Отчаянная борьба подводной лодки «i-176»

 

В начале войны лейтенант Араги служил в качестве штурмана вместе со мной на подводной лодке «I-24». Впоследствии он стал минером на «I-176», которая доставляла грузы в район Лаэ. Ниже приводятся его записи о боевой деятельности этой лодки.

«19 марта 1943 года подводная лодка «I-176», выполнявшая задачу по доставке боеприпасов и продовольствия в район Лаэ, под покровом ночи всплыла на поверхность примерно в 400 м к западу от назначенного места выгрузки. Командовал лодкой капитан 3-го ранга Танабэ, известный всему флоту офицер, потопивший американский авианосец «Йорктаун» во время боя у о. Мидуэй. Команда была специально подобрана после переоборудования лодки в мае 1942 года. «I-176» первой из лодок успешно произвела доставку грузов на о. Гуадалканал; 20 октября 1942 года она потопила в этом же районе американский линейный корабль типа «Техас»[19]. Лодка и в дальнейшем отличалась в действиях по снабжению гарнизона о. Гуадалканал.

С самого начала действий по доставке предметов снабжения на о. Гуадалканал большинство подводных лодок, находившихся в этом районе, перестало выполнять свои боевые задачи и полностью было занято выполнением заданий по перевозке личного состава, боезапасов и продовольствия. Команды подводных лодок также были полностью осведомлены о серьезной обстановке, в которой нам предстояло действовать. Перед тем как сообщить нашим подчиненным о нежелательных задачах, которые нам предписывалось выполнять, мы несколько сомневались в том, смогут ли они правильно реагировать на услышанное. Однако команды лодок, как оказалось, полностью осознали военную обстановку и побороли свои естественные чувства, целиком отдавшись делу выполнения новых задач, несмотря на то, что приходилось часто слышать плохие вести о судьбе подводных лодок. От личного состава подводной лодки «I-176» никогда нельзя было услышать слов: «Не можем».

Командование береговой базы в Лаэ, с нетерпением ожидавшее подводную лодку, выслало десантные катера еще до получения условного сигнала. Катера приближались. Команда подводной лодки находилась на боевых постах, ожидая приказа начать разгрузку.

Наконец, десантные катера были ошвартованы у борта лодки, и по приказу командира началась выгрузка груза. Команда была специально расписана для выполнения этой задачи, и работа шла организованно. Для людей на берегу мешки с рисом, доставленные лодкой «I-176», были средством существования, и эти люди смотрели на нас, как на спасителей.

Темнело, выгружена была лишь половина груза, когда с берегового сигнального поста взвилось несколько ракет, вслед за этим началась непрерывная пулеметная стрельба. Командир отдал приказ о погружении, и я поспешно опустился вниз. Но нам не удалось уйти от атаки трех средних бомбардировщиков. Как только мои ноги коснулись палубы центрального поста, раздались звуки пулеметных очередей и взрывы бомб. Одним из взрывов лодку подбросило вверх, и она начала крениться на левый борт. Я ухватился за переборку отсека центрального поста, чтобы удержаться на ногах, на мгновение у меня захватило дыхание. Дальнейшее, что я услышал, был приказ: «Продуть главную балластную цистерну левого борта!» Лодка задрожала и затем медленно стала выпрямляться. Оглушаемая взрывами падающих бомб, под пулеметным огнем команда поспешно спускалась в лодку. Стрелка глубиномера двигалась очень медленно. Пулеметные пули осыпали рубку, как бы преследуя спасающуюся команду. Одна пуля попала в затылок стоявшему на руле старшине-рулевому, он умер, не сказав ни слова. Во время этого смятения некоторые из находившихся в кормовом отсеке матросов приумолкли. Я попытался заговорить с ними, и увидел, что они умирали.

Кто-то крикнул: «В лодку поступает вода!» Осмотр показал, что вода проходит через верхнюю часть рубки с левой стороны. Затем последовало сообщение, что вода проникает и в радиорубку. Был отдан приказ: «Задраить водонепроницаемые переборки».

Вода поступала через пробоины в подволоке вплоть до центрального поста. Когда я оглянулся вокруг в поисках командира, то увидел его сидящим за зенитным перископом и что-то шептавшим слабым голосом, ему, казалось, было трудно дышать. Наконец старшина сигнальщиков задраил крышку люка. Лодка погружалась, открыв клапаны вентиляции главных цистерн.

