Крестьянские восстания в бурятии в

Е – 30-Е ГОДЫ

 

Начиная с 1920 года, и до середины 30-х годов в Бурятии практически непрерывно происходили разного рода крестьянские волнения, которые достигали временами небывалого размаха и ярости. Обладая достаточной экономической и, частично, политической независимостью, крестьянство Сибири оказывало активное сопротивление любым попыткам ущемления своих интересов. Это движение было названо советскими историками «кулацкий политический бандитизм». Хронологически этот «политбандитизм» можно разделить на два этапа. Первый, продлившийся почти до 1928 года, был временем наиболее организованного, активного и непримиримого движения. Второй же, длившийся примерно до 1934 года, связан больше с фактами массовых стихийных выступлений крестьян на фоне постепенного угасания некогда грозного явления.

До 1923 года Бурятия входила в состав «буферной» Дальневосточной республики. Хотя ДВР официально считалась буржуазно-демократической республикой, но еще в августе 1920 года Политбюро ЦК РКП(б) в «Кратких тезисах по Дальневосточной республике» подчеркивало: «…буржуазно-демократический характер буфера должен быть чисто формальным». На практике это означало, что крестьяне Бурятии подверглось тем же «прелестям» политики «военного коммунизма», что и крестьянство остальной России.

Кроме хорошо известной продразвёрстки, когда у крестьян зачастую изымалось всё зерно, обрекая их на голод, широко практиковалось принудительное привлечение крестьян к обработке земель государственных хозяйств и совхозов, хотя до своей победы большевики всегда отрицали подобный труд, называя его барщиной. Кроме того, крестьяне были вынуждены по первому требованию, бросив всё, заготавливать и возить дрова в город и на железнодорожные станции, чистить и ремонтировать пути и дороги, предоставлять лошадей и телеги для перевозки солдат и для нужд местных чиновников, и выполнять другие повинности, налагаемые на них властями. Сами же коммунисты давали такое определение положению тогдашнего крестьянина: «…В Советской России он превращен в обычную рабочую лошадь, в бесправную и бессловесную скотину». Большевики всегда рассматривали крестьянство как «несознательный, отсталый, реакционный класс», который следовало как можно быстрее превратить в «сознательный и передовой». Методы всегда предпочитались самые грубые, силовые. Наиболее полно и ярко эти методы описал Бухарин: «пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью, является… методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи».

Политическое и экономическое давление на крестьянство сочеталось с активной антирелигиозной кампанией. Религия всегда очень много значила для крестьян. Поэтому удар по религии был одновременно и ударом по основам самого уклада крестьянской жизни. Повсеместно закрывались и осквернялись храмы, молельные дома и «святые места» всех религиозных конфессий, «изымались» церковные ценности. Ленин подвёл под этот грабеж «теоретическую базу»: «Мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов рублей. Без этого фонда никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности… совершенно не мыслимы…». Далее им предлагались «методические указания» по изъятию ценностей. Их предлагалось изымать, не перед чем не останавливаясь и с беспощадной решительностью. «Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать», – писал Ленин.

Жесточайшие репрессии обрушились на ту часть крестьянства, которая поддерживала «белое» движение или была хотя бы лояльна к нему.

«При наступлении Семёнова, жители Цугольского хошуна нарушили инструкции Центрнацкома и перешли на сторону «»Семёнова. При отступлении последнего, по доносу почти весь хошун, дацаны, хошунное управление, кооперативы и школы подвергались неслыханному осквернению, разгрому и опустошению… Не разбирали ни богатых, ни бедных, грабили и громили направо и налево. В короткое время весь благоустроенный хошун был превращён в ад, бурят-монгол подвергали истязаниям и грабили днём и ночью в юртах, степи – где и как только их заставали…»

К январю 1921 года всё это привело Бурятию на грань гражданской войны. Первоначально коммунисты попытались справиться с выступлениями при помощи привычной жестокости. Но вскоре стало ясно, что просто грубой силой нельзя справиться с подавляющим большинством населения страны. Сопротивление становилось всё ожесточённее. Тогда власти прибегли к «новой экономической политике». Нового витка гражданской войны удалось избежать. Масштабы крестьянского «политического бандитизма» значительно сократились, но выступления вовсе не были полностью ликвидированы, как заявляла официальная пропаганда. Волнения и восстания продолжались и во времена НЭПа. По данным бюро Сибкрайкома, в 1925 году банды действовали по всей территории края, причём в Восточной Сибири имели ярко выраженную политическую направленность. В декабре 1926 – январе 1927 года на территории края проводилась кампания по ликвидации банд. Их число сократилось до четырёх, но уже к августу 1927 года вновь образовались 24 банды численностью до 200 человек, и их число продолжало нарастать.

