Его встреча с евреями Вильно

 

В Петербурге Герцль вступил в контакт еще с несколькими лицами, обладавшими политическим весом, в надежде попасть к царю и министру иностранных дел, но безрезультатно. Ему удалось получить аудиенцию у министра финансов графа Витте.

Беседа не успокоила Герцля, потому что Витте разговаривал грубо и непреклонно, в отличие от Плеве, который умел быть притворно-любезным. Герцль не знал России и русских царедворцев, оттого и не разгадал двуличную игру Плеве и вынес от встречи с ним положительное впечатление, как это следует из его дневниковых записей.

О приеме у Витте Герцль замечает: "Он принял меня сразу, но совсем не был любезен". Витте отрекомендовался другом евреев, однако Герцль не слишком {162} поверил в эту "дружбу". Говоря об антисемитизме в России, Витте перечислил его "причины": экономические, религиозные и политические. Ко всему этому в последнее время прибавилось еще одно, в высшей степени серьезное обстоятельство, — активное участие евреев в революционных движениях. Евреи, составляющие всего 5% населения России, дают почти 50% российских революционеров.

Витте, правда, понимает причину этого явления и полагает, что это вина правительства, ибо евреям "досаждают слишком сильно". Тем не менее, факт остается фактом, и вышеуказанное обстоятельство еще более усиливает в России ненависть к евреям.

Вдобавок, они сами ее подогревают в силу характерной для них заносчивости. "Между тем, большинство — бедняки и, будучи бедняками, грязны и отвратительны".

Когда Герцль изложил ему идею сионизма в качестве решения еврейского вопроса, Витте ответил, что не верит в возможность такого решения. В его аргументах против сионизма Герцль различил взгляды и доводы богатых еврейских биржевиков, которые, очевидно, преподали министру финансов уроки "по сионизму". В заключение Витте признал, что предлагаемое Герцлем решение может быть хорошим, если только его возможно осуществить.

Тогда Герцль обратился к нему с просьбой вернуть акции Колониального банка, конфискованные при обысках, а также отменить запрет их продажи на будущее. На первую просьбу Витте ответил согласием, а что до второй — поставил условие: открыть филиал банка в России, с тем, чтобы можно было осуществлять контроль за его сделками. Герцль тут же это условие принял, так как открытие филиала в России и без того уже входило ранее в программу. Через несколько дней Герцль подал от имени дирекции и совета наблюдателей Колониального банка письменное прошение министру Витте санкционировать открытие филиала банка в России (однако, как показало будущее, дело закончилось ничем).

Сионисты Петербурга устроили в честь Герцля {163} банкет. Отвечая на многочисленные приветствия, он предостерег русских сионистов от вмешательства во внутриполитические дела государства. На утверждение одного из присутствовавших, принадлежавшего к Поалей Цион (Трудящиеся Сиона), что в диаспоре евреи должны поддерживать, в собственных интересах, социалистическое движение, Герцль ответил, что товарищ впадает в ту же историческую ошибку, которую допустили евреи на Западе, когда они поддержали либерализм.

"Возделывание чужих нив приводит к уничтожению евреев и еврейства. Мы трудимся только на других, но не на себя. Для нас существует лишь одна дорога, и это — сионизм!" Что касается социалистического сионизма, добавил Герцль, "то в Палестине, в нашей собственной стране, — если там возникнет крайняя в социальном смысле партия, — там она будет на месте. Партия, наверное, поможет расцвету страны, и тогда я определю свою позицию по отношению к ней".

 

16 августа Герцль покинул Петербург, выехав в обратный путь в Вену. По заблаговременной просьбе руководителей местных сионистов он задержался в Вильно, где ему была оказана торжественная встреча. На улицы вышли толпы евреев, желавших его увидеть и выразить ему свои чувства. Полиция запретила собрания, запретила также посещение Герцлем Большой синагоги и публичный ужин в его честь. Тем не менее, Герцль, в сопровождении встречающих, поехал в помещение общины, где его дожидались старейшины и многочисленные делегации.

