О божественных явлениях и неожиданных появлениях

 

Давать, брать, делиться тайной, расспрашивать, угощать, принимать угощение — вот шесть признаков дружбы.

Древнеиндийская пословица

 

Я хотела есть, пить и спать, причем в любом порядке. Плотские испытания надоели мне до зубовного скрежета. На этом круге стены коридора усеивали небольшие смотровые окошки, за которыми происходили всяческие непотребства. Я поначалу еще с любопытством туда поглядывала — мало ли, какое знание в жизни пригодится. А потом стало мерзостно.

— Это мои фантазии потаенные там изображают? — осторожно спросила я лису.

— Нет, — скривилась та. — Это адепты воплощают свои.

— Да не может быть! Меня как-то, еще в деревне, подруга водила в храм. Там все чинно, благородно: песнопения трогательные, поклоны по числу светлейших ликов, а еще жрец предсказания вещал…

— Ты видела обряды для черни, ее только запретами да скорым наказанием в узде держать можно. А здесь все для своих устроено, для приближенных.

Последней каплей стала распятая на косом кресте пудовая бабища, которую охаживали плетками два затянутых в черную кожу мужика. Баба закатывала глаза в экстазе и кричала на швабском: «Еще! Еще! Сильней!» Обнаженные телеса колыхались, ручьями тек пот. Подуставшие экзекуторы подбадривали друг друга срамными возгласами. Противно, честное слово!

Прислушиваться к своим ощущениям я тоже не забывала. А то вдруг момент пропущу, когда гордыня наружу полезет. Да нет, вроде обычно все. Умница и красавица Лутонюшка выступает, как пава. Спину держит ровно, чтобы корона с головы не сползла. Я ведь так обычно и хожу. Еще, правда, шестерка пажей мне полагается, чтобы подол горностаевой мантии в грязи не пачкать. Я быстро оглянулась назад — проверить, исполняют ли гадкие мальчишки свои обязанности, и — бах! — налетела на внезапно остановившуюся Хумэнь.

— Мы пришли.

Я фыркнула, потирая ушибленное плечо. Эк меня накрыло. Расскажу кому, не поверят.

— Ты меня по кругу водила, чтобы на то же самое место вернуть?

Зал был до боли знакомый — с мраморными колоннами. И я была уверена, что, присмотревшись, смогу определить, на какую из плиток нажимала лисица перед тем, как мы вниз ухнули. Единственное отличие — теперь по центру стояло огромное зеркало на кованых ножках. А может, оно и тогда здесь было, только скрытое от меня при помощи каких-то чар. Я приблизилась. Гладкая ониксовая темнота вместо ожидаемых отражений.

— Ты меня через него вытащила?

Хумэнь не отвечала, будто прислушиваясь.

Тип-топ… топ-топ… То ли капель, то ли чьи-то неторопливые шаги.

Лисица зашипела и набросилась на меня. Затрещала разрываемая ткань платья. Я потянула соперницу к себе, чтоб в последний момент присесть и сгруппироваться. Хрустнула суставом подломившаяся нога. Мы упали на пол. Саданув наугад коленом (кажется, попала), я попыталась столкнуть с себя комок мышц, в который превратилась моя спутница. Получила удар в подбородок, голова дернулась назад, затылок встретился с полом, в глазах потемнело. Рот стремительно наполнялся соленым, саднила треснувшая губа. Лисица продолжала кромсать мою одежду. Я плюнула в ее сосредоточенное лицо.

— Прекратить!

Змеиный шепот отрезвил нас почище ведра холодной воды. Лисица молниеносно отскочила и застыла в поклоне перед высокой фигурой вещуна. Трисветлый Ив был в маске, но голос его я узнала.

— Я недоволен тобой, Хумэнь, — продолжал Трисветлый, не обращая внимания на мои попытки подняться и принять подобающий вид. — Ты слишком долго ведешь ко мне нашу гостью.

А гостья тем временем стояла на коленях, одной рукой придерживая на груди остатки платья, а другой нащупывая на полу побольше лоскутков — прикрыть срам. Из губы на подбородок текла кровь, но лишних рук ее вытереть у меня не было.

