кодекс странствующего монаха (дервиша, суфия)

МОКШАДХАРМА (Махабхарата). Мокша - освобождение,

Дхарма - священный долг, почётная честь,, миссия, предназначение.

Мокшадхарма - основа освобождения.

ГЛАВА 179 (с сокращениями), (6653 - 6689)

1. Какого поведения держаться, чтобы прожить на земле беспечально? Что делать человеку в мире, чтобы высочайшего пути достигнуть?

2. Так некоего благомыслящего, не подверженного болезням странствующего монаха, ценимого за разум, спросил благоразумный владыка.

3. Самоопорный, чистый, самообузданный, мягкий, безропотный, нелюбопытный, благоречивый, бодрый, мудрый и познавший, ты странствуешь в этом мире, как ребёнок.

4. Даров не требуешь и не печалишься, не получая их. Всегда будто бы сыт, мудрец, ни перед кем не кичишься.

5. Когда поток существа уносит, ты, как бесчувственный, к тому безучастен. На долг, желания и деятельность ты, как с вершины взираешь,

6. Ты не заботишься ни об обязанностях, ни об имуществе; желаниями ты не опутан, за чувственность не цепляясь, свободный ты странствуешь, как зритель.

7. Каково твоё познание в Писании, каков образ жизни? Что ты здесь разумеешь как благо?

8. Существ бесцельному возникновению, развитию, старению и гибели я не радуюсь и не печалюсь.

9. Согласно своей природе всё происходит, появляется, развивается, существует. Согласно своей природе всё замирает...

10. Какая в том радость? Какое в том горе? От встреч - разлука; Из утрат - накопление, Но ничему я не отдаюсь сердцем.

11. Постигшему суетность вращения мира, что остаётся делать?

12. Вижу в Великом Океане жизни постепенную гибель всех живых существ с великими и малыми телами.

13. Для подвижных и неподвижных существ, на земле появляющихся, Для всех смерть я вижу.

14. И летающих в воздухе птиц великих и малых, в своё время Смерть настигает.

15. Великие и малые светы в небе существуют, Но временами падают и они, так я вижу.

16. Так на преследуемые гибелью существа взирая, поняв, что равны все они перед смертью, и тем отрешения достигнув, Сплю я счастливо.

17. Случается обильную пищу получаю в деревне, Затем лежу много дней не вкушая;

18. И снова предлагают мне много пищи, затем мало, крохи, и вовсе не получаю;

19. Когда глотаю зёрна, когда полакомлюсь и жирным, Поем и риса с мясом - питаюсь и так, и этак.

20. Когда на подстилку лягу, когда на голую землю; А иной раз нежусь и в царском чертоге.

21. Ношу и лохмотья, и бумажную, и льняную одежду, и шкуры, А когда и роскошные одеяния.

22. Если, случается, перепадает дозволенное наслаждение, Им я не пренебрегаю, но за ним, за труднодостижимым не гонюсь.

23. Нерушимый, негибнущий, благой, беспечальный, чистый, несравнимый, проникший в мысль мудрых, Но не ценимый и не хранимый заблудшими, этот обет Аджагары, чистый, я соблюдаю.

24. Непоколебимый в мысли, непреходящий, знающий высшее и глубокое течение жизни; ограничивающий себя по своему закону, Отогнав страх, свободный от жадности, гнева, Этот обет Аджагары, чистый, я соблюдаю.

25. Отрешённый от вкушения и питья непостоянного плода мирских дел от превратностей материальных законов, Радующий сердце, но недостойными не хранимый, Этот обет Аджагары, чистый, я соблюдаю.

26. То тем, то другим вожделением и желанием обуреваем человек, он унывает, не достигнув богатства. Но умиротворяется мудрый, полностью постигший высшую основу мир. Этот обет Аджагары, чистый, я соблюдаю.

27. Неоднократно наблюдая, как здесь ради материальных благ униженно благородный у недостойного милости просит, В умиротворяющем свете самообуздания, этот обет Аджагары, чистый, я соблюдаю.

28. Счастья - несчастья, недостижение целей и их достижение, радости - горя, жизни и смерти закономерности протекания рассмотрев досконально, этот обет Аджагары, чистый, я соблюдаю.

29. Отстраняясь от страха, страсти, гордости, заблуждения, преисполненный твёрдого разумения, умиротворённый, Спокойно взирающий на вкушающих зрелые плоды своих дел, Этот обет Аджагары, чистый, я соблюдаю.

30. Без постоянного ложа, пристанища, от природы владея сдержанностью, правдивостью, самообузданием, Храня чистоту и обеты предков, устранив привязанность к плодам мирских дел, Радостно, этот обет Аджагары, чистый, я соблюдаю.

31. Видя, что человек с целью избежать страданья гонится за предметами своих желаний, Я, утверждённый в себе, разумея, что не постоянна эта жажда, что теснит она сердце, этот обет Аджагары, чистый, я соблюдаю.

