VIII. Внезапное появление людей

 

А теперь зададимся вопросом: исчерпали ли мы жизненную среду, разделив ее на четыре большие категории-мир минералов, растительный, животный и мир межиндивидуальных человеческих отношений? Не столкнулись ли мы еще с какой-нибудь действительностью, не сводимой ни к одному из этих разрядов, в особенности к миру межиндивидуального? Будь это так, оказалось бы, что "общество", "социум" не являются особым типом реальности, а следовательно, и общества как такового не существует.
Но не будем спешить. Представьте, что мы вышли на улицу и решили перейти на другую сторону там, где это запрещено; естественно, что на нашем пути неизбежно возникнет фигура регулировщика уличного движения. К какому разряду отнести это действие, факт, явление?
Совершенно очевидно, что это явление не из мира физических. Регулировщик преграждает нам путь не как скала, перекрывающая нам дорогу. Действие регулировщика-человеческий поступок, но как отличается он от того, когда друг берет нас под руку, чтобы отвести в сторону для задушевного разговора! Этот поступок не только осуществляется нашим другом, но и исходит от него; он обусловлен такими-то и такими-то причинами, ясными и до конца осознанными нашим другом, несущим за них ответственность. И, наконец, его поступок относится именно ко мне как определенной личности, как к другу, каковым я для него являюсь.
Зададимся же вопросом: кто является субъектом того человеческого действия, которое называется "запрещать", приказывать на законном основании? Кто нам запрещает? И кто нам приказывает? Ни человек по имени "регулировщик", ни человек по имени "алькальд", ни человек, называющийся "Главой Государства", не могут запрещать или приказывать. Запрещает и приказывает -как то принято считать- Государство. Если запрещать и приказывать - человеческие действия (а это, безусловно, так, поскольку они не являются ни физическими движениями, ни животными рефлексами и реакциями),-если запрещать и приказывать суть человеческие действия, то они должны исходить от какого-то определенного человека, иметь свой субъект. А является ли человеком Государство? Безусловно, нет. И Людовик XIV, полагавший, что государство-это он, заблуждался весьма серьезно, причем настолько серьезно, что это стоило жизни его внуку. Никогда, даже в самом крайнем случае автократии, Государство не было человеком. В лучшем случае человек может осуществлять внутри Государства какую-то определенную функцию.
Но тогда-что же такое это Государство, которое в приказном порядке запрещает мне переходить улицу в неустановленном месте?
И если мы зададим этот вопрос кому-нибудь, то этот кто-нибудь, широко разведя руки в стороны движением пловца-брассиста (как делаем мы все, не зная, что ответить), скажет: "Ну, Государство-это все, это общество, коллектив".
Но удовольствуемся пока этим и двинемся дальше. Если вдруг кому-нибудь вздумалось бы прогуляться вечером по улицам родного города в шлеме с забралом, кольчуге и с копьем наперевес, то, скорее всего, ему пришлось бы заночевать в сумасшедшем доме или в полицейском участке. Почему? Потому, что так не принято, потому, что его наряд непривычен. И наоборот, если он проделает то же во время карнавала, то, вполне вероятно, получит первый приз за свой костюм. Почему? Потому, что так принято, потому, что переодеваться в дни подобных празднеств вошло в привычку. Отсюда следует, что такое простое действие, как выбор костюма, мы производим вовсе не по собственному усмотрению; мы одеваемся именно так, а не иначе просто потому, что это принято. Итак, мы совершаем привычные, общепринятые поступки потому, что их совершают все. Но кто заставляет всех совершать то, что совершают все? И вот тут-то оказывается, что- люди! Но кто это- люди! И оказывается, что люди-это все и никто в отдельности. Уяснив себе это, мы вдруг замечаем, что большую часть из того, что мы делаем в жизни, мы делаем не по собственному усмотрению, не потому, что нам это нравится, а просто потому, что так делают люди, и, подобно Государству в предыдущем примере, люди заставляют нас совершать определенные поступки, исходящие не от нас, а от них.
