Четыре лекции по психоанализу для

Фрейд Анна

Ф 86 Теория и практика детского психоанализа. Пер. с англ. и нем./ М.: 000 Апрель Пресс, ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс, 1999. — 384 с. (Серия «Психологическая коллекция»).

ISBN 5-04-003983-2

Книга включает основные, ставшие классическими, труды Анны Фрейд (дочери основателя психоанализа 3. Фрейда), посвященные оригинальному направлению практической психологии — детскому психоанализу. В различ­ных по уровню сложности изложения материала, ориентированных на разные группы читателей (от любителей до профессиональных психологов), но одинаково интересных и содержательных работах раскрываются основные положения детского психоанализа, этапы становления и развития личности

ребенка, описываются методы предупреждения, коррекции и терапии детских нарушений.

Для психологов, педагогов, воспитателей, социальных работников, а также родителей и всех читателей, интересующихся теоретическими и практичес­кими вопросами детской психологии.

УДК 820 ББК 84(4Вл)

© International Universities Press, Inc. © Составление, оригинал-макет книги. 000 «Апрель Пресс» © Перевод с английского Е. Биневой © Перевод с немецкого Я. Когана © Перевод с английского М. Гинзбурга © Перевод с английского О. Чекановой © Перевод с английского С. Иванченко ISBN 5-04-003983-2 © Оформление. ЗАО «Издательство «ЭКСМО-Пресс», 1999 г.

ПРЕДИСЛОВИЕ.................................................................6

ЧЕТЫРЕ ЛЕКЦИИ ПО ПСИХОАНАЛИЗУ ДЛЯ

ПРЕПОДАВАТЕЛЕЙ И РОДИТЕЛЕЙ............................ 8

ВВЕДЕНИЕ В ТЕХНИКУ ДЕТСКОГО

ПСИХОАНАЛИЗА......................................................... 58

3. ЭГО И МЕХАНИЗМЫ ЗАЩИТЫ................................ 115

^4. ОБЕСПЕЧЕНИЕ НЕОБХОДИМЫХ УСЛОВИЙ В РАННЕМ ВОЗРАСТЕ И ВОСПИТАНИЕ.............................................................. 245

5. НЕКОТОРЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ О НАБЛЮДЕНИИ ЗА МЛАДЕНЦАМИ...........................................................259

ЭМОЦИОНАЛЬНОЕ И СОЦИАЛЬНОЕ РАЗВИТИЕ

ДЕТЕЙ МЛАДШЕГО ВОЗРАСТА................................ 273

ЭМОЦИОНАЛЬНОЕ И ИНСТИНКТИВНОЕ

РАЗВИТИЕ.................................................................... 285

8. ПОДРОСТКОВЫЙ ВОЗРАСТ....................................... 308

9. ПСИХОАНАЛИЗ И ВОСПИТАНИЕ........................... 333

ЭГО КАК ТОЧКА НАБЛЮДЕНИЯ

Определение психоанализа. В развитии психоаналитической науки были периоды, когда теоретическое исследование индивидуального эго было не слишком популярным. Многие аналитики считали, что в анализе ценность научной и терапевтической работы прямо пропорциональна глубине затрагиваемых психических слоев. Всегда, когда интерес смещался от глубоких к более поверхностным психическим слоям, то есть всегда, когда исследование отклонялось от ид к эго, возникало ощущение, что это начало отхода от психоанализа в целом. Считалось, что термин «психоанализ» должен быть соединен для новых открытий, относящихся к бессознательной психической жизни, например к исследованию подавленных инстинктивных импульсов, аффектов и фантазий. Такими же проблемами, как приспособление детей и взрослых к внешнему миру, такими понятиями, как здоровье и болезнь, добродетель и порок, психоанализ не занимается. Он должен посвятить свои исследования исключительно детским фантазиям, сохранившимся во взрослой жизни, воображаемому удовлетворению и ожидаемому в качестве возмездия за него наказанию.