А в это время команды десантных катеров, которые рассеялись во всех направлениях, наблюдали всплески воды и вспышки, вызванные взрывами бомб и пулеметным огнем противника, на мгновение окутавшие всю лодку, особенно при взрыве бомбы, попавшей в ее кормовую часть. Затем, казалось, лодка все больше начала крениться на левый борт, все время погружаясь, и наблюдавшие с катеров думали, что она потонула. Позднее с эскадренного миноносца был перехвачен сигнал о потоплении лодки. Противник, вероятно, полагал, что выполнил свою задачу. Для нас было большой удачей, что он не повторил атаку, однако ущерб, уже причиненный нам, был и без того значительным. Сигнальщик и старшина-рулевой были убиты, командир лодки и другой сигнальщик — тяжело ранены, в прочном корпусе имелись пробоины. На левой стороне рубки и радиорубки имелись пробоины диаметром 5 см. Трубы воздушной магистрали низкого давления во многих местах были перебиты, дифферентные цистерны затоплены, главная балластная и топливная цистерны также имели во многих местах пробоины.

Собрав личный состав лодки, мы разъяснили опасное положение, в котором находились. Нам угрожала гибель.

Посредством непрерывного продувания главной цистерны левого борта нам, наконец, удалось ликвидировать крен лодки и приостановить ее погружение. Но для этого пришлось израсходовать большое количество воздуха высокого давления, и не исключена была возможность того, что мы были бы не в состоянии дальше производить продувание цистерн. Плавучесть лодки понижалась, так как воздух из главных цистерн и воздушной магистрали быстро исчезал, и лодка становилась тяжелее. Вода все еще поступала через рубку. Она поступала в лодку и через сальники перископа. Аварийная партия отчаянно пыталась заделать пробоины ветошью и всем, что попадало под руку, в то время как другие готовили деревянные пробки из аварийных распорок.

Радиоприемники оказались частично поврежденными, ремонт задерживался из-за сборки запасных частей. Поскольку командир лодки был тяжело ранен, командование перешло ко мне как старшему по званию. Таким образом, судьба лодки находилась в моих руках.

Мне предстояло решить, оставаться ли лодке и дальше под водой или надо всплывать. Учитывая приток воды в лодку, я понял, что дальнейшее пребывание под водой могло нас погубить. В то же время мне казалось, что из-за недостатка воздуха высокого давления нельзя обеспечить нормальное всплытие лодки. Даже если мы и смогли бы всплыть на поверхность на короткое время, нас снова мог атаковать противник, а это означало сдать ему лодку собственными руками. Я ломал себе голову в поисках решения, затем почти интуитивно сказал: «Командир, мы выбросимся на берег и произведем необходимый ремонт». Командир кивнул головой, соглашаясь. Это, несомненно, было самым правильным решением. Если бы, выбрасываясь на берег, лодка оказалась притопленной, то есть имела значительную осадку, мы смогли бы без особых трудностей сняться затем даже при очень большом отливе. Находясь на грунте, мы могли бы сосредоточить все силы и средства на выяснении повреждений и ремонте их и выполнить эту работу скрытно от противника, будучи несколько прикрыты тенью от тропических деревьев, растущих на берегу. Если же осадка будет недостаточной, лодка при отливе окажется вся на виду, мы должны будем постоянно беспокоиться о ее устойчивости и, более того, сможем выполнить только часть работы. Надо было рискнуть, хотя лодка могла навсегда остаться на побережье у Лаэ.

С момента атаки противника действия команды стали автоматическими, инстинктивными. Люди не потеряли самообладание, что объясняется либо незримым покровительством богов, либо проявлением наших внутренних сил и выносливости в критических обстоятельствах.

Пробираясь по воде, я добрался до перископа, чтобы произвести наблюдение. Кроме темных пятен, которые могли быть отражением берега или неба, ничего не было видно. Несколько сосредоточившись, мне удалось рассмотреть вход в устье какой-то реки. Морское дно в южных морях усеяно коралловыми рифами, полностью полагаться на морские карты нельзя. В этом я убедился на собственном опыте, ведя разведку у пункта Буна, когда мы запутались в лабиринте рифов и нам с большими трудностями удалось выбраться из них. Если предстояло выброситься на берег, то нам ничего не оставалось делать, как направиться к устью реки.

