Глава 62. Освобождение и уничтожение

"Смерть или разрушает нас, или разоблачает.

Если она означает освобождение, лучше всего подождать, когда спадет наше бремя;

если разрушение – то мы не дождемся ничего: и благословение, и проклятие будут упразднены"

Сенека

Эдвард Каллен

 

Я проехал через Финикс так быстро, как смог, торопясь добраться до резиденции Свонов. Я оставил Изабеллу в гостинице с Эсме, и мне было чертовски тяжело уйти от нее после того, что случилось. Невозможно поверить, что Чарли Свон имел смелость назвать ее своей проклятой дочерью и пытаться действовать так, словно они семья, и это после всего того, что он сделал.

Меня тошнило при мысли, что он вел себя так потому, что она была связана со мной. Он, похоже, подумал, что тот факт, что я люблю ее, делает Беллу гребано ценной, и это имело бы значение, если б я заслуживал хотя бы частички ее привязанности. Она была лучше меня, лучше всего этого дерьма, и он, блядь, был слеп, не понимая, что она всегда была гребано особенной. Она была сокровищем, необработанным алмазом. Я, блядь, не назвал бы ее «tesoro» просто так, я действительно подразумевал это дерьмо. Я был горд, что она постояла за себя, когда он сказал это, но хотел изо всех сил пнуть его по заднице за то, что ей пришлось это сделать.

Она так храбро вошла в кабинет юриста, спокойно сев рядом с этим подлым ублюдком, и подписав бумаги, дававшие шанс на жизнь, где ей не нужно будет постоянно скрывать, кто она такая. Она сможет зайти в комнату и сказать: "Я – Изабелла Свон", и это дерьмо будет реально, потому что в правительстве, наконец, появится долбаная запись о ее существовании. И я знал, что это будет тяжело, но она сделает это с высоко поднятой головой. Ее руки тряслись, но она подписала бумаги, хотя наверняка не имела, блядь, понятия, под чем она подписывается, тем не менее, она это сделала.

Фактически, она была, блядь, сильнее, чем я даже представлял в течение всей поездки. Я беспокоился, как, черт побери, она отреагирует на дом Свонов, боялся, что кто-нибудь из этих ублюдков скажет или сделает что-то, что заставит ее отступить, но она не сдалась. Она собрала все силы, ясно доказав, насколько она изменилась за прошлый год.

Видеть ее с матерью было ошеломляющим зрелищем. Трудно описать, что я чувствовал в тот момент, когда Изабелла вырвала у меня руку и побежала прямо к ней, безрассудность ее движений и страсть в выражении лица были гребано потрясающими. На секунду я застыл, просто остолбенел, наблюдая, как они обнимают друг друга и плачут. Это было гребано больно, потому что я считал, что за последние несколько месяцев моя девушка стала цельной, но, увидев ее сейчас, понял, что ошибался. В жизни Изабеллы было явно пропущено что-то важное, в ее мире была большая зияющая дыра, которая могла быть заполнена только женщиной, которая сейчас цеплялась за нее. Я был долбаным идиотом, не понимая до этого момента, насколько это было важно. Я, как и все остальные, черт возьми, не понимал, насколько сильно ей нужна мать.

Я не хотел оставлять ее, но Алек посоветовал мне тащить свою задницу в дом, дав ей немного пространства. Это было больно, но я ушел, понимая, что ей надо пообщаться с мамой. С каждой секундой, которую я провел в этом жалком домишке, моя злость росла. Я мог думать только о тех дерьмовых историях, которые рассказывала мне Изабелла, о том, что происходило с ней на этой территории. Убийства, которые она видела, побои, которые она ощущала, дерьмо, которое ей приходилось выполнять… все это подавляло, и я гребано злился. Это было неправильно, и я винил ублюдка, который сидел напротив меня в гостиной, во всей боли, которую она испытала. Чарли Свон жестоко обходился с мамой Изабеллы и мучил их обеих. Это была его, черт возьми, вина, что они обе сейчас снаружи, обнявшись, качались от опустошения. Это была его гребаная вина, что моя девушка не была цельной.

Алек понимал, что я разозлен, и пытался удержать меня под контролем, сказав, что, если я не сдержусь, мне надо будет сваливать отсюда, прихватив Изабеллу с собой. И так же сильно, как я хотел встать и врезать этому ублюдку в морду за все вульгарные вещи, которые он говорил про Изабеллу, я понимал, что не могу этого сделать. Я не мог сделать ничего, сократившее бы ее пребывание с мамой. Я хотел, блядь, чтобы Чарли заплатил, но не мог заставить страдать свою девушку. Она была для меня важнее, чем месть, но я молча поклялся себе, сидя напротив него, что еще увижу тот день, когда Чарли Свон заплатит за свои гребаные проступки.

