Что и как делает Гофман? Смещение перспектив

Социолог массового общества

Едва ли найдется социолог, который не слыхал бы что-нибудь об Ирвинге Гофмане. Бесспорно, что «его работа часто обеспечивают единственный контакт с социологией антропологам, правоведам, психологам, психиатрам, криминологам, представителям других социальных наук». Оценки творчества Гофмана настолько противоречивы, насколько это вообще возможно. Так, в 1972 г. в одном обзоре в журнале «New York Times Book Review» он был назван самым видным из ныне живущих писателей, имеющим наибольшие основания называться «Кафкой нашего времени». Интересно, что такая оценка дана в статье под заголовком «Таинственный свет на нашем пути». Эта оценка наряду с другими обстоятельствами способствовала росту популярности Гофмана. Он прослыл таким социологом, который в точных выражениях рассказывает, что особенного и даже немного тревожного на самом деле творится с нами. В одном из номеров журнала «The Sociological Quarterly», в котором была опубликована серия рецензий на его исследование «Отношений на публике» (1971), один рецензент назвал Гофмана одним из самых видных послевоенных социологов, в то время как другой рецензент считает, что Гофман просто сочиняет романы, в которых гротеск переводится на уровень китча. Тем не менее он тоже сравнивает Гофмана с выдающимися личностями, причем заявляет, что ничего лучшего этих произведений, не уступающих Достоевскому или Диккенсу, он не читал. Третий рецензент не видел в оценке Гофмана как писателя ничего удивительного, так как, по его мнению, Гофман является, во-первых, необычайно одаренным писателем, а во-вторых, его исследования настолько оригинальны, что их можно сравнить лишь с работами Томаса Манна, Зигмунда Фрейда, Карла Маркса и Макса Вебера.

Репутация Гофмана, как пояснил Р. Коллинс, сложилась в основном в среде простой публики, которая воодушевляла его своей поддержкой изображения вещей такими, каковы они есть. Одним он казался политическим радикалом, другим — консервативным представителем среднего слоя или вообще аполитичным человеком. Социологическому сообществу с самого начала было непросто с Гофманом. В то время как уже при жизни он пользовался чрезвычайно большим авторитетом у философов, антропологов, лингвистов, психиатров и политологов, он был практически изолирован от своих современников-социологов, которые как традиционные ученые придерживались строгого систематического мышления в исследованиях. Конечно, эту ситуацию следует рассматривать и с другой точки зрения: Гофман принес академической социологии своего времени немало «хлопот». Мы еще не раз вернемся к этому сюжету.

Кто же такой Ирвинг Гофман? Гофман родился в 1922 году в маленьком канадском городке Манвилл (провинция Альберта) в еврейской семье. Он изучал социологию сначала в университете Торонто, затем в Чикагском университете. После окончания учебы работал в Эдинбургском университете. В 1949-1951 годах проводил полевые исследования на Шетландских островах. По результатам этих исследований в 1953 г. он защитил диссертацию на тему «Коммуникативное поведение в исландской общине» («Communication conduct in an island community»), выполненную в Чикагском университете под руководством А. Стросса, ученика Блумера. Свою первую книгу «Представление себя другим в повседневной жизни» («The presentation of self in everyday life») он написал в 1959 году. Несомненно, это его самое известное произведение, которое из всей социологической литературы наиболее часто цитируется представителями других наук.

В 1954-1957 годах Гофман работал в качестве приглашенного исследователя в клинике, наблюдая за поведением пациентов. В результате длительного включенного наблюдения он написал книгу «Сумасшедший дом» («Asyle», 1961) с подзаголовком «Об обращении с нарушенной идентичностью», исследование о «Поведении в социальных ситуациях» (1967) и фрагменты книги «Ритуал взаимодействия» (1967). В 1958-1968 годах он преподавал в университете Беркли на том же факультете, что и Г. Блумер. Там и зародился так называемый «миф о Гофмане. Гофман в 60-е годы стал у студентов своего рода культом», который по-видимому, благодаря статье под многообещающим заголовком «Где действие» («Where the action is») получил социологическое обоснование.

В 1969 году он переехал в Филадельфию. В 1981 году избран президентом Американской социологической ассоциации, но уже был не в состоянии произнести вступительное послание к коллегам и умер в 1982 году.