Достоверное описание посещения Герцлем Вильно дал в своих воспоминаниях очевидец, впоследствии известный деятель Поалей Цион в Америке Барух Цукерман. В то время он был шестнадцатилетним подростком, учившимся в Виленском ешиботе, и был еще далек от сионизма, поскольку в религиозных кругах противились "приближению Исхода". В молитвенном доме ремесленников, где он ночевал, он сдружился с рабби Эфраимом, по ремеслу сапожником, маленьким евреем, тщедушным и худосочным, но проворным и {164} вездесущим. Был Эфраим и начитанным человеком — нередкое явление среди ремесленников в Литве. Когда весть о скором приезде Герцля достигла Вильно, рабби Эфраим загорелся просто священным трепетом, и оба уговорились вместе пойти посмотреть на гостя.

Проворный Эфраим разузнал, где Герцль остановится, какая будет встреча и какие важные гости приедут сюда из Минска, Ковно, а также из маленьких городков. Он выяснил также, что церемония встречи будет проходить в двух местах: в здании "Цедака Гедола" (Еврейское благотворительное общество.) (ее устраивает вся виленская община) и на загородной даче (организаторы — виленские сионисты).

В назначенный час оба приятеля пришли к гостинице, в которой остановился Герцль. Тысячи евреев запрудили площадь. Объятая священным волнением толпа жадно ждала появления великого гостя. Руководители виленских евреев и прибывшие из других городов почетные лица вышли из гостиницы, парадно одетые, в черных цилиндрах. Празднично приоделись и извозчики, даже лошади были разукрашены. И вот появился Герцль. Возвышающийся над всеми, он остановился перед участниками встречи. Для него такая встреча с охваченной энтузиазмом еврейской массой была неожиданностью. Все его спутники уселись в пролетки, и процессия тронулась.

И тут случилось нечто, наэлектризовавшее толпу: Эфраим-сапожник подбежал к экипажу Герцля и с такой силой ухватился за одно из задних колес, что остановил четверку впряженных в экипаж лошадей... Герцль поднялся и выпрямился во весь рост, чтобы увидеть, что произошло, — и в момент, когда он повернулся лицом к народу, Эфраим громко воскликнул: "Давид, царь Израиля, да живет и здравствует!" И вся тысячеустая толпа ответила криками "да здравствует", "ура!"

Оба приятеля кое-как протиснулись в толпе приглашенных в здание благотворительного общества {165} "Цедака Гедола", где был устроен прием. Представитель общины вручил гостю маленький свиток Торы в резном деревянном ларце на память о его приезде в "литовский Иерусалим". Но самое сильное впечатление во всей церемонии приема произвело на юного Баруха Цукермана появление рабби Шломеле—судьи, убеленного сединами старца, который, воздев прозрачные ладони, благословил Герцля благословением храмовых священников: "Да благословит и сохранит тебя Господь!"

 

Прием, оказанный Герцлю еврейскими массами в Вильно, взволновал его до глубины души. На следующий день (17 августа) он запечатлел пережитое в дневниковой записи, сделанной в купе вагона: "Никогда не забуду вчерашний день, день Вильно".

Самодержавная Россия, однако, "позаботилась", чтобы заключительный аккорд его визита прозвучал диссонансом. Уже когда толпа приближалась к гостинице, полиция по нескольку раз грубо разгоняла людей. Но особую грубость и жестокость полиция вместе с казаками продемонстрировала на вокзале во время "наведения порядка" при отъезде Герцля в Вену. По окончании ужина на загородной даче Герцль со спутниками возвратился в гостиницу и оттуда в первом часу ночи отправился на вокзал. Город не спал. Тысячи евреев дожидались Герцля на улицах и балконах. Повсюду его встречали приветственными криками. Перед вокзалом собралась масса людей. Тут-то внезапно и появились городовые с казаками и начали орудовать дубинками и плетками, разгоняя собравшихся. Герцль был потрясен.

Сцена избиения евреев в Вильно долго преследовала его. Не исключено, что эта ужасная картина оказалась последней каплей в определении его отношения к "плану Уганды".