— Девчонка полезла в драку, — оправдывалась лиса. — Мне пришлось применить силу.

— Да она сама…

Моя попытка восстановить справедливость была пресечена быстрым взглядом.

— Молчи, — беззвучно шевелились губы Хумэнь. — Молчи-и-и…

— …виновата, должок у нее передо мной, — извернулась я. — А у меня — перед ней. Кровная месть у нас. Понятно?

И, плюнув на правила куртуазности, поднялась на ноги. Ив смотрел на меня с интересом. Нет, кажется… Фиалковые глаза в прорезях маски были холодны и неподвижны.

— Пообещай мне, что в моем присутствии вы воздержитесь от выяснения отношений.

— Навроде как грецкие игрища? Помнится, у них, когда до состязаний дело доходит, даже войны на время останавливают, — блеснуть знаниями было приятно. — Только пусть тогда ваша зверушка ко мне тоже не лезет. А то мое терпение, знаете ли, край имеет.

Неожиданная разговорчивость была следствием нервного напряжения. А вот то, почему при Светлейшем я всегда стремлюсь на просторечный мохнатовский говорок перейти, — это тайна, покрытая мраком.

— Ты слышала, Хумэнь? — Вещун повернулся к лисице. — Наша гостья не хочет тебя видеть. Удались.

Та склонилась еще ниже, изображая покорность, и молча отошла. Я провожала ее взглядом, надеясь на какой-то знак. Но лисица скрылась за колоннами, даже ни разу не оглянувшись.

Мы немного помолчали. Я потому, что не могла придумать, что еще такого ляпнуть, а Ганиэль… Не знаю, о чем думал он, но в его присутствии я чувствовала себя слишком маленькой, слишком беззащитной, слишком…

— Твоя нагота волнует меня, — наконец проговорил Ив.

Мне послышалась удивленная интонация в его голосе. Я покраснела.

— Гостью нужно сопроводить в ее покои и помочь одеться.

Он резко хлопнул в ладоши, из-за колонн появилась пара закутанных в плащи фигур. Жрецы? Слуги? Трисветлый резко повернулся и пошел в ту же сторону, куда перед этим исчезла лиса. Меня повели в противоположном направлении.

На стенах зала как по волшебству появились многочисленные резные дверцы. Когда я бродила здесь впервые, их видно не было. Неужели для того, чтоб открылись глаза, нужно было пройти испытания в спиральном коридоре?

— Сюда, — негромко направили меня к нужному выходу. — Дверь со знаком клевера.

А голосок-то женский, да и фигуры у моих сопровождающих мелковаты.

Я слегка пригнулась, проходя под низким косяком. Ганиэлю небось вдвое складываться приходится.

— Ваши покои, госпожа.

Я шмыгнула носом, оглядывая обстановку, которой, кстати, было негусто. Пол, устланный коврами, слегка пружинил под ногами. У стен в беспорядке были свалены огромные подушки. В отделке преобладали красный и темно-синий цвет, отчего я на мгновение представила себя в чреве огромного животного. С потолка спадал блестящий каскад прозрачных кристалликов. Я решила, что это светильник, между прочим сделав зарубку в памяти: под этой громадиной не стоять и не сидеть, а то мало ли что, неизвестно, насколько надежно она закреплена.

— Госпожа желает раздеться?

Я обернулась. Сопровождающие уже сняли свои маски и балахоны. Как я и предполагала, они были женщинами. Две молоденькие девчонки, не старше меня, чем-то неуловимо похожие, хотя одна из них была рыжей, с усеянным веснушками улыбчивым лицом, а другая — дородной и русоволосой. И кстати, не считая шелковых набедренных повязок, обе они были обнажены.

— Как вас зовут? — устало спросила я.

Ну голые, и дальше что? Я, по-моему, сегодня разве что с содранной кожей баб не видала. И то, скорее всего, потому что не смотрела внимательно. Да и сама я, если честно, не очень-то и одета. Вон даже Ганиэль взволновался. Я опустила взгляд вниз — на кровоточащие коленки, сбитые носки туфель, сползшие до самых щиколоток чулки. Волнительное зрелище, чего уж там — сама в растрепанных чувствах.