Я отдал команду, и лодка медленно, как бы блуждая, направилась к устью реки. Стрелка глубиномера, слабо освещенная единственной лампочкой в темном центральном посту, медленно двигалась от отметки 7,3 м к отметке 8,2 м. Я понимал, что все взгляды устремлены на нее. Затем стрелка начала медленно двигаться в обратном направлении — кризис миновал по мере того, как мы приближались к отмели. Вода перестала поступать через пробоины. «Течь прекратилась, все в порядке», — мой голос дрожал от радости.

По мере приближения тень от берега увеличивалась. Команды: «Малый назад», «Стоп», «Полный назад» быстро чередовались одна за другой, лодка с легким сотрясением коснулась грунта. Она остановилась, имея лишь небольшой дифферент. Находившиеся в центральном посту вздохнули с облегчением. Слова: «Оба двигателя остановлены» репетовались по всей лодке, затем стихли. Напряжение ослабло, и после короткой паузы мы начали думать об опасности, в которой в данный момент находились, и о трудностях, которые нам предстояло преодолеть. Самым важным фактором было время. В момент, когда лодка села на грунт, был как раз отлив. Нам нужно было подняться на палубу, произвести необходимый ремонт, чтобы с наступлением прилива своевременно сняться с мели и затем выполнить нашу основную задачу.

Прежде всего следовало убедиться о том, что ходовой мостик находиться над водой, С этой целью ослабили немного задрайку люка. Вода не протекала внутрь лодки. Полностью открыв люк, я вышел на мостик и в бинокль осмотрел окрестности. Ничего подозрительного не было видно, вокруг стояла тишина. Над водой выступали только носовая часть лодки и ходовой мостик. Я выставил на мостике наблюдателей, достал и зажег дрожащей рукой сигарету. Кажется странным, однако мое курение вселило уверенность в окружавших меня людей, по крайней мере, так мне потом говорили. Необходимо было поднять лодку еще немного из воды, чтобы начать работу по ремонту. Я приказал продуть главные балластные цистерны, и вскоре из воды показались верхняя палуба и були. Я приказал прекратить продувание и закрыть кингстоны. Расход воздуха высокого давления был очень большим, и мы использовали уже большую часть его запасов. Находившаяся в готовности в центральном посту аварийная партия поднялась на верхнюю палубу, осмотрела повреждения и приступила к ремонту.

Включили компрессор воздуха высокого давления. В корпусе лодки было обнаружено много пробоин. Для того, чтобы удобнее было осматривать корпус лодки с верхней палубы, приходилось снимать некоторые листы надстройки. Во время этих работ на мостик поднялся главный механик и сообщил, что при наличии обнаруженных повреждений трудно будет возвратиться в Рабаул, а потом спросил, не лучше ли нам высадиться на берег? Большой крен лодки имеет огромный психологический эффект, и я знал, что команда уже пережила его после последней атаки бомбардировщиков. Я объяснил обстановку главному механику и сказал: «Лодка получила очень серьезные повреждения, но это еще не значит, что она вышла из строя. Я уверен, что мы сможем возвратиться в Рабаул, после того как закончим необходимый ремонт. Я твердо намерен довести его до конца, даже если мы подвергнемся атаке противника». Уверенность, с какой я произнес ему эти слова, еще больше укрепила мою решимость.

Воспользовавшись свободной минутой, я спустился вниз, чтобы навестить командира в его каюте. Его лицо вследствие большой потери крови было смертельно бледным, он был в полубессознательном состоянии. «Если мне суждено так умереть, то лучше пуля прикончила бы меня сразу», — сказал он. Я сообщил ему, что попробую с наступлением прилива и после пробного погружения уйти отсюда до рассвета, даже если ремонт не будет окончен. На это он заметил, что лучше было бы провести весь следующий день на месте и полностью убедиться, что лодка действительно годна к плаванию.

И хотя все мы желали как можно скорее возвратиться в базу, учтя совет командира, я пришел к заключению, что лучше провести день на грунте, убедиться в мореходности лодки и дать возможность личному составу отдохнуть.

Усилиями команды заделывалась одна пробоина за другой. При ремонте использовались только тряпки, деревянные клинья и заглушки. Этого было достаточно, чтобы после заделки всех пробоин лодка могла погрузиться. Но пробоин было очень много, некоторые достигали 26 см в диаметре и заделывались с помощью заплат, большинство же имели диаметр около 5 см, и потребовалось много времени, чтобы изготовить для них деревянные заглушки. Первая партия приготовленных заглушек была быстро израсходована. При осмотре повреждений с палубы была обнаружена пробоина в главной цистерне левого борта диаметром 10 см, других повреждений цистерн не было. На кормовой части палубы было нагромождение контейнеров с рисом, казалось, что вражеская бомба взорвалась как раз над ними.