{166}

Глава одиннадцатая

КРИЗИС В СТАНЕ СИОНИСТОВ

План Уганды

 

Герцль до глубины души был потрясен кишиневскими событиями. О его настроении можно судить по письму-соболезнованию главам Кишиневской общины, отправленному 19 мая 1903 года: "Весь еврейский народ находится под впечатлением ужасных дней Кишинева... Потрясенные размерами этого народного несчастья, жмем вашу руку с чувством братской боли... В страдании нашем есть лишь одно утешение: "Дай Бог вместе стоять нам в радости и в беде, дабы избавить наш народ от рабства!"

 

Эти события еще более усилили в Герцле чувство необходимости искать скорейшие пути помощи страдающему еврейству России.

Разочарование в надеждах заполучить "чартер" от султана, но более всего потрясение от Кишиневского погрома побудили Герцля предложить на обсуждение план Уганды, о котором он прежде и думать не хотел. В июле он засел за редактирование "чартера" для еврейского переселенческого общества в Восточной Африке.

Ему помогали работающие в Колониальном банке английские юристы из фирмы "Ллойд-Джордж, Робертс и Ко", которую возглавлял член британского парламента Дэвид Ллойд-Джордж, в будущем, во время первой мировой войны, — центральная фигура в английском правительстве, человек, сыгравший важную роль в качестве одного из создателей декларации Бальфура.

Ллойд-Джордж хорошо разбирался во всем, что касалось Уганды, и поэтому помог выработать формулировку "чартера" в согласовании с Министерством иностранных дел. В проекте "чартера", между прочим, говорилось, что еврейское переселенческое общество будет вправе, с согласия британского правительства, {167} учредить особый флаг и назвать свою территорию "Новой Палестиной" ("Нью—Палестайн"). Кроме того, там значилось, что поселение создается ради "поощрения еврейской национальной идеи" и "улучшения положения еврейского народа". В начале июля Герцль переслал этот документ на рассмотрение Малому исполкому. Однако он не стал дожидаться окончательных результатов переговоров с англичанами и в начале августа выехал в Россию.

Когда Нордау узнал от Герцля об угандийском плане, он не согласился с ним. Он предвидел заранее, что план этот вызовет сильное сопротивление русских евреев, хранящих верность Эрец-Исраэль как исторической родине еврейского народа. Но Герцль силился убедить Нордау, что это не означает отхода от Базельской программы и отказа от Эрец-Исраэль, которая была и остается главной целью сионистского движения; угандийский план — не более чем средство оказать немедленную помощь преследуемым евреям, особенно из России и остальных стран Восточной Европы.

В конце концов Нордау взялся защищать эту рекомендацию с трибуны Шестого конгресса. Ответное послание британского Министерства иностранных дел поступило 14 августа 1903 года, накануне Шестого конгресса. В послании говорилось, что Министерство иностранных дел готово обсудить детали плана, главными пунктами которого являются: предоставление для еврейского поселения в Восточной Африке соответствующей территории под покровительством Великобритании, назначение еврейского чиновника главой местной администрации и предоставление колонии права издавать муниципальные законы для регулирования религиозных и внутренних дел. Эта местная автономия обусловливается правом Правительства Его Королевского Величества осуществлять общий контроль. Положительный ответ британского Министерства иностранных дел был получен Герцлем, когда он находился в Вильно. Он ничего не сказал об этом даже деятелям сионистского движения, устроившим {168} в его честь ужин перед его отъездом из России, однако в прощальной речи, с которой он обратился к виленским евреям, он намекнул, что стоит внимательно следить за ближайшим сионистским конгрессом, потому что там произойдет нечто такое, что облегчит положение народа. Свое обращение к евреям Вильно Герцль заключил словами: "Не падайте духом, ибо придут лучшие времена. Должны придти лучшие времена, ведь ради этого мы и работаем".

 

Шестой конгресс

 

Шестой конгресс, который также состоялся в Базеле, был созван, в соответствии с новым уставом, через два года после предыдущего конгресса и работал с 23 по 28 августа 1903 года. Делегатов съехалось больше, чем когда-либо прежде, около 600 человек, не считая многочисленных гостей и представителей печати. И на этом конгрессе сионисты России имели самое крупное представительство и могли бы иметь решающее большинство, если бы не отделившаяся организационно религиозная фракция Мизрахи.

