О разбойничьей доле, неволе и разделенных снах

 

Шла баба из заморья, несла кузов здоровья;

Тому-сему кусочек, тебе весь кузовочек.

Доброе пожелание

 

Чего бы там ни плели люди о вовкудлаках, перекидываться лишний раз они не любят. Одно дело, когда среброликая Тзевана является навестить своих подданных при свете полной луны. Тогда да, против зова богини не попрешь. Тогда хор волчьих песен разносится над долиной и обычным людям приходится запирать двери и окна, чтоб ненароком чего не вышло. Любым приезжим перво-наперво про эти предосторожности втолковывают. Потому что всяко бывало. И разоренные курятники, и подранные овцы, и напуганные жители. Потому что крупный хищный зверь — это страшно, и пока ты поймешь, что это не пришлый волк-людоед, а дядька Дрофнутий, который через два дома от тебя живет, только слегка в другой ипостаси, портки уже придется менять. А в обычной жизни вовкудлака от человека и не отличишь сразу, разве что прямого взгляда не любят, так и я, к примеру, гляделки не очень жалую.

Я моргнула минуте на третьей. Человек-гора захохотал:

— То-то же, Ленута!

— Ты мухлевал, — не желала я сдаваться. — Жестами неприличными меня смущал.

— Правилами не запрещено! — поддержал Жоха наш арбитр, встрепанный одноглазый мужичок по имени Букашко. — Проиграла, так исполняй!

Я, кряхтя, залезла на стол:

— Чего петь-то?

— Грустную, про бабью долю, — широко улыбаясь, велел Жох. — Да так, чтоб слезу выжимало.

Разбойники поддержали победителя нестройным гомоном. Я тоненьким голоском начала выводить первый куплет. Мои вокальные экзерсисы вызвали оживление в честной компании. По кругу пошел очередной жбан зелена вина. Ну не умею я петь, вот не дали боги таланту. Вроде и слышу все правильно, и голос сильный да звонкий. Да только вот как заведу какую песню, мухи в полете дохнут. А лиходеям хоть бы хны, ржут как кони да добавки требуют.

Я обреталась в злодейском логове почти седмицу, каждый день начиная с поисков плененного Томаша, донимая осторожными расспросами окружающих и поднимая тучи пыли в самых потаенных закутках. Фейн со мной больше не заговаривал. Он уходил рано утром по таинственным воровским делам, возвращался ночью, чтоб сразу же завалиться спать в своей захламленной горнице. Стеша высокомерно хмурилась издали, не удостаивая меня беседой. И только старая Щура приставала с мелкими хозяйственными поручениями, не забывая каждое из них сдобрить страшной угрозой и проследить, чтоб я не покидала территории разбойничьей слободки. И я послушно все исполняла: колола растопочную щепу, чистила котлы, стирала какие-то тряпки, до крови обдирая костяшки пальцев, а вечером, сидя в уголке общей залы, калечила глаза и руки над штопкой. Однажды ко мне, тасуя засаленную колоду, подошел Жох:

— Ну чего, мелкая, в картишки со мной сыграешь?

— Не интересуюсь, — твердо ответила я, еще ниже склоняясь над рукодельем.

— Чего так?

Я пожала плечами:

— Зарок, запрет, обещание. Не знаю я, только точно уверена, что азартные игры не для меня.

— Скучно, — присел рядом на лавку человек-гора. — Ребяты все на деле, а мне заняться нечем. Придумай какую-нибудь забаву. Ты ж смышленая.

Вот так в моей жизни и появились эти треклятые «гляделки» — не на деньги, на интерес. Новое развлечение всем по нраву пришлось, разбойники веселились, как дети малые. Хитрый Жох быстренько организовал прием ставок на победителей, сам сел на общак, и понеслось. Я в этих игрищах задних не пасла — дело нехитрое, особенно супротив вовкудлаков. Для них прямой взгляд — это вызов, поэтому минута-две, и перевертыш начинает боевую трансформацию. Тут главное заметить, когда его зрачки из круглых становятся узкими, звериными, в этот момент соперник и моргает, оставляя победу за мной. Вот только Жох оказался тертым калачом, ни разу мне не удавалось его переглядеть. Хорошо хоть, уважая мою причуду, денег с меня не требовали, зато и песен, и плясок исполнить пришлось преизрядно.