Тема, вокруг которой вращаются все мысли Гофмана, в наиболее развитой форме изложена в книге «Представление себя другим в повседневной жизни» (1959 г.) В ней Гофман пишет: «Резюмируя, можно отметить, что у человека в обществе других людей есть достаточно оснований для того, чтобы управлять впечатлениями, которые возникают у участников социальной ситуации». Основную цель своей книги он формулирует так: «Это исследование посвящено некоторым обычным повседневным приемам, с помощью которых люди поддерживают создаваемые друг у друга впечатления, и некоторым следствиям, связанным с применением этих техник... Здесь исследуются исключительно драматургические проблемы, касающиеся человека в социальной группе, связанные с презентацией себя перед другими людьми». Этой теме посвящено все творчество Гофмана, в том числе и его непрочитанное послание президента Американской социологической ассоциации под названием «Порядок социального взаимодействия». Гофмана интересует основной вопрос — «как в социальных ситуациях люди преподносят и воспринимают себя, как они координируют свои действия». По этой причине Скотт и Лаймэн называют Гофмана «корифеем в управлении впечатлениями».

Однако дело не ограничивается лишь проблемой презентации. Другой постоянной темой всего творчества Гофмана были «опасности, которые подстерегают человека в социальном взаимодействии». В этой связи С. Уильямс назвал социологию Гофмана «типичной социологией человека в массовом обществе».

Здесь невозможно рассмотреть все богатство социологии Гофмана. Остановимся лишь на четырех темах, которые позволят коснуться творчества Гофмана в целом. Прежде всего рассмотрим, как вообще работает Гофман. Ключевым здесь является так называемое «смещение перспектив». Затем вкратце проанализируем наиболее важные работы Гофмана и покажем, как в них трактуется проблема угрозы идентичности человека. В третьей части нашего рассмотрения остановимся на наиболее известном произведения Гофмана «Представление себя другим в повседневной жизни», причем в центре внимания будет вопрос о репертуаре и реквизитах представления себя другим. Это ведет нас к проблеме изучения сложного балансирования человека между нормативными требованиями и сохранением уникальности личности.

Создание имиджа» (1955)

В сочинении под названием «Face-work» (1955), написанном еще в Чикаго, речь идет о стратегиях сохранения и поддержания своего «лица». Они включает в себя приемы создания у окружающих благоприятного впечатления о себе и коррекцию неблагоприятного. В социальном взаимодействии эти усилия направлены на кооперацию с окружающими людьми. При этом «лицо» (face) лишь отчасти является образом собственного Я, оно является еще и тем образом, который, по убеждению индивида, складывается о нем у окружающих. В переводах произведений Гофмана на другие языки этот «второй образ» обозначают термином «имидж». Поэтому статья, посвященная «созданию лица» и озаглавлена в переводе «Создание имиджа». Образ себя и имидж у окружающих могут противоречить друг другу, поэтому индивид должен стремиться замаскировать то, что противоречит образу, ему желательному. Сюда относится техника, которую Гофман в дальнейшем назвал различением сцены и кулис.

Сумасшедший дом» (1961)

Книга «Сумасшедший дом. Об обращении с нарушенной идентичностью» (1961 г.) является результатом многолетней работы автора в качестве приглашенного исследователя в психиатрической клинике. В этой книге Гофман описывает жизнь людей в институтах, в которых им недоступны средства для выражения своей идентичности. Книга посвящена не только психиатрической клинике как «тотальному институту», но и вполне обычному «отключению» идентичности персоналом и попыткам обитателей клиники вопреки всему сохранить свою идентичность или придать ей новое выражение. Отчасти это удается сделать в рамках института, отчасти вопреки официальным правилам, когда, например, возникает «подпольная жизнь» — так называемые «неформальные отношения». Как это удается и в чем заключается этот второй срез поведения в тотальных институтах — хорошо видно из рассказов узников концлагерей. Правдивое изображение подпольной, неформальной жизни, которая лишь на первый взгляд кажется веселой, дается в фильме «Полет над гнездом кукушки».