19 августа началось предварительное совещание делегатов из России. После того как собравшиеся почтили вставанием память жертв Кишиневского погрома, было зачитано приветствие Усышкина, находившегося в то время в Палестине, где он занимался организацией нового еврейского ишува и основанием союза учителей. В своем приветствии он просил товарищей извинить его за то, что не смог приехать на конгресс, будучи занят большим и почетным делом организации еврейских сил в Эрец-Исраэль. Слова эти вызвали волнение и бурные аплодисменты. Было принято предложение послать приветственную телеграмму Усышкину, а также слету представителей еврейского ишува в Палестине.

Первым пунктом повестки дня совещания был вопрос о положении в движении и дальнейшей {169} сионистской работе. Ввиду враждебного отношения к сионизму русских властей, во главе с Плеве, на совещании ощущалась атмосфера угнетенности и уныния. Выступавшие боялись открыто высказываться, были очень осторожны в формулировках. Принимали в расчет, что сионизму в России придется идти по опасной тропе нелегального движения, и во время выборов организационной комиссии не называли ее членов по именам из соображения, что огласка поставит их под угрозу. По этому пункту совещание приняло резолюцию, сформулированную осторожно и расплывчато, хотя ее цели и намерения были ясны и понятны.

"Собрание представителей российских сионистов считает долгом своей совести заявить, что оно, невзирая ни на какие условия, не допускает и мысли прекратить сионистскую работу, дающую жизнь, свет и надежду еврейскому народу во мраке его блужданий. Принимая во внимание меняющиеся обстоятельства данного времени, способствующие или осложняющие ведение работы, делегаты обязуются ни на минуту не покидать своих постов".

Резолюция была принята с огромным воодушевлением; ей долго аплодировали. Многие из собравшихся восторженно называли резолюцию важной вехой в истории сионизма и предлагали занести ее в "Золотую книгу".

На следующий день были представлены отчеты по различным областям работы. Отмечалось, что сионистское движение в России, действующее на территории двенадцати округов, за последний год усилилось как в пределах черты оседлости, так и вне ее. Этот рост движения в России (отмеченный позднее и на пленуме конгресса Оскаром Мармореком в главном докладе от имени сионистского правления) указывал, по мнению авторов отчетов, на несколько факторов: укрепление национального самосознания еврейских масс; успешное влияние сионистской пропаганды; сознание необходимости самостоятельных действий, а также на результаты оживления культурной работы. Степень роста {170} движения можно увидеть из данных об общем числе местных кружков и обществ: к началу обзорного периода их насчитывалось 1146, а к моменту конгресса эта цифра дошла до 1572, иначе говоря, число сионистских отделений в России увеличилось на 426, то есть — на 37%; причем все это происходило в крайне неблагоприятных для движения условиях.

Накануне конгресса, как обычно, состоялось заседание Большого исполкома. Это было через три дня после возвращения Герцля из России. Он рассказал о своих встречах с Плеве и Витте. Подавляющее большинство членов исполкома из России считали, что на обещания Плеве нельзя слишком полагаться, в то время как Герцль видел в письме Плеве документ большой политической важности.

Далее Герцль сообщил, что английское правительство предлагает на востоке Британской Африки территорию для еврейского поселения с автономными правами. Предложение будет официально представлено конгрессу. Те из членов Большого исполкома, которые теперь впервые услыхали об угандийской рекомендации, были, конечно, поражены.

Подробных прений по этому вопросу не было — лишь короткие реплики за и против нее. Я. Бернштейн-Коган сказал, что при теперешних обстоятельствах еврейство России побежит даже в преисподнюю. Аналогичное мнение выразил Ясиновский (позднее Бернштейн-Коган изменил свой взгляд и стал одним из самых активных противников угандийского плана, Ясиновский же остался его сторонником). Однако Членов, глава российского объединения сионистов на конгрессе, не согласился с мнением двух своих товарищей. До прений по этому вопросу дело не дошло и на втором заседании Большого исполкома, так как обсуждение там, в основном, сосредоточилось вокруг кишиневских событий и письма Плеве. Члены исполкома успели лишь ознакомиться с текстом послания {171} английского Министерства иностранных дел, и весь вопрос оказался вынесенным на рассмотрение конгресса без предварительного обсуждения на Большом исполкоме.

