Внутренняя политика в 1815 — 1825 гг.

4.1 Изменения в политике. Рост пра­вительственной реакции.

 

Когда бури военных лет пронеслись, правительство не возвратилось к деятельности в прежнем направлении.

События этих лет неодинаково подействовали на обще­ство и на правительство: в первом они вызвали необычайное политическое и нравственное возбуждение; общество не­привычно оживилось, приподнятое великими событиями, в которых ему пришлось принять такое деятельное участие.

Это возбуждение долго не могло улечься и по возвращении русской армии из-за границы. Силу этого возбуждения нам трудно теперь себе представить; оно сообщилось и прави­тельственным сферам, проникло в официальные правитель­ственные издания. Печатались статьи о политической сво­боде, о свободе печати; попечители учебных округов на торжественных заседаниях управляемых ими заведений произносили речи о политической свободе как о последнем и прекраснейшем даре Божьем. Частные журналы шли еще дальше: они прямо печатали статьи под заглавием «О кон­ституции», в которых старались доказать «доброту предста­вительного учреждения»[18].

Возбуждение сообщилось и, может быть, даже поддер­живалось военными людьми, возвратившимися из загранич­ных походов. В офицерских кругах образовывались обще­ства, в которых читались речи о недостаточности специаль­ного военно-технического образования для военных людей, о необходимости для них чтения, ученых упражнений обще­го образования.

Совсем иначе подействовали внешние события на пра­вительство, прежде всего на самого императора: оно вышло из тревог военных лет с чувством усталости, с неохотой продолжать преобразовательные начинания первых лет, даже с некоторым разочарованием в прежних своих полити­ческих идеалах.

Различные причины вызвали эту перемену в настроении правительства; из них одной можно признать оказавшиеся результаты исполненных преобразований. Эти результаты не оправдали ожиданий, не внесли заметного улучшения в государственную жизнь, не устранили старых многочислен­ных злоупотреблений. Правительство пришло в уныние от этих неудач; притом и внешняя политика начала оказы­вать давление на ход внутренних дел.

Внешние события поставили Россию в борьбу с послед­ствиями французской революции; русское правительство как-то самым ходом дел стало консерватором в междуна­родных отношениях, охранителем законности, следователь­но, поборником восстановления старины. Такое направле­ние из международных отношений невольно переносилось на внутреннюю политику. Нельзя же было, в самом деле, одной рукой поддерживать охранительные начала на Запа­де, а другой продолжать преобразовательные предприятия дома.

Внешние дела 1812— 1815 гг. оказали могущественное влияние на ход внутренних дел; можно даже сказать, что редко когда внешняя политика так изменяла направление внутренней жизни в России; может быть, это произошло оттого, что Россия редко переживала такие события, какие испытала в те годы. События эти очень неодинаково действовали на русское общество и на русское правительство. В первом они вызвали необыкновенное политическое и нравственное возбуждение. Русские люди, только что пережившие такие опасности, вышли из них с более живым ощущением своих сил.

Возбуждение это сказывалось и в литературе, даже официальной. В периодических официальных изданиях, про­должая прежний тон, с начала царствования установивший­ся в печати, встречались статьи о таких вопросах, как свобо­да печати и т. п. Еще живее сказывалось это возбуждение в неофициально периодической литературе; здесь прямо пе­чатались статьи под заглавием «О конституции», в которых доказывалась «доброта представительных учреждений». Попечители учебных округов на торжественных актах про­износили речи о политической свободе, называя ее «послед­ним и возвышеннейшим даром Бога»[19]. Итак, высшие руково­дители общества, т. е. военно-гражданские, расположены были к самым широким ожиданиям, надеялись теперь, что правительство не только предложит, но и расширит свою прежнюю программу.

Между тем правительство относилось уже не по-прежне­му к преобразованиям; оно не расположено было проводить и прежней программы. На правительстве отразилось то настроение, с которым вышел из пережитых опасностей его глава. Император Александр очень утомился в эти годы; быстрая смена побед и поражений нарушила в нем прежнее нравственное равновесие.

Пережитые события поселили в правительстве чувство утомления, охлаждения к энергичной внутренней деятель­ности, даже некоторое разочарование в прежних политиче­ских идеалах. К тому же ход важнейших событий поставил его в упорную борьбу с последствиями французской рево­люции, волей или неволей сделал его представителем консерватизма в международных отношениях, восстанови­телем и охранителем законного порядка, основанного на предании старины.

Это охранительное направление из внешней политики необходимо переносилось и на внутреннюю; нельзя же было, в самом деле, одной рукой за границей поддерживать консервативные начала, а дома продолжать преобразова­тельную, революционную, как говорили тогда, деятельность.

Как бы отвечая на изменившееся положение дел, прави­тельство слабо продолжало деятельность прежнего направ­ления; да и эта ослабленная деятельность сосредоточива­лась не на коренных областях России, а на окраинах, находящихся ближе к Западной Европе; очевидно, путь тяготения внутренней политики также переместился ближе к западной границе.