— У нас нет имен, госпожа, — ответила рыжая. — Мы здесь, чтоб служить вам.

— Чтобы исполнять все ваши желания, — подхватила другая. — Прикажете ванну, госпожа?

Госпожа пожала плечами. Ее в этот момент накрывала такая волна паники, что хотелось визжать тоненьким голоском. Но страхи страхами, а в порядок себя привести надо. Судя по всему, впереди меня ждал очень непростой разговор.

Ванная комната была огромной, гораздо больше той, в которой мы только что были. Купальня белого мрамора с тремя невысокими ступеньками, резные скамеечки, на которых теснились склянки и плошки с разнообразными маслами, притираниями, мелкими кристалликами разноцветной соли, а также стопки белоснежных отрезов ткани.

Я повела плечами. Платье упало, я переступила через него, оставляя в грязной куче обувь и чулки. Рыжая служанка подхватила все это и куда-то унесла. За ее движениями я не следила. Гораздо больше меня интересовали действия второй девушки. Та быстро спустилась на дно пустой купальни, приблизилась к выступающей из стены трубке, потянула за какой-то рычажок, из трубы хлынула пенная струя воды. Я ахнула:

— Что за чудеса?

— Никакого волшебства, — с гордостью ответила служанка. — В подвальных помещениях постоянно подогревается огромный котел, из которого вода потом по трубам поступает в ванные комнаты гостей.

— Хитро, — одобрила я новинку. — А что у вас для справления естественных надобностей придумано?

— Клозет, — из-за спины сообщила вернувшаяся рыжая. — Новейшее изобретение ученой мысли.

Ученая мысль удержу не знала. Фарфоровая чаша на гнутых ножках зияла по центру круглой дырой. Я подавила желание наклониться и поорать туда, чтоб услышать эхо.

— Тоже система труб. — Служанка завелась не на шутку, было видно, что гордится она не только диковинками, но и своими знаниями о них. — Все отходы поступают в специальные резервуары, спрятанные глубоко под землей.

Я поцокала языком.

— Ну так их все равно время от времени опустошать надо. Золотарей нанимать, или колдовством каким развеивать.

Девки переглянулись, будто я сказала какую глупость.

— В храме не действует магия.

— Сила Трехликого так велика, что любой стихийник опустошится в одно мгновение, только попробовав применить свое колдовство.

— Бог защищает нас от магов.

— Он защищает нас от врагов.

— Исполняет наши желания.

— Забирает страхи.

— Дарит сны.

Они трещали как сороки, подхватывая фразы друг друга. Это было, конечно, замечательно и, наверное, даже поучительно…

— Стоп! — хлопнула я в ладоши, прервав на полуслове очередную восторженную тираду. — В другой комнате договорите. Как дела свои закончу — позову.

Они послушно вышли. Дел-то у меня было немного, только чужих глаз они не терпели.

Служанки поскреблись в дверь, когда я, уже намыленная, в шапке из ароматной пены возлежала на дне купальни, позволяя струйкам теплой воды массировать мое пострадавшее тело.

— Ну чего еще? — недовольно открыла я один глаз.

— Госпожа позволит услужить ей?

Я буркнула что-то невразумительное и заорала, когда ощутила скользкую горячую ладонь на своем бедре.

— Не бойтесь, госпожа, я сделаю вам хорошо, — шептала рыжая, усиливая напор.

Я, вздымая волны, отвесила ей затрещину:

— Если еще кто-то из вас посмеет прикоснуться ко мне…

Что я в таком случае сделаю, на ум не приходило, но и просто грозной интонации хватило за глаза. Девчонки выскочили из купальни как ошпаренные.

— Мне и так лучше всех, — пробормотала я остывая. — Еще немножечко поваляюсь и…

И я уснула.

 

Старик сидел в большом, обтянутом чешуйчатой шкурой кресле. Его седые волосы струились по плечам, сбегали на ониксовую поверхность пола и застывали там туманным озерцом.