В своей вступительной речи Герцль не говорил о политической работе в общей форме, а рассказал о конкретных политических шагах, например, о переговорах с султаном, закончившихся безрезультатно, и о новом предложении британского правительства насчет еврейского поселения в Восточной Африке. В заключение он сообщил о результатах своей поездки в Россию, сделав особый упор на обещании Плеве поддержать стремления сионистов перед турецким правительством. Он сказал: "Ценность этой декларации, которую я уполномочен довести до сведения конгресса, безусловно, понятна всем. Подобное обещание со стороны русского правительства означает несравненное политическое достижение. Не только устранено с пути огромное препятствие, но появилась внезапно и могучая поддержка. Правда, результатов еще следует подождать, однако свое дело мы теперь можем продолжать с новым подъемом и с лучшими, чем прежде, перспективами в наших усилиях добиться Эрец-Исраэль".

Тем не менее, в центре речи Герцля, как и в центре последовавших затем прений, стояло предложение английского правительства по поводу еврейского поселения в Восточной Африке. Герцль описал бедствия евреев в Восточной Европе, с гневом и болью упомянул о Кишиневском погроме и сказал, что есть и другие "кишиневы" и не только в России. "Кишинев" повсюду, где истязают плоть евреев или их душу, где их честь и имущество предаются поруганию и разграблению, потому что они евреи. Давайте же спасем тех, кого еще дано спасти. Это последний срок".

 

В этих немногих фразах заключено все объяснение подхода Герцля к истории с Угандой. Он считал себя не вправе отвергнуть это предложение ввиду ужасных бедствий еврейских масс в странах, где их преследовали, порабощали и притесняли. Говоря о местности, {172} предлагаемой британским правительством в Восточной Африке для поселения евреев, Герцль сказал: "Эта новая территория не имеет той исторической, поэтико-религиозной и сионистской ценности, которой еще обладал Синайский полуостров (В конце 1902 г. Герцль вел переговоры с британским министром колоний Джозефом Чемберленом о поселении евреев в Эль-Арише на Синайском полуострове. План этот не получил одобрения английского правительства. — Прим. ред.), но я не сомневаюсь, что конгресс, как представитель еврейских масс, примет новую рекомендацию с чувством самой горячей благодарности. Предложение означает создание в Восточной Африке автономного еврейского поселения с еврейской администрацией и местными еврейскими властями, возглавляемыми верховным еврейским чиновником, разумеется, под суверенным контролем Великобритании. Поскольку такое предложение было сделано, я счел себя не вправе — учитывая положение еврейства и необходимость срочно изыскать какое-нибудь средство для возможного облегчения этого положения — поступить иначе, кроме как заручиться разрешением вынести этот вопрос на обсуждение конгресса".

Чтобы кто-нибудь не подумал, что принятие этой рекомендации означает отказ от Эрец-Исраэль, Герцль тут же добавил: "Понятно, что и речи не может быть о том, будто у еврейского народа существует другая конечная цель, кроме Эрец-Исраэль, и какой бы ни была судьба угандийского предложения, наш взгляд на страну наших отцов не подлежит изменению и не переменится никогда.

И все-таки конгресс должен признать: наше движение добилось необычайного прогресса благодаря переговорам с британским правительством. Могу сказать, что наши взгляды в отношении Палестины были детально и с полной откровенностью доведены до сведения членов английского кабинета и высоких правительственных чиновников, компетентных в этом вопросе. Я убежден в способности конгресса найти средства, чтобы извлечь пользу из этого {173} предложения.

Форма, в которой оно было нам представлено, обеспечивает улучшение положения еврейского народа и его участи без малейшего отказа от великих принципов, на коих зиждется наше движение... Каким бы ни было решение, я могу с полной уверенностью сказать: все мы испытываем самую глубокую признательность Великобритании за политическое доброжелательство в отношении еврейского народа, проявленное в этих переговорах.