 

БУРЯТИЯ – НОВЫЙ ТИБЕТ

 

В истории каждого народа периодически возникают одиозные фигуры, фокусирующие в себе крайние проявления народных стремлений и надолго остающиеся в народной памяти. В конце XIX – начале XX века в Монголии таким человеком-легендой был Джа-лама. У близких родственников монголов – бурят таким человеком стал Лубсан Сандан Цыденов, предпринявший после революции попытку создания теократического бурятского государства, по примеру Тибета и Монголии.

Тридцать лет отшельничества, разрыв с официальной буддистской традицией, гордое достоинство философа при встречах с сильными мира сего, будь то российский император или с высоким гостем из Тибета, неожиданные политические шаги периода гражданской войны, загадочное исчезновение в конце пути – всё это окутывало имя Лубсан Сандана легендой. Официальный запрет в тридцатые годы, когда одно лишь хранение его портрета грозило арестом, лишь способствовал усилению ореола таинственности вокруг этой фигуры. Кем же на самом деле был Сандан Цыденов?

Родился он в 1851 году в местности Шана (около пяти километров к юго-востоку от села Кижинга) в семье ламы Цыдена Балтуева. В возрасте шести лет был отдан в послушники в Кижингинский дацан. Учился с большим прилежанием и усердием, выделяясь среди других учеников. Философию Сандан изучал в Тамчинском (Гусиноозерском) дацане, где находилась резиденция Хамбо-ламы – главы всех буддистов Восточной Сибири. Успешно закончив изучение философии, вернулся в Кижингу и получил степень габжи.

Сандан-лама не любил роскошь, не любил много разговаривать. Держался обособленно, характер имел резкий. Время от времени уединялся для созерцания.

В 1894 году в Кижингинский дацан впервые приехал высокий гость из Тибета – Джаягсы-гэгэн. Сандан-лама признал его своим учителем. В том же году он, как известный учёный, вместе со своим учеником Доржи вошёл в делегацию от бурят, посланную на коронацию императора Николая II. В делегацию входили Халбо-лама Иролтуев, настоятели крупных дацанов, атаман казачьего войска и другие. В Москве во время встречи с императором все обязаны были кланяться императору, но Сандан-лама остался стоять и лишь кивнул императору. Сандан-лама считал, что буддистский священник не может кланяться последователю другой религии, поклон же делегации буддистов, и особенно Хамбо-ламы – религиозного главы буддистов – поступок позорный.

На следующий день глава бурятской делегации был вызван к министру внутренних дел Горемыкину для объяснений. Выборный от делегации Аюшеев объяснил происшедшее замешательством одного из участников встречи. Сандан-лама был недоволен таким толкованием – он считал нужным объяснить настоящую причину.

После возвращения из Москвы лама решил построить поселение в Нижнем Кодуне на западном склоне горы Шилэнтуй. На время строительства он уединился в дацане, а в 1898 году, когда строительство было окончено, переехал туда с Доржи-ламой и другими своими последователями. Жил Сандан-лама по-прежнему замкнуто и посторонних к себе не допускал. Он производил впечатление человека нелюдимого, но от него исходила неведомая сила, притягивавшая к нему людей. В 1908 году Сандана Цыденова выбрали без его ведома настоятелем Кижингинского дацана. Он отказался, так как не хотел отказываться от отшельничества.

В августе 1918 года власть в Забайкалье захватил атаман Семёнов, ранее бывший представителем Временного правительства. При царе у бурят не было воинской повинности. Семёнов же издал указ о мобилизации. Буряты избегали призыва, противостояние усиливалось. Верующие не хотели отдавать сыновей в армию и обратились к Сандан-ламе с просьбой указать, как избежать призыва. Он ответил, что нельзя отдавать сыновей в семёновскую армию, нужно создать отдельное государство, его избрать царём и считать, что он запретил своим подданым вступать в армию. После ответа-указа Сандан-ламы в трёх хошунах – Цаганском, Бодонгутском и Хальбинском – были проведены собрания, на которых решался вопрос о создании теократического государства и были избраны делегаты на большой съезд для его учреждения. Были составлены списки желающих стать подданными нового государства. Их оказалось от 85 до 95 процентов от всего населения.