Такое определение психоанализа достаточно часто встречалось в психоаналитических работах и, по-видимому, подкреплялось его практическим использованием, при котором психоанализ и глубинная психология всегда

Эго и механизмы зашиты

рассматривались как синонимы. Более того, некоторые основания для такого определения имеются и в прошлом психоанализа, поскольку можно сказать, что с самых первых лет нашей науки ее теория, построенная на эм­пирической основе, была преимущественно психологией бессознательного, или, как мы сказали бы сейчас, пси­хологией ид. Но это определение немедленно утрачи­вает все претензии на точность, как только мы прикла­дываем его к психоаналитической терапии. Анализ как терапевтический метод с самого начала имеет дело с эго и его отклонениями; исследование ид и его способа дей­ствия всегда было лишь средством для достижения цели. А цель всегда одна и та же: коррекция этих отклонений и восстановление эго в его целостности.

Когда работы Фрейда, начиная с «Психология масс и анализ Я» (1921) и «По ту сторону принципа удоволь­ствия» (1920), приняли новое направление, на исследова­ниях эго перестала лежать печать аналитической неорто­доксальности, и интерес окончательно сосредоточился на образованиях эго. С тех пор термин «глубинная психоло­гия» не покрывает всей области психоаналитических ис­следований. В настоящее время мы, по-видимому, опре­делили бы задачу анализа следующим образом: получить максимально полное знание о всех трех образованиях, из которых, как мы считаем, состоит психическая личность, и изучить их отношения между собой и с внешним ми­ром. Иными словами, по отношению к эго — исследовать его содержание, границы и функции, проследить исто­рию его зависимости от внешнего мира, ид и суперэго; по отношению к ид — дать описание инстинктов, то есть содержания ид, и проследить их трансформации.

Ид, эго и суперэго в самовосприятии. Все мы зна­ем, что эти три психических образования доступны на­блюдению в разной степени. Наше знание об ид — кото­рое раньше называлось системой Ucs. — может быть получено лишь на основании производных этой систе­мы, проявляющихся в системах pcs. и Cs. Если внутри ид преобладает состояние покоя и удовлетворения, при котором в поисках удовлетворения ни один инстинктив­ный импульс не вторгается в эго и не вызывает в нем

Теория защитных механизмов

чувств напряжения и страдания, то мы ничего не можем узнать о содержании ид. Отсюда следует, по крайней мере теоретически, что ид не всегда доступно для наблюдения.

С суперэго дело обстоит иначе. Его содержания большей частью осознаны и, следовательно, прямо доступны эндопсихическому восприятию. Тем не менее наше описание суперэго всегда начинает становиться неопределенным, когда между ним и эго существуют гармоничные отношения. В этом случае мы говорим, что они совпадают, то есть в такие моменты суперэго недоступно наблюдению как отдельное образование ни для самого субъекта, ни для внешнего наблюдателя. Его очертания становятся ясными лишь тогда, когда оно относится к Эго враждебно либо критично. Суперэго, как и ид, становится видимым через состояния, которые оно продуцирует в эго, например через чувство вины, вызванное критическим отношением.

Эго как наблюдатель. Это означает, что собственно; полем нашего наблюдения всегда является эго. Это, так сказать, опосредующее звено, через которое мы пытаемся обрисовать два других образования.

Когда отношения между двумя соседними силами — эго и ид — сбалансированы, первая из них превосходно дополняет свою функцию наблюдателя за второй. Различные инстинктивные импульсы постоянно прокладывают себе путь из ид в эго, где они получают доступ к моторному аппарату, посредством которого и достигают удовлетворения. В благоприятных случаях эго не протестует против «пришельца», а предоставляет в его распоряжение свою собственную энергию и ограничивается наблюдением; оно отмечает начало инстинктивного импульса, величину напряжения и чувства страдания, которыми он сопровождается, и, наконец, исчезновение напряжения при достижении удовлетворения. Наблюдение над всем процессом дает нам ясную и неискаженную картину инстинктивного импульса, количества либидо, которым он наделен, и цели, к которой он стремится. Если эго находится в согласии с импульсом, то оно в эту картину вообще не входит.

