Из речи императора Вильгельма II в Танжере (31 марта 1905)

Из речи императора Вильгельма II в Танжере (31 марта 1905)

Поездка Вильгельма II в Марокко и речь, произнесенная им в Танжере, явились завязкой первого марокканского кризиса. Германия заявила о непризнании англо-французского соглашения о Марокко и потребовала подтверждения независимости последнего. Франция, которая не могла в тот момент рассчитывать на поддержку России, занятой войной с Японией, должна была согласиться на созыв конференции для решения этого вопроса.

Мой сегодняшний визит я делаю султану как независи­мому государю. Я надеюсь, что под суверенной властью султана будет существовать свободное Марокко для мирного соперничества всех наций, без каких-либо монополий и аннексий, на началах полного равенства. Моя поездка в Танжер имеет целью показать, что я исполнен решимости использовать все имеющиеся в моем распоряжении силы для того, чтобы с успехом защищать интересы Германии и Марокко. Рассматривая султана как абсолютно свободного государя, я желаю договориться именно с ним о способах обеспечения этих интересов. Что касается реформ, которые султан: намерен провести, то мне кажется, что здесь нужно действовать с большой осторожностью, считаясь с религиоз­ными чувствами населения для того, чтобы избежать наруше­ния общественного порядка.

 

Альхесирасская конференция 1906

Альхесирасская конференция 1906
состоялась 15 января — 7 апреля 1906 в Альхесирасе (Algeciras, Испания) по инициативе Германии. Участвовали представители Австро-Венгрии, Бельгии, Великобритании, Германии, Испании, Италии, Марокко, Нидерландов, Португалии, России, США, Франции и Швеции. Поводом к созыву А. к. послужил острый международный конфликт в 1905, вызванный франко-германским соперничеством в Марокко (см. в ст. Марокканские кризисы). На А. к. Германию поддержала лишь Австро-Венгрия. Конференция приняла решение о создании Марокканского государственного банка под контролем Великобритании, Германии, Испании и Франции, причём последняя получила наибольшую квоту в капитале этого банка; организация и руководство полицией в Марокко были возложены на Францию и Испанию. Вместе с тем А. к. формально провозглашала независимость султана Марокко, «целостность его государства», а также «свободу и полное равенство» в Марокко для всех наций «в экономическом отношении». Решения А. к. знаменовали дипломатическое поражение Германии, открыли Франции и Испании путь к завершению захвата Марокко и привели к известному упрочению англо-французской Антанты.

Рескрипты императора Франца-Иосифа об аннексии Боснии и Герцеговины, 5 октября 1908 г.

А. На имя министра иностранных дел Эренталя.

Проникнутый непоколебимым убеждением, что высокие культурные, и политические цели, ради которых австро-венгерская монархия предприняла занятие и управление Боснии и Герцеговины, и достигнутые ценою тяжких жертв успехи предшествовавшего управления могут быть обеспечены лишь путем предоставления и потребностям конституционных установлений, для введения которых, однако, непременной предпосылкой ясного и недвусмысленного правового положения обеих стран, – я распространяю права моего суверенитета на Боснию и Герцеговгпу и делаю одновременно установленный для моего дома порядок наследования действительными также и для этих стран. В засвидетельствование мирных намерений, которые мною руководили в этом неизбежном решении, я отдаю одновременно приказ об очищении Ново-Базарского санджака от размещенных там частей войск моей армии.

