Держава ахеменидов в VI–v вв. До Н. Э.

 

Абсолютная власть, по описанию античных историков, развращает всех, и прежде всего того, кто обладает ею. Он вынужден жить в условиях всеобщего раболепия и одновременно безумного страха за свою жизнь. Его близкие злоумышляют друг против друга. Мать и жена одного из персидских царей так ненавидели друг друга и так боялись быть отравленными, что даже ели из одной тарелки. Но и это не помогло. Свекровь, усыпив бдительность невестки, все же отравила ее, разрезав общий кусок ножом, который был смазан ядом с одной стороны лезвия.

В 401 г. до н. э. состоялся знаменитый «поход десяти тысяч греков», красочно описанный его участником – историком и философом Ксенофонтом. Греки были наняты сатрапом одной из областей Малой Азии Киром Младшим, который хотел свергнуть с престола своего старшего брата. В решающей битве незадачливый претендент на трон погиб, и сразу вся экспедиция потеряла смысл. Персы, выманив греческих военачальников якобы для переговоров, коварно умертвили их. Но даже в столь неблагоприятных обстоятельствах греки, преследуемые персидской армией, во много раз превосходившей их по численности, смогли пройти тысячи километров – от Вавилона до севера Малой Азии – и вернуться на родину.

Поход этот показал, что держава Ахеменидов, несмотря на сотни тысяч тонн серебра, накопленные в царской сокровищнице, и кажущееся всесилие «великого царя», – колосс на глиняных ногах. Развернулась подготовка нового похода на Восток. И когда греков удалось объединить под началом македонского царя, гибель самого крупного государства Древнего Востока стала лишь вопросом времени. Поход Александра Македонского открыл новый период мировой истории – эпоху эллинизма.

Держава Ахеменидов была гигантским и сложным организмом, зачастую искусственно составленным из разнородных частей. Таким же представляется и ее официальное искусство. В архитектуре и скульптуре Персии заимствовался опыт уже погибших держав Передней Азии, и прежде всего Ассирийской. На строительстве великолепных дворцов в Сузах и Персеполе работали лучшие мастера, привезенные из всех областей державы. Здесь смешиваются мотивы собственно иранские с греческими, египетскими, вавилонскими. Синтез Востока и Запада, характерный для эпохи эллинизма, был подготовлен двумя столетиями существования державы Ахеменидов.

Воины персидского царя [Рельеф из Персеполя]

 

Черты ахеменидской культуры прослеживаются и в государстве Селевкидов (IV–I вв. до н. э.), которое после смерти Александра унаследовало основные из завоеванных им территорий Азии. Ахеменидские традиции возрождались и после свержения греко-македонской династии в государствах, управлявшихся уже не греческой, а местной, иранской знатью, – в Парфянском царстве (III в. до н. э. – III в. н. э.) и при династии Сасанидов (III–VII вв.).

Южная Азия

На территории Южной Азии расположен ряд современных государств: Республика Индия, Пакистан, Бангладеш, а также Шри-Ланка, Непал и др. Когда же мы говорим о периоде древности, то весь субконтинент называем Индией. Древняя история региона связана главным образом с Северной Индией – областью между бассейнами рек Инд и Ганг.

Между северо-западной и северо-восточной частью Индии есть определенные различия: в бассейне Ганга климат более влажный, а почвы зачастую твердые, что затрудняет их вспашку. Различны и возможности для внешних связей. Северо-западные районы граничат с Афганистаном и Ираном, откуда время от времени приходили в Индию и торговцы, и завоеватели. Северо-восточные районы расположены близко к Юго-Восточной Азии, но в древности контакты с нею были слабыми из-за труднопроходимых гор и джунглей. Так же сложно было наладить связи с северным соседом – Китаем: этому препятствовали самые высокие в мире горы – Гималаи.

Цивилизация долины Инда

В долине Ганга найдены остатки небольших поселений III–II тысячелетий до н. э. Жители их умели изготавливать изделия из меди, но жили в условиях первобытного хозяйства с преобладанием таких занятий, как охота и рыболовство.

Значительно более развитая культура сложилась в бассейне Инда. Ее называют хараппской по наиболее крупному центру. Наряду с Хараппой такое же значительное поселение существовало на месте современного Мохенджо-Даро (само название на местном разговорном языке означает «холм мертвых»). Дома в том и в другом городе (и во множестве иных, более мелких) строились из обожженного кирпича стандартной формы и размеров. Они плотно примыкали друг к другу и нередко были двухэтажными.