32. Не возбуждая сердце, мысль или слово, Увидев, что любовь и счастье труднодостижимы, непостоянны и зыбки, Этот обет Аджагары, чистый, я соблюдаю.

33. Много говорилось об этом мудрецами, вещими, провозглашавшими Духа славу. И так, и этак, и там, и здесь исследовавшими собственной и чужой мысли тайну;

34. Умиротворяясь, я всё это проследил, особенно пропасть, куда стремятся неразумные люди,

35. И бытующее здесь бесконечное горе, Среди людей оставаясь, ухожу в запредельное, отстранив жажду, надежды и чаяния.

36. Где бы не проходить через бренную основу этого мира, везде отвращение к ней возникает, и в этом нет сомнения.

37. А раз столь великий порок существует в мире, Для своего освобождения средство нужно стараться найти разумному мужу.

38. От чего же ты погряз в заблуждения, почему скорбишь и к кому привязан? О себе самом скорбеть должно.

39. Как сталкиваются колода с колодой в огромном океане и, столкнувшись, расходятся, так существ происходят встречи.

40. Вот сын, внук, домочадец, знакомый. Нежность к ним создавать не нужно; ведь всё равно неизбежна разлука с ними. Они из незримого появились и в незримое вновь удалятся.

41. Ни тебя тот не знает, ни ты его не знаешь. Так о чём же ты горюешь?

42. Ради супруги супруг недобрые дела нагромождает, Но человек и здесь, и в ином мире один подвергается бедам и воздаяниям.

43. К родным и близким привязаны все люди, и утопают в пенистом море бедствий, как старые слоны в болоте.

44. Суетность вращения мира разумный, а не иной постигает. Замкни же одноколонное девятивратное жилище и спи спокойно.

45. Что тебе в богатствах, домочадцах, предках и жёнах? Всё равно ты умрёшь, о дваждырождённый! Так взыскуй же быстрее Атмана, проникшего в полость твоего сердца!

46. Лишь странствуя неимущим, ты насладишься счастьем. Осматривая три мира, я равного не вижу неимущему, чистому, защищенному отовсюду Всевышним.

47. Мирские устои обеспеченных и необеспеченных не покинув и не отрешась, запредельного невозможно достигнуть.

48. Ни домашнего очага, ни обеспеченности, ни смерти, ни разбоя не существует для освободившего себя отказом от богатства и желаний. Ведь его всегда ходящего по воле, не застилающего ложа, подкладывающего руку взамен изголовья, умиротворённого небожители восхваляют, а Бог оберегает и обеспечивает.

49. Это есть Тайноучение Самообуздания. Странствуй же в этом мире, как зритель, о, дваждырождённый. И если ты, как махатма, последуешь обету, блюдомому Аджагарой, освободясь от страсти, удалясь от заблуждения, гордости, жадности, страха, то, следуя этому руководству, несомненно, достигнешь Высшего.

50. Так в святой Махабхарате, книге Умиротворения, книге Основа Освобождения в Мокшадхарме гласит глава 179 - Обет Аджагары или Кодекс дервиша (странствующего монаха-суфия).

Примечание: слово «монах» происходит от слова «моно» - один, одинокий, умерший для всех.

 

КОНСПЕКТ НЕВЫРАЗИМОГО ОПЫТА

ДУХОВНЫХ АВАНТЮРИСТОВ,

Или

Исследование мира, в котором нам ещё придётся вступить в последний

И решительный бой за Царствие Небесное.

Г.

В сопровождении мамы Любы мы со Светланой вышли в 9.00 из Кульбаково, Ростовской обл., М-Курганского района. Мама проводила и благословила нас за Иваново - Ясиновкой.

По грунтовкам доплелись до Новоспасовки и с непривычки буквально свалились в ближайшей лесопосадке. Плечи, ноги, спина ныли, как рота пессимистов при слабом руководстве после незначительного испытания. Накрапывал дождь. Целлофановый навес, костерок, чай, печёная картошка, сухари. Укутались. Спать. Первые наблюдения: брошенные дома, магазины, дворцы культуры, детские сады, школы, пустеющие деревни... Мерзость запустения. Мы сами привели себя к разрухе безбожием.

Но люди на селе по-прежнему открыты, наивны и доброжелательны. По крайней мере, с городом сравнивать - это что небо с землёй. Под Новоспасовкой купались в ставке. Подошёл местный мужичонка. Вёл себя словно родственник. Разговорились. Такое впечатление, что знакомы всю жизнь, целую вечность. Вроде только вчера расстались, чтобы снова сегодня встретиться. Трогательно.

- А что это за колючая проволока на заборе? Тюрьма, что ли?

- Не... Намного хуже и страшнее. Это завод.

-??!...

