Кролик с оленьими рогами: квантовая физика в буддийском монастыре

Во время своего первого паломничества в буддийский монастырь в конце 1990-х годов я быстро убедился, сколь различно устроен ум людей западного мира и монахов и монахинь в местах, ради изучения которых мы забрались так далеко. Самым большим различием между нами и ими является, без сомнения, наше неутолимое желание знать, почему все устроено так, как устроено, и полное отсутствие стремления к этому знанию у обитателей монастырей. Такое впечатление, что они вполне довольствуются приятием того, что вещи порой таковы, каковы есть. И это, очевидно, как-то связано с их представлениями о себе и о мире.

Мало того что я почти две недели привыкал к высокогорному климату на высоте 16 000 футов и более, дышал густой дорожной пылью, которую засасывала вентиляционная система нашего старенького автобуса, и по четырнадцать часов в день трясся по неезженым дорогам, которые были в чуть более лучшем состоянии, чем размытая дождями колея для джипов, — вдобавок ко всему прочему мои убеждения подверглись столь серьезному испытанию, которого я, честно говоря, не ожидал.

Мы только что приехали в какой-то ветхий монастырь, в котором обитало около ста монахинь. Сидя среди них и слушая, как они искренне и от всего сердца распевают священные гимны, мы наслаждались покоем и умиротворением, как вдруг входная дверь резко распахнулась, и в тускло освещенное помещение ворвался резкий свет послеполуденного солнца, в лучах которого невозможно было разглядеть лицо стоявшего на пороге человека. И тут я услышал, как наш переводчик едва слышным шепотом назвал стоявшего в дверях. «Геши-ла», — сказал он, то есть — великий учитель.

Пока мы пытались рассмотреть этого человека, наделенного столь высокой властью, он вошел внутрь, чтобы получше разглядеть нас и понять, кто мы такие. В этот момент я наконец увидел его отчетливо. Это был высокий с наголо обритой головой тибетец. Пока он медленно обходил помещение, мы все так же сидели на толстых циновках, которыми пользовались монахини, стеля их прямо на пол, дабы избежать соприкосновения с холодным камнем. Поначалу учитель практически ничего не говорил, а только осматривался, оценивая ситуацию. Затем он начал громко задавать вопросы, на которые отвечали монахини.

Желая понять, что происходит, я посмотрел на переводчика, и тот начал переводить разговор между учителем и монахинями. «Кто эти люди? — спрашивал учитель, делая широкие жесты рукой над нашими головами. — Что здесь происходит?» Видимо, ему было непривычно видеть среди монахинь западных людей, сидящих так, как мы привыкли сидеть, и занятых тем, чем мы обычно и занимаемся в таком месте, — слушанием. Когда монахини объяснили, кто мы такие и почему здесь находимся, в разговор вмешался переводчик.

И вдруг так же неожиданно, как и вошел, этот человек изменил тон своих вопросов с подозрительного на философский, причем это была философия, учитывавшая подоплеку реальности в этом мире. Он спросил переводчика, кто учитель нашей группы, и все взоры сразу же обратились на меня.

— Вот он! — сказал переводчик и указал в моем направлении.— Вот тот геши, который привел сегодня этих людей.

Сделав паузу, учитель посмотрел прямо на меня и задал вопрос. Хотя я не понимал ни слова на этом диалекте тибетского языка, я прислушивался к тону и интонациям его голоса, пока переводчик переводил заданный им вопрос.

— Если ты странствуешь по пустыне и видишь кролика с оленьими рогами, — спросил он, — что это: реальность или вымысел?

Я не верил собственным ушам. Вот мы здесь, на Тибетском плато, сидим перед заходом солнца в далеком горном монастыре, расположенном на высоте 15 000 футов над уровнем моря, в помещении, заполненном поющими монахинями, а этот человек спрашивает меня о каком-то кролике с оленьими рогами. Помнится, в молодости я уже слышал о подобном «мифологическом существе», невероятной помеси американского зайца и антилопы — заялопе; то была некая бредовая история сродни тем, какие обычно рассказывают у ночного костра путники. Видимо, популяция заялопы распространена не только в районе от Соединенных Штатов Америки до перуанских Анд, но и за много тысяч миль оттуда, раз в другой части света я оказался перед человеком, со строгим лицом вопрошающим меня о том же. Никаких заялоп в природе просто не существует, и все же одной (или одним) из них меня озадачили, причем там, где я меньше всего этого ожидал! Приходя в себя после столь сюрреалистически закрученного начала, я вдруг осознал, что это был своего рода экзамен и что экзаменовали не кого-нибудь, а именно меня.

Прежде чем ответить, я посмотрел на спрашивавшего. Двигая рукой под балахоном в такт своим словам, — а он сопровождал свой вопрос движением руки, — учитель поднял вокруг себя облачко пыли, и в тот момент, когда я взглянул на него, солнце, озарив лучами это облачко взвешенных частиц, неожиданно образовало в пространстве вокруг его внушительного профиля некое призрачное свечение, почти ореол.

По неведомым причинам мне на ум тут же пришла обычная процедура ответа на поставленный вопрос, которой меня обучали еще в начальных классах средней школы. Поэтому, как только мне задали вопрос, я повторил его про себя своими собственными словами, чтобы удостовериться, правильно ли я понял. Ибо, когда понят вопрос, он влечет за собой и должный ответ.

- Что такое кролик с оленьими рогами, увиденный в пустыне: реальность или вымысел? — начал я. И вдруг легкий монотонный звук, звучавший на заднем плане и издаваемый монахинями, которые обычно в такой ситуации продолжают напевать и бормотать про себя, резко стих. Все слушали, что же я отвечу на этот импровизированный тест, касающийся самой реальности. — Видение кролика в пустыне есть порождение сознания того человека, который видит его, — продолжал я. — Если этот человек вы, то он настолько же реален, насколько вы верите в него.