Охрана безопасности населения».

Этот приказ руководство Красной гвардии исполняло условно (по возможности). Вооруженные силы в районах были уже распределены по местам и выполняли срочное задание по вывозу оружия из огнескладов Мызо-Раевска, Симоновского, Кремля и т.д. Послать невооруженных рабочих в центр было нельзя, так как там уже начинались бои и юнкера могли их арестовать и расстрелять.

В этот период в центр только около 15000 вооруженных и невооруженных рабочих. Красная гвардия действовала согласно плану, разработанного в ночь с 25 на 26 октября на совещании в гостинице «Дрезден». Этим планом, кстати, предусматривалось подталкивание ВРК к более решительным действиям. Для этого было решено буквально засыпать ВРК требованиями на оружие от районов и воинских частей. Мы, разумеется, знали, что нужного оружия от ВРК нам не получить, но наша цель была заставить ВРК раскачаться под давлением революционных масс. А проблема вооружения решалась нами самостоятельно.

Бои с юнкерами начались со столкновений на Красной площади и сражений в Сокольническом районе, когда мы вывозили транспорт. Как уже говорилось, мы взяли под охрану ВРК. Кроме того, расставили на улицах пикеты. Были приведены в боевую готовность все воинские части. Красная гвардия проводила мобилизацию своих боевых сил по заводам Москвы.

На ультиматум Рябцева в районах обратили мало внимания, расценив его как официальное объявление уже ведущейся Временным правительством войны против Советов. (В Калуге уже был разгромлен Совет). Полковник Рябцев, как командующий войсками Московского Военного Округа, своим ультиматумом потребовал распустить ВРК, сдать Кремль и сдать всем частям ВРК.

Вслед за ультиматумом Рябцев выпустил приказ по Московскому Военному Округу № 1493 от 27.10.1917., в котором, по согласованию Комитетом общественной безопасности при Городском управлении Москвы, объявил округ на военном положении, потребовал ликвидации ВРК и запретил войскам выполнять его (ВРК) распоряжения.

Красногвардейцы завода Михельсона взламывают деревянную стенку заводского здания и, к удивлению и ужасу администрации, извлекают оттуда 135 винтовок и 23 ящика патронов. Часть винтовок (100 из общего количества в 160 шт.) передаются «двинцам», находящимся в резерве на заводе Михельсона.

Части Красной гвардии Замоскворецкого района переходят на военное положение. Они стягиваются к штабу на Калужскую площадь, откуда высылаются патрули по 10 красногвардейцев к четырем местам на Москве-реке, к ревкому на Серпуховской площади к Коммерческому институту на Стремянном переулке.

Примерно так же проходили действия и в других районах. Так, в Хамовническом районе с утра 26.10. выставляются посты красногвардейцев по 10 человек на Крымской, Зубовской, Сенной площадях, на Смоленском бульваре и на Плющихе. Эти посты задерживали и направляли в ревком всех подозрительных (главным образом офицеров) и при наличии оружия – отбирали его.

Дорогомиловский совет также выбирает свой ревком, а когда меньшевик Кобинков от имени Исполкома пытается закрыть Совет, его выставляют, отобрав у него наган. Хамовники, учитывая небольшие силы Дорогомиловского района, предлагают этому ревкому и его «красногвардейцам» влиться в Хамовники. Но тт. Федосов (начальник гвардии, беспартийный рабочий) Панов и Панченко не подчиняются этому решению, организуют самостоятельный Ревком, создают комиссию для конфискации оружия на Брянском вокзале у приезжих офицеров и отбирают у них 12 револьверов и 1 винтовку.

В Замоскворецком районе воинские части приготовились, но находились еще в казармах. Среди красногвардейцев распределены последние берданки и к каждой выдано по 5 патронов. Получены сведения, что в Коммерческом институте собралось вооруженное эсеро-меньшевистской думой студенчество, которое под руководством офицеров-инструкторов готовились к нападению на красногвардейцев района. Туда был выслан наряд Красной гвардии под командой т. Вакса. Не доходя до института на Большой Серпуховской, наш патруль встретил разведку студентов, залег и первым открыл огонь. Студенты отвечали, но неудачно. Один из них был убит, двое ранены, еще три студента и офицер-инструктор взяты в плен, остальные разбежались.

После этой стычки районный ВРК перешел из серпуховской столовой в помещение ресторана Попова на Калужской площади. Штаб Красной гвардии посылает отряд красногвардейцев в центр.

 

Красная гвардия в начале октябрьских дней имело около 900 винтовок (в том числе около 400 берданок и некоторое количество «итальянок»), около 9000 револьверов, преимущественно средние и большие браунинги, затем наганы и около 200 маузеров. Революционные части московского гарнизона имели не более 5000 винтовок с очень ограниченным количеством патронов. Легкая артбригада на Ходынке почти на ¾ своего состава поддерживала большевиков.