- В тюрьме в обмен на свободу тебе гарантировано хотя бы положение и обеспечение раба. А на заводе под громогласные заверения о свободе на самом деле бросают на произвол судьбы. И барахтайся, как хочешь и можешь со своим бытом. Неприкрытое лицемерие. Ведь свободу-то тоже отбирают. Исподтишка. Не афишируя. Узаконенный грабёж среди бела дня. На время, на деньги... На свободу перемещения. На саму жизнь, наконец. На зоне ты точно знаешь, что за решёткой. В этом честная, ясная, понятная и определённая, хотя и суровая правда жизни. Зато с голоду умереть не дадут. Оденут, обуют, обстирают, выгуляют, выкупают, чистую постель предоставят и охрану поставят. На заводе же дают только мнимую свободу, дутую, как мыльный пузырь. Много свободы. А что ты с ней делать-то будешь? Рыскать весь в пене, соплях и заботах по самообеспечению, за прожиточным эквивалентом "деревянной" бумажной ленты? Надувательство и шельмование.

А-аа-а... Вообще-то, весь мир - это зона! Из камеры в камеру подкопы делаем и тешим себя, что на волю выбираемся. А это просто камера более "просторная, да "шконка" более удобная. Так что, когда жаждущего быть оболваненным дурачат свободным производством, то моральный ущерб от этой кабалы намного больнее и коварнее физического. Конечно, для тех, кто прозревать начал, кто глазинятки продрал.

Спаси тебя, Господи. Аминь.

Г.

Проснулись около трёх. Полнолуние. Светло, как днём. Воды ни капли. Побежал в деревню. Колонки на ночь отключены. С водой пролёт. Еле нашёл колодец. Нет ведра.

Пластиковую бутылку с противовесом укрепил на цепочке. Опустил. Упустил. Отвязалась. Бросил камешек. Колодец высохший. Вернулся. Очнулся. Танец перевозбуждённого клоуна. Вместе посмеялись. Масса лишних телодвижений. Бестолковое, бесполезное дёргание. Шо, по чём? Ни о чём... Просто суета сует.

Сухари. Молитва. В путь. Вывод: не суетись и положись на волю судьбы. Нет воды? Бог не оставит, подаст. Неужели же Тот, Кто вызывает жажду, не даст воды, чтобы её утолить? Неужто не напоит? Глупо. Маловерие. Через час, два ходьбы - ручей. Спокойно попили, взяли вдоволь с собой. Не-е-передаваемые ачучения!

Духовное открытие. С молитвой идти намного легче, сколько раз я делаю это открытие, столько раз и испытываю экстатическое наслаждение, словно это происходит впервые. Но ощущение новизны присутствует при каждой новой ситуации. Казалось бы, произнесение простых слов что может дать? Ан нет! Даёт силу, выносливость, радость и покой. Раньше через 1-2 км останавливался передохнуть, теперь 4-5 пролетаю, как в забытьи, в трансе. Сила молитвы безгранична. Она способна сдвигать горы. Я в это не верю. Я это знаю. Аминь.

Как-то нужно было вычитывать одного «Фому неверующего». Обстоятельства так сложились. Родственники попросили. После часовой вычитки я весь в мыле, пот рекой. Он же с трудом еле-еле высидел, каждые пять минут вскакивал, как ужаленный, и, наконец, облегчённо поднялся и заявил, снисходительно вычвиркнул сквозь зубы:

- Не верю я, чтобы какие-то слова как-то лечили человека. Молитва это же просто слова. Не верю!

- Спасибо за одолжение, что не убежал. Так не веришь?

- Не верю!

- Ну тогда, пошёл ты...,- и послал-то я его не очень далеко, но очень, видно, крепко. Всего-то - навсего простым обычным языком без костей, всего-то - навсего одним словом, всего-то навсего на 50 см вниз от подбородка на тёплое местечко в промежности, а реакция-то! Будто я этого «Фому» как минимум коленкой или дубинкой под задницу забросил на Крайний Север, на лютый мороз, не меньше и не ближе.

Он чуть не задохнулся от ярости, а на месте личика образовался огромный красно-пунцово-лиловый помидор.

- Вот видишь, какая реакция! Словом и убить можно. Так почему же ты думаешь, что другими словами нельзя вылечить человека?

Искупались в лысогорском ставке. Пока Светик кашеварила, купил в магазине тапки. В кедах тяжеловато. Парко. Место чудесное, ставок прекрасный, люди простые, очень приветливые. Объяснят, как хоть на край света пройти, но... постоянное недоумение на лицах: “Как это пешком идти? Скоро же автобус!”. Типичный разговор:

- Не скажете, как пройти...?

- Направо повернёшь, там остановка, и через час будет автобус,

- Нет. Как пешком пройти?

- Тю! Та нашо воно тиби? Тут же пив-часа проихать... А вон маршрутка, через 5 минут пидэ.

- Нет, нам пешком надо...

- Ну, тогда на колхозном автобусе. Он здесь останавливается. Скоро будет...