Личный состав десантного катера очень удивился, заметив лодку, выбросившуюся на пляж, поскольку полагали, что она была потоплена. Катер подошел к борту. Мы попросили принять боезапасы, медикаменты и продовольствие, оставшиеся еще на подводной лодке, а также двух раненых. Я сказал командиру, что мы не имеем возможности организовать за ним надлежащий медицинский уход на лодке, и, поскольку обратный переход в Рабаул будет опасным, предложил перенести его на берег, но он категорически отказался. Тела двух убитых, раненые и некоторое количество боезапасов были переправлены на десантный катер, и он отошел, провожаемый взглядами команды лодки.

Затем прибыли еще 4 десантных катера, которые приняли с лодки остальной груз оружия, боезапасов и продовольствия. Наша задача, таким образом, была выполнена. Офицер с десантного катера пожал мне руку и пожелал спокойного плавания до Рабаула. Наконец начался прилив, и к полночи лодка, носовая часть которой была обнажена так, что видны были крышки торпедных аппаратов, оказалась по ватерлинию в воде. Из воздушной магистрали низкого давления в лодку был пущен воздух, чтобы установить, не осталось ли еще незаделанных пробоин. Были проверены результаты аварийного ремонта, законченного практически к началу прилива. Баллоны воздуха высокого давления были наполнены, аккумуляторы заряжены, и лодка снова была в порядке. Теперь можно было попытаться сняться с мели. Включили моторы на полный ход назад, но лодка не двигалась, вероятно, она зарылась довольно глубоко в песок. Тогда я попытался раскачать лодку, заставив команду перебегать с одного борта на другой, моторы продолжали работать на полную мощность, посылая струю от винтов под днище лодки. Такая мера постепенно вызвала покачивание корпуса лодки и освободила ее от грунта. Я приказал запустить дизели, дал полный ход назад, и лодка, наконец, сдвинулась с места. Команда ликовала, выражая криками свое одобрение и выбегая на мостик с поздравлениями.

На рассвете мы погрузились, однако вопреки нашим предположениям плавание оказалось не столь спокойным. Мы легли на грунт на глубине 36 м. Дно, вероятно, было неровным, поскольку образовался дифферент 15°. Вода не просачивалась через недавно заделанные пробоины, однако в каждом отсеке я поставил наблюдателей, чтобы следить за возможным поступлением воды. Личный состав, свободный от вахты, получил заслуженный отдых. Шатаясь от усталости, я прошелся по лодке, осматривая каждый отсек, и обнаружил, что уровень в водомерном стекле одной из дифферентных цистерн постепенно поднимался. Несомненно, где-то осталась незаделанной пробоина, розыск которой пришлось оставить до возвращения в Рабаул, где судоремонтники базы могли произвести детальный осмотр лодки. Я очень устал и, едва добравшись до койки, погрузился в глубокий сон, а когда проснулся, часы показывали время захода солнца. Мы провели целый день на фунте без каких-либо неприятностей, но когда всплыли, мне показалось, что лодка была необычно тяжелой. Возможно, где-то была течь, которую мы не заметили, пока спали. Наблюдение в перископ подтвердило наступление сумерек.

Я приказал личному составу занять посты согласно расписанию по погружению и направился из бухты со скоростью 18 узлов.

Ночь с 20 на 21 марта прошла без происшествий. На рассвете мы снова погрузились. Если бы этот период пребывания под водой прошел спокойно, оставался еще один ночной переход до подходов к Рабаулу. Меня несколько беспокоило то обстоятельство, что вода в поврежденной дифферентной цистерне постепенно прибывала, и на всем пути должна была беспрерывно работать водоотливная помпа. Около полудня мы обнаружили, что цистерна, использовавшаяся нами в качестве уравнительной, оказалась сухой. Что было делать? В случае всплытия на поверхность мы, естественно, были бы обнаружены патрульным самолетом противника. Можно было перекачать горючее из топливной цистерны в главную балластную цистерну, но возникало опасение, что соляр мог вытекать через пробоины, имевшиеся в главной балластной цистерне. Мы также могли выстрелить торпеды или освободиться от какого-либо другого тяжелого груза, но я мог это сделать лишь в крайнем случае.