На артиллерийскую помощь до перехода арсеналов в наши руки мы могли рассчитывать в небольших размерах, т.к. у артиллеристов было мало снарядов. Тяжелая артиллерия, находившаяся в селе Богородском, стала активно участвовать только с 30 октября, когда тт. Переверзнев и Блохин ввели ее в бой. Крупно силой являлись Мастерские тяжелой артиллерии, где работало около 3000 рабочих и разоруженных Временным правительством «ненадежных» солдат. Там ремонтировались около 400 орудий, от 3* до 6[A1] *, из них мы могли рассчитывать на 60 орудий разного калибра. Их ремонт был завершен ускоренно, найдены тракторы для доставки орудий на позиции, но… для этих орудий у нас не было ни одного снаряда. Отсюда видно, что приведение артиллерии в боевую готовность полностью зависело от захвата в наши руки арсеналов, огнескладов и всего транспорта для доставки снарядов для орудий. Эта задача планом Центрального штаба Красной гвардии была намечена как одна из основных задач начала восстания.

Уже вечером 25.10 мы приступили к реквизиции всех видов транспорта. В ночь с 25 на 26 октября мы привели к Моссовету под вооруженной охраной красногвардейцев около 30 грузовиков 17-й автомобильной роты. Это было сделано без санкции ЦВРК

(но с ведома части членов МК). Поэтому когда в 4 часа грузовики прибыли к Совету, начался переполох. Нас за «самочинные» действия т. Смидович и другие члены ЦВРК отругали и хотели отослать грузовики обратно. Мы этому решительно воспротивились.

2 грузовика были отправлены в склад авиапарка за пулеметами, ордер на получение которых после настойчивых переговоров был подписан членом ЦВРК т. Смидовичем. Остальные грузовики здесь же на площади остались ожидать пулеметов.

Товарищ Эссен вывел грузовики и легковые автомобили из автогаража Манежа в более надежное место и имел их под своим наблюдением и охраной. Представитель МК и Военного бюро по 2-й автороте т. Блохин обещал привезти все автомобили роты в боевую готовность для действий по нашему плану, который был ему сообщен. Это работа была проведена непосредственно Центральным штабом Красной гвардии. Одновременно такая же работа проводилась и по районам, т.е. по всем заводам были немедленно мобилизованы грузовики, легковые автомобили, мотоциклетки, а также были реквизированы частные автомобили.

Из-за приказа о выжидательном положении и запрещении выдачи оружия районам из арсеналов без го разрешения мы свой план по немедленному вооружению Красной гвардии и революционных войск полностью в жизнь не могли. Только с падением Кремля выжидание закончилось, и весь наш транспорт был немедленно брошен на вывоз оружия из арсеналов и вооружения всей Красной гвардии и революционных воинских частей.

Нужно отметить, что распоряжение ЦВРК о выдаче оружия только с его разрешения соблюдалось комиссарами арсеналов и огнескладов только до, примерно, 28 октября. Причинами неподчинения были бездеятельность ЦВРК и категорическое требование районных ВРК, революционных масс рабочих и солдат о выдаче оружия в связи с активными и решительными действиями белогвардейцев. Особенно после сдачи Кремля и расстрела белогвардейцами солдат 56-го полка. Этот факт наиболее ярко выявил губительность для дела революции соглашательскую тактику ЦВРК, вызвал большое недовольство, вплоть до угрозы с мест разогнать ЦВРК. Решающую роль в срыве губительной линии ЦВРК сыграла ленинская часть МК, в частности тт. Бухарин, Ольминский, З0емлячка, Владимирский, Штернберг, Усиевич, Марин, Маленков и др. Получив известие о полной растерянности ЦВРК, эти ленинцы перенесли все руководство МК в районы, главным образом в Замоскворецкий (где работали тт. Бухарин, Ольминский, Землячка), Лефортовский и Городской. Было решено развить самые решительные действия во всех районах Москвы с направлением «на центр». После этого с утра 28.10. весь мобилизованный нами транспорт был двинут во все находящиеся под нашим контролем арсеналы и огнесклады, и началось еще небывалое, неописуемо быстрое и энергичное вооружение Красной гвардии и революционных солдат.

Многое делалось без оформления привычными документами. Так 39 вагонов винтовок, захваченных нами у Гжатска, были привезены на станцию Казанская-товарная и распределены по районам без особых формальностей. Со складов в Мызо-Раево для артиллерии Мастяжарта и отрядов Красной гвардии Центрального штаба Красной гвардии только под расписку в книге кого-либо из членов Центрального штаба Красной гвардии было отпущено около 2500 снарядов, несколько тысяч ручных гранат и сотни тысяч патронов.