Эго и механизмы зашиты

К сожалению, переход инстинктивного импульса от одного образования к другому может сигнализиро вать о самых различных конфликтах, в результате чего наблюдение эго прерывается. На своем пути к удовлет­ворению импульсы ид должны пройти через террито рию эго, а там они будут в чуждой среде. В ид преобла­дают так называемые первичные процессы; здесь нет синтеза идей, аффекты подвержены вытеснению, про­тивоположности не являются взаимоисключающими и могут даже совпадать, а конденсация вполне естествен­на. Ведущим принципом, управляющим психическими процессами, является принцип достижения удоволь­ствия. В эго, напротив, ассоциация идей осуществляет­ся в соответствии со строгими условиями, которые мы обозначаем общим термином «вторичные процессы»;

кроме того, инстинктивные импульсы уже не могут стре­миться к непосредственному удовлетворению — они дол­жны учитывать требования реальности, и более того, они должны подчиняться этическим и моральным пра­вилам, при помощи которых суперэго стремится конт­ролировать поведение эго. Следовательно, эти импуль­сы рискуют навлечь на себя неудовольствие в основном чуждых по отношению к ним образований. Они подвер­жены критике, отвержению и самым различным изме­нениям. Мирные отношения между соседствующими силами прекращаются. Инстинктивные импульсы про­должают стремиться к своим целям с присущими им упорством и энергией и совершают враждебные вторже­ния в эго, надеясь одержать над ним верх при помощи внезапной атаки. Эго со своей стороны становится подо зрительным; оно контратакует и вторгается на террито рию ид. Его цель заключается в том, чтобы постоянно держать инстинкты в бездейственном состоянии при помощи соответствующих защитных мер, призванных обезопасить его собственные границы.

Картина этих процессов, получаемая нами при помощи способности эго к наблюдению, более неопреде­ленна, но в то же время и более ценна. Она показывает нам два психических образования в действии в один и тот же момент. Мы видим уже не искаженный импульс ид, а импульс ид, измененный определенными защит-

Теория защитных механизмов

ными мерами со стороны эго. Задача анализирующего наблюдателя заключается в том, чтобы разделить кар­тину, представляющую собой компромисс между раз­личными образованиями, на ее составляющие: ид, эго и, возможно, суперэго.

Вторжения ид в эго, рассматриваемые как мате­риал для наблюдения. Во всем этом нас поражает тот факт, что вторжения с той и с другой стороны совер­шенно неравноценны с позиции наблюдения. Все за­щитные меры эго против ид срабатывают тихо и неза­метно. Самое большое, что мы можем сделать, — это ретроспективно реконструировать их; мы никогда не можем видеть их в действии. Таков, например, случай успешного вытеснения. Эго ничего о нем не знает; мы осознаем его лишь впоследствии, когда становится оче­видным, что чего-то недостает. При этом я имею в виду, что, когда мы пытаемся сформировать объективное суж­дение о конкретном индивиде, мы обнаруживаем, что некоторые импульсы ид, проявления которых в эго в поисках удовлетворения мы могли бы ожидать, отсут­ствуют. Если они вообще не появляются, мы можем лишь предположить, что доступ в эго для них постоянно зак­рыт, то есть что они подверглись вытеснению. Но это ничего не говорит нам о самом процессе вытеснения.

Это же относится и к успешному реактивному образованию, которое является одной из наиболее эф­фективных мер, предпринимаемых эго в качестве по­стоянной защиты от ид. Такие образования появляют­ся в эго почти незаметно в ходе детского развития. Мы даже не можем сказать, что внимание эго было предва­рительно сосредоточено на противоположных инстин­ктивных импульсах, которые замещаются реактивным образованием. Как правило, эго ничего не знает ни об отвержении импульса, ни обо всем конфликте, в ре­зультате которого возникает новое образование. Ана­лизирующий наблюдатель мог бы легко принять это образование за результат спонтанного развития эго, если бы не его чрезмерный характер, указывающий на на­личие долговременного конфликта. В данном случае также наблюдение конкретного вида защиты ничего

Эго и механизмы зашиты

не говорит о процессе, при помощи которого он осуще­ствляется.

Отметим, что вся приобретенная нами важная ин­формация была получена при изучении вторжений с противоположной стороны, а именно со стороны ид в эго. Скрытое содержание вытеснения становится явным при обращении движения, то есть когда вытесненное содержание возвращается, как это можно видеть при не­врозе. Здесь мы можем проследить каждую стадию кон­фликта между инстинктивным импульсом и защитой эго. Точно так же реактивные образования могут быть изуче­ны при их распаде. В этом случае вторжение ид приоб­ретает форму подкрепления либидозного катексиса пер­вичного инстинктивного импульса, скрывающегося за реактивным образованием. Это позволяет импульсу про­ложить путь в сознание, и на время инстинктивный им­пульс и реактивное образование видны в эго бок о бок. Возникающее благодаря другой функции эго — стремле­нию к синтезу — это состояние дел, чрезвычайно благо­приятное для аналитического наблюдения, длится лишь несколько мгновений. Затем возникает новый конфликт между производным ид и активностью эго, в котором решается, кто из них одержит верх или какой компро­мисс будет достигнут. Если благодаря подкреплению ее энергетического катексиса защита, созданная эго, ока­зывается успешной, вторгшаяся из ид сила изгоняется и в душе вновь воцаряется покой — ситуация, макси­мально затрудняющая наши наблюдения.