- Нам пешком надо.

- Тогда не пойму, шо тиби надо...

Честно говоря, я обескуражен не меньше. Что тут ответить. Как объяснить, что путь ради пути, а не путь ради цели? Как такой повёрнутый, как я, может доходчиво рассказать нормальному рациональному человеку с сознанием, отстроенным на бытовую логику, про высший смысл самого движения? Движение - это жизнь. Как передать радость ходьбы, жажду преодоления? Как описать осязание самой природы, прикосновения звуков птиц, ручьёв, шелеста деревьев, щекотания бабочек, лицезрение безграничных степных просторов? Как выразить стереоэффект заоблачных перспектив? А вдох Духа Святого сегодняшнего земного пристанища? Кто так быстро перестроит зауженные мозги на широкое и Сверхширокое? Кто так быстро поймёт, что машинный механический суррогат никогда не заменит восторга от “проезда” на своих двоих? Это нужно только пережить, как первый сексуальный опыт. Никакие рассказы не заменят ощущения, вживлённые в себя, когда тело уже привыкло к естественным, а не к пластмассовым или металлическим наслаждениям.

Надёргал с десяток довольно крупных, с ладошку, гибридов, мелочь и одного карпика. На привале устроили рыбий пир. Далее рационально было бы пойти на село Зайцево напрямик по грунтовке. Но непонятно почему, пошли в обход через село Русско-Лютино. Не логично? У интуиции иная логика. Интуицией ведёт своих преданных Сам Господь. Значит, так нужно. Я недавно уже пытался усилием воли набрать воды...

Обстоятельства - это Воля Божья. Идти против обстоятельств - идти против Его Воли.

За Русско-Лютино навстречу вылетел милицейский “ГАЗик”. “Уголовный розыск...”,- дальше я уже не слушал, снял рюкзак и полез за документами. Хорошие ребята, неприлипчивые. Живо интересовались, удивлялись, непонимающе посмеивались, что до Санкт-Петербурга пешком надумали идти. Рация, как всегда, у наших защитников не работает. “Пробить” не получилось, записали паспортные данные, распрощались. Светик задумчиво заговорила:

- Кшатрии (санскрит - воины, административный класс), должны в первую очередь защищать и покровительствовать женщинам, вдовам, сиротам, брахманам, монахам, странникам...

- Время такое. Наша задача - хотя бы приучить их к мысли, что такие как мы, вообще существуют, что такое явление, как странничество, паломничество, может быть, что есть такая, хоть и тонюсенькая, прослойка в обществе. Да и, по большому счёту, я виноват, что объяснял суетливо и неуверенно. Бог в форме милиционера принуждает чётко, по-военному, внятно и вразумительно для его мозгов кшатрия-воина отрапортовать о цели путешествия. На его родном языке. На языке администратора. Я же дал повод для домыслов и подозрений, получился неубедительный балаган. Застигли врасплох. Всегда бди! Демоны не дремлют! Это вечные стражи границ на пути к Миру Высшему. Сработал и “синдром Брежнева”. В застойный период, для таких, как мы, встреча с милицией означала либо «психушку» за взгляды, не такие, как у всех, либо зону, за тунеядство. Жуткое было время! Сейчас же, когда застают врасплох, хочется и не врать, чтоб греха не набираться, но и правду скажешь, мигом ”белой вороной” станешь. Ещё больше дополнительных вопросов. Представь, я бы сказал: “Странствующий монах. По документам такие-то, направляемся в паломничество, через Питер в Карелию по святым местам...Если Бог даст”.

- Правильно. А так ведь ты, получается, соврал? Когда назвал нас туристами?

- Сшельмовал. Сказал неполную правду. Турист туристу рознь. Космический турист, духовный турист. Не так ли?

- Так-то оно так. Но если чётко и однозначно, без колебаний сказать точь-в-точь то, что ты сказал мне сейчас, то, думаю, после секундного удивления придет и искреннее восхищение. И уважение. Об этом нужно заявлять с гордостью!

- Хм. Это урок. Впредь так и буду поступать.

Кстати, привал. Лесопосадка. Костёр. Уха со специями и с побегами гороха. Уникальные блюда у Светы. Соединяет несоединяемое, совмещает несовместимое. Вкус еды непривычный, но всегда оригинальный и такой, что за уши не оттянешь. Наивысший арбитр – желудок - ну просто-таки смеётся от счастья и удовлетворения. Одобрительно и комфортно урчит от радости. Только аппетит подпортили жучки-могильщики. Такое впечатление, что со всей лесопосадки налезли на меня, заявляя этим самым, кто я такой на самом деле после поглощения рыбной плоти.

Перед Зайцево заночевали. Сон тревожный. Это явно предупреждение, намёк сверху... Страстная неделя. Понимающий прочтёт дальше всё сам. И всё сказано этим... Аминь.

Г.

