Формирование политической культуры

Это приводит нас к последнему вопросу, каким является формирование политической культуры. В привилегированном положении находится Великобритания и — в значительной степени — скандинавские стра­ны, где принцип непрерывности традиции считается неотъемлемой ценностью политических институтов. Лучше всего это было видно в период «землетрясения» в британской партийной системе. В 1924 г., когда впервые к власти приходит лейбористская партия. Джеймс Болдуин, одновременно лидер консервативной партии и премьер, безоговорочно принял возможность создания первого лейбористского правительства. Он счел приход к власти новой партии подтверждением прочности политической системы. Во Франции политическая куль­тура в значительной степени является результатом революции 1789 г. Разрыв непрерывности традиции сыграл решающую роль для типа политической культуры, где политическое насилие становится одним из конституирующих элементов. Это отчетливо прослеживается в течение XIX в., когда дело доходит до очень острых столкновений между сторонниками республики и монархистами, что выразилось, в конечном итоге, в очередных политических революциях.

Очевидно, что для африканских стран доминирующим фак­тором была и остается колонизация. Поэтому, если мы посмотрим на африканские государства, получившие независимость, то увидим культурные образцы на территории бывших британских колоний (например, в Нигерии), отличные от французских (стран Магриба). В африканских государствах стала популярной идеология, которая облегчает организацию народа из «центра». Речь идет о доктринах государственных идеологий, формирующих культуру подчинения. Это один из возможных ответов на вопрос, каким образом создаются границы колоний.

Важным фактором различения политической культуры явля­ется географическое положение. Например, в Соединенных Штатах. постоянным его компонентом является мотив локальности и про­винциальности, выражающийся в изоляционистских позициях, а с другой стороны, в участии в создании политических институтов. Этнический состав (как это имеет место в Южноафриканской Ре­спублике) может постоянно определять не только политические по­зиции, но также и образцы политического поведения. Немаловажное значение имеет общественно-экономический контекст. Очевидно, что урбанизированное и индустриализованное общество, имеющее сложную социальную структуру, будет естественным образом делать выбор в пользу гражданской культуры.

В конце рассуждений следует сослаться на большую роль политических символов и мифов в формировании политической культуры. Так было в случае Древнего Рима. Миф об «основании» республики имел невиданное значение для образования американ­ской государственности. Ни один из народов не может обойтись без символов, которые со временем становятся государственными символами. Они дают точку отсчета и одновременно создают мир ценностей, апеллируя к сакральной сфере. Без них не может появить­ся коллективное самосознание. Трудно себе представить польское национальное сознание без битвы под Грюнвальдом как символа борьбы с немецкой стихией. Массовое сознание является фактором, интегрирующим данное сообщество, придавая ей черты солидар­ности и братства.

Попробуем задуматься над вопросом, который английский по­литический социолог Джон Скотт (John Scott) называет «другим те­чением» размышлений о власти. Насколько первое, основное, течение занимается сохранением и отправлением власти, настолько второе описывает потенциальную способность влиять на решения других. Это противоречие адекватно иллюстрируют термины с француз­ского — pouvoir (власть) и puissance (возможность) (Дж. Скотт «Власть»), Второе течение исследований началось с размышлений Грамши о действительной природе «второго государя», то есть, о гегемонии определенного общественного класса. Основной тезис состоит в том, что господствующая элита в состоянии управлять поведением других групп согласно ожиданиям правящего класса, не прибегая к политическому насилию. Поэтому власть находится в рамках определенной общественной структуры, а не принадлежит суверенным политическим организациям (таким, как государство). Она является коллективной собственностью группы, обеспечи­вающей себе господство в рамках данной социальной структуры. Господствующий класс обеспечивает согласие и общественные договоренности, при помощи различных институтов социализации индивидуумов: школ, рабочих коллективов, церкви.

 

В свою очередь, Ханна Арендт и Толкотт Парсонс рассматри­вают власть как результат созданных в рамках данного сообщества и разделяемых ее членами ценностей. Люди договариваются друг с другом посредством речевых актов (lexis), а общепризнанные сим­волы позволяют координировать их действия. Власть появляется, некоторым образом, в результате возникновения, вызванных этими символами, уз солидарности, которые дают основание для общего действия (X. Арендт «Человеческоеусловие». Парсонс же считает, что власть укореняется в разделяемых множеством микросооб­ществ ценностях, которые определяют цели и задачи в рамках данной социальной структуры. Признанные и принятые ценности определяют также положение лидера, давая ему право отдавать приказы и формировать определенную политику, согласующуюся с ценностями, разделяемыми данным сообществом. К этим харак­терным чертам власти, пронизывающим общественную структуру, Парсонс приравнивает и роль денег. Каждый индивидуум обладает этим потенциалом, в той или иной степени, используя его в своей публичной активности. Эта концепция напоминает в общих чертах обсуждаемую ниже модель общественной стратификации — соци­альных различий — представленную выдающимся французским социологом Пьером Бурдье (Pierre Bourdieu). Значительную роль в политической активности, по Бурдье, играет «символический капитал», который имеют в своем распоряжении некоторые люди (например, спортсмены) и который можно превратить, например, в политический капитал. В свою очередь, Стенли Б. Барнс (Stanley В. Barnes) считает, что основой общественного порядка являются разделяемое членами данного общества понимание механизмов его функционирования и компонентов национального характера. Власть - относится к символическому порядку, основанному на значениях, определенных состоянием знаний. Она является способностью к дей­ствию, основанной на общественном разделении знаний (С. Б. Барнс «Природа власти»).

 

Наконец, вспомним рассуждения Вебера о влиянии «придания себе значения» на процесс установления своей общественной пози­ции. Лица или группы, которые наиболее эффективно используют принятые в данном обществе символы или способные их создавать, занимают господствующее положение. Роль символов в политиче­ской борьбе указывает не только на огромное значение обществен­ного сознания и институтов социализации, но и на большую роль символического насилия в процессе отправления власти. В процессе создания коллективных символов рождается феномен авторитета. В нем можно видеть источник легитимации. Политическая система признается правомочной и, более того, принятой в качестве надлежа­щей и основанной на правильных принципах. Понятая таким образом легитимация вытекает из процесса усваивания определенных куль­турных ценностей, признанных значимыми. А те, кто, как стражи, осуществляет «надзор» за ними признаются лидерами. Подобный объем легитимации можно еще провести через определенные про­цедуры: выборов, назначения на публичную должность, доступа к средствам массовой информации во время публичных дискуссий. Авторитет, некоторым образом, проявляется в этом процессе форми­рования символов, кроме того, он укрепляется социальными норма­ми. Авторитет дает власть в реальном смысле, поскольку «один, двое или многие, открыто или неосознанно, позволяют предпринимать от их имени определенные решения, касающиеся уровня действий политика» (Ч. Е. Линдблом/С. Е. ПпсШот/«Политика и рынки: мировые политико-экономические системы»).