Применение АНАЛИТИЧЕСКОЙ ТЕХНИКИ К ИССЛЕДОВАНИЮ ПСИХИЧЕСКИХ ОБРАЗОВАНИЙ

В первой главе я описала условия, при которых должно осуществляться психоаналитическое наблюде­ние психических процессов. Теперь я хочу описать, как наша аналитическая техника по мере своего развития приспосабливалась к этим условиям.

ЗАЩИТНЫЕ МЕХАНИЗМЫ

Психоаналитическая теория и защитные механиз­мы. Термин «защита», которым я так свободно пользова­лась в предыдущих трех главах, является самым первым отражением динамической позиции в психоаналитичес­кой теории.

Эго и механизмы зашиты

Он впервые появился в 1894 г. в работе Фрейда «Защитные нейропсихозы» и был использован в ряде его последующих работ («Этиология истерии», «Даль­нейшие замечания о защитных нейропсихозах») для описания борьбы эго против болезненных или невыно­симых мыслей и аффектов. Позже этот термин был ос­тавлен и впоследствии заменен термином «вытеснение». Отношения между двумя понятиями, однако, остались неопределенными. В приложении к работе «Торможе­ние, симптом, страх» (1926) Фрейд возвращается к ста­рому понятию защиты, утверждая, что его применение имеет свои преимущества, «поскольку мы вводим его для общего обозначения всех техник, которые эго ис­пользует в конфликте и которые могут привести к не­врозу, оставляя слово «вытеснение» для особого способа защиты, лучше всего изученного нами на начальном этапе наших исследований». Здесь прямо опровергается представление о том, что вытеснение занимает среди психических процессов исключительное положение, и в психоаналитической теории отводится место другим процессам, служащим той же цели, а именно «защите эго от инстинктивных требований». Значение вытесне­ния сведено до «особого метода защиты».

Это новое представление о роли вытеснения требу­ет исследования других конкретных способов защиты и сопоставления таких способов, открытых и описанных исследователями, работающими в психоаналитической традиции.

В том же приложении к «Торможению, симптому и страху» высказывается предположение, на которое я ссылалась в предыдущей главе, о том, что «дальнейшие исследования могут показать, что существует тесная связь между конкретными формами защиты и конкретными заболеваниями, как, например, между вытеснением и истерией». Регрессия и реактивное изменение эго (фор­мирование реакции), изоляция и «уничтожение» — все они рассматриваются как защитные техники, использу­емые при неврозах навязчивости.

Двигаясь в этом направлении, нетрудно пополнить список защитных методов эго способами, описанными в других работах Фрейда. Например, в работе «О неко-

Теория защитных механизмов

торых невротических механизмах при ревности, пара­нойе и гомосексуальности» (1922) интроекция, или иден­тификация, и проекция указываются как важные защит­ные способы, используемые эго при болезненных эмоциях данного типа, и характеризуются как «невроти­ческие механизмы». В своей работе по теории инстинкта (1915) Фрейд описывает процессы борьбы эго с самим собой и обращения, обозначая их как «изменения ин­стинкта». С точки зрения эго эти два последних меха­низма также могут быть зачислены в рубрику защит­ных средств, поскольку истоки всех превращений, которым подвергаются инстинкты, лежат в определен­ной активности эго. Если бы не вмешательство эго или внешних сил, которые представляет эго, каждый ин­стинкт знал бы только одну участь — удовлетворение.

К девяти способам защиты, которые очень хорошо знакомы на практике и исчерпывающе описаны в тео­ретических работах по психоанализу (регрессия, вытес­нение, формирование реакции, изоляция, уничтожение, проекция, интроекция, поворот против себя и обраще­ние), мы должны добавить десятый, который относит­ся, скорее, к изучению нормы, а не к неврозу: сублима­цию, или смещение инстинктивных целей.