Ролевая дистанция» (1961)

Статью о ролевой дистанции, написанную в 1961 г. можно с полным основанием включить в список обязательной литературы по социологии. Интересно, что Гофман едва коснулся понятия ролевой дистанции в своем главном произведении «Представление себя другим в повседневной жизни», которое вышло в свет лишь на два года раньше. Идея ролевой дистанции настолько захватила автора, что он посвятил ей отдельное сочинение. С точки зрения центральной темы творчества Гофмана — темы угрозы личности в обществе, ролевую дистанцию лучше всего рассматривать при исследовании стратегий поведения людей на житейской сцене. Поэтому здесь речь пойдет лишь о лапидарном изложении центрального тезиса этого широко известного сочинения Гофмана.

В статье «Ролевая дистанция» речь идет о легитимности ожиданий индивида, сопряженные с исполнением определенной социальной роли. Для Парсонса, например, такой вопрос был бы второстепенным, так как успешная социализация является предпосылкой добровольного исполнения человеком своих обязанностей. Для Гофмана, наоборот, центральным является вопрос о том, насколько требования общества сковывают развитие идентичности. Оказывается, чтобы показать, что личность представляет собой нечто большее, чем это предписано ролью (или хотя бы претендовать на это), индивид вынужден дистанцироваться от социальной роли. Ролевая дистанция не означает отказ или неспособность к исполнению роли, а, наоборот, свидетельствует о высокой компетенции, проявляющейся в обращения с социальной ролью по своему усмотрению.

Стигма» (1963)

Книга «Стигма» имеет подзаголовок «Заметки об управлении ущербной идентичностью». Стигма — греческое слово, обозначающее метку, тавро. В социологии под стигмой понимают очевидные социальные признаки, при наличии которых люди исключаются из числа нормальных. Примерами явной стигмы может быть заметная инвалидность или занятие проституцией. Что может быть стигмой — зависит от конкретного общества, но стигма везде связана с дискриминацией человека. Стигматизированные люди стремятся положить конец своей дискриминации. Для этого они применяют различные техники поведения. Можно скрывать свою инвалидность, но можно, наоборот, выставлять ее напоказ, так что она становится нормальным условием нормального поведения. Примером такой, на первый взгляд, парадоксальной поведенческой стратегии может служить желание инвалида за рулем специального автомобиля для инвалидов, чтобы его пропускали на красный свет, потому что его автомобиль не такой быстроходный, как обычный! Этот пример иллюстрирует двойственную функцию техник восстановления ущербной идентичности: они служат как для укрепления и восстановления собственной идентичности, так и создают предпосылки другим людям для «совершенно нормального» поведения. Действительно, очень часто люди с физическими недостатками вынуждены вести себя так, как будто они являются совершенно нормальными для того, чтобы те, кто не знает, как следует обращаться с инвалидами, могли бы вести себя с ними как с обычными людьми. Замысловатая грамматическая конструкция с множеством «как» косвенно демонстрирует, какую большую работу нужно проделать человеку для поддержания своей идентичности и откуда исходит перманентная угроза ей. Дело обстоит ничуть не проще, когда речь идет о неявной социальной стигме. Например, если кто-нибудь имеет сексуальные ориентации, которые не одобряются в его окружении, то он сочтет за благо поискать их удовлетворения подальше от среды своих знакомых, может быть даже в другом городе, иначе его идентичность будет под угрозой, так как в своем городе его репутация может скорее пострадать. Для того, чтобы избежать наихудшего развития событий, человеку приходится осуществлять тщательный контроль за информацией и порой пускаться на обман.

Вера в собственную роль

Под исполнением роли (performance) Гофман понимает целостное поведение, которое человек демонстрирует перед другими и которое влияет на других людей. Гофман начинает социологический анализ исполнения роли с постановки вопроса, содержащего двоякое сомнение в искренности поведения исполнителя роли. Обычно отдельный человек, исполняя свою роль, требует от зрителей воспринимать его всерьез. Они должны считать, что «он ведет себя так, как это проявляется внешне». Если ему удается управлять нашими впечатлениями, то мы считаем его хорошим исполнителем роли. Лишь спустя длительное время после «представления» мы в состоянии выйти из-под обаяния его «постановки» и уяснить себе, что это была не реальность сама по себе, а «всего лишь» спектакль. Это первое сомнение, из-за которого мы чувствуем, что некто «разыграл» нас. В этой связи Гофман выдвигает и другую точку зрения на этот вопрос и исследует, «насколько сам актер верит в реальность, которую он стремится вызвать у своего окружения». Благодаря этому второму сомнению мы, вероятно, обнаружим, что актер играет роль не только для нас, но и для себя. Именно в этой связи выше цитировано высказывание Л. Пиранделло о том, что выбор маски не случаен. Точно также считает и Р. Парк, когда утверждает, что маска есть наше подлинное лицо.