Он все это время не говорил много, кроме тех случаев, когда Алек напрямую обращался к нему. Он явно, блядь, уважал моего дядю, и даже на меня смотрел с благоговейным уважением в глазах. Он не боялся лично меня, потому что он, блядь, не знал меня, но моя фамилия, естественно, обладала определенной силой. Мой отец убил его родителей, и оставил его в покое, и Чарли, блядь, понимал, что больше такого не произойдет. Он понимал, что был счастливчиком, но второго шанса ему не дадут, так что любая оплошность, неважно, насколько маленькая, будет для него смертным приговором. Он мог плохо обо мне думать, и, возможно, сидя напротив меня, страстно желал выбить из меня дерьмо, когда я выплевывал грубые комментарии, но, черт побери, он не мог этого сделать.

Кроме странного появления на крыльце, Джейн больше не появлялась. Я слышал страшные истории о том, насколько сумасшедшей она была, и остался под впечатлением, что она практически неустрашима, но что-то страшно испугало ее. Хотя я слышал ее шаги наверху, и изредка оттуда доносились крики, что разозлило меня еще больше, когда я осознал, что моя девушка, блядь, жила с этим каждый день до того, как вошла в мою жизнь. Я был гребано рад, что мне не надо общаться с Джейн или смотреть на нее, потому что, возможно, я захочу пнуть ее в долбаное лицо, как она делала с Изабеллой, если она посмеет заговорить со мной. Эта сука тоже заплатит за свои дела. Я не сомневался в этом.

Странно, но я нервничал по поводу встречи с мамой Изабеллы, и собрал всю смелость, чтобы, наконец, выйти наружу и познакомиться с ней. Я знал, как много она значит для Изабеллы, и боялся, что скажу или сделаю что-нибудь неправильное, что повлияет на точку зрения Рене, и она попытается убедить Изабеллу оставить меня. Я верил, что Белла любит меня и доверяет мне, но знал, сколько, блядь, много значит благословение ее матери, а против меня уже и так был огромный гребаный минус: я был сыном человека, который ее купил. Я не мог, блядь, притворяться кем-то другим, да и, в любом случае, не хотел этого. Я не хотел обманывать, чтобы понравиться ей, потому что мне было нужно, чтобы она поверила в доверие ко мне Изабеллы. Мне нужно было, чтобы она знала, что я буду оберегать ее дочь и сделаю все правильно, и я не мог устроить блядское шоу. Мне просто нужно было убедить ее посмотреть мимо моей внешней оболочки и увидеть то, что видит Изабелла, то, что позволяет ей любить меня.

Меня полностью застигло врасплох то, что она произнесла имя моей мамы, и во мне всколыхнулась тревога, когда она начала говорить о том, что помнит ее. Я не был уверен, насколько много Рене знает, но молча умолял ее, чтобы она не выпалила, блядь, то, что я отчаянно пытался скрыть от Изабеллы. Слава Богу, тема разговора быстро изменилась, и я направился в дом, чтобы принести обеим что-нибудь поесть, когда они напомнили мне, что Чарли редко кормил их. Я вспомнил, какой тощей была Изабелла, как она пугалась, когда в первый раз пришла поесть в нашем доме, и это воспоминание совершенно не успокоило меня. Рене выглядела гребано болезненной, и это было плохо, так что я пошел внутрь и проинформировал ублюдка, что мать Изабеллы сейчас поест, нравится ему это или нет.

Алек начал смеяться в тот момент, когда я поднялся на крыльцо и сказал, что намереваюсь сделать, и весело наблюдал, как я пытаюсь передвигаться по долбаной кухне. Женщина в ней выглядела смущенной и шокированной, и предложила мне руку помощи, когда я не смог, блядь, найти то, что искал. Я поблагодарил ее, и она выглядела потрясенной, и выражение ее лица стало еще более ошеломленным, когда она осознала, для кого я делаю сэндвичи. Я принял ее помощь и сделал сэндвич и для нее, давая понять, что это сделал я, и никто ее потом не обвинит. Я сообщил Чарли, что, если он захочет побить чью-нибудь задницу за это, он может попробовать стукнуть меня. Он ничего не сказал по этому поводу, но я попросил Алека убедиться, что за мои действия никого не накажут. Я никогда не смогу, блядь, простить себе, если после моего отъезда их побьют, потому что я сделал им сэндвич, а Чарли посчитает это дерьмо воровством.

День достаточно быстро прошел, и я стоял на пороге дома, наблюдая за Изабеллой и ее мамой, когда подошло время уезжать. Алек, прогуливаясь, встал за мной, и мы вдвоем смотрели на сцену перед нами. Они выглядели такими довольными, улыбаясь и разговаривая в саду. Было очевидно, что их связь сильна, а любовь непоколебима. Это заставило меня вспомнить о том дерьме, которое Изабелла сказала на кухне, вернувшись в Форкс - могли ли они подлинно любить друг друга. Грустно, что она выросла с такими мыслями, потому что было ясно, что их любовь глубока. Они были связаны так, как я не мог и представить раньше, и я осознал, что моя девушка никогда не будет свободной, пока ее мама живет в таких условиях… ее сердце всегда будет порабощено.