— Подойди.

Я послушно приблизилась, поскрипывая кожей высоких верховых сапог.

— Почему ты — мальчик?

Я пожала плечами:

— Твой сон — тебе виднее.

— Может, тебе про меня наговорили, что я девственниц на обед ем?

— Меньше всего я в жизни думаю о твоем питании.

— Наглая девчонка.

Тяжелые веки опустились, прикрывая белесые страшные глаза.

— Не сердись. Это же сон, а во сне человек себя контролировать не может.

— Это потому, что ты не стараешься, — ответил он сварливо.

— Я буду усердней, — пообещала я. — А где остальные два?

Он, не открывая глаз, пожал плечами:

— Носятся где-то… Молодые, жадные, горячие. Им еще все интересно.

— Ты меня позвал, чтобы я тебя развлекла?

Он посмотрел на меня:

— А ты можешь?

— Только не пением. И не танцами. У мужчин как-то по-другому тело устроено, я еще не очень поняла, как им управлять.

— Игры какие знаешь?

— Из приличных — шахи. Но что-то мне подсказывает, что против тебя у меня шансов нет.

Он кивнул.

— Простецкая игра. У вас, людей, все игры простые.

Мы помолчали.

— В миру какие новости?

— В Араде? — уточнила я. — Твои ребята ракшаса вызвали, он нам чуть весь город не порушил.

— Арад? Это такой городишко на разломе? Там просто вызывать.

Я начинала злиться из-за бессмысленного разговора.

— А ты хорошенькая, — вдруг сказал он. — Садись.

Я приподняла подол кружевного серебристого платья и присела на кушетку. Он закинул ногу на ногу и отбросил с лица прядь седых волос. Его желтоватые кошачьи глаза хитро щурились.

— Ганиэль меня не любит, — пожаловался он. — И уважать совсем перестал.

— Мне его убить?

— Сам справлюсь. Ты не знаешь, зачем он тебя сюда притащил?

— Нет. А ты?

Он не ответил.

— Хочешь дар?

— Спасибо, у меня есть, — вежливо отказалась я.

— Ветер? — Его смех звенел стеклянными колокольчиками. — Это же почти ничего! Хочешь все четыре — огонь, воду, землю? Будешь единственной и неповторимой.

— Я и так… хм… неповторима…

В груди горело, мне не хватало воздуха.

— Жаль, — сказал он грустно. — Жаль, что ты не успеешь познакомиться со всеми.

— Почему? Третьего нет поблизости?

— Ты умираешь.

 

Ах-хах! Я извергала воду на мраморный пол купальни, стоя на четвереньках. Прислужницы хлопотали рядом, придерживая мою голову:

— Вы уснули и ушли под воду, госпожа.

— Хорошо, что мы в щелочку подглядывали и вас вытащить успели.

— Госпожа, вы слышите нас, госпожа?

Я кивнула, меня опять вывернуло.

— Трисветлый Ив просит вас к себе. Нужно поторопиться, госпожа.

Я, покачиваясь, поднялась. Руки висели плетьми, колени дрожали.

— У меня было видение, — равнодушно сообщила я девушкам. — Ваш бог говорил со мной.

— Какая же вы счастливица!

С этим утверждением я могла бы поспорить, но мне было лень.

Меня наскоро вытерли мягкой тканью. Одна из прислужниц быстро заплетала мои волосы, пока вторая помогала одеться.

— Спину надо прикрыть. Давно это у вас, госпожа?

Сил не было даже на пожимания плеч, я мотнула головой.

Широкие белые штаны были из шелка — полупрозрачного, почти невесомого. Рубаха доходила до бедер. Сверху к ней полагалась еще расшитая жемчугом безрукавка. Носки кожаных туфелек задорно загибались вверх. Меня подвели к зеркалу.

— Вам нравится, госпожа?

— Да, спасибо. — Десятки тонких косичек, которые успели соорудить на моей голове, колыхнулись в такт словам. Я покачнулась, будто под их тяжестью.