Бывают исполнители, которые полностью увлечены исполнением роли и не сомневаются в том, что она и есть подлинная реальность. Бывают, однако, и такие «актеры», которые совершенно не верят в свою роль и при ее исполнении впадают чуть ли ни в цинизм.

Фасад

Гофман называет исполнением роли все поведение на людях. Ту часть исполняемой роли, которая «в общем и заранее известном виде постоянно служит для определения ситуации участниками представления», Гофман называет «фасадом» (front). Фасад представляет собой «стандартный репертуар выражений, который индивид использует сознательно или бессознательно». Сюда относятся, во-первых, «сценические декорации», то есть оформление пространства для выступления, например, квартира, автомобиль или любимое кафе. Во-вторых, «личный фасад», к которому относятся статусные символы, одежда, пол, внешность и манера речи. Наконец, бывает еще и «социальный фасад», под которым понимаются социальные ожидания, связанные с социальной ролью. Например, устойчивые представления о нормах поведения в данном обществе в роли врача или матери.

Во время своей поездки в Польшу президент США Д. Буш вспоминал слова актера и режиссера Вуди Аллена о том, что 90 процентов жизни сводится к тому, чтобы демонстрировать свое лицо. Скорее всего Вуди Аллен имел в виду не просто «лицо», а те самые «фасады», о которых пишет Гофман, и что их демонстрация является исключительно напряженным и утомительным делом. Мы не можем демонстрировать какие угодно фасады, как и не можем выбрать все маски сразу. Это не вопрос количества и качества, а вопрос выбора одного из качеств. Так как фасады всегда обозначают нечто, прежде всего используются те из них, которые способны выразить типичным образом то, что нужно выразить. Гофман полагает, что в ходе своего развития общество научилось «с помощью небольшого числа фасадов выражать большое количество социальных действий». Об этом свидетельствуют, например, результаты исследований Радклифф-Брауна, посвященные системе родства в крупных общинах, в которых клановое деление позволило «создать менее сложную систему идентификации людей и типов поведения».

Редукция к типичным образцам поведения и соответствующим фасадам, известным всем членам данного общества, делает социальные ожидания окружающих более надежными: «чтобы ориентироваться в различных ситуациях, им достаточно знать лишь небольшой набор фасадов и реакций на них». Как уже было отмечено, Райт Миллс метко назвал это явление мотивационным вокабуляром: «Люди различают ситуации с помощью специфических вокабуляров, согласно которым они предвосхищают последствия своих действий».

Отсюда ясно, что выбор и конструкция фасада зависит от ожиданий данного обществе. Это и имел в виду Гофман в понятии социального фасада. Стереотипные ожидания в отношении социального фасада могут привести к тому, что фасад институционализируется, становится независимым от определенных задач. «Фасад становится «коллективным исполнением роли» и превращается в самоцель». Это означает, что исполнитель сложившейся роли должен перенять вместе с ней и определенный фасад: «фасады обычно выбирают, а не создают». Они являются частью «драматической постановки».

Драматургическая постановка

Когда кто-либо выступает на житейской сцене, он рассчитывает на восприятие окружающих. Это касается даже тех, кто скромно держится в тени или даже готов помереть от скромности. Природе человека (conditio humana) присуща потребность быть воспринятыми другими людьми, чтобы вообще подтвердить свою самость перед самим собой. Бесспорно, что своими действиями человек влияет не только на окружающую природу, но и на других людей. Как продемонстрировал Альфред Шюц, даже простое восприятие социального действия, а тем более восприятие восприятия социального действия другими людьми, также является социальным действием. Наблюдение за действиями других людей и знание о том, что за тобой наблюдают со стороны, является импульсом определенных действий. Примерно так можно обрисовать правомерность допущения о драматической постановке действия в теории Гофмана. «Примерно так» в данном случае означает, что соответствующая глава в книге Гофмана имеет весьма расплывчатое содержание. Это отчасти связано с примерами Гофмана для иллюстрации своих мыслей, которые являются слишком абстрактными.