Конечно, это не Сион и никогда не будет Сионом. Это не более чем помощь посредством поселения; однако заметим, что она основана на национальных и политических принципах. Мы не можем, да и не подадим сигнала еврейским массам к выходу в (конечный) путь, потому что речь идет всего лишь об акции, вызванной чрезвычайными обстоятельствами... И, тем не менее, есть в этом повороте очень существенный прогресс". Герцль предложил конгрессу избрать комиссию в ограниченном составе, которая займется этим вопросом.

Вступительная речь Герцля заворожила большинство делегатов. Его выступление неоднократно прерывалось продолжительными аплодисментами, а конец речи был покрыт овациями, словно Герцль возвестил конгрессу, что "Эрец-Исраэль — наша, пускай массы подымаются и трогаются в путь—дорогу", как писал корреспондент одного еженедельника, изображая впечатление, которое речь Герцля произвела на публику. Только позднее, на заседаниях объединений отдельных стран, собравшихся на свои совещания после пленума, начала раздаваться критика самой сути рекомендации и протесты против нее.

На второй день конгресса Нордау выступил с пространной речью, посвященной, главным образом, защите угандийского предложения. На сей раз, однако, ощущалось, что оратор не в ладу с делом, которое он поддерживает, и взялся за это только из-за своей верности и преданности Герцлю. Он говорил о бедствии "сотен тысяч наших несчастных братьев", которые не могут более ждать, — потому "мы и обязаны найти для них {174} своего рода ночлежный приют, пока появится возможность перевести их на постоянную квартиру".

"Постоянная квартира", которой жаждет народ, таким образом, есть и будет Эрец-Исраэль, и Уганда — не более, чем полустанок. Образ "ночлежного приюта", использованный Нордау в его выступлении, был подхвачен всеми участвовавшими в прениях и превратился в крылатое выражение на конгрессе, а позднее — и вне его.

 

Полемика вокруг Уганды

 

В сфере политической деятельности сионистского Правления решения принимались Герцлем единолично, и подавляющее большинство в лагере сионистов полагалось на него и шло за ним, не проявляя склонности к критике. Исключением из этого правила являлись сионистские лидеры России, на что и указал Герцлю Плеве во время их беседы.

Сионисты же Западной Европы, кроме редких случаев, противились всякой попытке критиковать внешнюю политику, которую проводил президент. Такой подход, правда, был и у некоторых российских сионистов, но они были в меньшинстве. Это положение наглядно проявилось в дискуссии по угандийскому вопросу, разгоревшейся на Шестом конгрессе и принявшей самые резкие формы.

Поначалу делегаты конгресса были застигнуты врасплох, будучи совершенно не подготовлены к принятию столь серьезного и необычного решения, как ответ великой державе на ее дружественное предложение облегчить участь евреев. Однако по мере того, как они постепенно освобождались от первого завораживающего влияния речи президента, делегаты начали собираться в своих местных объединениях для выработки собственной позиции в ходе свободного обсуждения вопроса. Совещания российских делегатов оказались продолжительными и бурными. Проводились они в перерывах между пленарными заседаниями конгресса и {175} по ночам, когда люди уже были утомлены. Споры завершились принятием проекта резолюции, который должен был быть представлен конгрессу. Текст гласил:

"Признавая огромное политическое значение сделанного английским правительством предложения — основать в Восточной Африке автономную еврейскую колонию, — конгресс поручает своему Исполкому выразить правительству великого английского народа глубочайшую признательность представителей еврейского. народа. Но, оставаясь верным своей программе и видя цель движения в основании правоохранного убежища в Палестине, конгресс не находит возможным внести осуществление этого предложения в программу работы сионистской организации".

На собрании российских делегатов эта резолюция была поставлена на голосование повторно и получила 146 голосов против 84. Большинство ее противников, то есть сторонников угандийского предложения, принадлежали к фракции Мизрахи.

В прениях по этому вопросу на пленарном заседании конгресса первым выступил адвокат Шимшон Розенбаум из Минска. Он заявил, что все усилия должны быть сосредоточены исключительно на Эрец-Исраэль и не стоит разменивать их на Восточную Африку. Когда сионизм завоюет поддержку всего еврейского народа и воля народа всей мощью обратится на то, чтобы добиться Эрец-Исраэль, он добьется ее. Желание двенадцатимиллионного народа — фактор огромного политического значения, с которым нельзя не считаться.