В качестве временной меры мы продули среднюю цистерну главного балласта правого борта, а затем выровняли дифферент, приняв воду в дифферентную цистерну. Продувание цистерны строго контролировалось с целью предотвратить возможность утечки воздуха на поверхность воды, что выдало бы наше местонахождение. Вследствие продувания балластной цистерны правого борта лодка получила крен 3° на левый борт, который, однако, не причинил неприятностей. Эта процедура повторялась 2 или 3 раза в течение второй половины дня и таким образом мы смогли удерживаться под водой до захода солнца и всплыли лишь в темноте.

Была ясная, звездная ночь и спокойное море. Такой ночи мы долго ждали. Дизели работали ровно и, несмотря на большую скорость (18 узлов), не дымили. Вообще говоря, настроение у нас было бодрое, хотя не было и намека на ослабление бдительности. Лодка шла вдоль побережья Новой Британии, личный состав стоял на боевых постах, велось тщательное наблюдение, когда внезапно послышался крик: «Самолет противника!» Мы сбавили ход, в направлении, указанном наблюдателем, можно было видеть летающую лодку противника. Вскоре он открыл огонь из пулеметов. Я приказал открыть ответный огонь по самолету из спаренного 13-мм пулемета. Для лодки было бы гибелью погружаться на глазах у противника, лучше было сражаться. Самолет пролетел над лодкой и исчез. Я приказал прекратить огонь, резко изменил курс и лодка продолжала следовать дальше. Вероятно, противник имел радиолокатор, он появился снова и почти сразу же за кормой лодки взорвалась бомба. Опасность возрастала, и мы снова открыли стрельбу из пулемета; верхняя палуба лодки была усеяна гильзами. Личный состав электромеханической части пытался принести на мостик винтовки, чтобы обстрелять противника. Я сказал, что стрельба из винтовок бесполезна, и направил их на подноску боезапаса. Пули противника ложились вокруг нас, но, к счастью, не причинили вреда.

Вскоре самолет улетел, вероятно, не выдержав боя, но надо было полагать, что он вернется. Так и произошло. На этот раз атака была несколько иной, самолет вел беспорядочную стрельбу и спустя некоторое время удалился, так и не приблизившись к лодке. Мы не смогли сбить самолет, однако организовали хорошую оборону, от чего поднялось настроение команды, укрепилось чувство уверенности. Мы приближались к своей базе, и общая обстановка в лодке улучшилась. Наконец наступил рассвет. Это был прекрасный рассвет, подобного которому мы не видели в течение долгого времени. Подводная лодка вошла в порт Рабаул утром 22 марта, наши трудные действия по доставке грузов закончились.

Шла битва за Лаэ. Подводная лодка «I-176» прошла ремонт в водах метрополии. Повреждения, причиненные пулеметным огнем самолета противника, были устранены. Она вторично вернулась в Рабаул с новым командиром капитан-лейтенантом К. Ямагути и вновь попала в трудное положение на обратном переходе из Лаэ. Лодка следовала в надводном положении ночью, когда над ней внезапно разорвался осветительный снаряд. Командир отдал приказание: «Срочное погружение!» В момент, когда верхняя палуба только что скрылась под водой, что-то тяжелое ударило в мостик. Не оставалось времени для того, чтобы уточнить, что же произошло.

Когда мы находились на глубине 13,5 м, что-то взорвалось над нами, но для бомбы это был слишком слабый взрыв. Испытывая некоторое беспокойство, мы продолжали погружение и остановились лишь на глубине 27 м. Поскольку лодка была довольно тяжелой, срочное погружение шло без остановок. Некоторое время мы находились в подводном положении, затем в дневное время всплыли, полагая, что вышли в зону действия своих сил охранения. К нашему изумлению, мы обнаружили, что носовая часть ограждения ходового мостика сильно выгнута, нактоуз магнитного компаса свалился на мостик, рядом с ним в образовавшейся вмятине лежал довольно длинный цилиндрический предмет. Осмотр показал, что это была глубинная бомба, что подтверждалось также надписью на английском языке на корпусе бомбы. Ходовой мостик был покрыт каким-то грязно-желтым веществом. Это было не что иное, как взрывчатое вещество из глубинной бомбы.

Бомба, сброшенная с вражеского самолета, упала в воду как раз над мостиком погружавшейся лодки и разломилась. Взрывчатое вещество вымывалось соленой водой из корпуса бомбы. На заданной глубине взрыватель бомбы сработал, однако взрыва не вызвал. Это был счастливейший для нас случай.