Печать с изображением единорога и надписью [Из Мохенджо-Даро]

 

Характерна двухчастная планировка города: над жилыми кварталами Нижнего города возвышалась цитадель. В ней находились постройки общественного назначения, и прежде всего огромное зернохранилище. О том, что в городе была единая власть, свидетельствует регулярная планировка: широкие прямые улицы пересекались под прямым углом, деля поселение на большие кварталы. Сохранилось немало изделий из металлов, иногда весьма искусных, а также памятники письменности. Все это позволяет считать хараппскую культуру не первобытной, а принадлежащей эпохе цивилизации.

Происхождение создавшего ее народа еще не вполне ясно, так как дешифровка письменности не закончена. Наиболее правдоподобна гипотеза о том, что язык так называемых протоиндийских надписей близок к дравидийским языкам, распространенным ныне преимущественно на крайнем юге полуострова Индостан (тамильский, малаялам). А так как в отдаленном родстве с дравидийскими языками находился язык Элама, то предполагается, что за несколько тысячелетий до нашей эры эламо-дравидийская языковая общность занимала обширные территории – от Индии до района, примыкавшего к юго-восточной части Шумера.

Судя по тому, что основные центры цивилизации тяготеют к долинам Инда и его притоков, земледелие, вероятно, основывалось на ирригации. Индская цивилизация, видимо, может быть причислена к «цивилизациям великих рек». Археологические материалы доказывают, что развивалась она не в изоляции: через Иран и Среднюю Азию, а также вдоль морского побережья тянулись пути из Хараппы в Месопотамию. Найдены предметы, свидетельствующие об этих связях. Они датируются периодом между правлением Саргона и возвышением Старовавилонского царства при Хаммурапи. На время между XXIV и XVIII вв. до н. э. и приходится расцвет Индской цивилизации. Складывалась она в первой половине III тысячелетия до н. э. (немного позднее, чем в Шумере и Египте), а к середине II тысячелетия до н. э. перестала существовать. Цивилизации той эпохи вообще не отличались прочностью, и в силу природных, социальных или политических причин общество иногда возвращалось на стадию первобытности. Так было, например, с земледельческими культурами того же времени на юге Средней Азии.

Духовная культура Хараппы известна главным образом благодаря находкам многочисленных каменных печатей (или оттисков на глине) с короткими иероглифическими надписями и изображениями. На тонко вырезанных рельефах мы видим сцены поклонения священным животным и деревьям, а также мифологические сюжеты. Особенно интересна фигура божества с огромными рогами, восседающего в «йогической позе» (со сложенными вместе пятками) в окружении четырех животных. По всей видимости, это верховный бог хараппанцев, воплощающий в себе идею господства над четырьмя сторонами света, олицетворяемыми этими животными. Судя по многочисленным глиняным фигуркам женщин, перед которыми возжигали светильники, здесь был развит и культ женских божеств, связанных обычно с плодородием. Бассейн, обнаруженный в цитадели Мохенджо-Даро, служил для ритуальных омовений; комнаты для омовений найдены и во многих жилых домах.

Поклонение животным и деревьям, богиням-матерям, практика ритуального омовения – все это напоминает черты индуизма, народной религии современной Индии, что позволяет говорить о наследии Хараппы.

Ведийский период

Что же касается периода, который непосредственно сменяет Индскую цивилизацию, то преемственности между ними практически не видно. Конец II – первая половина I тысячелетия до н. э. называется ведийским периодом по тем литературным памятникам, которые служат основным источником для его изучения. Сама смена категории источников – резкий переход от археологии к данным сравнительного языкознания и мифологии – только усиливает контраст между двумя эпохами.

Веды – памятники священной литературы индийской группы ариев (индоариев). По языку и мифологии они ближе всего к иранской Авесте. Само слово «веда» родственно русскому «ведать», т. е. «знать» (речь идет, конечно, о тайном, сакральном знании). Сохранилось четыре основных сборника вед с примыкающими к ним бесчисленными текстами комментариев, главным образом ритуального содержания. Последние составляют поздневедийскую литературу.