Большой Исполком, в противовес мнению семи своих членов из России (Из четырех остальных российских "уполномоченных часть поддержала предложение, а часть воздержалась.), постановил большинством голосов предложить конгрессу резолюцию в пользу угандийского плана. Содержание резолюции следующее: избрать комиссию в составе девяти человек в качестве консультативного органа при Малом исполкоме (Правлении), в то время как экспедиция специалистов по {176} поручению сионистского руководства изучит условия местности, предлагаемой правительством Великобритании под заселение.

Однако для этой цели нельзя будет пользоваться ни финансовыми средствами Керен Каемет ле-Исраэль, ни деньгами банка. Для принятия окончательного решения по вопросу о поселении в Восточной Африке будет созван специальный конгресс.

По предложению Герцля Большой исполком постановил, вопреки мнению российских представителей, что на пленарном заседании члены Исполнительного комитета не будут голосовать как отдельные лица, поскольку данная резолюция вносится от имени всего Исполкома как единого органа. Между тем, на предыдущих конгрессах подобная процедура не была принята. Следует признать, что это решение прошло под личным давлением Герцля. Герцль не согласился и с требованием Членова, чтобы перед голосованием на пленуме президиум огласил имена членов Исполкома, голосовавших против посылки экспедиции в Восточную Африку. Герцль мотивировал это тем, что подобная огласка была бы равносильна попытке оказать давление на участников голосования.

На бурном пленарном заседании по вопросу об Уганде столкнулись два лагеря. На конгрессе прозвучало более тридцати выступлений "за" и "против". Членов сказал, что с того момента, когда он впервые услыхал об африканском предложении, он переживает тяжелую драму: "Я чувствую, как нечто, спрятанное в укромнейшем уголке моего сердца, нечто такое, что я всегда считал дорогим, святым и неприкосновенным, — здесь, в этом доме, ныне унижено и оскорблено". Нет, он, Членов, вовсе не опасается подмены Эрец-Исраэль другой страной, это так же невозможно, как невозможно другую страну сделать целью движения. Большая опасность кроется в том, что у народа может возникнуть очередная иллюзия, в то время как сионизм стремится освободить евреев от иллюзий. Верно, что бедствия велики, но нам это не в новинку, и мы должны вооружиться терпением. Герцлю удалось пробудить {177} понимание наших интересов у представителей великого английского народа, и они проявляют готовность помочь нам. И Членов обратился к Герцлю: "Пойдите к этому народу и скажите ему, что Сион наша родина; великий народ поймет наш патриотизм и не откажет нам в помощи для достижения этой цели".

Из этих слов следует, что Членов понимал и ценил политическое значение английского предложения, хотя и противился ему по соображениям принципиальным и политическим. Этот подход Членова выступает еще ярче в его сочинении "Сион и Африка" (на русском языке), появившемся после Шестого конгресса сначала в виде серии статей в сионистском журнале "Еврейская жизнь" (1904), а затем отдельной книгой (1905).

 

"Длинен и долог скитальческий путь нашего народа; со всеми народами ему пришлось столкнуться на этом пути; и что же встречал он? В лучшем случае терпимость; большею же частью двери закрывались перед его входом, или открывались для его ухода. Впервые со времени потери самостоятельности, скитальцу как бы протягивается рука для помощи. Впервые слова: автономия, национальная жизнь, своя территория применяются к нам внешним миром так, как они применяются ко всякой другой нации. Ведь мы, в нашем изгнании, вечных гонениях и унижениях, дошли уже до того, что многие из нас самих считают народ еврейский неспособным к автономной жизни, к возрождению; мы уверены, что так смотрит и внешний мир.

И вот могущественная, столь высококультурная нация устами своих представителей свидетельствует, что она не разделяет пессимизма наших мудрствующих интеллигентов, что она считает нас способными возродиться к самостоятельной нормальной жизни.

Итак, впервые земля, почва под ногами, полная внешняя безопасность под скипетром Англии, внутреннее самоуправление с еврейскими высшими чиновниками, возможность беспрепятственного национального развития: как много элементов из наших мечтаний заключается в этой бумаге!"