В начале мая 1919 года собрался учредительный съезд. Царём был объявлен Лубсан Сандан Цыденов, Дхармараджа-хан, царь трёх миров, владыка учения. Наследником был выбран Доржи Бадмаев. Были избраны президент, вице-президент, восемь министров и другие должностные лица, приняты декларация и конституция. Подданные царя-ламы стали называться «харлик». Подданными нового государства становились и жители других районов – Хоринского, Еравнинского. Сторонниками его становились ламы многих дацанов. Так было провозглашено государство «Кодунай Эрхидж Балгасан».

Были и противники, не желавшие становиться подданными Сандан-ламы. Среди них были работники хошунов и сомонов, бывшие чиновники, нойоны, ламы. Большинство из них опасалось репрессий со стороны семёновских властей.

Семёнов и члены Бурятской народной думы в Чите знали о подготовке к учредительному съезду, но ничего не предпринимали, пока вновь избранное правительство официально не уведомило власти об учреждении нового теократического государства.

Через несколько дней в Хоринский аймак по приказу атамана Семёнова был направлен начальник Верхнеудинского гарнизона полковник Корвин-Пиотровский в сопровождении отряда. Сандан-лама и все высшие должностные лица нового государства были арестованы и отправлены в Верхнеудинскую тюрьму. Семёнов, по-видимому, не придал большого значения теократическому движению, и через месяц все были освобождены. Тем не менее, вскоре аресты повторились. Арестовывались и наказывались также и активные сторонники государства. Некоторые министры умерли в тюрьме, другие отказались от Сандан-ламы.

В январе 1920 года после третьего ареста умер Доржи Бадмаев. Его тело привезли в Нижний Кодун и положили в ступу (буддистскую гробницу), построенную верующими. Во вторую ступу, рядом с первой, были заложены мощи семи лам, расстрелянных семёновцами.

В марте 1920 года была создана «буферная» Дальневосточная республика с центром в Верхнеудинске. Летом того же года из Забайкалья ушли японцы, а в октябре Пятая Красная армия под командованием Уборевича заняла Читу, и правительство ДВР переехало туда. В октябре теперь уже власти ДВР арестовали Сандан-ламу и оставшихся в живых членов правительства теократического государства. Сандан-ламу отправили в Новониколаевскую тюрьму, после чего он исчез и никаких сведений о нём больше нет.

Весной 1921 года в составе ДВР была создана Бурят-Монгольская автономная область, объединившая бурятское население не по территориальному признаку, а по национальному. Ещё до её создание руководство Бурятского народного ревкома для увеличения доходов от сельскохозяйственного производства решило построить перерабатывающие заводы. В связи с этим на местное население были наложены тяжёлые повинности по заготовке леса, строительству и тому подобные. В первую очередь это коснулось Кижигинского района, так как предполагалось, что после подавления теократического движения жители этого района будут наиболее послушны. После создания автономной области в неё вошли кижигинские буряты, а русское население, проживавшее в этой местности, были включены в Верхнеудинский уезд Прибайкальской области. Все тяжёлые повинности были наложены бурятским руководством на бурят, а их русские соседи были избавлены от них. Буряты были недовольны таким положением. Они провели собрания и создали вместо хошунов и сомонов балагатские общины и балагатское управление, после чего обратились к русскому начальству с просьбой включить их в состав Верхнеудинского уезда. Участников этого движения называли балагатами. В основном это были бывшие члены теократического государства, кроме того, были и сторонники автономии, не желавшие исполнять тяжёлые повинности. Советские власти, не вдаваясь в тонкости, называли их всех теократами. Руководство ДВР запретило нарушать бурятскую автономию и принимать бурят в состав Верхнеудинского уезда. Балагатское управление было распущено, его руководители сосланы. Но вместе с тем было прекращено и обременявшее население строительство.