Насколько нам известно на данный момент, в своих конфликтах с производными инстинктов и с аффектами эго имеет в своем расположении эти десять способов. За­дачей практикующего аналитика является определить, насколько они эффективны в процессах сопротивления эго и формирования симптома, которые он имеет возмож­ность наблюдать у разных людей.

Сопоставление результатов, достигнутых с помо­щью разных механизмов в отдельных случаях. В каче­стве иллюстрации я рассмотрю случай молодой женщи­ны, работавшей в детском учреждении. Она была в семье средним ребенком из нескольких братьев и сестер. В детстве она страдала от необузданной зависти к пенису, по отношению к ее старшим и младшим братьям, и от ревности, которая неоднократно вызывалась беременно­стями ее матери. И наконец, к зависти и ревности доба­вилась сильная враждебность по отношению к матери.

Эго и механизмы зашиты

Но, поскольку детская фиксация любви была не слабее, чем ненависть, жестокий защитный конфликт с отрица­тельными импульсами последовал вслед за начальным периодом непокорности и непослушания. Она боялась, что из-за проявлений своей ненависти она утратит лю­бовь матери, которую она не хотела терять. Она боялась также, что мать накажет ее, и еще сильнее критиковала себя за свои запретные желания отмщения. Когда она достигла подросткового возраста, эта ситуация тревож­ности и конфликта стала становиться все более и более острой, и ее эго пыталось овладеть ее импульсами раз­личными способами. Для того чтобы разрешить пробле­му амбивалентности, девочка сместилась к одной сторо­не своего амбивалентного чувства. Мать продолжала оставаться для нее любимым объектом, но с этого вре­мени в жизни девочки всегда была вторая важная фигу­ра женского рода, которую она жестоко ненавидела. Это облегчало дело: ненависть к более удаленному объекту не сопровождалась столь безжалостно чувством вины, как ненависть к своей матери. Но даже перемещенная ненависть оставалась источником сильных страданий. По прошествии определенного времени стало ясно, что в качестве способа овладения ситуацией это первое пе­ремещение было неадекватным.

Тогда эго маленькой девочки прибегло ко второму механизму. Ид обратило внутрь ненависть, которая до этого была связана исключительно с другими людьми. Ребенок начал мучить себя самообвинениями и чувством неполноценности. В течение всего детства и подростко­вого возраста вплоть до взрослой жизни она делала все, что могла, чтобы поставить себя в невыгодное положе­ние и повредить своим интересам, всегда подчиняя соб­ственные желания требованиям других. После приня­тия такого способа защиты по всем своим внешним проявлениям она стала мазохисткой.

Но эта мера также оказалась неадекватной в каче­стве способа овладения ситуацией. Тогда пациентка при­бегла к механизму проекции. Ненависть, которую она испытывала по отношению к объектам любви женского пола или их заменителям, трансформировалась в убеж­дение, что они ненавидят, унижают и преследуют ее саму.

Теория защитных механизмов

Ее эго освободилось от чувства вины. Непослушный ре­бенок, питавший грешные чувства по отношению к ок­ружающим людям, превратился в жертву жестокости, пренебрежения и преследования. Но использование это­го механизма привело к тому, что на характер пациент­ки наложился постоянный параноидальный отпечаток, который стал для нее источником очень больших труд­ностей как в юности, так и в зрелые годы.

Пациентка была уже взрослой, когда пришла на анализ. Те, кто знал ее, не считали ее больной, но ее страдания были тяжелыми. Несмотря на всю ту энер­гию, которую ее эго затратило на свою защиту, ей так и не удалось действительно овладеть своей тревожностью и чувством вины. В каждом случае, когда возникала опасность активизации зависти, ревности и ненависти, она прибегала ко всем своим защитным механизмам. Однако ее эмоциональные конфликты так и не пришли ни к какому разрешению, которое оставило бы в покое ее эго, не говоря уже о том, что конечный результат всей ее борьбы был крайне скудьым. Ей удалось сохра­нить иллюзию того, что она любит свою мать, но она осталась переполненной ненавистью и из-за этого пре­зирала себя и не доверяла себе. Ей не удалось сохранить чувство того, что она любима; оно было разрушено ме­ханизмом проекции. Не удалось ей также избежать на­казаний, которых она боялась в детстве; обернув свои агрессивные импульсы вовнутрь, она сама причинила себе все те страдания, которые раньше переживала из-за ожидания наказания со стороны матери. Три исполь­зованных ею механизма не смогли предохранить ее эго от постоянного состояния напряжения и бдительности, не принесли эго облегчения от налагаемых на него непо­мерных и мучительных чувств, приносящих пациентке столько страданий.