Записка кроу от 1914 года

Не сразу, с колебаниями, но к тому же выводу пришла правящая элита Великобритании. Консервативная оппозиция помогла либеральному премьер-министру Г. Асквиту преодолеть сопротивление пацифистов в собственной партии и получить согласие палаты общин на вступление страны в войну. В записке от 25 июля видный чиновник Форин оффиса Э. Кроу предавался размышлениям: в случае своей победы Германия и Австрия "раздавят Францию и унизят Россию. С уничтожением французского флота, с оккупацией Германией Канала (Ла-Манша. – В.В.), при добровольном или вынужденном сотрудничестве Голландии и Бельгии - каково будет положение Англии, лишившейся друзей?". Дело вовсе не в попранных правах Сербии, вокруг которых поднято столько шуму, а в стремлении Германии к "политической диктатуре в Европе"{17}. Надо вступать в войну, промедление смерти подобно.
С соображениями геополитического плана соседствовали чисто земные – Европа не желала жить под дробь прусского барабана. Приведем здесь примечательные слова кронпринца Фридриха, человека либеральных взглядов, своего рода белой вороны в семействе Гогенцоллернов. Во время франко-прусской войны, в последний
[20]
день 1870 г., в немецком лагере под осажденным Парижем он записал в своем дневнике: «Скоро станет всем ясно, что нас не любят и не уважают, лишь боятся. Нас считают способными на любое злодеяние, и недоверие все растет и растет. Дело не только в этой войне, а в том, куда завела нас открытая Бисмарком и введенная в оборот доктрина "железа и крови"... Кому нужна вся власть, военная слава и блеск, если нас повсюду встречает ненависть и недоверие... Бисмарк сделал нас великими и могущественными, но он отнял у нас наших друзей и доброе участие мира и, наконец, нашу чистую совесть»{18}. Германия, воспринимавшаяся прежде как страна мыслителей, философов и поэтов, стала выступать перед миром в солдафонском обличье.
Сазонов именовал сооружаемую пангерманцами Срединную Европу "Берлинским халифатом", "фантастической империей, простирающейся от берегов Рейна до устья Тигра и Евфрата"{19}. "Основной целью союзников, – декларировал министр, – должно быть уничтожение германской мощи, а также притязаний Германии на военное и политическое господство". Много лет спустя, в "написанных в эмиграции мемуарах он повторял то же самое: "Тройственное согласие... стремилось только предупредить установление германской гегемонии в Европе, в чем оно усматривало опасность для своих жизненных интересов"{20}.
Ныне в нашей стране у той части общественности, что считает Октябрьскую революцию злом и именует ее переворотом, бытует иной подход к началу первой мировой войны, которая явилась колыбелью установленного большевиками режима. Воздержись самодержавие от вступления в побоище – глядишь, и советская власть не появилась бы на свет.

Австро-венгерские политические круги волновало то влияние, которое Сербия не могла не произвести на славян, проживавших в империи. Любые попытки сербов к малейшему национальному сепаратизму расценивались имперской властью как прямая угроза существованию Австро-Венгерского государства. Убийство эрцгерцога стало для Австрии оправданием агрессивных действий против Сербии, которые могли бы ликвидировать такую ​​угрозу. Кроме того, монархия больше не могла противодействовать Сербии в занятии значительных территорий вследствие Балканских войн.

Руководителем штаба бароном Францем Конрадом фон Гётцендорфом было принято решение — немедленно объявить мобилизацию и таким образом заставить сербское правительство осуществлять усиленный контроль над террористическими группировками в целях приостановления подобных антиавстрийских действий. Против такого решения проблемы существовал аргумент — угроза военного выступления против сербов могла вызвать вспышку национализма в Чехии и привести к революции.

Успех любой акции против Сербии зависел от того, выступит ли в поддержку Сербии Российская империя. Правительство Австро-Венгрии опасалось этого, однако ещё со времен Боснийского кризиса надеялось на поддержку Германии.

Вскоре министр иностранных дел Австро-Венгрии граф Берхтольд и Конрад фон Гётцендорф решили просить Германию о поддержке. Кайзер заверил австрийцев, что Австрия может рассчитывать на полную поддержку Германии, даже в случае вмешательства России.

Австрийский ультиматум Сербии [править]

На заседании Совета министров Австро-Венгрии 7 июля премьер-министр Венгрии граф Иштван Тиса заявил, что решено выступать против Сербии. 14 июля правительство Австрии согласилось с венгерским проектом ультиматума, а 19 июля был окончательн утверждён его текст^[1]. Ультиматум должен был быть вручён сербскому правительству 23 июля.

Согласно этому документу, Сербия должна согласиться на ряд фактически неприемлемых для государства условий:

1. Запретить издания, пропагандирующие ненависть к Австро-Венгрии и нарушение её территориальной целостности

2. Закрыть общество «Народна Одбрана» и все другие союзы и организации, ведущие пропаганду против Австро-Венгрии

3. Исключить антиавстрийскую пропаганду из народного образования

4. Уволить с военной и государственной службы всех офицеров и чиновников, занимающихся антиавстрийской пропагандой

5. Сотрудничать с австрийскими властями в подавлении движения, направленного против целостности Австро-Венгрии

6. Провести расследование против каждого из участников сараевского убийства с участием в расследовании австрийского правительства

7. Арестовать майора Воислава Танкосича и Милана Цигановича, причастных к сараевскому убийству

8. Принять эффективные меры к предотвращению контрабанды оружия и взрывчатки в Австрию, арестовать пограничников, помогших убийцам пересечь границу

9. Сделать объяснения насчёт враждебных к Австро-Венгрии высказываний сербских чиновников в период после убийства

10. Без замедления информировать австрийское правительство о мерах, принятых согласно предыдущим пунктам^[2].