— Она свалится по дороге. Нас накажут.

— Надо признаться, что она чуть не утонула.

— Я не хочу. Скажут, что мы должны были находиться с ней неотлучно. Скажут, что мы виноваты. Помнишь, что с нами сделали, когда ты разбила любимую чашку брата Эскудара?

— Ой!

Девчонки шептались на франкском, так что я понимала каждое слово.

Я осторожно сделала несколько шагов и присела на ближайшую скамью. Отдохну пару минут, а там видно будет.

— Она действительно хорошенькая…

— Тебя все еще интересуют женщины, Младший?

Это были уже не служанки. Их шушуканье все еще доносилось до меня, но было только фоном для нового диалога. Знакомые мужские голоса звучали прямо у меня в голове, и мне это совсем не нравилось.

— Не завидуй, Первый.

— Было бы чему…

— Она прошла по спирали. Ты почувствовал?

— Да, это сразу заметно. Это что-то значит?

— Ив не сможет ее заморочить.

— Его давно пора наказать. Он слишком уверовал в свою непогрешимость.

— У нее получится?

— Посмотрим. Она обещала нас развлечь.

— Она вас слышит! — резко проговорил кто-то третий, и из моей головы наконец-то убрались.

— Выпейте, госпожа.

Ноздрей коснулся насыщенный, незнакомый запах. Я открыла глаза. Служанка держала передо мной поднос, на котором стояла крошечная чашечка с дымящейся коричневой жидкостью.

— Это кафа — бодрящий напиток. Вам станет легче.

Я осторожно отхлебнула. Огненный шарик скользнул по горлу, оставив во рту приятный вязкий вкус. В два глотка сосуд опустел.

— Еще!

— Подождите немного, госпожа. Сейчас напиток начнет действовать.

Я решила прислушаться к совету и расслабилась. Сначала ничего не происходило, а потом по жилам будто побежали воздушные пузырьки, забрав головную боль и вялость. Совсем хорошо мне не стало, но полегчало изрядно.

— Это колдовство?

— Нет, — улыбнулась рыженькая. — Просто свойство плодов, растущих на другом континенте.

Я повела головой, прислушиваясь к перезвону крошечных колокольчиков, которыми умелицы успели украсить мои косицы, и поднялась с лавки:

— Мы можем идти.

 

Комната, куда меня привели, была выдержана в золотисто-коричневых, приятных глазу тонах. Ганиэль ждал меня, восседая на подушке у круглого столика. Его светлого шелка одежды были похожи на те, в которые вырядили меня служанки. Только рубаха, с длинными разрезами на бедрах, была длиннее и доходила почти до колен. Девушки после поклонов удалились. Мы остались вдвоем. От курильницы, стоящей у окна, вился ароматный дымок.

— Присаживайся, — кивнул мне Трисветлый.

Я приблизилась и уселась к столу.

— Вы хотели видеть меня?

— К чему эти церемонии? Я же разрешил тебе называть меня на «ты». Мы скрепили нашу дружбу поцелуем. Ты помнишь?

— Во сне не считается, — покраснела я.

Его фиалковые глаза ничего не выражали.

— Ты голодна? Угощайся.

Я обвела взглядом стол. Сыр, фрукты, тоненькие кусочки вяленого мяса, прозрачный напиток в фарфоровых сосудах, на поверхности которого плавали розовые лепестки, пресные хлебцы, ракушки с комочками чего-то малоаппетитного. Я схватила лепешку.

— Благодарствую.

Жевалось с трудом, кажется, в купальне я приложилась скулой о мрамор.

— Вина? — Хозяин протянул мне бокал с рубиновой жидкостью. Я покачала головой:

— Что-то не хочется…

Ни беседы, ни трапезы у нас толком не получалось. Я не знала, на сколько хватит действия бодрящего кафа, поэтому с хмельным решила не рисковать. Взяв фарфоровую плошку, я понюхала содержимое и осторожно отхлебнула. Ив рассмеялся:

— Это вода для омовения рук.

Я допила до дна и отставила посуду.