Противоречия между балагатами и автономистами продолжались. Происходили аресты лам, которые были идейными руководителями балагатов, шли постоянные притеснения бывших балагатов. Многие из них были вынуждены эмигрировать из Бурятии в Монголию. Недовольство накапливалось, и вскоре после ареста Сандан-ламы и его вывоза из Бурятии начались волнения, руководимые ламами. Весной 1922 года отряды бурят, вооружённые винтовками, револьверами и холодным оружием, численностью до двухсот человек, пытались отбивать арестованных вместе с ламой и чуть позже других руководителей движения, нападали на лояльных к новой власти автономистов. «…12 марта булагатцы, до 200 вооружённых всадников, окружили Бодонгутский хошун. Оттуда вырвалось несколько человек автономистов. Автономисты… убегают куда попало, бросив все точки… Просьба выслать силы для подавления бунтовщиков и тем спасти участь автономистов» – говорилось в телеграмме председателя Хальбинского хошуна в Читу, председателю Бурмонавтупра.

В письме бурятского руководства в Буробком РКП(б) 23 мая 1922 года о теократическом движении говорилось: «…Теократическое движение находится в стадии длительного неустойчивого равновесия. Согласно директив Буробкома нами были приняты меры к ликвидации движения. Первоначально теократам было предложено расформировать организованные отряды, сдать оружие и разойтись по домам под гарантию полной амнистии. Это никаких результатов не дало… Наш отряд вслед за этим приступил к вооружённой ликвидации движения. В результате теократический отряд оказался рассеянным, часть его – 12 человек – была захвачена в плен. Рассеявшиеся ушли в сопки, сгруппировавшись, снова начали производить набеги на своих противников… Такое упорство теократов на местах объясняется тем, что они, по документальным данным, имеют связь с семейским крестьянством (старообрядцами – И.П.), которое создает эту междуусобицу в целях земельных захватов. Вооружение теократы частью получают от семейских крестьян… Вопрос о полной ликвидации движения требует дополнительной посылки отряда праввойск».

Выступления были подавлены отрядами милиции и ГПУ в 1922 году, но отдельные вспышки недовольства случались ещё несколько лет. В 1937-1938 годах почти все активные участники этих событий были репрессированы органами НКВД как контрреволюционеры. Власти, от семёновской до коммунистической, считали балагатов своими противниками и любыми способами старались очернить и подавить это движение. На самом же деле сторонники теократического государства, а затем балагаты, стремились лишь добиться свободы – свободы от военной эксплуатации при Семёнове, свободы от экономической эксплуатации при ДВР.

 

ПОЛИТИЧЕСКИЙ БАНДИТИЗМ И КРЕСТЬЯНСКИЕ ВОЛНЕНИЯ 20-Х ГОДОВ

 

Происходили постоянные волнения крестьян, вызванные продовольственным кризисом и появлением всё новых и новых налогов. Объявление общегражданского и масляничного налогов в мае-июне 1922 года было встречено крестьянством с ропотом и недовольством. В сводках ГПУ этого времени отмечается гнев крестьян, захваты большого количества хлеба, собранного в счёт продналога. Зафиксированы характерные высказывания людей: «всё уже обобрали», «выпили всю кровь», «обирайте последнее, грабьте, делайте из нас второе Поволжье». Велась агитация за невыполнение налогов. На этом фоне властям пришлось пойти на уступки. Сбор масляничного налога пришлось отсрочить до осени.

На местное руководство влияло также и то, что недовольные крестьяне явно поддерживали действовавшие повсеместно банды. Они грабили продовольственные и другие транспорты, уничтожали коммунистов и сочувствующих Советской власти, нападали на милиционеров и представителей власти, обстреливали поезда.

В Прибайкалье постоянно действовали банды Донского, Шапошникова, Кочкина, Прокопьева, Яковлева общей численностью до 300 человек. Кроме того, постоянно возникали и вновь исчезали мелкие группы. В июле 1922 года мелкие группы пытались объединиться, чтобы затем идти на соединение с восставшими в Якутии, но после столкновений с регулярными частями Красной Армии рассеялись на мелкие группы, действующие каждая сама по себе. Зимой 1922 года это движение пошло на убыль. Бандиты отсиживались в глухих местах, ожидая весны. В это время летучие отряды ГПУ проводят различные операции, вылавливая скрывающихся. В сводках постоянно упоминается: «изъято семь пассивных бандитов», «изъято до тридцати трёх пассивных бандитов». Так в документах того времени зашифровывались аресты и расстрелы заподозренных в участии в бандах.

К весне 1923 года недовольство крестьян вновь усилилось. После полуголодной зимы власти вновь объявили новые налоги – денежный, подоходно-поимущественный, трудгужналог на 1923 год. Крестьяне говорили: «пусть нас расстреливают, а платить вновь объявленные денежные налоги не будем». Заметно ухудшилось отношение крестьян как к власти, так и к коммунистической партии. Милицию крестьяне также ненавидели и считали коммунистической.