{178} И несмотря на все это, Членов, по своим собственным словам, чувствовал себя так, как если бы самое потаенное и святое в его душе подверглось поруганию.

Бернштейн-Коган, который до того — на заседании Исполкома — был готов поддержать угандийский план и сказал, что "в существующих условиях еврейство России согласится эмигрировать даже в преисподнюю", объяснил конгрессу перемену, произошедшую в его взглядах: "Когда я впервые услыхал об этом предложении, я почувствовал то, что испытывает каждый мучимый жаждой и голодом.

То был вопль: "Дайте мне хлеба и воды!" Мы, однако, явились сюда не только как посланцы страждущего, больного еврейства, но и как хорошие врачи". Дневник болезни еврейского народа — еврейская история, а она ведет к Эрец-Исраэль. Говоря о кишиневских мучениках, с которыми он лично встречался, оратор подчеркнул: "Страдания не ослабляют еврейский идеал, напротив — укрепляют его! Это заставляет меня дать вам совет не принимать никакого компромиссного решения на чрезвычайный случай". В заключение он предложил конгрессу принять резолюцию с выражением благодарности английскому правительству, но вместе с тем недвусмысленно заявить, что Сионистская организация, будучи верна своей основной цели, не сумеет заняться этим предложением. Таким образом, Бернштейн-Коган изложил перед конгрессом решение российских делегатов, принятое на их отдельном собрании большинством голосов.

Нахман Сыркин выступил в защиту рекомендации: он сказал, что серьезность вынесенного на обсуждение вопроса обязывает укротить эмоции и действовать в соответствии со здравым смыслом. Аргументы же, выставляемые противниками плана, не что иное как романтика. Не измена Сиону вынуждает нас обратиться к другой стране, а бедственное положение еврейских масс. Срочная необходимость организовать эмиграцию требует действия, и сионизм обязан взять на себя инициативу в этом жизненно важном для {179} еврейства вопросе. Если мы этого не сделаем, то понесем тяжелые потери, ибо множество евреев из года в год рассеиваются по всем странам земного шара, и эмиграционный вопрос становится все более серьезным. Как представители единственной организации еврейства мы должны откликнуться на эти нужды.

Не займемся этим вопросом мы — займутся общество ЕКО или другая филантропическая организация, и от этого дело только проиграет. Неверно, что приняв рекомендацию относительно Восточной Африки, мы тем самым отказываемся от надежд на Эрец-Исраэль. Ведь побуждения, толкающие нас к Эрец-Исраэль, имеют не только социально-экономический, но и духовно-нравственный характер. Отсюда следует, что нам нечего бояться Восточной Африки, потому что она не удовлетворит нашего национального чувства (Нахман Сыркин, создатель социалистического сионизма, после Седьмого конгресса в 1905 году вышел из рядов Сионистской организации и основал с группой своих единомышленников Социалистическую территориалистскую партию, называвшуюся сокращенно СС (Сионисты-социалисты). В Америке она называлась СТ (Социалисты-территориалисты). В 1909 году, проживая в Америке, Сыркин вернулся к старому ("классическому") сионизму, после того как убедился, что территориализм менее реалистичен, чем первоначальный сионизм. На Чикагской конференции произошло тогда объединение Сыркина и его товарищей с партией Поалей Цион, исповедовавшей примат Эрец-Исраэль.).

Лагерь сторонников угандийского плана составляли, за редким исключением, сионисты Запада, в то время как лагерь его противников, опять-таки за редким исключением, — российские сионисты. Тут и выявилась диаметральная противоположность между ярко выраженным политическим сионизмом и сионизмом национально-историческим.

Характерно, что именно представители страдающего, истерзанного и преследуемого еврейства России со всем пылом души боролись за Сион. Представители западного сионизма не могли этого понять. Российские же сионисты знали, что {180} трагедия евреев слишком глубока и велика, чтобы ее можно было с легкостью устранить. Они видели в сионизме сложный, длительный и фундаментальный процесс и не увлекались формально-политическим подходом, полагавшим решить историко-национальную проблему формальным актом получения "чартера". Это яркое противоречие между мировоззрением двух лагерей описывает Вейцман в своей автобиографической книге "Поиски и заблуждения".