Древнейшая из вед – Ригведа (букв. «веда гимнов») содержит преимущественно славословия арийским богам. Ее излюбленный герой – бог Индра, который совершает свой главный подвиг: громоподобным оружием – ваджрой он поражает демона Вритру, бесформенного и страшного, удерживающего небесные воды (последние уподобляются стадам коров). После победы, одержанной Индрой, льются потоки воды, коровы бегут к водопою. Вселенский Хаос уступает место космическому Порядку – и так вплоть до окончания нового цикла, когда демон вновь должен быть повержен светлым богом, мчащимся на колеснице с ваджрой в могучей руке. В мифологии Авесты есть персонаж по имени Веретрагна (букв. – «убивающий Веретру», т. е. Вритру). Следовательно, весь миф об Индре и Вритре имеет общеарийское происхождение.

Из великих богов индоариев следует назвать еще премудрого судию Варуну, который хранит космическую Истину – Риту (полное соответствие авестийской Арты). С подземным миром у индоариев связан бог Яма – сын солнечного Вивасванта (ему соответствует авестийский Йима, сын Вивахванта). Индоарийские боги и их земные почитатели впадают в экстаз после ритуала питья галлюциногенного напитка – сомы (аналог хаомы у иранцев).

Сравнение Ригведы с Авестой показывает, что основа той и другой религиозной поэзии относится к эпохе единства ариев, т. е. ко времени до их разделения на иранцев и индоариев и прихода последних на территорию Индостана.

Судя по ведийской литературе, индоарии вели полукочевой образ жизни, разводя крупный рогатый скот и оставаясь на одном месте лишь до тех пор, пока не истощатся пастбища. Их материальный быт не отличался сложностью, поэтому археологи до сих пор затрудняются в определении следов их передвижений. Общественные отношения у ариев были патриархальными: в отличие от жителей Хараппы в огромном пантеоне индоариев почти нет женских персонажей.

Так как сами арии жили в кибитках или непрочных хижинах, то и для своих богов они не строили храмов, а также не имели их изображений – идолов. В гимнах Ригведы отражены отдельные антропоморфные черты богов, но это скорее чисто поэтические образы («могучие руки Индры», «златые волосы солнечного бога»). Божества воспринимались довольно абстрактно. Жертвоприношения совершались на огне алтаря, а боги насыщались, вдыхая дым от сжигаемого мяса, масла, молока, зерен ячменя или пшеницы.

Две социальные категории занимают особое место в Ригведе. Первая – риши (провидцы), мистически «видящие» гимны, которыми они должны восславить того или иного бога. К этим риши возводят свою родословную жрецы-брахманы, произносящие ведийские заклинания во время принесения жертв богам. Вторая категория – племенные вожди, которые стоят во главе соплеменников в момент военных стычек за стада скота и тучные пастбища. Они сражаются на колесницах, запряженных лошадьми. Ведийские царьки являются предводителями племени, но не единоличными правителями. Никакого единоначалия нет и в ведийском пантеоне. В момент жертвоприношения какому-либо богу его называют главным, но лишь потому, что чествуют на посвященном ему празднике.

По упоминаниям притоков Инда, местной флоры и фауны установлено, что основная часть Ригведы сложилась в северо-западной части Индии. Памятники поздневедийской литературы, создававшиеся в первой половине I тысячелетия до н. э., локализуются восточнее, и чем более поздний памятник, тем ближе к низовьям Ганга. Поэтому можно предполагать, что в это время индоарии постепенно осваивали всю Северную Индию.

Племена, жившие до ариев в бассейне Ганга, частично были оттеснены на менее удобные территории. Здесь они надолго сохранились в качестве небольших островков в море народностей, говоривших на индоарийских диалектах. Но основная масса аборигенов подверглась культурной и языковой ассимиляции.

В то же время и пришельцам пришлось многому научиться у местных жителей, например в сфере хозяйственной деятельности, соответствующей местной природе и климату. Лошади, которым арии придавали огромное значение (в том числе и символическое), не размножаются в условиях влажных тропиков. Кочевать со стадами скота по джунглям долины Ганга невозможно. Основная злаковая культура здесь не ячмень, а рис. Рисоводство же требует прочной оседлости. Борясь с джунглями с помощью железных топоров (а это уже эпоха железного века!) и возделывая твердые почвы лопатой и плугом с железным лемехом, индийцы, говорившие на индоарийских диалектах (по крови они не всегда были прямыми потомками создателей Ригведы), осваивали долину Ганга. Их поселки объединялись в небольшие государства, создававшиеся обычно на базе одного племени. Вождь превращался в местного князька и строил для себя и своей дружины деревянную крепость.