Аргументацию Гофмана можно подытожить следующим образом: когда человек действует на глазах другого, то он выражает при этом еще и нечто иное, а именно, то, что придает действию вполне определенное значение. Гофман называет это «драматической постановкой». Он пишет: «Отдельный человек обычно сопровождает свои действия намеками, которые хорошо подтверждают публике важные для него факты и освещают такие, которые иначе могли бы быть не замечены или остаться в тени». Подтверждения тем самым означают подчеркивание определенного образа, который действующее лицо желает создать о себе. Иногда речь идет даже о создании вполне определенного образа, который желает иметь индивид. Здесь речь идет не о каких-то таинственных действиях, а, наоборот, о действиях, которым мы обычно не уделяем никакого внимания в силу их сугубой обычности. Это можно проиллюстрировать на примере слесаря-сантехника. Часть того, что он выполняет по роду свой деятельности, известно любому, и любой может выполнить часть его работы. Однако чтобы не создавалось впечатления, что его работу может выполнить любой, сантехник, прежде чем приступить к делу, сначала морщит лоб, начинает комментировать заявку с разных точек зрения и т. п. Другая стратегия сантехника заключается в критике работы, выполненной другой фирмой. Тем самым профессиональная квалификация подтверждается с помощью «драматических» средств выражения, что оправдывает высокую стоимость ремонта сантехники и обеспечивает дистанцию по отношению к доморощенным сантехникам.

Драматическая постановка позволяет «превратить невидимые затраты в видимые». Гофман поясняет эту стратегию на примере могильщика. Его работа не видна. Тем не менее, мы знаем, что работа эта совершенно непривлекательна. Мы наверняка не хотели бы ею заниматься. Конечно, это знает и могильщик, и он постоянно подкрепляет эту нашу установку демонстрацией своих неявных затрат, назначая, например, высокую цену на гробы. На самом деле высокая цена на гробы возникает не за счет затрат материала или расходов на заработную плату, а включает в себя некоторые услуги, которые из уважения к близким покойного просто не называют. Проблема трансформации невидимых затрат в видимые существует и для профессий, которые несмотря на престиж в обществе, плохо известны публике, и неясно, в чем конкретно они заключаются. Политики решают эту проблему, указывая публике на свою публичную ответственность, а некоторые ученые — тем, что говорят на непонятном для обычных людей языке науки.

Третью форму драматической постановки можно назвать «замещающим спектаклем». Гофман констатирует, что у многих людей, которые хорошо исполняют свои обязанности, не хватает времени или способностей, чтобы продемонстрировать другим, как хорошо они исполняют свои обязанности. В случае некоторых профессий это обеспечивается высоким гонораром или ставками. На многих предприятиях существуют специальные должности для показа работы тех, у кого она не видна. Именно такую функцию выполняют пресс-службы, которые должны демонстрировать невидимые усилия фирмы, чтобы общественность смогла их оценить.

Понятно, что драматическая постановка предназначена для выражения того особенного, что содержится в социальной роли. Таким образом, речь идет об особенном содержании социальной роли. Однако бывает, что все поведение стилизовано определенным образом. Стилизация понимается здесь в смысле Макса Вебера, который писал о стилизации жизни сословий. Гофман называет такое поведение габитусом. Габитус представляет собой культивирование деятельности, посредством которой устанавливается социальная дистанция.