— В ней же еще никто ничего не мыл?

Он опять рассмеялся.

— Прости, я не подумал о том, что некоторые обычаи моей родины могут быть тебе незнакомы. Смотри, это устрицы.

Он взял одну из ракушек и серебряной двузубой вилочкой достал из нее комок полупрозрачного мяса.

— Лакомство это более всего ценится влюбленными, ибо тайное свойство его — разжигать страсть.

— Страсть к познанию во мне уже проснулась, — сообщила я, следуя примеру хозяина.

Несмотря на отвратный внешний вид, устрицы оказались довольно вкусными. Мясо не мясо, рыба не рыба… Хорошо еще, мне вовремя показали, как его есть, а то с меня б сталось саму ракушку оприходовать. Недаром в народе говорят, что голод лучшая приправа. Я, равномерно работая челюстями, отдавала должное предложенным разносолам. Чувствовала я себя уже получше, даже страх куда-то исчез, уступив место любопытству. Зачем я нужна Иву? Дракона не приручила, да и где он теперь, этот Дракон? Я поискала взглядом, чем бы запить еду. Вино просвечивало сквозь тонкие стенки бокала. Вкусное, наверное. Я, под пристальным взглядом Ива, выпила воду из второй рукомойной плошки. А вот еще интересно, Влад ему зачем?

— Отвести тебя к бассейну? Будешь пить прямо из него? — Сарказм в голосе Трисветлого скрывал раздражение.

— Благодарю, я закончила трапезу, — покачала я головой, колокольцы на косах задорно звякнули. — И готова к серьезному разговору.

Чем хороша была моя новая одежда, так это удобством. Я откинулась на подушке, подтянув колени к подбородку, пальцы рассеянно перебирали тонкую ткань рубахи. Мне было хорошо и спокойно, я чувствовала себя в безопасности. Где-то вдали невидимый музыкант пощипывал струны лютни.

— Я должен задать тебе ритуальный вопрос, — сухо начал Ив. — Ты хочешь служить моему богу?

Мне показалось, что ответа от меня ждет не только и не столько мой собеседник.

— Я не хочу служить богам.

— Что ж, ты сделала выбор. — Ганиэль поднес к подбородку сплетенные пальцы, вся его поза выражала задумчивую сосредоточенность. — А теперь я расскажу тебе одну историю. Тебе должны нравиться… Как у вас называют небылицы, которые передают из уст в уста долгими вечерами?

— Сказки. Я люблю их.

— Сказка, которую я тебе поведаю, началась давно и не в вашем мире. А ты должна знать, что во вселенной существует множество обитаемых миров…

Дождавшись от меня утвердительного кивка, Ганиэль продолжал:

— Так вот, этот другой мир был прекрасен. Золотистый песок искрился под голубым солнцем, зеленые волны океана были полны жизни… А какая там была магия! Она струилась по земле подобно прибрежным туманам, она потрескивала язычками пламени в очагах, она… Ее было даже слишком много. И еще в этом мире жил бог. Это был хороший бог, справедливый и могучий. Он помогал жителям того мира, направлял и оберегал их. Они платили ему благодарностью, ведь людям надо во что-то верить. К шпилям храмов возносились молитвы и песнопения, и всегда полыхал в жертвенниках благодатный огонь. А потом этот мир стал умирать. Понемногу из него стала утекать магия, а вместе с ней и жизнь. Бог ничего не мог сделать. Ибо не в его власти было остановить быстротекущее время. И тогда он поведал людям о скорой гибели их мира.

— Возвестил? Предсказал? Поэтому вы и вещуны?

То, что Ив делится со мной историей о своем божестве, сомнений у меня не вызывало. Мне было лишь непонятно, чем я заслужила эту сказку. И еще было очень-очень интересно.

— Это вы нас так называете… Я никогда не задумывался почему.

Трисветлый отвечал обиженно, поэтому я решила больше не перебивать, только подалась всем телом вперед, чтоб не упустить ни словечка из чудного рассказа.