Поскольку поздневедийская литература посвящена преимущественно истолкованию ритуалов, то именно об этой стороне жизни и культуры индийцев в основном и можно судить. Для наследственных жрецов-брахманов жертвоприношение представлялось движущей силой всего мироздания: жертва, помещенная в огонь алтаря, превращается в дым; дым, поднимаясь в небеса, становится дождем; дождь, проливаясь на землю, рождает зерно; жрец бросает зерно в огонь алтаря. Так происходит круговорот жертвы, и главным действующим лицом космического движения предстает жрец-брахман. Только он знает, какие надлежит произносить формулы при жертвоприношении, какие совершать манипуляции, как обращаться к богам. Если весь ритуал выполнен строго по правилам, боги просто не могут отказать жертвователю в его просьбе. Кажется, что сами боги – всего лишь марионетки, которыми манипулирует брахман.

Создатели поздневедийской литературы, уверены в единстве Вселенной. Все, что есть в мире, – это лишь различные трансформации жертвы. К тому же они строгие детерминисты, ибо даже боги, по их представлениям, не имеют свободы воли. Боги обязаны действовать, если к этому своими ритуально-магическими средствами их побуждает брахман.

Брахман имеет целый ряд привилегий. Его никто не должен притеснять, оскорблять или подвергать телесным наказаниям: в противном случае, жертва окажется напрасной: боги ее не примут. Кроме того, обижать брахмана просто опасно, ибо в гневе он может сжечь весь мир. Знания брахманов передаются в их среде из поколения в поколение, и притом в устной форме, чтобы священный текст не попал в руки непосвященного и не подвергся ритуальному осквернению. Ученый брахман окружен мальчиками-учениками, которые до наступления юности живут в его доме, прислуживают своему учителю-гуру и заучивают с его слов гигантский объем текстов (если перевести эти ведийские памятники в печатную форму, получатся многие тысячи страниц). При этом язык, на котором были созданы и продолжали создаваться тексты, подлежавшие запоминанию, – особый, «очищенный» (санскрит). Он не подлежал изменениям и потому все более отличался от живых, разговорных языков, на которых общалось население.

Вторую после брахманов замкнутую наследственную группу (индийцы называли такие группы словом «варна») составляли кшатрии – племенные князья и окружающая их знать. Для поздневедийского времени ведущим является мотив славы. Вожди со своими дружинами постоянно нападали на соседей. Захваченную добычу, однако, они не накапливали, а тратили на пышные многодневные жертвоприношения и празднества с обильными угощениями. Вождь-царь таким образом накапливал славу: к нему стекались новые приверженцы, и он вновь отправлялся за добычей. Конечной же целью для него было «завоевание вселенной» – залог райского блаженства.

В третью сословно-кастовую категорию (варну) попадали полноправные общинники – вайшьи, самостоятельные домохозяева, занимавшиеся скотоводством и земледелием.

Все три первые варны имели право на участие в ведийском культе и на чтение ведийских текстов. Они получали такое право прежде всего по рождению, но этого было недостаточно. Мальчиков лет шести-семи отец приводил к гуру, который проводил церемонию посвящения: читал ведийские заклинания и вешал им через плечо особый священный шнур. С этих пор они считались прошедшими «второе рождение», «дважды рожденными».

Напротив, представители четвертой варны – шудры – ни при каких обстоятельствах не могли пройти церемонию «второго рождения» и приобщиться к ведийскому культу. Шудрами считались все чужаки и неполноправные – те, кто работал на другого как батрак или слуга, а также ремесленники, поскольку ремесло рассматривалось как разновидность обслуживающего труда. Складывание сословно-кастового строя, безусловно, началось еще до появления индоариев в Индии. Судя по Авесте, у их иранских собратьев существовали сходные социальные институты.