Сравним эти процессы с соответствующими про­цессами при истерии или неврозе навязчивости. Пред­положим, что проблема в каждом случае остается той же самой: как овладеть ненавистью к матери, развива­ющейся на основе зависти к пенису. Истерия решает ее при помощи вытеснения. Ненависть к матери вытесня­ется из сознания, и любые ее возможные производные,

Эго и механизмы зашиты

которые стремятся войти в эго, энергично отбрасывают­ся. Агрессивные импульсы, связанные с ненавистью, и сексуальные импульсы, связанные с завистью к пенису, могут быть трансформированы в телесные симптомы, если пациент обладает способностью обращения и если этому благоприятствуют соматические условия. В дру­гих случаях эго защищает себя от реактивации исход­ного конфликта, развивая фобию и избегая возможнос­тей затруднения. Это накладывает ограничения на его деятельность, заставляя избегать любой ситуации, ко­торая может привести к возвращению вытесненных им­пульсов.

В неврозах навязчивости, как и в истериях, нена­висть к матери и зависть к пенису вначале вытесняют­ся. Затем эго принимает меры безопасности против их возвращения при помощи формирования реакций. Ребе­нок, бывший агрессивным по отношению к матери, раз­вивает по отношению к ней исключительную нежность и заботится о ее безопасности; зависть и ревность транс­формируются в бескорыстие и заботу о других. Создавая навязчивые ритуалы и меры предосторожности, ребенок защищает любимого человека от любой вспышки своих агрессивных импульсов, а при помощи чрезмерного стро­гого морального кодекса он контролирует проявление своих сексуальных импульсов.

У ребенка, овладевающего своими детскими конф­ликтами в описанной выше истерической или навязчи­вой форме, патология выражена сильнее, чем у описан­ной выше пациентки. Осуществившееся вытеснение лишает таких детей контроля над частью их аффектив­ной жизни. У них исходные отношения с матерью и братьями и не менее важное отношение к своей собствен­ной женственности были изъяты из дальнейшей созна­тельной ассимиляции и оказались навязчиво и беспово­ротно зафиксированы в реактивном изменении, которое претерпело эго. Большая часть их активности затрачива­ется на поддержание антикатексисов, которые должны впоследствии обеспечить безопасность вытеснения, и эта трата энергии проявляется в торможении и сокращении других видов жизненной активности. Но эго ребенка, разрешившего свои конфликты при помощи вытеснения,

Теория защитных механизмов

при всех патологических последствиях этого находится в покое. Ид страдает вторично, от последствий невроза, вызванного вытеснением. Но оно, по крайней мере в пре­делах истерии обращения или невроза навязчивости, обуз­дало свою тревожность, избавилось от чувства вины и удовлетворило свою потребность в наказании. Разница заключается в том, что, если эго использует вытеснение, формирование симптомов избавляет его от задачи овладе­ния своими конфликтами, тогда как, если эго использу­ет другие способы защиты, оно по-прежнему должно ре­шать эту проблему.

На практике использование вытеснения в проти­воположность иным способам защиты встречается реже, чем сочетание двух различных способов у одного и того же индивида. Это хорошо иллюстрирует история паци­ентки, также страдавшей в раннем детстве от острой зависти к пенису, в данном случае — по отношению к отцу. Сексуальные фантазии этого периода достигли своего максимума в возникшем у нее желании отку­сить пенис отца. В этот момент эго воздвигло свою за­щиту. Шокирующая мысль была вытеснена. Она была замещена своей противоположностью — общим неприя­тием кусания, которое вскоре развилось в трудности при еде, сопровождаемые истерическим чувством отвраще­ния. Одной частью заторможенного импульса — той, которая была представлена в оральной фантазии, — уда­лось овладеть. Но агрессивное содержание, т. е. жела­ние нанести ущерб своему отцу или замещающему его лицу, осталась в сознании до тех пор, пока с развитием суперэго моральное чувство эго не отвергло этот импульс. При помощи механизма замещения, который более под­робно я опишу позднее, побуждение причинить вред трансформировалось в своеобразную удовлетворенность и непритязательность. Мы видим, что два последова­тельных способа защиты сформировали субстрат исте­рии, на который наложилось специфическое измене­ние эго, не имеющее само по себе патологического характера.