— Там, в краю-у-у далеком, есть у меня жена-а-а-а, — закончила я выступление невыносимо писклявой руладой и, поклонившись рукоплещущим зрителям, спрыгнула со стола.

— На отмщение играем? — поинтересовался разбойник, разбирая дневную выручку.

— Обойдусь, — махнула я рукой. — Деньги помочь пересчитать?

— Давай! — обрадовался человек-гора, в чьи многочисленные таланты арифметика не входила. — И еще в книгу итог внеси, уж больно красиво циферки выводишь.

— Хорошо, — присела я рядом, убирая за ухо выбившуюся прядку. — Только вели там кому-нибудь дров наколоть, а то Щура с меня три шкуры спустит.

Пока я раскладывала монетки аккуратными столбиками и очиняла новое перо, Жох тумаками отдавал необходимые распоряжения. Наконец отряд из трех добровольцев, украшенных свежими лиловыми синяками, отправился на задание. Не удостоенные великой чести остальные разбойники проводили их здравицей и дружным гомоном. В раскрытую дверь ворвался порыв холодного влажного воздуха — на дворе бушевала гроза.

— И чтоб все в дальнем углу сложили, поленце к поленцу! — перекрикивая раскаты грома, напутствовал товарищей человек-гора.

— Ленута? Лутоня? Лутоня-а-а…

Ветер щекотнул меня за ухом, пробежался по шее и, казалось, устроился отдохнуть в волосах. Я напряглась, с одной стороны, боясь спугнуть стихийного приятеля, а с другой — ожидая немедленной расплаты за непослушание. Нарушила я ведьмину клятву или нет? Я же его не звала, сам явился. Так что с меня взятки гладки. И не болит вроде ничего…

— Слуш-ш-шай…

А что мне еще оставалось? С мухобойкой за ним гоняться? Я раскрыла громадную амбарную книгу, делая вид, что сверяю какие-то расчеты, и навострила ушки.

Говорили двое и говорили обо мне. Кажется, ветер прилетает ко мне посплетничать, когда слышит мое имя, любое из моих имен. До меня донесся звук барабанящего по крыше дождя, видимо, собеседники расположились под навесом, вдали от любопытствующих.

— Ты мне обещала, что к веселым девкам Лутоню отправишь, телом торговать, а сама… — Плаксивый голосок Стеши был полон праведного возмущения.

— Фейн для себя ее сберечь требует, — скрипела в ответ Щура. — Подождать еще надо.

— Сколько можно?! — взвизгнула рутенка. — Он после того раза сам не свой, только о чернавке этой разговоры со мной ведет. Про детство ее расспрашивает да как мы в Мохнатовке подругами были.

— Потерпи, красавица, — увещевала ведьма. — Придет и наш черед.

— Сил нет терпеть! Она же, змеюка, как у себя дома расположилась — живет и в ус не дует. С мужиками дружбу завела. Я тут подговорила двоих разобраться с ней, чтоб снасильничали, денег даже дала. Так Жох про то прознал — еле отбрехалась. Вишь, охраняет он поганку эту по атаманову велению.

— Надоест она ему скоро, не сегодня-завтра…

— Сегодня хочу, сей же час, чтоб глаза мои ее больше не видели! — орала Стеша. — Это ты, ты виновата, ведьма старая! Я тебе говорила, приколем девку в каком закутке при рыночной площади, и всех делов, а ты вона что удумала. Иди да поговори, да разузнай, точно ли она ничего не помнит. Расплаты тебе захотелось, за сына убиенного отмстить? Так почему я за нее страдать должна? Давай! Исполняй, что обещала, а не то…

— Ты мне угрожать вздумала? Ты? Мне?!

Рутенка осеклась, будто на бегу наткнулась на какое-то препятствие.

— Щура, миленькая, я же все что угодно для тебя сделаю, — заюлила, залебезила перед старухой. — Я же послушная и сметливая и первая помощница тебе во всем. Немногого прошу…

Собеседницы замолчали, несколько минут до моего слуха доносился только мерный стук дождя.