В Индии с сословно-кастовым строем увязывается доктрина кармы (деяния, заслуги). Согласно господствовавшим в то время представлениям, после смерти живое существо не исчезает вовсе, а лишь перерождается, принимает иной вид в соответствии с тем, каковы были его деяния в предыдущем существовании. Заслужив лучшее рождение, животное рождается человеком, шудра – брахманом, брахман – богом (боги – тоже разновидность живых существ, и потому они не свободны от действия закона кармы).

Каждая группа живых существ – это джати (букв. – «рождение»). Есть джати (породы) скота, джати (виды) растений, джати (касты и варны, т. е. как бы подвиды и виды) людей. На принадлежность к той или иной сословно-кастовой группе указывает сам факт рождения. Вопрос об изменении касты для индийца так же лишен смысла, как вопросы о том, может ли у коровы родиться поросенок или нельзя ли овечке стать слоном.

Буддизм и держава Маурьев

В индологической литературе вторую половину I тысячелетия до н. э. называют по-разному: периодом урбанизации, буддийским или магадхско-маурийским периодом. Все эти названия указывают на некие важные особенности данного времени.

Примерно в середине I тысячелетия до н. э. или чуть раньше укрепленные поселения, служившие резиденциями правителей племенных государств, превратились в настоящие города. Возникали города и другого типа – центры профессионального ремесла, находившиеся на торговых путях. После распространения власти Ахеменидов на северо-западные области Индии у их жителей завязываются торговые и иные связи со всеми странами, входившими в огромную Персидскую державу. Индийцы обучаются арамейскому письму, пользуются монетой, сражаются в составе армии «великого царя» с греками в битве при Марафоне (490 г. до н. э.). Индия перестает развиваться в относительной изоляции: она входит в контакты с Ближним и Средним Востоком. К последней трети того же тысячелетия индийские города уже способны поразить путешественника своими размерами, системой укреплений и богатством.

Буддийским данный период называется не потому, что Индия отреклась от прежней ведийско-брахманской религии, а потому, что историк этого времени широко использует источники, связанные с буддизмом. В середине I тысячелетия до н. э. в стране появился ряд религиозных течений, существенно отличавшихся от прежних. Основным из них и был буддизм, ставший впоследствии одной из мировых религий.

В буддизме есть понятие «три драгоценности», охватывающее важнейшие элементы новой религии, это – Будда, дхарма и сангха.

Легенда гласит, что царевич Сиддхартха Гаутама после долгих поисков обрел истину и стал Просветленным (Буддой). В отличие от прежней, ведийско-брахманской религии (равно как и от древнеегипетской и месопотамской) и подобно таким религиям, как зороастризм, христианство, ислам, буддизм знает фигуру основателя (духовного учителя или пророка). Биография Сиддхартхи-Будды постепенно приобретала характер жития.

Будда [Скульптура из Сарнатха. Середина I тысячелетия]

Второй «драгоценностью» считается дхарма – та самая истина учения, которая открылась достигшему просветления и которую он поведал миру. Основные понятия и образы буддизма кажутся очень похожими на те, что мы встречаем в брахманских текстах. Прежде всего это доктрина перерождения, согласно которой посмертная судьба определяется законом воздаяния – кармы. Во-вторых, это сонмы мифологических существ, заполняющих все сферы Вселенной, – всевозможные боги и духи. Но есть и принципиальные новшества. Бесконечный круговорот рождений в буддизме признается безусловным злом. Все в мире связано со страданием, а причиной страдания являются желания, стремления к наслаждениям, привязанность к близким, к своему «я», к самой жизни, ожидание лучшего перерождения.

Выйти из круга перерождений – сансары – может лишь тот, кто освободился от внешних уз и душевных привязанностей. Он способен достичь высшего блаженства – нирваны и уже не будет возрождаться вновь. Здесь все зависит от самого человека, ищущего спасения: его поведения, слов, мыслей, абсолютного контроля над психикой. Жертвенный ритуал, имевший самодовлеющее значение для брахманов, с этой точки зрения совершенно не имеет смысла. Да и к кому обращаться с просьбами о помощи в деле спасения?! Ведь сами боги не свободны от перерождений и кармы. Боги с помощью жрецов могут быть полезны человеку в его повседневных нуждах (при болезни, неурожае или в другой личной или семейной беде). Но для достижения нирваны обращаться к ним совершенно бесполезно. В буддийских текстах боги выступают как почтительные и восторженные слушатели той истины, которую возвещает Благословенный Будда. И представители высшей варны – брахманы – не имеют особых преимуществ перед простыми шудрами.