После наполеонов­ских войн Александр 1 еще не сразу стал поклонником абсолютизма. В значительной мере под его влиянием но­вый французский король Людовик XVIII дал своему народу конституционную хартию (хотя и с очень ограниченным кругом избирателей). Сам Александр, сделавшись после Венского конгресса «царем польским», дал Польше (в де­кабре 1815 г.) конституцию, предоставлявшую законода­тельную власть в стране польскому сейму. Польша имела свое правительство (из 5 ми­нистров) и свою особую армию (около 40 тыс.); команду­ющим польской армией был назначен брат царя, великий князь Константин (женатый на польской аристократке). В речи при открытии польского сейма в 1818 г. Александр сказал, что «свободные учреждения... совершенно согла­суются с общественным порядком и утверждают истинное благосостояние народов», и заявил о своем намерении — «благодетельное влияние» «свободных учреждений» «рас­пространить на все страны, попечению моему вверенные»[20]. В это время Александр поручил другу своей молодости Новосильцеву составить план конституции для России, и последний составил «уставную грамоту». Однако Алек­сандр отложил осуществление проекта-Новосильцева.

В 1820 г. произошли события, означавшие конец пе­риода конституционных колебаний Александра и реши­тельно толкнувшие его в лагерь абсолютизма и реакции: в Европе это были военные революции в Италии и Испа­нии, а в России — солдатские волнения в лейб-гвардии Семеновском полку. После 1820 г. Александр окон­чательно расстался с конституционными мечтами своей юности, и Россия вступила в полосу правительственной реакции и обскурантизма.

Известно, что во вторую половину царствования импера­тор очень мало занимался внутренними делами России, все его внимание постепенно сосредоточилось на устройстве политического порядка в Польше, на поддержании устрой­ством Священного союза политического порядка в Западной Европе.

 

Аракчеев и Александр 1.

 

Главным сотрудником Александра в течение всей вто­рой половины его царствования стал суровый и мрачный временщик, генерал А. А. Аракчеев, в руках которого сосредоточивалось все гражданское и военное управление, тогда как сам Александр все более отходил от текущих дел внутреннего управления, занимаясь преимущественно делами международной политики.

Одно дело внутри государства живо интересовало Александра — это была организация военных поселений, начальником которых был назначен все тот же Аракчеев. Главною целью военных поселений было уменьшение рас­ходов казны на содержание армии. Система военных поселений состояла в том, что некоторые территории, на­селенные казенными крестьянами, передавались из граж­данского ведомства в военное. Они освобождались от обыч­ных податей и повинностей и зато должны были комплектовать из состава населения и содержать определенные во­инские части; семейные солдаты должны были составлять коренное население волости: у них по квартирам распре­делялись холостые солдаты, которые работали у хозяев как батраки и взамен заработной платы получали от них полное содержание. Правительство заботилось об улучше­нии материального положения военных «поселян», давало им скот, инвентарь, ссуды и пособия, но вся жизнь их была скована строгими правилами военной дисциплины и находилась под непрестанным надзором начальства, и по­тому население (как и общество) относилось с ненавистью к этой системе и считало ее худшим видом крепостного права. Военные поселения при Александре 1 получили широкое развитие: к 1820 г. корпус военных поселений состоял из 90 батальонов пехоты в Новгородской губернии и 36 батальонов пехоты и около 250 эскадронов кавалерии в украинских поселениях[21].

В 1816—1819 гг. было произведено освобождение кре­постных крестьян в Прибалтийском крае, но условия ре­формы не соответствовали интересам крестьян, ибо вся земля оставалась в собственности помещиков. «Учрежде­ние» для эстляндских крестьян, изданное в 1816 году, гласило, что «эстляндское рыцарство, отрекаясь от всех доселе принадлежащих ему крепостных наследственных прав на крестьян, предоставляет себе токмо право собст­венности на земли». Однако в этом «токмо» заключалось весьма многое! Крестьяне, сделавшись лично свободными, но не получив никаких земельных наделов, попали в пол­ную экономическую зависимость от помещиков и должны были превратиться или в арендаторов помещичьей земли, или в батраков в помещичьих хозяйствах. На таких же условиях были «освобождены» в 1817 г. крестьяне Кур-ляндской губернии, а в 1819 г.— крестьяне в Лифляндской губернии и на о. Эзеле[22].

В области культуры и просвещения последние годы Александрова царствования характеризовались попытками привлечения религии на службу реакции и обскурантизма. В 1817 г. было учреждено Министерство духовных дел и народного просвещения (с князем А. Н. Голицыным во главе), которому было поручено заботиться о том, «дабы христианское благочестие было всегда основанием истин­ного просвещения»[23]. Сам князь Голицын был человек ре­лигиозный, культурный и гуманный. Но его помощники (как пресловутые Магницкий и Рунич) ханжи, лицемеры и карьеристы. Взялись насаждать «христиан­ское благочестие» путем злобных преследований любых проявлений «безбожия» и «вольнодумства»; эта политика повела к разгрому свободной науки в университетах[24].