— На вот, — наконец проговорила старуха. — Знаешь, что делать.

Звякнуло стекло, Стеша зашептала слова благодарности.

— Надо, чтоб одновременно выпили, — продолжала Щура. — Маленький пузырек для него, большой для нее. Вечером сделай так, чтоб Фейн ее к себе вызвал, и действуй.

— А как же я это устрою? — растерялась рутенка. — Он сам выбирает, кого звать.

— Ну предложи ему втроем покуролесить, — зло хохотнула ведьма. — Тебе не привыкать.

Бах! Хлопнули двери. Вернулся мокрый до нитки Букашко. Я вздрогнула, будто пробуждаясь ото сна. Ветер, шикнув напоследок, юркнул в замочную скважину.

Я уронила лицо в раскрытые ладони. Что же мне делать? Как разобраться со всеми напастями? Мало мне ведьминой клятвы, тут еще и ревность неуместная и грозящее отравление. А все почему? Дарина бы сказала, что я в какой-то момент слабость допустила, поплыла по течению, вместо того чтоб бороться до крови. Стоп! А ведь совсем неладно получается. С чего это Щура вдруг решилась со свету меня сжить? Ей выгоды в том нет. Стешу порадовать? Да плевала она на рыжую молодку с высокой горы. Старуха разработала хитрый план моего пленения, закабалила, заставила при разбойниках жить — и все затем, чтоб отравить втихую?

— Ленута, — осторожно тронул меня за плечо Жох. — Не идет работа? Может, того — разогнать ребятушек, чтоб гомоном не отвлекали?

— Не надо. — Я подняла голову. — Пусть веселятся. У меня концы с концами не сходятся, но я обязательно во всем разберусь…

Выручку я пересчитала за пару минут, указала разбойнику на новую запись в книге и уже было подумывала отправиться на боковую, в пыльную коморку под лестницей, куда меня определила хозяйка.

— Ты с подругой своей поосторожней будь, — неожиданно бормотнул Жох, склонившись ко мне. — Подлая она девка, двуличная.

— Я знаю, но все равно — спасибо.

Человек-гора казался чем-то обескураженным, и я решила воспользоваться случаем.

— Ты меня опекаешь, потому что Фейн так велел?

— И это тоже, — согласился разбойник. — Только если б ты была навроде своей товарки дебелой, я бы и пальцем не пошевелил.

— И чем же я ее превосхожу? — недоверчиво подняла я брови.

— Да по всему видно, что ты случайно в передрягу угодила, не место тебе среди нас.

— А она-то, что ли, по своей воле с Фейном связалась? Ее же муж вам за долги продал. Она мне все рассказала.

— Ты еще мелкая совсем! — Жох нежно щелкнул меня по носу. — Вырастешь — поймешь, чем гулящая баба от достойной отличается.

— Лучше сейчас объясни, — нахмурилась я, вдруг вспомнив, что до светлого мига познания могу и не дожить.

Разбойник ответил мне лукавым взглядом и стал ссыпать деньги в кожаный кошель. Вошла Стеша, кутаясь в цветастую шаль, кивнула мне нарочито равнодушно и скрылась во внутреннем коридоре.

— Пошли, — махнул рукой человек-гора. — Дело для тебя есть.

Я вскочила:

— А хозяйка-то отпустит?

— Вот мы ее сейчас и спросим, — направился к двери Жох.

Дождь закончился, на дворе стояла какая-то осенняя хмарь. Щуру мы нашли у дальнего амбара.

— Куда это ты собралась? — зло бросила она.

Темные глаза разбойника полыхнули огнем.

— Девчонка пойдет со мной. Накинь на нее какой-нибудь морок, чтоб не признал никто.

Ведьма поджала губы, Жох твердо встретил ее взгляд. Щура не выдержала первой. Я ощутила, как на меня опускается липкий сумеречный полог.

— До полуночи чтоб вернулась, дольше волшба держаться не будет.

— Успеем, — кивнул человек-гора и, приобняв меня за плечи, увлек прочь.

— И кого я изображаю? — послушно семенила я к выходу со двора.

— Девку продажную, — усмехнулся Жох. — Кто еще с таким мужиком, как я, по городу шататься будет?