И более того: наше поведение в жизни диктуется нашими представлениями о вещах. Но если мы подведем баланс и внимательно рассмотрим эти идеи и мнения, с которыми и исходя из которых мы живем, то с удивлением увидим, что до многих из них-если не до большинства-мы никогда не доходили сами, с очевидностью убеждаясь в их истинности, а слышали их от других и повторяли вслух вслед за другими. Вот оно-это странное безличное "ся": делается, думается, говорится, которое находится внутри нас, составляет часть нашего существа, и это ему принадлежат мысли, которые мы лишь высказываем вслух.
Допустим, но кто же тогда говорит все то, что говорится? Несомненно, каждый из нас в отдельности, но говорим мы "то, что мы говорим" точно так же, как регулировщик преграждает нам путь-не от себя, а от имени того неуловимого, неопределенного и не несущего никакой ответственности субъекта- людей, общества, коллектива. По мере того как я думаю и говорю не самоочевидные, выношенные мною самим мысли, а повторяю мысли и слова, которые произносятся вокруг, моя жизнь перестает быть моей и я перестаю быть той неповторимейшей личностью, какой являюсь, и выступаю уже от лица общества, то есть превращаюсь в социальную машину, социализируюсь.
Но в каком смысле этой, коллективной жизни присуще человеческое?
В конце XVIII века было высказано предположение о том, что существует некое мистическое общественное сознание, или дух, некая коллективная душа, то, что, к примеру, немецкие романтики называли "Volksgeist", то есть "национальный дух". При этом никогда не обращалось должного внимания на то, что немецкая концепция национального духа всего лишь наследует идее Вольтера, на которую он намекал в названии своей гениальной работы "Essai sur 1'histoire generale et sur les moeurs et 1'esprit des nations" * есть "дух народов". (*Опыт общей истории, а также нравов и духа народов (франц.).).
Но рассуждения о коллективной душе и общественном сознании -мистический туман. Коллективной души не существует, если под душой понимать-а ничего иного нам не остается- нечто, что способно быть ответственным за свои поступки, нечто, совершающее что-либо, поскольку видит в этом совершенно определенный смысл. И уж не будет ли тогда отличительным свойством людей, общества, коллектива именно бездушность?
Коллективной душе, Volksgeisty, или "национальному духу", а также общественному сознанию приписывались самые возвышенные, чудодейственные, а иногда даже и божественные качества. Для Дюркгейма истинный Бог-общество. С точки зрения католика де Бональда-автора весьма популярной доктрины о коллективном мышлении, протестанта Гегеля, материалиста Маркса, коллективная душа-это нечто неизмеримо более высокое, неизмеримо более человеческое, чем человек. В частности, более мудрое. И вот тут-то наш анализ совершенно неожиданно сталкивает нас с абсолютно беспрецедентным (по крайней мере, насколько мне это известно), малоприятным и даже, пожалуй, страшноватым фактом, а именно: коллектив-это нечто, состоящее из людей, но при этом нечеловеческое, лишенное духа, души, дегуманизированное.
Мы сталкиваемся здесь с человеческими поступками, в которых отсутствуют основные признаки человечности, с поступками, за которыми стоит определенный, совершающий их и несущий за них ответственность субъект, в чьих глазах они имеют определенный смысл. Таким образом, перед нами действие, производимое человеком, но действие иррациональное, бездуховное, бездушное, подобное вращению поставленной на граммофон пластинки, подобное звезде, слепо движущейся по своей орбите, подобное хаотично мечущемуся атому, прорастающему семени, вьющей свое гнездо птице. Перед нами-иррациональная и бездумная человеческая деятельность. Поистине странная реальность открывается нашему взору! На первый взгляд очеловеченная, она дегуманизирована, механистична, овеществлена!
Так, может быть, общество-это некая своеобразная, промежуточная между человеком и природой реальность-не то и не другое и вместе с тем немного одно и в гораздо большей степени другое? Быть может, общество-это явление околоприродное и, подобно самой природе, слепое, механистичное, неуправляемое, иррациональное, жестокое, бездушное, противостоящее всякой духовности и, однако, именно поэтому полезное и необходимое для человека? И именно поэтому, возможно, общество, социум-не человек и не человеческая общность, а нечто наподобие природы, материи, наподобие мира? И не окажется ли напоследок, что давно уже ставшее расхожим выражение социальный "Мир" -это строго научный термин?