Летом 1923 года в Селенгинском уезде начался голод. Голодающие, число которых достигало 40 тысяч человек (в основном в Джидинском районе) питались травой, скот в большинстве районов был полностью уничтожен. Среди голодающих свирепствовали эпидемии тифа, оспы, дифтерита.

К осени положение в Иркутской губернии и Бурятии настолько усложнилось, что Сибревком ввёл исключительное положение на большей части Иркутской губернии и в Эхирит-Булагатском, Боханском и Аларском аймаках Бурят-Монгольской республики. Это помогало мало. Если в ноябре 1923 года на территории этих 3-х аймаков, по данным ГПУ, действовало примерно 25 человек в составе нескольких групп, то к 1 августа 1924 года их численность достигла 113 человек.

19 сентября 1924 года на заседании Центральной пятёрки по борьбе с бандитизмом в докладе начальника ГПУ БМР Абрамова общее количество бандитских отрядов оценивалось в 12, общей численностью от 114 до 153 человек, причем находились они в основном в этих 3-х аймаках. Вооружены бандиты были в основном винтовками, в одной имелся пулемёт системы «Шоша». Состояли они в основном из местных крестьян и бурят, но имелись также и офицеры. Большинством отрядов командовали бывшие военные – прапорщики Дондок Доржин и Дмитрий Донской, вахмистры Кочкин и Мунко Дугаржапов, полковник Шапошников.

С ноября 1924 года, по телеграмме ПП ОГПУ Сибири началась полная ликвидация бандитизма. К середине мая 1925 года в БМР оставалось всего 5 банд численностью до 50 человек. Всё ещё продолжали действовать неуловимые Кочкин и Развозжаев, хотя их отряды сократились с нескольких десятков до 7-9 человек. Занимавшаяся ранее в основном контрабандой банда Ливина, очень хорошо подготовленная, начала преследовать политические цели – производить налёты на комсомольские, хозяйственные и кооперативные организации. Но это была уже агония. В декабре 1925 года чекисты выследили и уничтожили банду Замащикова, затем несколько других, более мелких групп. К 1928 году «политический бандитизм» практически перестал существовать.

Власти не скрывали, что НЭП является временной мерой, «шагом в сторону», за которым последует возвращение на путь истинный. НЭП продержался меньше десяти лет. А возвращение на «путь истинный» сопровождалось таким взрывом насилия, перед которыми побледнели жестокости гражданской войны.

СССР к концу 20-х годов по-прежнему оставался большей частью аграрной страной. Но со второй половины 20-х годов началась беспрецедентная кампания по ускорению темпов развития промышленности, в первую очередь тяжелой. Идея «индустриального прорыва» – стремительного превращения СССР из аграрного государства в мощную промышленную державу – означала свёртывание НЭПа. Потребовались огромные финансовые затраты, чрезмерная эмиссия денег и колоссальное увеличение импорта промышленного оборудования, без которого все «сверхиндустриализаторские» проекты так и остались бы фантазией. Эта «перекачка средств из сельского хозяйства в промышленность» породила острый дефицит потребительских товаров и прогрессирующую инфляцию, при «твёрдых ценах» на продукцию сельского хозяйства, что означало фактическую отмену свободной торговли. Из-за мирового экономического кризиса цены на зерно, бывшее основным экспортным товаром, стремительно падали, и экспорт приходилось постоянно наращивать, чтобы иметь валютные резервы для оплаты импорта техники. Жизненный уровень народа резко понизился. Крестьяне не хотели продавать хлеб по невыгодным для себя ценам, поэтому государство прибегло к максимально жестким средствам давления на «саботирующее» крестьянство. С 1928 года, впервые со времён «военного коммунизма», вновь стали применяться «чрезвычайные меры». Посланные в деревни уполномоченные-«двадцатипятитысячники» (на самом деле их было более 100 тысяч человек) из числа городских коммунистов, несшие личную ответственность за выполнение плана хлебозаготовок, были наделены самыми широкими полномочиями. Против крестьян применялось всё – от подворного обхода и обысков, в результате которых реквизировались практически все запасы зерна, до прямых судебных и внесудебных репрессий. И хотя эти меры позволили государству уже в первом квартале 1928 года заготовить зерна на 76% больше, чем в предыдущем, стало ясно, что это лишь «пиррова победа». Крестьянство, не забывшее времена «военного коммунизма» и приведённое в ярость новой «чрезвычайщиной», вновь поднялось на борьбу против властей.