Признав разумность такой маскировки, я попыталась придать своей походке некую величавость и плавную чувственность, запнулась о первую же неровность и упала, больно ушибив коленку.

— Ты страшная и потасканная, — пояснил разбойник, вытаскивая меня за шкирку из грязи. — Можешь как угодно ходить, все равно все решат, что ты под хмельком.

— А на какое дело собираемся? — плюнув на лицедейство, припустила я за Жохом, приподняв воображаемый подол. — Я тебе зачем понадобилась?

— Там поймешь.

Мы шли вдоль реки, оставляя позади воровскую слободку. Разруха и запустение как по волшебству сменились аккуратными бревенчатыми домиками с частоколами и нарядными занавесками в чистых окнах. Даже запах стоячей воды, который преследовал меня все эти дни, перестал забивать ноздри. Немногочисленные прохожие не обращали на нас ровно никакого внимания. Мы углубились в жилой квартал и, миновав два или три перекрестья, оказались перед высоким дощатым забором. Жох уверенно постучал в калитку, украшенную по периметру орнаментом из листьев клевера. Щелкнул засов, выскакивая из пазов, и разбойник первым вошел внутрь. Квадратный дворик, посыпанный желтоватым речным песком, мощеная дорожка, крыльцо с резными балясинами. Нас никто не встречал. С опозданием я догадалась, что калитка открывалась изнутри хозяйственным заклинанием.

Разбойник толкнул незапертую дверь:

— Заходи, гостьей будешь.

Я послушно юркнула в дом и будто переступила невидимую границу, отделяющую две реальности. Зал был огромен. Эхо моих шагов, отлетая от мраморного пола, уносилось вдаль — туда, где ждала меня неподвижная, закутанная в черный вещунский плащ фигура. Я испуганно обернулась к провожатому:

— Ты куда меня привел?

Жоха рядом не оказалось, впрочем, как и двери, через которую я только что вошла.

— Он не может ответить, — раздался змеиный шепот. — Ему запрещено сюда являться.

Пока я вертелась волчком, пытаясь высмотреть хоть какой-то путь к отступлению, вещун неотвратимо приближался. Или это я, влекомая темной силой чужой волшбы, притягивалась к нему?

— Ну вот мы и встретились, девочка.

И тут я узнала этот голос, как наяву ощутив легкий аромат мускуса и почувствовав ветер на коже. Трисветлый! Именно его беседу с Хумэнь я невольно подслушала в лесу пару дней назад.

— Ой, спасибочки на добром слове, красивый господин, — удачно вспомнила я о своем мороке. — Меня почитай с десяток годков никто девочкой не называл. Да я для тебя теперь что хошь сделаю.

Из-под серебряной маски раздался смешок:

— Меня не может обмануть наскоро сделанная личина. Идем!

Он ухватил меня за руку, и я почувствовала, что выскальзываю из морока, как змея из прошлогодней кожи. На мраморном полу зала осталась стоять рябая потасканная баба в штопаном сарафане. Баба бестолково пучила глаза и поводила кривым носом. Вот ведь страшилище из меня Щура сделала!

— Если захочешь, сможешь потом обратно ее надеть, — успокоил меня Трисветлый.

Декорации опять изменились. Теперь мы оказались в лесу, на поляне, окруженной цепочкой стройных невысоких сосенок. Пахло смолой и хвоей, невдалеке слышался плеск воды.

— Это система порталов? — не смогла сдержать я любопытства.

— Нет, — с сожалением ответил вещун, снимая маску и откидывая капюшон, на шелк плаща упала грива молочно-белых волос. — Будем считать, что мы делим с тобой один сон на двоих.

Пока я лихорадочно припоминала все, что читала или слышала про такую магию, фиалковые глаза придирчиво меня осматривали.

— Ты очень изменилась…

Вот что у нас за княжество, ёжкин кот? Куда ни плюнь, какой-нибудь колдун обязательно меня знает!

— Так это вас я должна благодарить за потерю памяти? — на всякий случай решила уточнить я.

— Можешь меня поблагодарить за ее возвращение. Сейчас.