Проснулись около семи. Костёр, чай из цветков боярышника. В путь! Подходим к Зайцево. На память пришла моя поездка в один украинский шахтёрский городишко. Построен он на месте “болота ведьм”. В старину его место десятой дорогой обходили. Часто люди там пропадали бесследно, а если и возвращались, то не в себе, не в своём уме, сумасшедшие, помешанные. По ночам леденящие душу звуки оттуда доносились - вой, скрежет, хохот. Гиблое место. Но...

Пришли наши простые советские рубаха-парни, осушили болото и зафигачили простой советский шахтёрский посёлок, под наши простые советские незамысловатые рабоче-крестьянские ухарские песенки типа: «Ой, ла гейда, ой, на ны, мы великие бдуны!» Нашему ушанко-назатылочному совку все предрассудки по «барабану». Козыречно-набекреничные пацаны...

Так-то оно так, но ведьмацкая жуть никуда не подевалась, только видоизменидась немного. Ближайший псих-диспансер постоянно пополняется исключительно за счёт жителей именно этого населённого пункта, а уровень онкологии просто-таки эпидемиологический. Свежая личность со стороны сюда приезжает, ощущение такое, что попал в смердящий склеп, заполненный полуживыми людьми с сатанинскими гримасами вместо лиц. Мало сказать, неблагоприятное место, не то слово! Чувство очень близкого присутствия преисподней. Как речь зайдёт о бывшем "болоте ведьм", все батюшки шарахаются. Не то, что прихода нет, домов освящённых раз-два и обчёлся. Гиблое место. К чему я это? При подходе к Зайцево ощущения точно такие же, только место здесь абсолютно не при чём. Его люди сделали таким своим низким и жёлчным менталитетом. Недовольство, нытьё, сплетни, безбожие, зависть, энергетическое людоедство процветают - жрут друг друга, чуть ли не заживо загрызают. Очень тяжёлая убийственная психическая атмосфера.

Зашли к знакомому Толику П. Сильная порча. Жаль парня. Болеет, мучается. Зациклился. Нечистая сила в доме. Негативом заражены все. Неудачи, падёж скота. Болезни, неурожай. Ссоры, нервозная обстановка. Склеп, могильник, да и только. Возьмусь за них основательно с Божьей помощью на обратном пути. Сейчас не хватит сил. Бытовуха высосала всё, обыденщина самого в энергетическую мумию превратила. Самого лечить надо. Случай у них тяжёлый, но не безнадёжный. Бог даст, вместе разберёмся. Пока только вычитал детей.

Попросил пяток картошин, луковицу и чесночину, а когда расстались, в свёртке оказалось килограмма полтора сахара, по столько же луку, чесноку и картофеля. Отличительная черта россиян - исключительное хлебосольство. От чего угодно можно здесь умереть, только не от голода. Скорее всего, можно преставиться от обжорства. Иногда пищевое насилие обретает такие формы, что хоть караул кричи и убегай от закармливающих тебя благодетелей. Желудочно-кишечная тирания, да и только. Но в этот раз хозяева с пониманием отнеслись к нашим монашеским обетам, к пожизненному отказу от мяса и умеренному количеству постной пищи, к обету непереедания. Слава Богу, не стали запихивать насильно, как это обычно принято, например, у меня на родине. Перекормить так, чтобы было обязательно плохо, глаза вылазили и вываливались на щёки, и чтобы было очень дурно. Это признак хорошего тона и высокий показатель российского гостеприимства.

При подходе к Золотарёвке мужичок на велосипеде, ехавший со стороны ставка, со спины с сочувствием кивнул на наши громадные заплечные вещехранилища:

- Ох, и нагрузились же!...

- Да это мы рыбы наловили столько,- пошутил я.

- Не-е-е... Слабовато ловится, Я вчера больше поймал. А сегодня...не-е... мало.

Такое, вообще-то, часто бывает: разговор француза с китайцем по телефону на языке жестов. Сам на сам. Сам себе думаю, сам спрашиваю, сам себе отвечаю. Тихо сам с собою я веду беседу. Хоть с десяток собеседников повстречаются для конструктивной светской дискуссии, а в результате получиться коллективная беседа по принципу словесного онанизма, где каждый сам азартно дискутирует с самим собой и выговаривается исключительно о своем, о наболевшем, о сугубо индивидуальном и интимном, игнорируя при этом весь мир в целом и собеседников в частности.

Вспоминается показательная, в этом смысле, беседа Горбачёва с Листьевым:

- Михаил Сергеевич, ответьте, пожалуйста, однозначно: да или нет.

- Ну, вы понимаете, если, да, то это нет, а если нет, то это как бы да. Тут надо, понимаете, хорошенько, что ли взвесить.

- Ну а всё-таки, более конкретно можно?

- Ну, тут это дело надо, конечно, думать. Может если в одних условиях бы можно и конкретно, а в других, надо, понимаете ли, прибегнуть и к консенсусу...