Мы доставили глубинную бомбу в базу и передали ее по назначению.

 

Глава 12

Налет авиации на базу Трук

 

В январе 1944 года, командуя подводной лодкой «Ro-44», я получил приказ выйти в район Соломоновых о-вов для действий по нарушению тыловых коммуникаций противника. Так как в это время многие из наших подводных лодок часто гибли при выполнении подобных заданий, необходимо было принять меры предосторожности, особенно при выборе маршрута следования. По нашему предположению, путей подхода к районам, свободным от подводных лодок и патрульных самолетов противника, было мало. Если появлялась необходимость пройти через районы, находившиеся в радиусе действия авиации противника, подводным лодкам приходилось следовать через них в подводном положении как в дневное, так и в ночное время. Закончив необходимые приготовления, лодка вышла в море. После пересечения экватора вследствие высокой температуры в подводной лодке, несмотря на наличие установки для кондиционирования воздуха, создавались очень тяжелые условия.

Подойдя к о. Трук, мы увидели в ночном небе отражение широких полос пламени. Были слышны частые взрывы, и мы вскоре поняли, что положение там безнадежно. В течение четырех дней, патрулируя на подходах к Труку, всплывая по ночам и погружаясь в дневное время, мы ждали встречи с противником. Кончался наш месячный запас продовольствия. Наконец был получен приказ войти в бухту Трук. Выбор подходящего курса для входа в бухту представлял собою большой риск; нужно было найти проход среди наших потопленных кораблей. Несмотря на трудности, нам все же удалось войти в бухту без особых происшествий. Вид перевернутых и потопленных кораблей, их мачт, торчащих из воды, создавал удручающее впечатление. Мы стали на якорь у базы подводных лодок. Плавучая база подводных лодок была потоплена на обычном месте стоянки, вместе с нею затонули все ценные запасы предметов снабжения.

Я сошел на берег для доклада начальнику штаба, у которого уже имелись опасения, что нас потопили, так как долгое время от нас не было никаких известий. От подводной лодки «Ro-39» последнее донесение было получено, когда она находилась у о. Вотье, однако текст донесения не поддавался расшифровке. С тех пор о ней ничего не было слышно, и обстоятельства ее гибели неизвестны.

После занятия американцами Маршалловых о-вов темп их наступления в западной части Тихого океана был очень высок.

Удар, нанесенный 17 февраля 1944 года крупным соединением американских авианосцев по базе Трук, явился естественным результатом оккупации противником Маршалловых о-вов. База Трук являлась для нас центральной во время действий в районах Соломоновых и Маршалловых о-вов. До тех пор пока противником не были заняты Маршалловы о-ва, Трук служил также базой Соединенного флота, вынужденного затем перебазироваться в Палау.

В день нападения на Трук патрульные самолеты нашей авиации вели разведку в районах вероятного появления противника. Ввиду плохой погоды в воздухе находилось только около половины обычного числа патрульных самолетов, да и те к моменту нападения вернулись на базу. Противник же подошел к Труку, когда шторм достиг наибольшей силы. Большое число самолетов авианосной авиации противника неожиданно появилось над Труком. Первый удар авиации был нанесен по авиабазе Такесима. С авиабазы поднялись истребители, которые сделали попытку перехватить вражеские самолеты. Однако некоторые из них не имели даже боезапаса. Почти все поднявшиеся самолеты были сбиты, кроме того, в бухте было потоплено 6 боевых кораблей и 26 транспортов. Потери нашей авиации составили 180 самолетов. Подошедшие линейные корабли противника подожгли наши драгоценные запасы горючего, которое после этого горело несколько дней, освещая цель американским самолетам «В-17», действовавшим в ночное время.

При создавшихся условиях Рабаул потерял свое значение как авиационная база, поэтому базировавшиеся на нее авиационные части были передислоцированы, Соломоновы о-ва были сданы противнику. Таким образом, нашим силам предстояло оставить внешний район боевых действий и надо было принимать меры по обороне внутреннего района. Иными словами, линия обороны из района Сайпан — Гуам передвинулась на линию Филиппины — Окинава. Если и их потерять, то мы оказались бы перед фактом нападения непосредственно на Японию.