Идеализация

Драматическая постановка поведения представляет собой «метод, посредством которого исполнение роли «социализируется», т. е. приспосабливается к пониманию и ожиданиям общества, в которым оно происходит». Драматическая постановка поведения обслуживает фасады, известные зрителям. Лишь на этом фоне можно выразить свои особенности. Гофман показывает, что исполнители ролей проявляют тенденцию драматическим образом подчеркивать ценности, которые стоят за их поведением и ожиданиями зрителей. Он называет это явление идеализацией. Его взгляды, конечно, не является новыми. Согласно Чарльзу Кули (1864-1929), на которого ссылается Гофман, «демонстрация окружающим улучшенного, идеализированного аспекта собственного Я» является общечеловеческим свойством. Формы поведения, посредством которых официальные ценности находят образцовое и обязательное выражение, Дюркгейм называет ритуалами. Ритуалы представляют собой «яркое обновление и подтверждение ценностей сообщества». Ритуалы также выполняют функцию идеализации определенных ценностей и их драматического возвышения. Они служат тому, чтобы создавать рамки для определенных ролей, в которых поведение отдельного человека получает вполне определенное значение. Примерами ритуального поведения может быть разыгрывание бедности, в которое порой пускаются богатые люди перед гостями, либо изображение «гармоничной семьи» перед соседями.

Идеализированные представления, по-видимому, играют важную роль при продвижении по социальной иерархии. Благодаря усиленному подчеркиванию социальных ценностей, которые играют важную роль в новом социальном окружении, происходит затушевывание своего происхождения и закрепление нового статуса человека. Статусные символы выражают приверженность к новым ценностям. Проблемы, которые скрыты за фасадом, заботливо скрываются от значимых лиц. «Если кто-либо желает обеспечить соответствие своей постановки идеалам, он должен избегать и тщательно скрывать действия, не соответствующие этим идеалам». Кто постоянно твердит о Шекспире, Шиллере и Пушкине, тот должен скрывать, что вечерами смотрит телесериалы или читает дешевые романы.

Существует множество стратегий идеализации. Так, некоторые выпячивают определенные идеальные стороны своей профессии, хотя на деле преследуют лишь обычные тривиальные интересы. Другие мучительно думают о том, чтобы не совершить какой-нибудь ошибки. Так, врачи всегда скрывают свои ошибки, а многие матери не могут припомнить, чтобы они когда-либо ссорились с детьми. Некоторые все время напоминают, сколько сил они отдают делу, а другие, наоборот, изображают, будто все у них получается походя. Некоторые предпочитают эстетическую постановку, всячески скрывая не очень привлекательные следы ее подготовки. По этой причине человек не любит, когда наблюдают за утренним туалетом, а ресторанах вход на кухню воспрещен.

Идеализация представляет собой решение в пользу определенных ценностей. Однако консенсуса относительно определенных ценностей не существует, их иерархия может меняться, а значит не исключены и конфликты. В случае подчинения нескольким идеалам ориентируются на тот, нарушение которого влечет за собой наиболее жесткие санкции и скрыть его невозможно.

К идеализации относится также создание у определенной публики впечатления, что она является уникальной или хотя бы очень важной. Конечно, при этом большую роль играет контроль со стороны публики. Так, лектор, завершающий доклад словами «Вы самые интересные слушатели, которых я когда-либо видел», должен следить за тем, чтобы не повторять эту фразу в аудиториях, знакомых между собой. Само собой разумеется, нельзя делать один и тот же комплимент в присутствии того, кому он уже был сделан.

Управление впечатлениями

Исполнитель роли обычно уверен, что публика будет правильно понимать тонкие намеки, указывающие «на важные моменты представления». Он не должен ни подавать все на лопате, ни скромничать так, что никто не поймет, чего он добивается. Пользующаяся обычно дурной славой «потеря доброго имени» может оказаться на самом деле очень тонкой драматической постановкой. Кто позволяет себе уронить свое имя, на самом деле уверен, что окружающие кое-что извлекут из этого. Например, некоторым ничего не говорит вскользь брошенная фраза о том, что мы с другом всю ночь говорили о мировых загадках. Заложенная в ней ирония может остаться незамеченной, все сказанное принимается за чистую монету. Следовательно, управление впечатлениями является важной частью социальной драматургии.