И так далее и тому подобное. Уникальная своеобразная и по-своему гениальная способность, глобально-фундаментальная ниочёмная абстракция на два часа полтонны словес обо всём и ни о чём одновременно. Сам себе режиссер. Словесный онанизм. Умение дипломатов - умение много говорить, чтобы замаскировать до неузнаваемости свои мысли. Упрятать их.

В Золотарёвке 2-х метровый божественный шалопай лет 14-ти убедительно и внятно объяснил, как дойти до Агрофеновки. Бог в форме малолетнего прокуренного деревенского балбеса очень точно указал нам, как лучше и надёжнее заблудиться.

В результате титанических и бестолковых тыканий двух доверчивых барабашек по болотцам, трясинкам и речушкам, под улюлюканья “природников”, мы, жертвы Ивана-сусаниновского движения, наконец еле-еле, с огромными издержками, выбрались к селу без указателей и надписей. Этакий “Летучий голландец”, секретный и таинственный, как номерной закрытый подземный завод в шахтах Урала. Недаром Светик оговорилась: “Агрохреновка”.

Люблю “природников”. Они с жадностью врываются под её сень, по хозяйски вгрызаются в её лоно, до отвалу, с запасом жаждая наобщаться с зелёной своей матушкой... Обычно на 2-3-х «джипах». Врубают до зашкаливания нагрузки на динамики что-то типа: "Поцелуй меня нигде, поцелуй меня везде...» Естественно, с переизбытком чувства меры, чтобы не только птичек, но и ора петуха на ухо не расслышать, а затем успевают за 2-3 часа накувыркаться, наобщаться, наораться, насмеяться, надорваться и нажраться, понадраться - обрыгаться, посношаться, попроспаться и убраться... И только рёв их космических тракторов затихнет на трассе, заплёванная и засморканная, до одури осчастливленная царственным посещением сильных владык мира сего, матушка природа дико и очумело долго таращится на груды мусора, тлеющие ошмётки костра, огрызки пластиковых ёмкостей всех форм и цветов, и, наконец, на неотъемлемый атрибут присутствия одурманенных озоном оторвавшихся «природников» - на банки из-под тоников на сломанных ветках и блевотину на следах от протекторов... и постепенно, тихо, тихо, она медленно начинает приходить в себя. В норму. В свою нечеловеческую естественную норму.

Ба! Да сегодня же первое мая! Празднище сатанистов. Парад демонов и гульбище нечистой силы. Жаль мне их, бедных. Ведь даже пролетариями себя гордо именуют потому, что вечно, везде и всегда постоянно и безнадёжно пролетают, как фанера над Парижем, из-за своего уникального и эксклюзивного головотяпства. Гегемоно-горемыки, как блестящий переспелый баклажан на куче неаккуратно использованной туалетной бумаги. Шантропа с замашками миллиардеров. Божественные клоуны. Боги в советской униформе. В мире есть люди советские и люди нормальные. Причём это явление интернациональное, но русских с таким диагнозом - из десяти восемь. Это те, кто срочно нуждается в экстренной диспансеризации, или, на крайний случай, если не в изоляции от общества, то хоть в оформлении на пожизненную группу по явным отклонениям от псих-нормы. Ненормальных везде хватает, но в России они уж очень агрессивные и саблезубые. Хотя... по внутреннему содержанию, как две капли воды. Обвешанные блестящими стреляющими побрякушками американские супер-чмэны с озабоченными закомплексованными и собранными в кучу, словно пластик от серной кислоты, физиономиями. Физии и у них тоже, как и у коммуняк, мужественно-пожёванные непомерными заботами о судьбах Вселенной. Такая титаническая внутренняя пружинная перенапруга, что и Богу-то не фиг здесь делать, при таком сурьёзном решении проблем всего мира. Дела колхозные, дела сурьёзные. Шо те - герои, шо эти -герои безпамперсные из детсадика “Сопелька” и яселек «Слюнька поколенная». Шалуны с парализованными личиками. Почти в центре деревни с прогрохотавшего разболтанными железяками, тяжёлого, как наша жизнь, мотоцикла божонок в форме юного мордастого богохульника проорал нам, словно ссыкнул против ветра: «Пыдвызты вас, чи шо?. А то спидомитыр с жопы выпадэ! Гы-гы-гы-гы...»

Но наконец-то, буквально через два десятка метров, нам всё стало ясно. Всё стало на свои места. Теперь всё абсолютно понятно.

Из-за наглой красной рожи холёного преуспевающего пивного ларька, робко выглянула затравленная сиротушка, полуразрушенная и обшарпанная, ободранная и заброшенная мать одиночка, грязная, как сами помои, незаслуженно поруганная, изнасилованная Церковь. Господни Апартаменты, активно использующиеся очумелыми ручками в качестве туалета. По кругу вальяжно плавают аквариумы разной ёмкости до кадыка заполненные хваленным по громкоговорительным ящикам палевым пивом с солёными рыбками. Мочегонные животастые пузыри с пупками.