Подводные лодки, базировавшиеся на Рабаул, были из него выведены после передислокации авиационных частей. На лодки было погружено продовольствие для наших осажденных сил, находившихся на атолле Мили (Маршалловы о-ва). Четыре подводные лодки покинули Трук в разгар воздушного налета противника. На верхней палубе каждой лодки были прикреплены специальные контейнеры, загруженные продовольствием и табаком, а в отсеках внутри прочного корпуса находился боезапас для 25-мм пушек. Пройдя в подводном положении опасный район, где действовали подводные лодки противника, наши лодки в дневное время следовали надводным ходом. К несчастью, специальные контейнеры для перевозки продовольствия, установленные на палубе нашей лодки, начали обрываться и, несмотря на уменьшение скорости хода, они все были потеряны, прежде чем лодка достигла пункта назначения. Нам ничего другого не оставалось, как вернуться в базу, произвести необходимый ремонт и начинать все сначала. Погрузив снова нужные запасы предметов снабжения, мы вторично вышли в море.

У Маршалловых о-вов, в районах, контролируемых противником, шли в подводном положении. Важно было, чтобы нас не обнаружили, в противном случае вся операция могла окончиться неудачей. Существовало опасение, что наш план известен противнику, так как он мог захватить код у гарнизона атолла Мили. У нас имелся новый код, однако сообщение о нашем приходе на этот атолл было сделано по старому коду. Пройдя благополучно атолл Джалунт, мы взяли курс на атолл Мили. Была светлая лунная ночь. Заметив прямо по носу на горизонте нечто напоминающее мачту корабля, мы произвели срочное погружение. Затем, наблюдая в перископ, увидели линейный корабль, за которым следовали 2 авианосца. Казалось это был случай, предоставленный нам небом. Мы увеличили ход лодки и попытались подойти на более короткую дистанцию. Линейный корабль был уже достаточно близко, авианосцы же несколько отстали от него. Затем, совершенно неожиданно, корабли изменили курс; возможно, они обнаружили лодку. Мы всплыли и начали преследование, однако превосходство в скорости кораблей противника не позволило нам сблизиться на дистанцию залпа. Час спустя мы снова заметили мачту корабля и, погрузившись на перископную глубину, обнаружили 6 эскадренных миноносцев в строю фронта, которые приближались к нам на довольно значительной скорости. Возможно, это были корабли охранения авианосцев и линейного корабля, которых мы встретили ранее. А может быть, это было отдельное соединение противолодочных кораблей. Чтобы не быть обнаруженными, мы вынуждены были изменить курс. Наблюдение в перископ подтвердило, что вражеские корабли шли в строю фронта, и их можно было легко атаковать. Атаковать или нет? Торпеды были подготовлены для стрельбы, но данный нам приказ гласил, что нашими главными задачами являлись доставка запасов и разведка. Правда, нам предоставлялось право отступить от этого приказа, если объектами атаки будет линейный корабль или авианосец. Атака других целей запрещалась. Таким образом, мы вынуждены были отказаться от атаки. Когда корабли противника скрылись, мы всплыли. За время пребывания лодки под водой аккумуляторные батареи значительно разрядились, и поэтому на пути следования к атоллу Мили мы в спешном порядке производили зарядку батарей. С наступлением дня мы снова погрузились. К атоллу Мили лодка прибыла вечером на следующие сутки, и мы начали обследовать место, где предполагалось выгрузить предметы снабжения. Светила луна, и видимость была хорошей. Противник не показывался. Было решено, что во время разгрузки продовольствия лодка должна оставаться притопленной, хотя, как нам казалось, эти меры предосторожности вряд ли были необходимы. Запросив по семафору берег, свободен ли проход в канал, находившийся впереди нас, и получив утвердительный ответ, мы вошли внутрь атолла. Самолеты-разведчики противника часто появлялись в ночное время, поэтому, пока шла разгрузка продовольствия, лодка оставалась притопленной. Затем мы всплыли и установили контакт с заместителем командира подразделения, находящегося на берегу, от которого получили подарки в благодарность за все наши злоключения. Подразделение в течение долгого времени ожидало почту и продовольствие, люди жили в джунглях и ежедневно подвергались налетам авиации противника.

Солдаты, которые подходили к подводной лодке за грузами, казалось, больше хотели покурить, чем поесть. Мы отдали им ящик сигарет и вдобавок раздали весь наш собственный запас сигарет. Мне, некурящему, их страсть к табаку казалась несколько странной. Тем не менее, нам было очень жаль их, потому что положение, в котором они находились, было незавидным.