Впечатление, созданное этими примерами, подтвер­ждается и в других случаях, когда мы детально рас­сматриваем результат воздействия различных защитных

Эго и механизмы зашиты

механизмов. Теоретически вытеснение может быть под­ведено под общее понятие защиты и рядоположено дру­гим конкретным способам. Однако с точки зрения эф­фективности по сравнению со всеми остальными оно занимает уникальную позицию. Ид достигает большего в количественном отношении, то есть оно способно спра­виться с мощными инстинктивными импульсами, пе­ред лицом которых остальные защитные механизмы оказываются неэффективными. Ид действует лишь еди­ножды, хотя антикатексис, осуществляемый для обес­печения вытеснения, является постоянным формирова­нием и требует постоянной затраты энергии. Другие механизмы, напротив, должны вновь приводиться в дей­ствие всякий раз, когда возрастает инстинктивная энер­гия. Но вытеснение не только самый эффективный, это еще и самый опасный механизм. Отъединение от эго, наступающее вследствие изоляции сознания от всего хода инстинктивной и аффективной жизни, может полнос­тью разрушить целостность личности. Так вытеснение становится основой формирования компромисса и не­вроза. Последствия других способов защиты не менее серьезны, но, даже приобретая острую форму, они все же в большей мере остаются в пределах нормы. Они проявляются в многочисленных изменениях, диспропор­циях и искажениях эго, которые частично сопровожда­ют, а частично замещают невроз.

Мотивы защиты от инстинктов

а) Тревожность суперэго в неврозах взрослых. За­щитная ситуация, с которой мы больше всего знакомы в анализе и знания о которой наиболее полны,— это та, которая формирует основу невроза у взрослых.

Она заключается в том, что некоторые инстинк­тивные желания стремятся проникнуть в сознание и при помощи эго достичь удовлетворения. Эго не противосто­ит этому, но суперэго протестует. Эго подчиняется выс­шему образованию и послушно вступает в борьбу про­тив инстинктивного импульса со всеми последствиями, которые влечет за собой такая борьба. Характерным для этого процесса является то, что само эго не рассматрива­ет импульс, с которым оно борется, как опасный.

Мотив, побуждающий защиту, исходно не является его собственным. Инстинкт рассматривается как враждеб­ный потому, что суперэго запрещает его удовлетворение, и если он достигнет своей цели, то несомненно вызовет затруднения в отношениях между эго и суперэго.

Следовательно, эго взрослого невротика боится инстинкта потому, что оно боится суперэго. Его защита мотивирована тревогой суперэго.

Пока наше внимание приковано к защите от ин­стинкта, воздвигнутой взрослым невротиком, мы будем рассматривать суперэго как грозную силу. В этом кон­тексте оно выступает как исток всех неврозов. Суперэ­го— интриган, мешающий эго прийти к дружественному взаимопониманию с инстинктами. Суперэго воздвигает идеальный стандарт, в соответствии с которым сексу­альность запрещается, а агрессия объявляется антисо­циальной. Ид требует такой степени отказа от сексуаль-

Эго и механизмы зашиты

нести и ограничения агрессии, которая не совместима с психическим здоровьем. Эго полностью лишено своей независимости и сведено к роли инструмента для вы­полнения желаний суперэго; в результате оно становит­ся враждебным по отношению к инстинктам и не спо­собным к наслаждению. Исследование ситуации защиты в таком виде, как она выступает в неврозе взрослых, побуждает нас в нашей терапевтической работе уделять очень большое внимание анализу суперэго. Уменьше­ние его силы, снижение его требовательности или — как осмеливаются утверждать некоторые — его полное уничтожение должно облегчить состояние эго и ослабить невротический конфликт, по меньшей мере в одном на­правлении. Это представление о суперэго как об источни­ке всякого невротического зла дает большие надежды на профилактику неврозов. Если невроз возникает вследствие требовательности суперэго, тогда те, кто воспитывает де­тей, должны лишь избегать всего, что может привести к формированию исключительно требовательного суперэ­го. Они должны следить за тем, чтобы их воспитатель­ные методы, которые затем интернализуются суперэго, были мягкими; родительский пример, который суперэго усваивает при помощи процесса идентификации, дол­жен быть выражением их реальных человеческих слабо­стей и толерантной установки по отношению к инстинк­там, вместо того чтобы быть претензией на сверхстрогий моральный кодекс, который невозможно применить на практике. Наконец, агрессивность ребенка должна иметь выход во внешний мир, для того чтобы она не стала вре­доносной и не обернулась вовнутрь, в результате чего она наделяет суперэго чертами жестокости. Если воспитанию это удастся, то мы должны предположить, что выходя­щие в жизнь человеческие существа будут свободны от тревожности, избавлены от неврозов, способны к наслаж­дению и не будут раздираемы внутренними конфликта­ми. Однако на практике воспитатели обнаружили, что надежда искоренить невроз из человеческой жизни ил­люзорна¹, а с теоретической точки зрения она рассыпа-