Вместо псалмов и цитат из Библии стены молитвенного дома безропотно по-христиански терпели кровоточащие раны от безобидного: «Здесь был Вася» до вызывающе своднических испещрений – приколов, приколотых и распятых, как бабочки, на неизбежности расплаты за собственное дуроумство чувяков с тыквами на потных плечиках, булькающими закачанной снизу спермой вместо мозгов.

В витрине промелькнул едва заметный доброжелательный оскал Великого Демона Добра. С расплавленных горем стен храма медленно стекала шкура, и обнажались окровавленные мышцы, а на них одна за одной наслаивались жуткие картинки прошло-настояще-будущего, одновременно и хаотично. Маньяки и кровопийцы резали себе подобных, алисо-звёздные картинки снимали ремнями со спины, затыкивали бутылки в промежности. Да к тому же всё это беснующееся кодло ещё во всё своё лужёное горло возмущалось, голосило, вопило и жаждало справедливости. Той справедливости, которой в далёком прошлом не посеяло ни единого зёрнышка. Но густо вскармливали сорняки беспредела и садизма.

Голографические ужасы сухо копировали, констатировали нашу суровую адскую внутреннюю сущность, отрекошеченную от идеального божественного зеркала мира и воплощённую в жизненную реальность в неопределённом времени. За доли секунд я увидел тысячелетние баталии умственных плазмоидов, затвердевших в пластической материи тел. А с витрины с блаженным злорадством на меня смотрел бесстрастный Свидетель. Жутко. Но это был мой Свидетель. Это был Я, отражённый в красующемся своей безупречной чистотой стекле. Это был мой Великий Демон Добра и Справедливости.

Я встряхнул головой и галлюники высыпались из неё, как внутренности из мусорного бачка. К чему эти глюки? К тому, что наказаний без вины не бывает, и паримся мы, родимые, на этой зоне очень даже заслуженно. Каждый! А если кто не заслужено обиженный, так это тот, для кого Бог несправедлив. Тот, кто ропщет на Всевышнего, тот, на которого Его Закон «Что посеешь, то и пожнёшь», не распространяется. Рано или поздно, с такими претензиями оказываются на "петушатне." Опущенным опускаться будет больше некуда.

Два человека сидели в яме. Один так разозлился на другого, что вышвырнул его наверх, чтобы отделаться от надоевшего соседа. Тем самым он его только возвысил. Ниже, чем они находились, было уже некуда. Так и нам всем здесь опускаться больше некуда. Кто кого хочет унизить, сможет только возвысить.

Теперь понятно, почему монахи не останавливались в населённых пунктах, где не было действующих храмов, А уж в этом месте даже недолго находиться - это всё равно, что целоваться с больным СПИДом. Очень опасно. Рискованно.

- В Лысогорке атмосфера другая. Там маленький приход, но всё же есть, - заметила Светик.

- А как же сёла, где храмов вообще нет и никогда не было, а дух вполне благоприятный? - спросил я и сам же ответил, - там храм в душе, а обрядовую сторону религии, так уж случилось, обустроить не удалось. А здесь же и формальные обязательства жители взяли на себя добровольно перед Богом... Но ни в душах, ни в храме не убрано. И сам не гам, и другому не дам. Загробным духом веет здесь, могильным, сатанинским. Кстати, я раньше вообще не знал, что такое москиты и с чем их едят. А тут все мне ноги обгрызли и обглодали. Не к добру всё это. Честное слово! Я ни разу до Агрохреновки москитов не видел.

Но наши злоключения только-только начинались. Демоны начали шевелиться и сползаться на ночной шабаш.

Мы же всё шли и шли. Мы просто шли в бесконечность, да и только, по-другому не скажешь. Дорога стала просто-таки резиновой. Конца и края не было этой длиннющей, как подзорная труба, трамвайной Агрофеновке. Деревня - бесконечный верёвочный сквозняк в одну нитку.

Вывалив язык, из последних сил вскарабкались по крутющей, почти отвесной, дороге в конец села и, было, распрощались с этим «Липучим голландцем», как вдруг из неприметной и неказистой деревянной хибарки выметнулся сухощавый мужичок с ноготок - бдун (вечно бдущий и блюдущий, не важно что) и с многозначительностью индюка и пеликана вместе взятых потребовал наши документы. Божественная неожиданность с фиолетовой физиономией имела на ней три пожизненных клейма. Клеймо номер раз: «Я советский!», клеймо номер два: «Я коммунист!». Ну, а третье клеймо делало нашу встречу совсем уж малоприятной. Весь от носа до ногтей на ногах он был заштемпелёван фразой: «Я бывший мент!»