- Помоги ей, - тихо сказал я, не способный, блядь, выносить это больше, потому что мысль о гребаном разделении их разрывала меня изнутри.

Алек продолжил смотреть в сад, ничем не показав, что вообще слышал меня.

- Ты помнишь, когда умер твой дед? - наконец спросил он.

Я растерянно посмотрел на него, не понимая, почему он это вспомнил.

- Ну, да. Немного, - ответил я. – Мне было шесть или около того.

- После похорон я сидел снаружи твоего дома, и твоя мама села около меня. Ей никогда не нравилось подходить ко мне, так что ее приближение было довольно большим делом. Я ничего не сказал, когда она села, просто давая ей шанс выложить то, что ей, очевидно, требовалось сказать, - он замолчал. – Когда она, наконец, собралась с духом, то сказала мне те же самые слова. Она сказала: "Помоги ей".

Я удивленно уставился на него.

- Изабелле? – нерешительно спросил я.

Он кивнул.

- Я отказал твоей матери, потому что не в моих правилах было вмешиваться. Я обнаружил, что говорил это много раз за годы, всегда утверждая, что это не моя ситуация, или что это не мое дело. В тот день я задумался, насколько все могло бы измениться, если бы я попытался помочь. Она пришла сюда, не обращая внимания на свой дискомфорт, ради другого человека, и я заткнул ее, не подумав второй раз. После всего, я должен был как минимум попытаться. Я много должен твоей маме, - сказал он.

Я растерянно посмотрел на него, не понимая, что он имел в виду, говоря это.

- Ты был ей должен? – с любопытством спросил я.

Он быстро взглянул на меня и кивнул.

- Да. Почему – это к делу не относится, так что даже не беспокой меня по этому поводу. Единственное, что имеет значение сейчас, это то, что я никогда по-настоящему ничего для нее не сделал. В единственный раз, когда Элизабет попросила у меня что-то, я отказал ей. Сейчас я понимаю, что не должен был этого делать. И я учусь на своих ошибках, - сказал он, поворачиваясь ко мне. – Самое большее, что я могу – это позволить Рене жить у меня в доме. Это достаточный риск, но после того, как я поручился за твою девушку, я сомневаюсь, что можно влезть в это дело еще глубже. Если я умру, то меня убьет именно это решение. Все остальное будет просто дополнением.

Я уставился на него, чувствуя одновременно вину и признательность.

- Спасибо, - тихо сказал я, потрясенный, но признательный, что он попытается помочь.

Он покачал головой.

- Не благодари меня, Эдвард, - сказал он, поворачиваясь к Изабелле и ее матери. – Я ничего не сделал, чтобы заслужить твое восхищение. Если ты хочешь кого-нибудь поблагодарить, скажи спасибо своей матери. Я убежден, что она смотрит на нас сейчас, в надежде, что мы не очень сильно облажаемся с этим.

Он кратко пояснил про встречу с юристом, и что это означает для Изабеллы, и потом проинформировал меня, что предложил купить Рене. Он сказал, что мне придется раскошелиться на эту покупку, на что я с радостью согласился. У меня было достаточно гребаных унаследованных денег, лежащих в банке, и они могут забрать каждый долбанный пенни, если это даст моей девушке единственную вещь, которую она страстно желает. Он попросил меня не говорить Изабелле, на случай, если что-то пойдет неправильно, и он ошибется, но я не мог, блядь, удержаться. Я не мог скрывать от нее что-то настолько важное, позволяя мучиться от мысли, что она бросает свою мать, когда я знал, что в этом нет необходимости. Хотя я понимал, что он был прав, и Алек примирился бы с этим, если он тверд в своем решении, я знал, что никоим образом Чарли не сможет отказать ему, когда он предложит забрать Рене. Чарли боится моего дядю так гребано сильно, что не откажет ему ни в чем.

Вот почему я только что покинул банк, сняв значительную сумму денег из своего трастового фонда, и ехал через Финикс, торопясь добраться до Свонов. Я хотел убедиться, что все пройдет так гладко, как, блядь, возможно, потому что обещал Изабелле, что все будет в порядке. Я хотел опять сделать ее цельной, и дать то единственное, что я отчаянно хотел, чтобы кто-нибудь дал мне… Я хотел вернуть Изабелле ее маму. Она, блядь, заслужила это.

Я, наконец, доехал до поместья и, заметив машину Алека, припарковался за ней. Я вылез и застонал, когда по мне ударила тепловая волна, ошеломленный тем, насколько было жарко Это была та разновидность тепла, которая перехватывает ваше долбаное дыхание и практически перекрывает доступ воздуха в легкие. Я немедленно начал потеть и раздраженно провел рукой по волосам. Я не мог понять, как кто-нибудь из них мог мириться с этим, и возненавидел это, зная, что Изабелла жила в таком гребаном месте всю жизнь и была вынуждена даже спать без чертового кондиционера. Это дерьмо должно было быть пыткой.