— Что сейчас? — растерянно залепетала я. — Вы меня вылечите или…

Потемнело, запахло грозой, влажные клочья тумана стали окутывать верхушки сосен.

— Благодари сейчас, потом просто не будет времени. — Он крепко взял меня за плечи, приблизил лицо.

— Спасибо… — успела проговорить я до того, как его губы встретились с моими.

Я охнула, дернула головой и ответила на поцелуй. Внутри меня набирал силу огненный вихрь, грозя вырваться наружу хриплым стоном. Я чувствовала его ледяные пальцы сквозь тонкую ткань рубахи, морозное дыхание у своего рта и соленую влагу там, где мой жар встречался с его холодом. Наконец он отстранился, будто прислушиваясь к себе, и с полуулыбкой произнес:

— Ветреница…

— Злыдень!

Вещун перехватил мою занесенную для пощечины руку:

— Твоя благодарность принята. Пора приступать к делу, время не ждет.

Теперь его неподвижное лицо ничего не выражало, я подавилась уже приготовленными ругательствами.

— Только один вопрос! — заорала я, перекрикивая вдруг разбушевавшуюся стихию. — Как ты это сделаешь?

Он посмотрел сквозь меня и достал из рукава колоду карт:

— Потому что минус на минус дает плюс. Тасуй!

Я подчинилась. В подушечки пальцев будто вонзились мириады ледяных иголок, когда я попыталась сдвинуть верхнюю часть колоды. Холодное синеватое свечение ослепило глаза. Высшие арканы принялись за работу. И в одной руке у меня оказался жезл, в другой меч, а потом — монеты и кубки. И я была колдуном и безумцем, и правила миром, и ходила по белу свету с косой за плечами. И голова моя скатывалась с плахи. И испытывала я любовь и страсть, и попадала под колеса судьбы. Но одновременно стояла под проливным дождем на крохотной лесной полянке, и мои пальцы скоро перебирали прямоугольные картинки волшебных вещунских карт. Маг, шут, жрица, император, императрица — как в забытой детской считалке:

 

Белка прыгала-скакала

И на ветку не попала.

А попала в царский дом,

Где сидели за столом:

Царь, царевич,

Король, королевич,

Сапожник, портной.

Кто ты будешь такой?

Выбирай поскорей,

Не задерживай добрых

И мудрых людей!

 

— Добро пожаловать в себя, донья Лутеция. — Мягкий баритон вывел меня из транса.

Мы опять очутились в огромном зале. Личина кривоносой бабы все так же стояла столбом на мраморном полу. В голове моей стало тесно, будто новые и старые воспоминания знакомились и притирались друг к другу, и боевая Ленута с недоверием принюхивалась к простушке Лутоне.

— Я все вспомнила, господин Ив, — протянула я вещуну его артефакт. — Теперь вы, видимо, захотите получить от меня заклинание для активации боевых големов?

— Тебе позволено называть меня Ганиэль. — Вещун спрятал колоду. — А заклинания… Понимаешь ли, жизнь не стоит на месте. После того как доксы решились выползти из-за великой стены и предложить свои услуги всем желающим, способным выложить за это кругленькую сумму, а особенно после того, как валашский господарь выкрал у демонов технологию производства магических бомб, твои знания, дитя мое, потеряли актуальность.

У меня перехватило дыхание.

— Тогда зачем вам понадобилось возвращать мне память?

— Трудно управлять существом, которому нечего терять, — серьезно ответил Ив.

— Вы хотите управлять мной?

— Нет, мое милое дитя, меня интересует твой венценосный жених.

Я вспыхнула. Срок магического договора, который в незапамятные времена заключила с Драконом моя бабушка, истекал осенью. Тогда все произошло как в старинной легенде: женщина из племени Ягг покорилась Кащею, пообещав отдать ему самое дорогое. И когда-то, в прошлой жизни, наивная девчонка Лутоня собиралась натянуть всем нос, сбежав от расплаты на чудесный остров — в далекую Элорию.

— У меня нет власти над князем Владом.

Это было жалкое оправдание.

— Тогда завоюй ее, ветреница. Приручи Дракона.

— Я не могу. Вы же понимаете, что я не могу?