Если публика неверно интерпретирует постановку или уделяет слишком большое внимание неудачам исполнителя, возникает опасность иного определения ситуации с ее стороны, не запланированного исполнением. Поэтому исполнитель роли должен всячески избегать вредных для него впечатлений, зная, что одна фальшивая нота портит весь оркестр. Гофман в этой связи выделяет вида группы событий, которые могут привести к провалу всей постановки. Во-первых, это неловкость исполнителя роли. Безобидным примером может быть учитель, который читая классу мораль, вдруг начинает икать. Во-вторых, исполнитель роли бывает увлечен ею либо слишком слабо или слишком сильно. Например, кто рассуждает о безработице легко, как о погоде, проваливает представление перед публикой точно так же, как и тот, кто рыдает при слове безработица. В-третьих, исполнитель роли может пользоваться не теми декорациями или постановка бывает неудачной в целом. Например, кто будучи в трезвом виде на карнавале заявляет, что для него главное — борьба против экспериментов на животных, избрал явно не ту сцену для выступления, или зять окажется в неловком положении, показывая теще «любимого внука», если тот ее не слушается.

Отсюда видно, что презентация является весьма сложным процессом в повседневной жизни. Однако обычно она удается довольно неплохо. Гофман уделяет так много внимания стратегии исполнения роли, случаям его нарушения и неудач лишь для того, чтобы с помощью средств социологии заострить внимание на сложности постановок друг перед другом на «очень тонком льду» повседневных отношений. Это еще лучше видно в случае иной стратегии, которую Гофман упоминает лишь вскользь при анализе постановок. Она называется ролевой дистанцией.

Ролевая дистанция

Никто из социологов не занимался темой ролевой дистанции так подробно, как Гофман. Импульсом для возрождения интереса к этой проблеме стало возобновление дискуссии по теории социальной роли, которая зашла было в тупик из-за острой критики структурного функционализма Парсонса. Тема ролевой дистанции позволила обратиться к тем проблемам человека в обществе, о которых говорили (или предсказывали) представители символического интеракционизма. Интересно, что эта тема была затронута в книге Гофмана «Представление себя другим в повседневной жизни», как отмечалось, лишь вскользь, мимоходом. Здесь мы вкратце рассмотрим ее в общих чертах, ограничившись ранее упомянутым другим сочинением, написанным Гофманом два года спустя после завершения своего главного труда.

На первый взгляд кажется, что ролевая дистанция говорит об завершении совместного «спектакля» Однако можно показать, что именно она дает индивиду возможность иначе определить ситуацию, фасады, декорации и даже зрителей. Гофман описывает ее как сложную форму игры так: «Публичное участие человека в одной ролевой структуре дает ему возможность сохранять неопределенность относительно своего участия в другой ролевой структуре. Тем самым у него в запасе имеется еще одна или несколько социальных ролей, которые исполняются по мере надобности». Это одна сторона того, почему драматические постановки являются фрагментами более широкой реальности. За их пределами имеются внешние области, важные и существенные при других обстоятельствах. Отсюда следует, что от наличия иных социальных ролей невозможно полностью отвлечься. В этой связи А. Стросс утверждает, что любая интеракция является взаимодействием не только с присутствующими, но и с отсутствующими зрителями. Иными словами, зрители, на которых мы ориентируемся, не обязательно должны сами физически присутствовать в ситуации, их могут заменять символические фигуры прошлого, настоящего и даже будущего. Предвосхищение «реакций» этих лиц будет учитывается человеком в собственном социальном действии» и может привести к иному определению обязанностей, вытекающих из актуально исполняемой роли, так как ожидания отсутствующего зрителя могут оказаться веьма и весьма значимыми. Таким образом, действующий человек, ориентируясь на вышеописанные иные ожидания, дистанцируется тем самым от актуальных ожиданий к роли и ориентирует свои действия на своего партнера по взаимодействию как бы условно.

Вторая сторона того, что исполнение роли всегда является лишь фрагментом более сложной реальности, связана с ожиданиями присутствующих зрителей. Гофман так описывает эту проблему: «Люди имеют двойственное отношение к обстоятельствам, в которых находятся и могут оказаться. Они чувствуют, что одни обстоятельства им подходят полностью, а другие — нет, одни обстоятельства радуют их, и их можно принять в качестве составляющей своего образа, а другие — нет». Так как в социальном взаимодействии каждый постановщик роли одновременно является зрителем, и наоборот, каждый зритель — постановщиком, то определение ситуации каждым из них касается всех участников ситуации. Определить ситуацию — значит побудить других к поведению, соответствующему своей концепции действия, что с необходимостью означает ограничение действий других людей. По большому счету все находятся в одинаковой и предпринимают одинаковые усилия против сковывания своих действий, что и является основой ролевой дистанции. Гофман так описывает соответствующую стратегию поведения: «Если последовательно проследим поведение человека, то обнаружим, что он никогда не остается пассивным перед множеством возможных значений ситуаций, которые возникают перед ним. Всегда, если есть возможность, он будет активно выступать за сохранении того определения ситуации, которое является стабильным и хорошо согласуется с его образом самого себя».