Я направился к дому, но застыл, когда открылась входная дверь, и из нее вышла Рене. Она взглянула на меня и замедлила шаги, панически оглядевшись в поисках дочери. Я открыл рот и уставился на нее, в ужасе разглядывая. На ее горле проявлялся кровоподтек в форме руки, кто-то, блядь, очевидно, душил ее, и по всему ее телу были разбросаны другие отметины, которые ясно давали понять, что ее недавно избили.

- Блядь! - выплюнул я, когда во мне поднялась волна ярости.

Чарли ушел этим утром с Алеком, оставив ненормальную Джейн в доме одну с Рене. Я стиснул руки в кулаки, взбешенный тем, что она, очевидно, приложила к Рене свои гребаные руки.

Рене коротко взглянула на меня, поспешно опустив глаза вниз.

- Сэр, - тихо сказала она.

Я напрягся от ее слов, быстро тряхнув головой.

- О нет, на хрен. Джейн сделала это с вами? – резко сказал я. – Клянусь Богом, я убью ее.

Ее глаза раскрылись, в них вспыхнула паника, и она посмотрела на меня, неистово качая головой.

- Все прекрасно, клянусь, - быстро сказала она.

Мои глаза сузились, и от выражения моего лица ее паника только выросла.

– Пожалуйста, не устраивайте сцены. Пожалуйста.

Я смотрел на нее, пытаясь успокоиться.

- Это дерьмо неправильно, - прямо сказал я.

Я видел, как ее глаза наполнились слезами, и она пыталась оставаться хладнокровной.

- Я знаю, но… просто… пожалуйста, сэр, - тихо сказала она.

- Боже, не называйте меня сэр, это безумие, - сказал я. – Вы мама моей девушки. И это делает вас вроде как моей тещей. Или, я имею в виду, вы ею будете, когда мы поженимся. Или если мы поженимся. Без разницы. Смысл в том, что со мной не надо так обращаться.

Она удивленно посмотрела на меня.

- Я клянусь, это нормально. Это не больно. Выглядит хуже, чем есть на самом деле, - сказала она, нерешительно потирая шею. – Вы… м-м… ты серьезно намерен жениться на моей дочери?

От этого вопроса я нахмурился.

- Конечно, да, - серьезно сказал я. – Если она захочет выйти замуж, мы поженимся, понимаете? Это будет только ее решение, но я сделаю это в мгновение ока.

На ее губах появилась улыбка, и от моих слов ее лицо просветлело. Это было сильным контрастом с тем, как она выглядела секунду назад.

- Ты действительно любишь ее, - сказала она, стирая слезы, которые появились в уголках глаз.

Я кивнул.

- Да. Я имею в виду, что я не гребано совершенен, да я и не претендую на это, но пытаюсь. Я делаю все, что могу, и я, блядь, сделаю для нее все, - сказал я.

Ее улыбка увеличилась, пока она пристально смотрела на меня.

- Она то же самое сказала вчера. Она счастливица, что нашла тебя, - сказала она.

Я покачал головой.

- Думаю, что в этом случае счастливец я, - серьезно сказал я.

- Могу я… - тихо начала она, быстро оглядываясь. – Могу я кое-что сказать?

Я кивнул.

- Конечно, да, - ответил я, заинтересовавшись, что, блядь, она собирается сказать.

Она еще раз огляделась и спустилась с крыльца во двор. Я заколебался, но последовал за ней, отойдя на несколько шагов от дома. Я видел по выражению ее лица, что она нервничает, поскольку ее взгляд метался по окрестности, очевидно, Рене была обеспокоена тем, что за ней могли наблюдать.

- Я помню, как приезжала твоя мама, - начала она. – Она была самым добрым человеком из всех, которых я встречала. Все время, проводимое здесь, она разговаривала с моей дочерью. С тех пор, как родилась Изабелла, я всегда надеялась, что что-нибудь изменится в судьбе моей маленькой девочки, но твоя мама была тем, кто действительно вложил это в мою голову. Она говорила о том, насколько Изабелла особенная, и что она точно знает, что девочка предназначена для большего.

- Да, - согласился я. – Она действительно гребано особенная. Красивая, умная, талантливая… Я не встречал никого, похожего на нее.

- Ты даже не представляешь, сколько для меня значат твои слова, - сказала Рене, с обожанием глядя на меня.

Ее глаза блестели от слез, но, по крайней мере, она не расстроилась. Она явно гордилась – правда, блядь, гордилась – и это было удивительно, потому что ее гордость фокусировалась на мне. Никогда еще люди так не гордились дерьмом, которое я сделал.

- Я подтверждаю каждое слово, - тихо сказал я, не уверенный, что еще мог сказать.

Она кивнула.