' Наиболее бескомпромиссным выразителем этой точки зре­ния является Вильгельм Райх (W. Reich, 1935), однако его мнение разделяется многими.

Теория защитных механизмов

ется, как только мы делаем следующий шаг в аналити­ческом исследовании.

б) Объективная тревога в детском неврозе. Ис­следование защиты в детском неврозе говорит нам о том, что суперэго вовсе не является необходимым фактом в формировании невроза. Взрослые невротики стремятся отразить свои сексуальные и агрессивные желания, что­бы избежать конфликта с суперэго. Маленькие дети точно так же обходятся со своими инстинктивными импуль­сами, чтобы не нарушать запретов своих родителей. Эго маленького ребенка, как и эго взрослого, сражается с инстинктами не добровольно; его защита побуждается не собственными чувствами по этому поводу. Эго видит в инстинктах опасность потому, что те, кто воспитывает ребенка, запретили их удовлетворение и вторжение ин­стинкта влечет за собой ограничения и наказание или угрозу наказания. Страх кастрации приводит маленько­го ребенка к такому же результату, как угрызения сове­сти у взрослого невротика; детское эго боится инстинк­тов потому, что оно боится внешнего мира. Его защита от них мотивирована страхом перед внешним миром, то есть объективной тревогой.

Когда мы обнаруживаем, что объективная тревога развивает в детском эго те же самые фобии, неврозы на­вязчивости, истерические симптомы и невротические чер­ты, как и у взрослого вследствие активности суперэго, мы, естественно, начинаем ниже оценивать могущество суперэго. Мы понимаем, что то, что мы ему приписали, должно принадлежать самой тревоге. В формировании невроза, по-видимому, неважно, с чем связана эта трево­га. Будь то страх перед внешним миром или страх перед суперэго, существенно то, что защитный процесс порож­дается тревогой. Симптомы, входящие в сознание как конечный результат этого процесса, не позволяют нам определить, какой тип тревоги в эго породил их.

Если мы исследуем эту вторую защитную ситуа­цию — защиту от инстинктов по мотиву объективной тревоги, — мы оценим как очень значимое то влияние, которое внешний мир оказывает на детей, а соответствен­но мы еще раз почувствуем надежду на эффективную профилактику неврозов. Замечено, что в наши дни ма-

Эго и механизмы зашиты

ленькие дети страдают от такой высокой степени объек­тивной тревоги, которая вовсе не является необходимой. Наказания, которые, как они боятся, будут применены к ним, если они удовлетворят свои инстинкты, на со­временной стадии цивилизации совершенно устарели. Кастрация больше не практикуется в качестве наказа­ния за запретные сексуальные слабости, а акты агрес­сии больше не наказываются увечьем. Но в то же время в наших воспитательных методах сохраняется отдален­ное сходство с варварскими наказаниями прежних вре­мен, вполне достаточное для того, чтобы вызвать смут­ные опасения и страхи. Оптимисты считают, что можно будет избежать этих внушений угрозы кастрации и на­сильственных мер, даже и сегодня присутствующих если и не в используемых ныне дисциплинарных методах, то в манере поведения и в интонациях взрослых. Те, кто стоит на этой точке зрения, считают, что связь между современным воспитанием и этими древними страхами наказания может быть наконец разорвана. В результа­те, говорят они, объективная тревога ребенка уменьшится и наступит радикальное изменение в отношениях меж­ду его эго и инстинктами, которое будет означать, что наконец будет уничтожена основа детских неврозов.