— Мы скрепили нашу дружбу поцелуем, дитя, можешь обращаться ко мне на «ты».

Я поднесла руку ко рту…

Жох миновал украшенную листьями клевера калитку и бросил через плечо:

— Чего ты там копаешься, Ленута? Эдак мы до полуночи обернуться не успеем.

— Разве нам не сюда? — В два прыжка я нагнала разбойника и указала на приметную калитку.

— С чего бы это? — недоуменно спросил Жох. — Атаман нас в трактире у рыночной площади дожидается.

Я потянула носом, ветер услужливо донес до меня запах полыни. Фейн был неподалеку, а я… Я была наконец-то собой.

— Стой! — рявкнула я провожатому. — Сначала в этот дом зайти надо.

И, не дожидаясь его решения, толкнула калитку. Щелкнул засов, я устремилась внутрь.

— Накличешь беду на наши головы, — пробормотал растерянный Жох, но пошел следом.

Знакомый дворик, желтый песок, дощатое крылечко. Все как во сне, разделенном на двоих с Трисветлым Ивом. Я вбежала по ступенькам и постучала. Ответа не последовало, я решительно вошла в дом. Никакого мраморного зала там не оказалось, а была чистенькая, нарядно обставленная горница. На добела выскобленном столе стоял небольшой сундучок. Вот так вот в этом мире все пропажи и находятся. Подняв крышку, я убедилась, что все мое имущество на месте — и тетрадки, и серебряное блюдце для вызова демонов Тонкого мира, и витой рог индры-зверя, за которым ходила я в Заповедную пущу, и гребень, с помощью которого великий колдун Влад лишил меня памяти. Как там говорил главный рутенский вещун, которого мне теперь панибратски дозволено называть Ганиэль? Минус на минус дает плюс? Значит, если когда-нибудь мне предложат пасьянс из магических карт разложить, надо будет сразу после этого причесаться. В обратную-то сторону оно тоже должно срабатывать? На дне сундучка обнаружился лиловатый бумажный прямоугольник. Я схватила письмо:

— День сегодня какой?

Жох, все это время беспокойно топтавшийся на одном месте, пожевал губами в растерянности:

— Пасмурный.

— А число?

— Аккурат через два денька середина травеня будет, стал быть сегодня — драконья дюжина.

Все правильно, тринадцатый день последней весенней луны.

— И все равно спасибо, Ганиэль, — шепнула я, еще раз пробежав глазами одну-единственную строчку.

— Чего это там накорябано? — Шепот разбойника был полон благоговейного ужаса. — Предсказание какое?

— Пожелание, — усмехнулась я. — Мне сегодня исполнилось восемнадцать лет.

— И чего теперь?

— Безобразничать буду, — честно ответила я. — А также куролесить, шалить и бесчинствовать. Пошли, человек-гора.

— Куда?

— В трактир. Самое место, чтоб отметить.

Я рубанула по воздуху ребром ладони, заранее отметая все возражения, одновременно сбрасывая морок, сотканный Щурой. Теперь я ни капельки не боялась ни ее злобы, ни мести, ни ведьминой клятвы, которую она принудила заключить. И самое главное, меня оставило гложущее чувство вины — не было на моих руках невинной крови.

 

Несмотря на близость полудня, свет, пробивающийся сквозь витражное стекло в спальню романского князя, был слабым и рассеянным. Влад с каким-то мальчишеским удивлением смотрел на истонченные болезнью черты отца, на запавшие щеки, обветренный рот, седые пряди волос, прилипшие ко лбу. Князь тяжело и хрипло дышал.

— Наконец-то ты пришел…

— Ваша птица доставила мне сообщение в разгар пира, я сразу же отправился в цитадель через наведенный портал.

— Я испортил твой праздник.

— Вряд ли в Араде кто-то заметит мое недолгое отсутствие. Что вы хотели сообщить мне, отец?

— Я умираю.

Влад равнодушно отвел взгляд:

— Никто из нас не вечен.

— Отважный ледяной воин, — прохрипел князь, криво усмехнувшись. — Без сомнений, без сожалений, без слабостей.

— Именно таким вы хотели видеть меня, отец.

— Да… Помоги мне подняться.