Первое, что должен сделать ищущий спасения, это отказаться от всего, что он имеет: от семьи, от родных, от собственности и «уйти из дома в бездомность». Одетый в рубище, он должен бродить по стране, собирая подаяние. Нищенствующие монахи и составляют третью «драгоценность буддизма». Совокупность их носит наименование сангха – этим словом в Индии назывались всевозможные общины и объединения. Сангха – местная монашеская община. Монахи жили вместе в пещерах или специально построенных сооружениях в течение дождливого сезона, когда странствовать по стране было практически невозможно. Но сангхой именовалась и совокупность буддийских монахов во вселенной. Буддийская сангха была не только религиозным, но и социальным институтом, а нередко играла важную роль и в политике.

Период V–III вв. до н. э. называют и магадхско-маурийским. Магадха – одно из племенных царств, которое занимало территорию современного штата Бихар (среднее течение Ганга). К IV в. до н. э. в ожесточенной борьбе с другими царствами Магадха добилась гегемонии, объединив под своей властью всю долину Ганга.

В индийской историко-легендарной традиции магадхские цари фигурируют как имеющие низкое происхождение, необыкновенно жадные и жестокие, а также обладающие огромной армией. Подобная характеристика объясняется, по-видимому, тем, что магадхские цари не довольствовались только славой. Им нужно было от покоренных народов нечто более материальное – постоянно взимаемые подати. Поскольку военные силы магадхских царей составляли не племенные ополчения, а армия, получавшая жалованье, требовалось регулярное пополнение казны. Эти цари нарушали кодекс поведения ведийской аристократии. Стремясь к созданию единого государства, они безжалостно смещали с престола правителей покоренных стран, заменяя их своими ставленниками. Отсюда и легенды о сомнительном происхождении могущественных царей Магадхи: разве могли так поступать настоящие высокородные кшатрии?

Пока страны бассейна Ганга переживали процесс объединения под гегемонией Магадхи, на северо-западе Индии происходили не менее существенные события. Разгромив державу Ахеменидов, греко-македонские войска Александра Великого в 327 г. до н. э. вступили на индийскую землю. Часть местных народов когда-то подчинялась персам, другие же гордились тем, что никогда не теряли независимости. Здесь были крупные и совсем крошечные государства. Во главе одних стояли цари, другие же имели немонархический образ правления. Местные правители соперничали друг с другом, и некоторые из них охотно перешли на сторону иноземных завоевателей. Воинственные племена оказали македонцам ожесточенное сопротивление. В ходе трудной и опасной войны Александр Македонский подчинил весь этот регион, впервые, таким образом, ликвидировав его раздробленность.

После того как основная часть войск Александра во главе с ним самим покинула Индию, единство это сохранилось, но теперь уже в связи с желанием изгнать или уничтожить греко-македонские гарнизоны. Возглавил движение против завоевателей знатный индиец, родом из Магадхи, Чандрагупта Маурья. В 317 г. до н. э. последние остатки македонской армии ушли из Индии. Тогда Чандрагупта стал хозяином положения в этой части страны. Вскоре он одержал победу над правителем Магадхи и прошел церемонию помазания на царство в ее столице – Паталипутре (совр. Патна). Так была основана династия Маурьев, при Чандра-гупте владевшая всей Северной Индией.

Больше всего сведений сохранилось о внуке Чандрагупты – Ашоке, который занимал маурийский престол в середине III в. до н. э. Дело в том, что обнаружены многочисленные надписи, высеченные по приказу этого царя на скалах и специально сооруженных колоннах. На капителях колонн изображены львы, слон, бык. Это самые ранние памятники каменной скульптуры Индии (если не считать периода Хараппы), основные произведения официального искусства Маурьев. Стиль их напоминает дворцовое искусство Ахеменидов, в особенности работы греческих мастеров из Малой Азии. А надписи Ашоки – его знаменитые «эдикты о дхарме» – представляют собой самые ранние образцы индийской письменности (брахми). Следует заметить, что письменность эта отличается высоким совершенством, по существу, являясь алфавитной. Вполне вероятно, что для ее создания было использовано не только арамейское, но и греческое письмо.