О положении на атолле Маджуро, находящемся в 50 милях от атолла Мили, не поступало никаких известий. Мы должны были следовать туда для выяснения обстановки на месте и поэтому просили командира гарнизона атолла Мили сообщить о нашем выходе, используя новый код. Около 19 час. мы покинули атолл. Накануне самолет противника сбросил несколько мин, большинство которых упало на берег. Тем не менее выход из атолла был большим испытанием нервов. Все же мы выбрались благополучно и взяли курс на атолл Маджуро.

12 марта в 23 часа, увидя впереди себя красные огни, мы произвели срочное погружение. Ведя наблюдение в перископ, мы заметили, что число огней увеличивается. Неожиданно нашему взору открылся целый ряд огней, подобно факельному шествию. Это было очень похоже на аэродром. Личный состав получил отдых, ожидая рассвета. В 3 часа 30 мин. было уже достаточно светло, и то, что было принято нами за аэродром, оказалось группой кораблей, которые стояли на якоре внутри атолла. Там были 1 авианосец, 8 линейных кораблей и несколько танко-десантных кораблей. Дистанция до ближайшего линейного корабля составляла около 500 м. Последовала команда приготовиться сделать фотоснимок через перископ. Затем мы поняли, что наша задача по доставке запасов не будет выполнена, если лодка приблизится к кораблям на короткую дистанцию. Мы видели, как на авианосце производили взлет и посадку двухмоторные самолеты. После наблюдения за противником в течение некоторого времени мы отошли на безопасную дистанцию и произвели зарядку батарей, а когда стемнело, в надводном положении направились на разведку входа в атолл Маджуро. Из-за тумана видимость была плохой, но море было относительно спокойным. Неожиданно мы обнаружили авианосец противника. Чтобы уклониться от встречи с ним, мы погрузились. Авианосец, по-видимому, возвращался с операции и не заметил нашей лодки. Когда мы снова подвсплыли, то обнаружили на горизонте силуэт корабля, похожего на эскадренный миноносец. Изменив курс на 16 румбов (на 180°), мы отошли, а на рассвете убедились в правильности нашего предположения. Это был действительно эскадренный миноносец. Надо сказать, что все случаи обнаружения противника имели место благодаря наличию у нас специальных биноклей.

Вскоре мы легли на прежний курс, но берег долго не открывался. Затем лодка приблизилась к небольшому острову, на котором, как нам показалось, имелся аэродром. Однако отсутствие вражеских самолетов указывало на то, что мы ошиблись. Обойдя остров, лодка продолжала следовать в западном направлении. Неожиданно послышался шум винтов патрульного корабля. Затем оказалось, что их было даже два. Мы уклонились от встречи с ними и в 18 час. 13 марта, после двадцатичасового пребывания под водой, всплыли.

Я послал донесение командующему Соединенным флотом: «За рифом атолла Маджуро стоят на якоре 1 авианосец, 8 линейных и еще несколько крупных кораблей противника. На аэродром атолла базируются средние бомбардировщики». После зарядки батарей я информировал командование более обстоятельно относительно состава сил противника. Наша задача была благополучно выполнена, и в конце марта лодка возвратилась в Трук. На обратном пути мы обнаружили транспорт, однако после запроса штаба выяснилось, что транспорт был свой.

По приходе в Трук я сошел на берег и направился для официального доклада в штаб, где меня спросили, почему я не атаковал эскадренный миноносец. Я доложил, что действовал согласно данному мне приказу и что задание не считалось бы выполненным до тех пор, пока не было передано донесение о сосредоточении кораблей в Маджуро. Правда, я всегда сожалел, что не мог произвести атаку. Между прочим, меня удивил тот факт, что все 4 лодки, ходившие с нами, благополучно вернулись в Трук. Хотя не все из них выполнили свои задачи, но тем не менее давно уже не отмечалось такого случая, когда все вышедшие на операцию корабли возвращались на базу. Около четырех месяцев спустя, к концу боев за Сайпан, командиры этих подводных лодок' погибли и только один я остался в живых.

Подводная лодка «I-32» вышла во второй поход с продовольствием и боезапасом к атоллу Мили, однако запасы не достигли пункта назначения и о самой лодке никогда больше не поступало никаких известий. По всей вероятности, американцы активизировали действия своих патрульных сил. После войны нам стало известно, что лодка «I-32» была потоплена американским флотом у атолла Мили 24 марта.

31 марта 2 самолета, на которых находились командующий Соединенным флотом адмирал Кога и его штаб, покинули Палау. Но самолеты не достигли пункта назначения, и больше о них ничего не было слышно. Все операции фактически приостановились.