— Люди приняли весть стойко. Они не боялись конца, потому что потом им была обещана лучшая, вечная жизнь. Единственным, что мешало достойному ожиданию смерти, была забота о боге. Ибо его на той стороне жизни не ждало ничего. И тогда лучшие умы и самые могущественные маги мира создали артефакт — ключ между мирами, который позволял их божеству уйти, не дожидаясь конца. И бог ушел…

— А тот мир? — Я все-таки не выдержала. — Он все-таки погиб? А люди, которые там остались, получили обещанную вечность?

Ганиэль пожал плечами и не ответил.

— Вместе с богом ушли несколько доверенных жрецов. Мы скитались среди звезд, иногда находили пристанище в каком-нибудь мире, но в каждом из них были свои боги, и они не были рады нам. И вот наконец мы явились сюда…

— А у нас богов, что ли, мало? Да я прямо сейчас пару десятков могу назвать, а про скольких я еще и слыхом не слыхала!

— В том-то и дело. Здесь их много. Одним больше, одним меньше… К тому же мы все равно не сможем отсюда уйти — у нас нет ключа. При последнем переходе артефакт раскололся…

Тишина, наступившая с последним словом Трисветлого Ива, не была гнетущей. Я обдумывала только что услышанное. Ни вещунского бога, ни самих вещунов мне жалко не было нисколечко. Сочувствие вызывал только оставленный ими мир, а точнее, его обитатели. Если Трехликий был таким справедливым божеством, как его только что мне описали, он должен был либо уйти, забрав всех своих людей с собой, либо остаться с ними до конца. Потому что власть — это не только право на поклонение, но и обязанности перед своими последователями.

— Я так понимаю, это еще не вся сказка?

— Это зачин, — кивнул Ганиэль. — Как вы говорите, присказка.

Он медленно отхлебнул вино, поставил бокал на стол.

— Ты уверена, что хочешь услышать продолжение?

— А каково ваше желание?

— Да или нет, девочка. Это просто. На любой вопрос можно ответить «да» или «нет», сделав выбор, завязав узелок вероятности, выбрав свою дальнейшую судьбу.

— Не на любой! — вздернула я подбородок. — Зачем вы меня сюда притащили? Для чего вернули мне память? И за каким лешим вы вообще вмешиваетесь в мою жизнь? Ну что? Да или нет? Вы можете ответить на мои вопросы столь односложно, Светлейший?

Он вскочил и бросился ко мне. Я только пискнула, когда его длинное тело прижало меня к подушке.

— Я же просил называть меня на «ты».

Рот его был сухим и горячим. Когда Ганиэль отстранился, по его подбородку текла моя кровь: только начинающая подживать ранка опять открылась.

— Что ты теперь скажешь?

Я схватила со стола бокал, отпила, только бы смыть вкус чужого неправильного поцелуя:

— Ты победил. Ты сильный. Не трогай меня больше, пожалуйста!

— Когда я возвращал тебе память, ты не была столь целомудренна.

Я покраснела. Вопить знакомое «во сне не считается!» было опрометчиво. А то вдруг он мне вдругорядь примется что-то доказывать. Они-то в своем храме вообще на плотских утехах повернуты, как я погляжу. А чем я его отгонять буду, если он в раж войдет? Подвеской с ракшасом размахивать? Оружия-то у меня больше никакого нет. Я заполошно схватилась за грудь. Кругляш подвески жег пальцы.

— Покажи.

Ив твердо взял мои запястья, руки безвольно опустились.

— Так вот каким образом вы победили ракшаса! Арадские братья до сих пор пребывают в растерянности.

Ганиэль резко дернул кулон, цепочка звякнула и порвалась.

— Тебе это больше не понадобится.

Я проводила так и не пригодившееся оружие грустным взглядом. Ай, было бы отчего горевать! Я же все равно не знаю, каким образом эта штука активируется.

— Пользуйся на здоровье.

Ив странно на меня посмотрел, сжал кулак и через мгновение продемонстрировал мне горстку пепла на ладони.

— Ты его отправил обратно? — с любопытством спросила я.

— Слишком далеко от разлома, я его уничтожил.