Только на территории РСФСР в 1928 году против представителей власти и хлебозаготовителей было совершено около 1120 террористических актов – почти в 2 раза больше, чем в 1926 году. А уже на следующий год в Сибири число «контрреволюционных» преступлений возросло в 8 раз, по сравнению с 1926-1928 годами. Снова резко возросло количество вооружённых крестьянских формирований, традиционно называемых чекистами «банды». Различные же формы сопротивления – агитация, «бабьи бунты» и т.п. – происходили практически каждый день. Почти все крестьяне были едины в своей враждебности против хлебозаготовок, достигнув неслыханной прежде внутренней сплочённости. В начале 30-х годов государство начало кампанию принудительной коллективизации, которая преследовала двойную цель – полную ликвидацию частного сельского хозяйства и, как следствие, «стабильное» (то-есть неограниченное и беспрепятственное) получение экспортного хлеба. Лозунг кампании был весьма многозначительным: «Кто не идёт в колхозы, тот враг Советской власти». Враги подлежали расстрелу, ссылкам вместе с членами семьи, заключению в концентрационные лагеря ОГПУ.

«Раскулачивание» проходило в два этапа, в ходе которых пострадало почти 600 тысяч крестьянских семей, или 6-7 миллионов человек. Их судьба была трагична – около 1 миллиона человек было расстреляно («первая категория» – наиболее богатые или «оказавшие вооружённое сопротивление»). Остальные отправлялись или в концентрационные лагеря, число которых резко увеличивалось (именно тогда были созданы первые шесть управлений в будущем печально известного ГУЛАГА), или в ссылку в отдалённые малообжитые районы страны, где их использовали как дешёвую рабочую силу на многочисленных «великих стройках».

Закономерным следствием принудительной коллективизации, уничтожившей лучшие производительные силы деревни, стал страшнейший голод начала 30-х годов, поразивший все районы страны. Своей высшей точки голод достиг 1932-1933 годах. Голодало 25-30 миллионов человек. Число умерших от голода точно установить невозможно, так как никакого учёта не велось. Наиболее реальными цифрами представляются от 3 до 4 миллионов человек.

Неотъемлемой составной частью коллективизации была другая мощная кампания – антирелигиозная, окончательно разрушавшая духовные устои единоличной деревни. Религия официально была объявлена «контрреволюционной силой» специальной директивой ЦК за подписью Молотова и Кагановича. Закрывались и разрушались последние действовавшие культовые храмы всех конфессий, подвергалось массовым репрессиям объявленное «врагами народа» духовенство. Главный идеолог антирелигиозной борьбы страны Емельян Ярославский откровенно заявлял: «мы организуем колхозы. Это значит, с церковью должно быть покончено». Во многих районах страны коллективизация начиналась прежде всего с антирелигиозных «мероприятий».

При всём этом власти активно прибегали к обману – тактике «стрелочника». Все жестокости и несуразицы коллективизации объявлялись грубыми искажениями политики партии местными руководителями. Самыми яркими проявлениями этой политики были статьи Сталина, опубликованные в самый разгар «раскулачивания» – «Головокружение от успехов» и «Ответ товарищам колхозникам». Эти статьи, а также постановление ЦК ВКП(б) «О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении» весьма живописно, хотя и очень бегло, описывают имевшие место «искривления», гневно клеймят и осуждают «головотяпство на местах». Но партийная верхушка хотела просто хотя бы частично разрядить возникшую в деревне политическую напряженность, выливавшуюся всё чаще в волнения и беспорядки. Это видно из не предназначавшегося для печати документа – «Ответа товарищу М.Рафаилу», в котором Сталин цинично писал: «Мы одёрнули зарвавшихся товарищей, – только и всего».