- Что-то говорит мне, что тебе можно верить… можно доверять. Понимаешь, я едва узнала мою дочь. Она все еще та же девочка с большим сердцем, которую я вырастила, но сейчас она по-настоящему счастлива, и она здорова. Она не имеет веса в жизни, так что присматривай за ней и прикрывай ей спину. Ей лучше держаться от этого подальше, и как бы сильно ее не ранило мое отсутствие, для меня намного больше означает то, что может понять любой – она живет где-то в мире. Твоя мама всегда говорила, что ей судьбой было предназначено приехать сюда, спасти мою девочку, и теперь я знаю, что она на самом деле сделала это. Элизабет, наконец, спасла ее… через тебя, - сказала она, и по ее щекам заструились слезы.

Она подняла руку и стерла их, прокашлявшись.

– Ты спас мою дочь.

- Она спасла меня, - добавил я, захваченный врасплох ее словами.

Она мягко улыбнулась.

- Я не удивлена, - добавила она, собираясь уходить.

Сделав несколько шагов, она остановилась и повернулась ко мне.

- Я могу попросить тебя сделать кое-что? Для Изабеллы?

Я без колебания кивнул.

- Пожалуйста, присмотри, чтобы она держалась подальше отсюда. Не подпускай ее к людям типа Свонов; людям, которые не имеют сострадания к кому-нибудь вроде нас… вроде меня. Дай ей жить, но убедись, что она в безопасности. Ты можешь обещать это?

- Безусловно, - твердо сказал я.

Она кивнула.

- Спасибо, - произнесла она. – Тогда я легко могу уйти, зная, что она в безопасности. И, что бы ты не делал, Эдвард Каллен… никогда не привози ее сюда. Она не принадлежит этому месту.

Я начал было говорить ей, что это не проблема, потому что она, блядь, тоже не задержится здесь, когда открылась парадная дверь, и кто-то вышел из дома. Она быстро повернулась и скрылась в амбаре, прежде чем я смог сказать хоть слово, и я, взглянув на крыльцо, увидел стоящего там Алека.

- Ты сказал ей? – поинтересовался он, вопросительно поднимая бровь.

- Кому, Рене? – спросил я.

Он кивнул.

– Нет, она испугалась тебя и убежала, прежде чем я смог.

Он начал что-то говорить, но внезапно замолчал, прерванный громким криком в доме. Кричал разозленный женский голос. Я съежился от звука, а Алек расстроено вздохнул.

- Он ЧТО сделал? – орала Джейн, топая ногами по полу. – Мой брат действительно поручился за эту маленькую суку?

Поднимаясь по ступенькам к парадной двери, я чувствовал, как внутри меня растет ярость, и стиснул руки в кулаки, когда ее слова дошли до моего сознания. Ни одна сволочь не может называть мою девушку сукой, и меня не волнует, кто, блядь, это будет. Я, не колеблясь, ударил отца за то же самое, и, разумеется, без сомнения ударю суку-садистку. Алек быстро поймал меня за рубашку, останавливая, когда я поднялся на крыльцо, грубо отдергивая назад, так, что воротник впился в шею и перекрыл воздух.

- Контролируй себя, - жестко сказал он спокойным голосом. – Не говори и не делай ничего. Это моя ситуация, и я сам с ней справлюсь. Со всем этим.

Я пристально уставился на него, но не ответил, так как дверь резко распахнулась, и на крыльцо вылетела Джейн. Она застыла, заметив меня, шаги замедлились, и на ее лице промелькнуло удивление, но она быстро опомнилась и резко отвернулась от меня.

- Я не верю тебе! – рявкнула она на Алека, со злостью уставившись на него. – Почему ты это сделал? Какого хрена мой муж подписал все это утром?

Алек смотрел на нее, и в его глазах вспыхнула ярость.

– Он подписал то, что было необходимо, - холодно сказал он, и его внешний вид не отражал гнев, который бушевал у него внутри.

Алек ненавидел гребаное противостояние; она должна была понимать, что то, что она делала, было опасно. Джейн горько засмеялась, яростно тряхнув головой.

- Необходимо? Это совсем не было необходимо, Алек! Ты освободил чертову девку и купил ее гребаную мать? Что в тебя вселилось? – заорала она. – Ты всегда был таким долбано умным, так почему ты это сделал? Из-за нее? В этом все дело? Это она?

- Заткнись, - яростно сказал Алек, и в его глазах запылало пламя – его гнев только увеличился.

Джейн сузила глаза, когда возросла ее собственная ярость.

- Как ты смеешь требовать, чтобы я заткнулась! – прорычала она. – Это из-за нее, правда? Это все, блядь, из-за нее! Ты пытаешься компенсировать то, что случилось, пытаешься все исправить! Это нельзя исправить, Алек!

- Я не собираюсь повторять еще раз, Джейн, - выплюнул Алек, еле удерживая голос спокойным.