Сын склонился над умирающим и обхватил его за плечи. В нос ударил тяжелый запах болезни и гниения. Романский князь сел на постели, опираясь на подушку.

— Ты собираешься претендовать на романский престол?

— Не сейчас. — Влад поискал глазами, куда бы присесть и, не обнаружив стула, устроился на бортике кровати. — Я всего-навсего бастард. А вы наплодили такое количество законных наследников, что проще дать им возможность самим перегрызать друг другу глотки.

— Ждать придется долго.

— У меня много времени. Почти вечность.

Они помолчали. Воцарившуюся тишину нарушали только хриплое дыхание умирающего и далекие раскаты грома.

— Ты захватил Златый брег, — наконец рассеянно проговорил князь. — Ты нашел то, что искал?

— Отлаженная шпионская сеть перестала исполнять свои функции?

— Не ерничай перед лицом смерти.

Губы Влада сардонически изогнулись.

— Замки покорялись один за другим, и в каждом из них находилась часть искомого.

— И сколько у тебя частей?

— Почти все.

— Я дам тебе еще одну. Ты, разумеется, не покажешь мне то, что успел собрать?

— Разумеется. Я не ношу при себе столь важные артефакты. А когда я могу получить вашу часть? Мне бы не хотелось дожидаться для этого вашей кончины.

— Я отдам тебе ее прямо сейчас. — Умирающий закашлялся, изо рта на подбородок выплеснулся комок кровавой пены. — Но сначала…

— Ну разумеется, — перебил Влад отца. — Всегда есть это «но». Мне нужно было догадаться, что не в ваших обычаях делать что-либо, руководствуясь чувствами…

И тут князь заплакал, всхлипывая и широко, по-бабьи, открывая рот. Дракон почувствовал себя так, будто его ударили по голове чем-то тяжелым. В висках зазвенело от напряжения. Плачущим отца он не видел никогда.

— Я боюсь смерти! Не так, не сейчас! Я всегда делал то, к чему принуждал меня долг, чего требовали обязательства. Я прожил пустую жизнь и… и… и…

Умирающий захрипел и изогнулся дугой, у него начался припадок. Дракону показалось, что он услышал стук сердца, готового остановиться.

— Я сделаю все, что в моих силах.

Князь внезапно успокоился, глядя на сына сухими глазами.

— Все-таки в тебе слишком много от человека.

Влад дернулся, как от пощечины, но твердо встретил взгляд белесых глаз.

— От вас, мой господин.

На замковой башне пробили полдень. Гулкий звук колокола будто разделил время на «до» и «после». Старческая, испещренная пигментными пятнами рука нырнула под подушку, доставая зубчатый обломок кристалла.

Влад удовлетворенно кивнул, принимая подарок и пряча его за отворот камзола.

— Благодарю! Что потребуется от меня?

— Я хочу, чтобы ты проводил меня в лучший мир, мир снов.

— Почему бы вам не попросить об этом нашего общего друга Ганиэля? Монсеньор Ив славится своими эзотерическими опытами.

— Хватит шуток. Я знаю, что колода мэтра Альмютели у тебя.

Влад поднялся и изобразил шутовской поклон:

— Снимаю все обвинения с ваших шпионов. И так как я сам только что опрометчиво пообещал исполнить ваше пожелание, предлагаю назначить время следующей встречи и попрощаться. Мне не терпится вернуться на свой праздник.

— Эта встреча последняя, сын, — устало ответил князь. — Я умру сегодня, через час после полудня.

Стало тихо. Только шепот ветра за окном да далекие раскаты грома.

Влад склонил голову:

— Я провожу вас, отец.

Когда все было кончено, Дракон забрал голубовато светящуюся колоду из мертвых рук. На застывшем лице отца читалось удовольствие, будто смерть застала его за очень приятным занятием. Влад резко позвонил в колокольчик, призывая слуг, а сам, желая остаться незамеченным, отодвинул стенную панель и нырнул в потайной ход. Он слышал истошный визг горничной, нашедшей тело, бравый топот стражи, но уверенно двигался в переплетении скрытых коридоров, туда, где вибрировала в ожидании его пентаграмма наведенного портала.

 

ГЛАВА 6