Но крестьян трудно было провести. Они тоже понимали, что это политический маневр. «Волнения и беспорядки» постоянно нарастали. Особенно участились случаи погромов и разграблений колхозных усадеб, а также массовых поджогов колхозного имущества. В 1930 году произошло около 30 тысяч массовых поджогов. В 1931 году пострадали примерно 1/6 всех имевшихся в стране колхозов. Всё больше крестьян бралось за оружие. Крупные формирования крестьян контролировали значительные территории, доходившие иногда до нескольких районов. Деятельность советских властей на этих территориях полностью прекращалась, уцелевшие от расправы советские работники бежали в города или прятались. Всё чаще и чаще вспыхивали массовые вооружённые восстания. В первой половине 1928 года ОГПУ было подавлено более 150 восстаний по всей стране. В 1929 году было зарегистрировано уже 1300 восстаний. В 1930 году только за три месяца в восстаниях участвовало полумиллиона человек. В Сибири за тот же период произошло 65 выступлений, было ликвидировано 19 повстанческих организаций, 465 «кулацких антисоветских группировок». К 1931 году все эти цифры выросли на несколько порядков. Вся страна была охвачена пожарами восстаний, которые по размаху и ожесточённости часто напоминали небольшие крестьянские войны. Лишь разобщенность выступлений не давала крестьянам победить.

В августе 1930 года в докладной записке ОГПУ «О политическом состоянии Закаменского аймака» руководству Бурят-Монгольской АССР отмечалось: «За текущий год… нами открыто и ликвидировано пять контрреволюционных организаций, подготавливавших свержение Соввласти, общей численностью 218 человек, из коих: 46 кулаков, 43 ламы, 106 середняков, 22 бедняка, 1 служащий (в их числе два члена ВКП(б))…

Характерно также то, что данные контрреволюционные организации сколачивались и оформлялись с невероятной быстротой и так, что не успеем мы разгромить и ликвидировать одну контрреволюционную организацию, как тут же начала складываться и оформляться другая контрреволюционная организация с теми же задачами, в тех же и смежных населённых пунктах».

Среди основных причин роста организаций ОГПУ указывало «неснабжение пограничной полосы достаточным количеством товаров» и «слишком крутая политика в отношении лам». В этом отдалённом районе, при недостатке врачей и учителей, ламы часто были и тем, и другим, и население охотно к ним обращалось. Притеснение лам вызвало создание организации, направленной на свержение Советской власти.

Все эти причины имели следствием всё большее участие в организациях не только кулаков и середняков, но и бедняков. Если в первой организации бедняков не было совсем, то в четвёртой их было уже 18,3%, при количестве середняков до 60%.

Постоянно возникали «бандгруппы» из сосланных в Бурятию «кулаков и покулачников» из других регионов страны. Бежав из лагерей, заключённые объединялись в вооружённые группы, занимавшиеся уголовным и политическим бандитизмом. Иногда они поднимали целые восстания. Одно из них произошло на севере Бурятии, в Северо-Байкальском районе.

В этом районе находился лагерь особого назначения (ЛОН) ОГПУ, имевший 217 заключённых и 32 ссыльнопоселенцев. Условия содержания в этом лагере были ужасны – заключённых заставляли работать непрерывно по 24 часа и более на добыче слюды, не кормили по двое суток, за малейшие нарушения и жалобы избивали и сажали в ледник на срок до недели. Доведённые до отчаяния заключенные занимались членовредительством, но вместо медицинской помощи следовали новые репрессии. В таких условиях заключённые начали подготовку к восстанию под руководством Гольцова и Манжуло. Восстание подготавливалось с лета 1930 года. В организацию входило около 70 заключённых и часть административно высланных. Лозунгами повстанцев было: «Долой коммунистов, комсомольцев! Долой раскулачивание! Все середняки и раскулаченные – бейте коммунистов!»

В ночь на 16 ноября на Букачанском руднике пятеро заключённых, убив начальника командировки, вооружились тремя винтовками и одним наганом, двинулись освобождать товарищей. Они планировали, освободив заключённых Букачана, двинуться к посёлку Губа, где освободив остальных, перебить всех коммунистов и комсомольцев. Далее планировалось уходить в Китай, захватив пароход или на лошадях через горы.

Заранее оповещённые политзаключённые, семьдесят человек, находившихся в Губе, 17 ноября демонстративно отказались от работ и сидели в ожидании освобождения. 19-го ноября вечером повстанцы пытались освободить товарищей, но, потеряв одного человека убитым и одного раненным, скрылись в тайге.

14 мая 1931 года в Черемховском районе было отмечено появление банды, созданной из заключённых, бежавших с лесозаготовительного участка возле деревни Чернушки. 12 заключённых, напав на охрану, убили одного из охранников, двух других связали и скрылись в тайге, вооружившись и переодевшись в военную форму. Группа занималась убийствами и грабежами лояльных к Советской власти крестьян, а также советских работников.