- Я тебя не боюсь, - рявкнула она, немедленно сокращая расстояние между ними и вставая прямо перед ним. – Это разрушит мою жизнь, и оно не стоит того! Они не стоят этого! Ты не должен им ничего! Почему они так важны? Они просто долбаные рабыни, Алек! Только потому, что эти гребаные Каллены влюбились…

Ее слова застали меня врасплох, и я застыл в шоке. Руки Алека быстро поднялись, схватили ее за горло и оборвали предложение на середине, заблокировав ей дыхание. Он прижал ее к стене, и Джейн начала задыхаться и молотить его ногами. Она пыталась оторвать его руки от себя, ее наманикюренные ногти вонзились в его плоть до крови, но он не дрогнул. Он крепко держал ее за горло, практически застыв, как изваяние. Он, блядь, пугал, и я не знал, что, черт побери, делать, потому что она определенно не могла, блядь, дышать, а он просто смотрел ей в глаза, пока Джейн хватала ртом воздух.

- На этот раз ты закончила? – через мгновение спросил он.

К нему вернулось прежнее спокойствие, и по моей спине пробежала дрожь. Я не представлял, что, блядь, происходит, и не мог сконцентрироваться ни на чем, не понимая смысла их противостояния. Хотя это пугало меня до чертиков, потому что она явно сказала что-то, что вывело его из себя так, как я прежде никогда, блядь, не видел. Она мотнула головой и схватилась за его руки на своей шее, издавая булькающий звук, когда пыталась добыть кислород.

- Горит, не так ли? – хладнокровно поинтересовался Алек. – Когда кто-то хватает тебя за шею, становится невозможно дышать? Представь, что чувствуют они, когда ты и твой муж мучают их, что Рене чувствовала этим утром, когда ты таким же образом схватила ее. Представь, что она чувствует сейчас, Джейни. Это не очень хорошо, правда? – он продолжал смотреть на сестру, пока она отчаянно пыталась дышать, не показывая, что он собирается вскоре отпустить ее.

На пороге дома возник Чарли и раскрыл от шока глаза, видя, что происходит.

- Остановись, Алек! – закричал он, направляясь к моему дяде с неистовым выражением лица. – Ты убьешь ее!

Взгляд Алека немедленно переместился на Чарли, и в его глазах все так же полыхал огонь. Это был тот проклятый Алек, которого я всегда боялся, холодный, расчетливый убийца, о котором я слышал столько историй.

Я отчаянно пытался придумать, что можно сказать или сделать, потому что я просто, блядь, стоял на месте, пока он выжимал жизнь из собственной сестры. Хотя я чувствовал, что она заслужила это дерьмо, поскольку была гребаной садисткой, я считал, что должен остановить его, прежде чем он сделает что-то, о чем впоследствии пожалеет, но, до того, как я смог даже обдумать это дерьмо, из амбара донесся громкий крик, который ошеломил нас всех. От этого душераздирающего крика по моей спине пробежала дрожь, мое сердце остановилось, а кровь застыла в венах. Как только раздался еще один крик, Алек мгновенно отпустил Джейн, его глаза на короткое время встретились с моими, он повернулся и сбежал по ступенькам. Я спрыгнул с крыльца вслед за ним, испугавшись, так как меня жестоко ударило плохое предчувствие, показавшееся мне знакомым, и почти лишившее меня способности дышать.

- Это не она, блядь! – закричала с крыльца Джейн, схватившись за горло и жадно глотая воздух. – То, что он сделал то же самое, как и его долбаный отец, не означает, что они одинаковые, Алек! Изабелла – не Элизабет!

Ее слова застали меня врасплох, и я дернул головой, обернувшись к Джейн, не обращая внимания, куда, блядь, иду, так как мой мозг яростно пытался обдумать, что, черт возьми, он сказала. Я влетел прямо в спину Алека, застывшего на пороге амбара, и почти сбил его с ног. Он ухватился за меня и быстро развернул, грубо впихивая в амбар. От его толчка мой гнев вспыхнул заново, и я начал ругаться, но повторившийся крик быстро оборвал меня. Моя голова повернулась в направлении шума, и я похолодел, расширив от ужаса глаза, так как меня сотряс еще более интенсивный ужас. Из моих легких немедленно исчез весь воздух, и я громко вздохнул, ощущая, как меня начинает тошнить. Я наклонился и тяжело задышал, пытаясь удержаться от рвоты, так как комок желчи уже поднялся к горлу и жег грудь. Глаза увлажнились, то ли от тошноты, то ли от гребаного зрелища передо мной, я не был уверен, но это чертовски затуманило мое зрение, так что я практически ослеп.

- Соберись, - жестко сказал Алек, наклоняясь и беря меня за плечо.

Он потянул меня вверх за рубашку и дернул опять, пристально глядя. Я с ужасом посмотрел на него, стараясь восстановить контроль над телом, и опять повернулся к амбару.

