергается нападению бога Мары, воплощения смерти. Этот грозный бог догадался, что неминуемое спасение мира прервет вечный круговорот рождений, смертей и новых рождений и положит конец царствованию его, Мары. Против Шакьямуни ополчается страшная армия злых демонов, привидений и чудовищ, но защитная аура его добродетелей и "дружелюбного настроения" (майтри) делает его неуязвимым.

Мара отвоевывает себе место под деревом, поскольку в прежних перерождениях накопил благородные качества — результат добровольной жертвы. У Шакьямуни тоже были добрые накопления в своих прошлых жизнях, но, не имея свидетелей, он взывает к "беспристрастной матери всего сущего" и — жестом, ставшим классическим в иконографии Будды, — касается земли правой рукой. Земля вздымается до половины человеческого роста и ручается за добродетели Шакьямуни. Однако Мара, «Смерть» — это еще и Кама, Эрос, в конечной ипостаси — дух Жизни, а самой жизни, по сути, угрожает спасение, уготованное бодхисатвой миру. И вот множество женщин окружают аскета, безуспешно соблазняя его своей наготой и искусными чарами. На рассвете побежденный Мара удаляется ни с чем.[152]

 



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2017-02-21; просмотров: 340; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.144.109.147 (0.018 с.)