Вооружение Красной гвардии происходило также при содействии г. Тула. 23 и 26 октября Центральным штабом Красной гвардии были отправлены на грузовиках в Тулу около 100 товарищей. 28 октября они привезли оттуда 12 грузовиков, нагруженных револьвера ми и пулеметами.

 

Викжель (Всероссийский железнодорожный союз), в руководящих органах которого сидели главным образом, высшие чиновники железных дорог, телефонных и телеграфных линий, сильно нарушал работу революционных организаций на железных дорогах. У Викжеля был тесный контакт с Общеармейским комитетом при ставке, с Временным правительством, почтой и телеграфом. В его руках находились фактически все жизненные артерии страны – железные дороги, телефонно-телеграфные сети и т.д.

Во время октябрьских боев Викжель являлся совместно с почтой и телеграфом посредником в переговорах о перемирии с оппортунистической частью наших товарищей. В эсеровском документе «Конъюнктура дня» говорится, что нужно «достигнуть с правым крылом большевиков. Вне этого соглашения нельзя повести за собой массы, являющиеся реальной поддержкой всякой власти». Эсеры же, конечно, не могли не знать, что наши «коалиционеры» также не имеют за собой масс, но им нужно было использовать имя «большевиков», чтобы ввести в заблуждение рабочие массы и хоть в некоторой степени помешать восстанию. Кроме того, выгадывая своим посредничеством время, они давали возможность Общеармейскому комитету, и ставке подтянуть верные им войска для подавления вооруженного выступления. «Коалиционеры» в руках эсеров должны были послужить орудием единственно для того, чтобы расправиться с восстанием и потопить его в крови. Наряду с Викжелем имелась еще организация работников почты и телеграфа, которая выступила против восстания, пригрозив вывести из строя Московский узел связи, одновременно дав распоряжения закрыть телефонные и телеграфные линии для большевиков.

К началу вооруженного восстания дело со связью у нас обстояло скверно. Немаловажную роль здесь сыграли нерешительность и соглашательство ЦВРК. Рябцев, Руднев и Временное правительство на деле не пошли по пути соглашения, как это воображали наши уважаемые товарищи из социалистической коалиции, а действовали весьма решительно. Занятые нами почта и телеграф были взяты противником обратно, снова по всей Москве и России связь работала на пользу контрреволюции. Только решительные действия Красной гвардии, согласованные с ленинцами – членами ВРК и МК привели к тому, что снова нам удалось захватить почтово-телеграфную и телефонную связь.

29 октября Общество Московско-виндавской-рыбинской железной дороги из Петрограда посылает программу, в которой, выступая против большевистской революции, призвал к всеобщей забастовке всех железнодорожников.

Викжель тоже выступил с ультимативным требованием прекращения восстания, угрожая забастовкой. Однако, мы ультиматума не приняли, а железнодорожные рабочие требовали решительных действий под руководством нашей партии. Вместо Викжеля мы создали Викжедор, который принял активное участие в вооруженном перевороте в Москве и Петрограде. Но на железных дорогах очень важную роль играет и труд высшего служебного персонала, поэтому создавшееся положение причиняло затруднения вооруженному восстанию. Однако, эти затруднения были полностью преодолены большевиками железнодорожного района Московского узла и Викжедором.

Если Викжель активно стал на сторону контрреволюции, то в рабочих массах железнодорожников происходило совершенно другое. Они усиленно готовились к Октябрьскому перевороту и, зная, что Викжель является организацией чиновническо-бюрократической, не считались с ним. Накануне Октября, по инициативе партии большевиков, в Москве отдельные районы московского железнодорожного узла организуют военно-революционные комитеты и отряды Красной гвардии. По всем станциям железных дорог помимо образования военно-революционных комитетов активное участие в захвате власти и управлении движением поездов. Они приступили к разоружению контрреволюционных воинских частей, оружием которых вооружались сами рабочие. Задерживали и переадресовывали нам эшелоны нам эшелоны с вооружением для белогвардейцев. Об эшелоне с 39 вагонами винтовок, угнанном из Гжатска, уже говорилось. (Там же не удалась попытка угнать эшелон с артиллерией).

Наши организации Красной гвардии и ВРК на железнодорожном транспорте, под руководством представителей Центрального штаба Красной гвардии тт. Маленкова, Зимина и Сентябова выполнили свои задачи по подготовке вооруженного восстания на железных дорогах.

 

Кремль, расположенный в нем 56-й полк и арсенал, были для нас важнейшим объектом. Центральный штаб Красной гвардии и ленинская часть МК предложили назначить комиссаром и комендантом Кремля опытного революционера и видного участника боев 1905 г. П.К. Штернберга. Однако ВРК назначил комендантом арсенал Кремля молодого и малоопытного большевика-прапорщика

О. Берзина, а политкомиссаром к нему т. Ярославского. На совещании 26.10 в Политехническом музее красногвардейцы Хамовнического района предложили послать в Кремль свой отряд с опытными большевиками для распропагандирования тех частей в Кремле, которые пока не перешли на ту или иную сторону. Красногвардейцы держали связь с представителями 56-го полка и роты

193-го полка, находившихся в Кремле.