На земле передо мной, в пыли и соломе, валялась деревянная табуретка. В нескольких дюймах над табуреткой качались грязные босые ноги, тело было подвешено к низко опущенной балке на куске веревки. Знакомое хрупкое тело медленно раскачивалось, и я начал учащенно дышать, когда раздался крик девочки-подростка, очевидно, еще одной рабыни Свонов, в ужасе глядевшей на все происходящее. Я быстро огляделся, запаниковал, не зная, что делать, и раздумывая, почему никто, б...ь, ничего не делает.

- Блядь! - заорал я, когда из глаз потекли слезы, и меня затопило отчаяние. Этого не должно было, блядь, случиться, это, черт возьми, не может быть реальным. Она должна быть жива; я говорил с ней несколько минут назад!

- Блядь, НЕТ!

Я рванулся вперед и ухватился за ее ноги, приподнимая тело. Я начал кричать Алеку, чтобы он помог мне, и он засомневался, но снял садовые ножницы со стены. Он подошел, быстро поставил табуретку, залез на нее и перерезал веревку. Тело упало на меня, и я отступил на несколько шагов, едва удержавшись на ногах. Я уложил ее на землю так нежно, как мог, и проверил пульс, и еще больший ужас возрос во мне, когда я не обнаружил и малейшего следа сердцебиения.

В амбар вбежали Джейн и Чарли, когда я начал делать искусственное дыхание, практически стуча кулаком по ее чертовой груди и отчаянно пытаясь вдохнуть воздух в легкие. Я чувствовал тошноту, но изо всех сил загонял ее обратно, пытаясь отстраниться от опустошения, которое чувствовал. Из глаз текли слезы. Я начал кричать, что этого не может произойти, что кто-то должен помочь ей, потому что все, что я делал, не работало. Кто-то должен, блядь, спасти мать моей девушки, потому что она нужна ей. Она, блядь, нужна ей, и я обещал!

Я слышал одобрительные крики Джейн и резкий голос Чарли, но мои собственные крики и вопли молодой рабыни перекрывали все. Я неистово давил на грудь Рене и продолжал вдувать воздух в ее легкие, но ничего, похоже, не помогало. Она просто лежала на земле, и, несмотря на то, что я делал, ее тело было обмякшим и безжизненным.

Алек приказал испуганной рабыне уйти, и она быстро выбежала. В амбаре сразу стало тише. Алек взял меня за плечо, и я со злостью и отчаянием сбросил его руку. Это все было абсолютно неправильно; предполагалось, блядь, что мы спасем ее!

- Она умерла, Эдвард, - сказал Алек спокойным, как обычно, голосом.

Этот тон только подстегнул мои чувства.

- Твою мать, нет! – выплюнул я. – Мы должны, блядь, спасти ее! Я обещал, черт побери!

- Слишком поздно, - просто сказал он.

- Нет, не поздно! Ты, блядь, ошибаешься! Почему ты просто стоишь здесь? – прорычал я, продолжая давить на ее грудь.

Было же что-то, что я мог сделать, что-то, что помогло бы ей!

- Мы ничего не можем сделать, - ответил Алек.

- Твою мать! - заорал я, пытаясь вытереть слезы рукой, чтобы очистить поле зрения, и продолжал работать над ней. – Помоги ей, ублюдок! Ты, черт возьми, говорил, что поможешь ей, долбаный лжец!

Алек наклонился и насильно оттащил меня от тела Рене, отбрасывая на землю.

– Она умерла, - прямо сказал он. – Контролируй себя, черт возьми!

Я сидел на грязном полу амбара и пялился на Алека, пытаясь делать глубокие вдохи и укротить злость. Я все еще учащенно дышал и дрожал, глаза жгло от слез, я пытался бороться с тошнотой. Я все еще не мог поверить в это – это не могло быть реальностью. После всего это просто не могло произойти! Я огляделся, надеясь, что это ночной кошмар, что я в любой момент проснусь, и заметил самодовольную улыбку на губах Джейн. От этого я полностью потерял над собой контроль.

- Ты долбаная извращенка! – прорычал я, неистово переводя взгляд с Джейн на Чарли и обратно.

Ни одного из них, похоже, не тронул вид безжизненного тела Рене, и это взбесило меня больше, чем слова. Они, блядь, не волновались, для них Рене словно не существовала. А она была человеком, черт побери! Она была живой, дышащей женщиной с гребаными надеждами и мечтами о будущем своей дочери! Они пытались разрушить ее надежды и мечты и отобрать у нее жизнь! Жизнь, которая сейчас закончилась, которая никогда к ней уже не вернется, и все из-за них!

– Это все ваша гребаная ошибка! Вы, блядь, убили ее!

- Она сама убила себя, - безапелляционно заявила Джейн, глядя на меня все с той же самодовольной улыбочкой на губах.

Мои глаза сузились, и руки задрожали еще больше.

- А чья это гребаная ошибка? Ты это сделала, ты была этому причиной! – заорал я.

Она гневно уставилась на меня.