В банды уходили самые разные люди. Летом 1931 года в Бурят-Монгольской АССР, среди других действовали банды: в Хоринском аймаке, вблизи Анинского дацана – 8 человек во главе с Гармаевым Нимой, пользующимся в окрестных сёлах авторитетом 50-летним сыном нойона; в Тургинском сомоне Агинского аймака сгруппировалась и ушла в тайгу банда из трёх человек – два бедняка-скотовода и один середняк.

В связи с «земельной реформой» уходили в тайгу кулаки и твёрдозаданцы. В Витимском сомоне они создали группу в 12 человек, в Кучугурском – восемь, в Ульдургинском – одиннадцать.

1 августа ушли в тайгу из Шеносутайского сомона Адон-Челонского хошуна группа крестьян-середняков и бедняков из сельскохозяйственных артелей «Мучин» и «Туя». Из соседнего Борзинского сомона в тот же день ушли восемь человек бедняков из ТОЗ и сельскохозяйственной артели «Соел».

Учитель школы-четырёхлетки Кижингинского сомона Хоринского района Балдоржи Найданов ушёл в тайгу и организовал банду в 27 человек из избежавших высылки кулаков.

 

ВОССТАНИЯ

 

БИЧУРСКОЕ…

 

Постоянно вспыхивали восстания. В начале марта 1930 года началось бичурское восстание. Оно произошло на территории нынешнего Бичурского района, который в то время входил в три различных административных образования – Малетинский район Читинского округа, Мухоршибирский и Кяхтинский аймаки БМАССР.

Один из активных участников восстания Е.Т.Иванов из села Малый Куналей на следствии так объяснял причины восстания: «…слишком прижимали крестьян, в особенности это имело место во время хлебозаготовок осенью 1929 года, когда наиболее крепкие хозяйства стали облагаться налогами настолько, насколько они не намолотили вообще, а их принуждали вывезти или говорили, что в противном случае имущество будет распродано и будет взыскано в пятикратном размере… Среди населения стали ходить слухи и толки, что власть хочет от крестьянина забрать весь хлеб, разорить хозяйства и оставить голодом… В 1929 году это было применено и к моему хозяйству, которое было распродано в один день, что наживалось мною в течение сорока лет…»

Сразу же после хлебозаготовок власти стали проводить насильственное объединение крестьянских хозяйств в коллективы – колхозы и коммуны. Крестьяне не хотели идти в колхозы и стали говорить, что власть вначале забрала хлеб, а теперь хочет загнать в колхозы и забрать всё, сделав крестьянина нищим, батраком.

Подготовку и проведение восстания осуществляла подпольная повстанческая организация, имевшая разветвлённую сеть ячеек в сёлах и улусах Малетинского района, Мухоршибирского и Кяхтинского аймаков. Эту организацию возглавлял М.Г.Тюрюханов из села Бичура, сосланный как кулак. В конце 1929 года он вернулся из ссылки и объединил до этого разрозненные и практически не связанные между собой подпольные группы крестьян, стихийно возникшие на рубеже 1928-1929 годов. Основной базой организации было село Бичура, в котором действовало три ячейки, организованные по улицам. В районе Закаменной улицы ячейку возглавлял А.Слепнёв, в районе Тюрюхановки и Селивановки руководителями были С.А. и З.П.Афанасьевы, ячейка Большой улицы возглавлялась П.И.Тюрюхановым, С.Р. и С.А.Павловыми. Это были главные руководители всей подпольной организации. Кроме них в руководство входили П.С.Фалилеев, Е.Т.Иванов, С.П.Конечных (село Малый Куналей), И.Дульянинов (Буй), А.Я.Корнаков (Новоникольск), А.А.Сизых и Н.Арсентьев (Елань), И.Г., Г.О., А.С.Крюковы и И.А.Истомин (Малета), Г.Атонов, Ж.Дамбаев, Г.Чимытов, Д.Сынгуев, Д.Санжиев (бурятские улусы Заганского сомона) и другие. Общее число всех членов организации составляло около 150 человек, большей частью середняки. Многие в прошлом были красными партизанами.

Подпольщики вели активную и весьма успешную агитацию. П.И.Тюрюханов, например, выступая перед крестьянами, говорил: «Я не виню Советскую власть в теперешних грабежах крестьян, винить надо святых пророков, которые за 7 тысяч лет предсказали всё, что теперь творится. За грех<