— А разлом, стало быть, у нас в Араде? Что это вообще такое?

— Тонкое пространство. Бывают в вашем мире и такие места, где ткань реальности ветшает… Кстати, именно поэтому для всех лучше, когда волчьим княжеством правит колдун.

— Понятно, — кивнула я. — А ты не хочешь мне поведать, для каких целей тебе этот самый колдун понадобился?

— Хочу. Именно об этом я расскажу тебе во второй части нашей истории…

 

Михай осторожно провел рукой по поверхности гобелена. Кончики пальцев кольнуло. Значит, переход активен, Дарина при любой опасности может сбежать к нему. Боярину нужно было возвращаться к делам. Хотя какие могут быть дела? Лавировать между двумя разозленными женщинами, не попадаясь ни одной из них на глаза? Выиграть время, пока верные ему люди снимут все патрули городской стражи и оцепят казармы? Что ж, такая задача ему по силам. Тем более что он уже не первый день играет со всеми в прятки. Спальня Влада оказалась идеальным укрытием. После того балагана, который устроила здесь накануне властолюбивая вдовушка, никто и не думал заходить в опустевшие покои.

— Срочные известия, боярин! — В опочивальню господаря вбежал Сорин, десятник Драконьей своры. — Еле тебя нашел, пришлось след брать.

— Какие новости? — Михай уселся на кровати, рука привычно попыталась нащупать прохладный бочок фляги.

Сорин проследил за его жестом:

— Ты у невесты в комнате пойло свое забыл. Кстати, стражники до сих пор вповалку в коридоре спят.

— Как проспятся, всех выпороть и к остальным — под арест, в казармы. Что там стряслось?

— Гости к нам издалека пожаловали.

— Посольство из Слатины? Не рановато?

— Бери выше. Квадрилиум отряд магов прислал. Они еще вчера в Варколаре объявились. Мы бы и раньше узнали, только почтовый голубь не долетел. Они, видать, сразу голубятню чарами накрыли, чтоб информация не просочилась. Сейчас стоят у ворот, требуют выдать им метрессу Лутецию Ягг.

Михай тряхнул головой:

— А чего мы ее не отдаем? Кто это вообще такая?

— Их предводитель портретом размахивает. Ну одним из тех, с которыми ты ветреницу свою искал. Судя по всему, она та самая метресса и есть.

Боярин на минуту задумался. Маленькая рутенская ведьма. Ее робость перед Драконом, недомолвки, старинные артефакты, которые девочка таскала с собой в холщовой суме…

— А ведь я дурак, — сообщил он Сорину. — Конечно, не больший, чем Влад, но тоже хорош. Бабушка ей не велит… Нет, чтоб сразу выяснить, кто у нас бабушка.

Десятник ничего не понял, но радостно кивнул. Самоуничижение начальства было ему приятно.

— Чего делать-то будем?

— Отряд большой?

— Драконья дюжина. Три боевых квадры и командир. Судя по виду, огневик.

Михай вскочил:

— Вели открывать ворота!

— А что с домной Димитру?

— Скажешь, мы на военном положении. Пусть у себя побудет — рукодельем займется. И, Сорин, под шумок надо будет Костина Радулеску убрать.

— Совсем?

— Для начала в темницу. Пусть посидит пока за попытку переворота. Я потом указ нужный подпишу.

Колокол главной башни ударил дважды.

— Арад наш! — широко улыбнулся Сорин. — Зачистка окончена.

— Самое время политесы разводить. Распорядись там, чтоб магов разместили с подобающими почестями. И аудиенцию в Гербовом зале организуй, чтоб все честь по чести. — Михай пошел к двери. — Знал бы ты, как в такие моменты мне Дракона не хватает. Я же воин, а не царедворец.

Мужчины вышли. Некоторое время ничего не происходило. Потом из-под кровати вылетело облачко серой пыли.

 

ГЛАВА 14

О непростом выборе

 

Вскипятить молоко и томить его на маленьком огне, пока не пожелтеет. Добавить ложку сметаны и поставить скисать в прохладное место.