Австрия считала, что именно этот момент для начала войны является наиболее благоприятным даже в случае вмешательства России, ввиду того, что последняя ещё не была готова к войне. В этом случае ждать несколько лет рассматривалось угрожающим, ведь Российская империя могла за это время усилиться. Германия неоднократно заявляла о своих намерениях поддержать австрийцев, но надеялась на страх российских чиновников.

В течение трёх недель со времени убийства Франца Фердинанда не было заметно признаков, которые указывали бы на международный кризис; командующий сербской армией в это время отдыхал на австрийском курорте. Австро-Венгрия же задерживала отправку ультиматума Сербии, поскольку хотела дать больше времени на заготовку продовольствия перед тем, как хозяйство империи понесёт потери.

До 23 июля с рабочим визитом в Санкт-Петербурге с целью дипломатических переговоров находился французский президент Раймон Пуанкаре. Хотя глава министерства иностранных дел России Сергей Сазонов был в отпуске, российское правительство уже знало, что Австрия готовит военную интервенцию против Сербии. Когда 20 июля Пуанкаре приехал в Россию^[3], как немцы, так и австрийцы забеспокоились тем фактом, что на решение российского правительства мог влиять антигермански настроенный Николай II и посол Франции. Хотя ничего конкретного на переговорах решено не было, визит свидетельствовал о незыблемости прежнего союза между Францией и Россией.

23 июля австро-венгерский ультиматум был вручен сербским министрам. На ответ отводилось 48 часов. Российский министр Сазонов заявил, что это стало началом европейской войны. Для Сербии же ультиматум стал серьёзной неожиданностью. Государство было ослаблено двумя войнами и переживало внутриполитический кризис; сербское правительство пыталось затянуть время в надежде на возможность посредничества итальянского короля, дяди принца-регента Александра. Однако австрийцы довольно жестко ограничили время на размышления и решать необходимо было срочно.

 

Лондон, 23 августа/5 сентября 1914 г.

Выверено по изданию: Сборник договоров России с другимигосударствами. 1856-1917. М., Гос.изд-во полит.литературы, 1952.С.425. Нижеподписавшиеся, должным образом уполномоченные на тосоответствующими их правительствами, заявляют о следующем: Российское, английское и французское правительства взаимнообязуются не заключать сепаратного мира в течение настоящейвойны. Три правительства соглашаются в том, что, когда настанетвремя для обсуждения условий мира, ни один из союзников не будетставить мирных условий без предварительного соглашения с каждымиз других союзников. Во свидетельство чего нижеподписавшиеся подписали этудекларацию и приложили к ней свои печати. Подписано в Лондоне в трех экземплярах 5 сентября 1914 г. ПОДПИСАЛИ: БЕНКЕНДОРФ Э.ГРЕЙ ПОЛЬ КАМБОН

Из речи императора Вильгельма II в Танжере (31 марта 1905)

Поездка Вильгельма II в Марокко и речь, произнесенная им в Танжере, явились завязкой первого марокканского кризиса. Германия заявила о непризнании англо-французского соглашения о Марокко и потребовала подтверждения независимости последнего. Франция, которая не могла в тот момент рассчитывать на поддержку России, занятой войной с Японией, должна была согласиться на созыв конференции для решения этого вопроса.

Мой сегодняшний визит я делаю султану как независи­мому государю. Я надеюсь, что под суверенной властью султана будет существовать свободное Марокко для мирного соперничества всех наций, без каких-либо монополий и аннексий, на началах полного равенства. Моя поездка в Танжер имеет целью показать, что я исполнен решимости использовать все имеющиеся в моем распоряжении силы для того, чтобы с успехом защищать интересы Германии и Марокко. Рассматривая султана как абсолютно свободного государя, я желаю договориться именно с ним о способах обеспечения этих интересов. Что касается реформ, которые султан: намерен провести, то мне кажется, что здесь нужно действовать с большой осторожностью, считаясь с религиоз­ными чувствами населения для того, чтобы избежать наруше­ния общественного порядка.