Изрядно принявший на кадык, он ясно зрел в нас междуогородных, междугородных и международных садистов-террористов, экстремистов и путчистов. Из этого следовало, что мы идём взрывать если не его родное кубло, то по крайней мере покусились на уничтожение бесценнейшего и сверхсекретнейшего государственного объекта номер один, после ядерного чемоданчика, состоящего из трёх бочек бензина и его самого, любимого, вместе со сторожевым сараем, тщательно огороженным полуизгнившим дырявым штакетником. Единственное, что действительно было ценного в этом объекте для получения приработка бывшему члену внутренних органов, так это солидный, монументальный, хорошо свежевыкрашенный и потому очень внушительный шлагбаум с огромным амбарным замком на цепи. Не успел я опомниться и сказать что-то о паломничестве и об усталости, как бывший советский мент, коммунист и чекист идеально отрепетированными за годы тяжкого трудового обучения в цирковом училище МВД мудрёными и замысловатыми коперфилдовскими манипуляциями выманил у меня военный билет. Не желая конфликтовать, я попросил вызвать милицию, что он охотно и попытался сделать по рации из своей конуры, прекрасно зная, что даже если он и не прав, то в нашей стране прав тот, у кого морда шире, наглей и беспредельней. Десятилетия безнаказанно косить под дурака, попивая рабоче-крестьянскую кровушку,- и в крови появляется видоизменённый генокод: «С меня всегда - с гуся вода». Естественно, как и подобает советским бдунам правопорядка, он так и остался тайным агентом нигдешней службы некудышнего отдела, человеком-легендой, безымянной и неуловимой загадкой. Почему неуловимой? Да на фиг он кому нужен - то, ходячий привет из преисподней.

Кто он такой, откуда, должность, что ему надо, что мы, собственно, натворили? Осталось навеки похороненной военной тайной Мальчиша Кибальчиша. А на шиша? Бздуны, пардон, бдуны всегда действуют по принципу: «Внимание, внимание! Ахтунг, ахтунг! Вижу человеческую биомассу, биологический объект! Нужно срочно дободаться. Не важно к чему. Приступаю к добадыванию!»

За время нашего перекрученного сантсанга (неторопливой беседы мудрецов) неуловимый Джо, дикий степной мустанг по имени ИКС очень гомнозначительно стрелял сирыми очами короткими очередями на свою правую руку, бережно хранимую за сухощавой задницей, в которой виднелась газовая пукалка. Понты, зонты, кругом менты. Надёжный кент - советский мент. Но мёртвый мент - мой лучший кент (афоризм 70-х - 80-х годов). Божественный Штирлиц, обгаженный пролетевшей птичкой. Ох, как же жаль, что коровы не летают!

Эмоции нулевые. Весело, радостно, спокойно жуём сухари с чесноком, запивая водой… Ждём приговора. Прекрасная божественная игра в самом разгаре. Господь в форме сторожа, мнящего из себя генерала госбезопасности, в это время, истошно выворачиваясь наизнанку, орёт, как в бочку, в глубине своей резиденции: «Второй! Второй! Ответь! Я шестой!» или что-то в этом роде. Очень напоминает фрагмент из фильма о войне, только канонады не слышно. Естественно, рация, как всегда у наших доблестных защитников и их «шестёрок», не работает. Он неоднократно выбегал за свой бесценный шлагбаум и возлагал обязанности неработающей рации более надёжному безпроволочному телеграфу - возвращавшимся с «маёвок» переполненным и орущим пролетарские песнопения автобусам, которые он тормозил всем телом с растопыренными конечностями. При этом не забывал он прошмыгнуть и мимо нас тяжёлой артиллерией гипнотического взгляда, продолжая пулять и зыркать на свою вооружённую до зубов правую кифлю. А я всё про себя не переставал поражаться, как это он ухитряется, этот шварценеггеровский агрегат, схоронить за своей сухонькой, стыдно даже назвать, задницей.

Автобусы презрительно фыркали и бесследно пропадали за бугром. А в сторожке неугомонно, неутомимо, надрывно и тобако-водко-воспалённо хрипело: «Второй! Второй! Я – шестой!» Видимо, рыцарь невидимого фронта пытался дозвониться до участкового напрямую при помощи голосовых связок. А трубовая связь (потому что трубила на всю Ивановскую-Агрофеновскую-Агрофонареновскую как в трубу) продолжала с тяжким сипом, как из порванного кинаповского динамика: «Второй! Второй! Я ж шестой! Ответь!» Очень похоже на глюкало. Что это такое? А я и сам не знаю, но глюкает обалденно.

Светик - незаменимый спутничек моей бестолковенькой изрядно пощипанной жизни - невозмутимо и безучастно забулькивала зачесноченный сухарь водичкой из пластиковой бутылочки. А я очень вдохновенно и самозабвенно играл роль полыхающего и негодующего, прямо-таки пышущего яростью и агрессивностью Лёхи Трофимова и был в это время похож на весь женский род в пик приступ