- Да что с тобой такое? С тобой и твоим отцом, тупой задницей? Она просто гребаная рабыня! – выплюнула она. – Вот что она такое!

В ту секунду, когда эти слова слетели с ее губ, мое зрение затуманилось, я почти ослеп от ярости. Вся логика и здравомыслие испарились, и надо мной взяли верх эмоции. Я побагровел.

- Нет! – заорал я. – Она не гребаная рабыня!

- Эдвард! – убедительно предупредил Алек, опять пытаясь схватить меня за плечо.

Я со злостью отбросил его руку и оттолкнул его, не обращая внимания, блядь, на его слова. Он ничего не сделал, чтобы помочь Рене, он, блядь, дал ей умереть!

- Она гребаная principessa! Гребаная принцесса мафии! Ты убила чертову принцессу, и ты теперь заплатишь за это, ненормальная сука! – заорал я, хватая с земли садовые ножницы, куда отбросил их Алек, и бросая их в Джейн.

Она попыталась отклониться, но была недостаточно быстра, и они попали прямо в центр ее груди. Джейн громко вскрикнула.

– Ты мучила похищенную принцессу мафии, и ты заплатишь за это! Аро, блядь, убьет тебя за все, что ты сделала, а если он не сделает этого, то сделаю я! Я, блядь, убью тебя, я клянусь, что сделаю это! Я проверю, что ты умерла за все то, что ты сделала с Изабеллой и ее матерью, даже если это будет последнее, что я сделаю!

Глаза Джейн метались, мои слова лишили ее разума. Я не был уверен, знала ли она уже правду, и ее просто ошеломило, что это сказали вслух, или я, блядь, напугал ее, но она, определенно, стала невменяемой. Она резко дернулась и схватила лопату, поворачиваясь ко мне. Она кипела от злости, и выглядела сейчас сумасшедшей, очевидно, потеряв последний кусочек здравомыслия, который у нее оставался. Мои глаза раскрылись, сердце заколотилось так, что я услышал, как кровь струится по телу, отдаваясь шумом в ушах. Я быстро потянулся к поясу, и запаниковал, осознавая, что не взял чертово оружие. Я, идиот, оставил его в машине, даже не подумав прихватить с собой, когда вылезал из нее. Я был таким долбаным оптимистом по поводу спасения матери Изабеллы, что забыл, что мой отец все время предупреждал о бдительности, особенно общаясь с такими тошнотворными ублюдками, как Своны.

Я начал отползать назад, пытаясь быстро встать на ноги, когда она помчалась ко мне, понимая, что она не планирует отступать. Она подняла лопату, размахивая ею, и я в защитном жесте поднял руки, пытаясь, блядь, заблокироваться. Алек отреагировал быстро и полез в карман пиджака, вытаскивая оружие. Он направил на Джейн ствол и без колебания нажал на курок. В маленьком пространстве громкий звук рикошетом отразился от стен. Я вздрогнул от шума, а Джейн громко вздохнула, когда пуля прошла через ее грудь в области сердца. Ее движения замедлились, лопата начала раскачиваться. От удара лезвием лопаты по моему плечу я напрягся, тело пронзила резкая боль. Джейн повернулась, начала бессвязно бормотать, в ее глазах появился ужас. Она отбросила лопату и схватилась за грудь. Раздался еще один выстрел, на этот раз пуля попала ей между глаз. Она отшатнулась и упала, сильно ударившись о землю рядом со мной. Я быстро отполз от нее, пытаясь встать на ноги, но они подвели меня, и я грохнулся обратно в грязь. Я опять учащенно задышал, запаниковал, переставая себя контролировать.

Чарльз выкрикнул имя Джейн, подбегая к ней, и Алек инстинктивно отреагировал, направляя оружие на него. Я дернулся и прикрыл голову руками, когда прозвучал выстрел. Пуля пробила тело Чарли, и брызнула кровь. Он упал лицом вниз, с глухим звуком ударившись о землю рядом с окровавленным телом жены. Я с ужасом уставился на них, дрожа всем телом, потом отвернулся и начал блевать, пока Алек спокойно подходил к нам. Он остановился и еще несколько раз выстрелил, прежде чем повернуться ко мне.

Он коротко взглянул на меня, убирая оружие, потом наклонился и схватил меня за руку. Он поднял меня с земли, и плечо в том месте, где Джейн задела меня, заболело сильнее. Я протащился несколько шагов на подгибающихся ногах, стараясь восстановить способность к прямохождению. Меня тошнило, кружилась голова, но я был гребано испуган и, взглянув на лицо Алека, мог сказать, что он был не в настроении. Он только что выпустил полную обойму в собственную сестру без тени эмоций на лице, и это подтвердило то, что я всегда подозревал…

Он убьет и меня тоже, если придется.

- Блядь, - пробурчал я, ошеломленный и опустошенный.

Я покачнулся, оглядываясь, пытаясь охватить все, но от картины передо мной по телу прошли волны шока.