Это не всегда бывает легко, причем принципиальным условием является одинаковый статус участников. Там, где доминирует власть обстоятельств, возможна лишь односторонняя ролевая дистанция. В обычных условиях люди располагают методами, благодаря которым они участвуют в социальной постановке на равных. К ним относятся объяснения, извинения и шутки. Все это — «методы, при помощи которых человек просит вычеркнуть некоторые признаки ситуации из числа критериев оценки его личности». Ролевая дистанция является «разграничением индивида и его возможной роли». Посредством ролевой дистанции индивид активно воздействует на образ, который складывается о нем у других. Примером такой стратегии является ребенок, который рьяно кружится на карусели, показывая другим детям, но прежде всего родителям, что он уже не такой маленький.

Ролевая дистанция может выступать в качестве добровольного отказа от некоторых прав, связанных с определенной социальной ролью. Гофман иллюстрирует это примером хирурга, который во время сложной операции реагирует на неловкую работу ассистента добродушным замечанием, что «во время своей первой операции с ним было то же самое!», а не строгим выговором, смутившим бы ассистента еще больше. В этом примере ролевая дистанция позволяет провести подсчет преимуществ и недостатков, связанных с разными вариантами продолжения совместной деятельности. Отсюда видно, что ролевую дистанцию нельзя путать с уклонением от ролевых обязанностей или с недееспособностью человека. Она является самостоятельным способом поведения в ситуации с учетом ее определения другими людьми или требований конкретных обстоятельств. Поведение человека в тотальных институтах, описанное Гофманом, показывает, что ролевая дистанция является стратегией выживания в институциональных условиях, крайне опасных для человека.

Нечестное исполнение роли

Было бы удивительно, если бы в замысловатой игре на житейской сцене не встречалось бы фальшивок. Такого же мнения придерживается и Гофман, он называя их неправдивым исполнением роли. Иногда публика различает правду и фальшь, настоящее и ненастоящее в исполнении социальной роли. Некоторые даже страдают профессиональной подозрительностью ко всякому к изъяну в фасаде (например, полицейские) или относятся к ним с морализаторским ригоризмом. Спектр социальных постановок здесь очень широк. Если кто-либо выдает себя за определенное лицо, не являясь им, мы считаем, что происходящее нечестное исполнение роли недопустимо, но в то же время к заведомым аферистам бываем менее взыскательными. Мы даже порой довольны их поведением, если оно пошло на пользу делу или жизнь проучила плутишку.

С точки зрения исполнителя, а не стороннего наблюдателя, честное исполнение роли порой кажется в высшей степени рискованным делом, и в повседневной жизни человек даже не всегда отваживается на некоторые роли. Под нечестным исполнением роли можно понимать и прямой обман. Обман возникает, когда кто-либо притворяется не тем, кем является, чтобы сыграть роль, на которую не имеет права. Опасность обмана в том, что он может обрести самостоятельную жизнь: «Обман не только наносит вред личности, но и всегда есть вероятность его разоблачения другими, кто знает человека».

Как отмечалось, не каждое недобросовестное исполнение роли обнаруживается тотчас (как и добросовестное). Мы знаем, что «единожды солгавшему верят, даже когда он говорит правду». Кто запятнал себя ложью, должен понимать, что разрушается не только актуальное социальное взаимодействие, но и страдает вся его репутация. Однако мы относимся с пониманием ко «лжи во спасение», например лжи врача ради уменьшения мучений больного.

Можно сетовать о том, что между правдой и ложью лежит широкая нейтральная полоса. Так, не совсем правдивыми, но в то же время и не явно не