Красногвардейцы под руководством т. Страхова вошли в Кремль частью на грузовиках через ворота, частью через стену

со стороны гостиницы «Метрополь», где их пропускали часовые 56-го полка. Войдя в Кремль, красногвардейцы стали проводить групповые беседы, затем провели общий митинг, где решили взять из арсенала оружие для Красной гвардии. В этом особенно энергичное содействие оказала рота 193-го полка, где работал прапорщик Малиновский. Настроение солдат определилось в нашу пользу.

Как это происходило – вспоминает т. Страхов (эти воспоминания приводятся автором в изложении).

Отряд для занятия Кремля был готов. Дважды посылали за указаниями т. Ногину в Политехнический музей, но там шли только споры. Тем временем от наших разведчиков – калужских самокатчиков в 3 часа ночи получили данные о движении юнкеров по Воздвиженке к Кремлю и Манежу. Только в 9 часов утра двинулись к Манежу – занимать Кремль. У т. Страхова было предписание к коменданту т. Берзину о выдаче оружия. С отрядом приехали также 18 «двинцев». Только часть автомобилей во главе с т. Страховым въехали в Кремль, остальные были задержаны юнкерами, находившимися в Манеже.

Красногвардейцы по разрешению Берзина загрузили грузовики оружием. Одновременно, обнаружив в казармах офицеров, красногвардейцы разоружили их и строем вывели за ворота Кремля, которые затем зарыли.

Попытка вывести грузовики с оружием из Кремля не удалась. Ворота уже были заперты на замки как изнутри, так и снаружи, а за воротами стояла цепь юнкеров и казаков. «Двинцы» открыли огонь и уложили 6 юнкеров. Ответный огонь юнкеров заставил грузовики отъехать назад, и усилившийся обстрел через ворота вынудил «двинцев» и шоферов слезть с машин. Три автомобиля остались посреди двора за воротами под обстрелом. Срочно организовали собрание в клубе офицерского собрания, на котором решили во что бы то ни стало прорваться, одновременно двинув в разные ворота. Но комендант Кремля т. Берзин уговорил подождать с прорывом до вечера. Вечером Берзин попросил остаться до утра, так как должны были подойти наши. Выставили караул у машин и всю ночь провели в беседах с солдатами. В результате большинство солдат стали поддерживать красногвардейцев, и даже попытались с боем вывести наши машины из Кремля и помочь им прорваться. Особенно рвались в бой две роты 193 полка (так называемые «мартовцы»). Им не уступали часть солдат 56-го полка.

 

Кремль был окружен 4-й и 6-й ротами юнкеров 5-й школы прапорщиков. 27-го красногвардейцы решили прорваться. Берзин, наконец, согласился на прорыв и обещал дать для него два броневика, находившихся в Кремле. Один из них должен был пойти впереди грузовиков, второй – прикрыть их с тыла. Пока готовились, по телефону было сообщено, что белогвардейцы готовятся наступать на Кремль. Срочно стали организовывать оборону. Был создан Революционный полковой комитет. На совещании ревкома было решено ударить по юнкерам изнутри Кремля навстречу нашим, пустив вперед два броневика. Однако выяснилось, что броневики уже захвачены офицерами Украинского полка,который охранял Николаевский дворец под командой полковника Ануфриенко. Освободить броневики они отказались и заявили, что хотят вывезти их с Кремля. Тогда солдаты 7-й роты вырыли ров у ворот гаража и у выходных ворот на улицу, поставили заграждения. Там заняли позицию солдаты 8-й роты с 4-мя пулеметами, блокировав грузовики.

В 23.40 юнкера открыли по Кремлю ружейный и пулеметный огонь, поставив пулеметы на втором этаже Верхних торговых рядов. Одновременно они начали бить по Кремлю из трехдюймовых орудий, находившихся на Арбате у штаба юнкеров. Красногвардейцы и солдаты не отвечали – все, кроме 7-й и 8-й рот, находились в клубе и в казармах. Берзин отдал приказ о занятии позиций и о полной боеготовности. Солдаты и красногвардейцы быстро заняли позиции.

Вскоре обстрел прекратился, и атаковать Кремль белогвардейцы пока не решились. Настроение большинства солдат, находившихся в Кремле, давало полную возможность удержать Кремль в наших руках. Однако, неопределенность общей обстановки в городе, отсутствие четко поставленной задачи гарнизону и, лавным образом, недопустимо колеблющееся поведение ВРК, отрицательно влияли на обороняющих Кремль, способствуя его сдаче.

Около 12 часов дня положение было все еще неясным. От ВРК не поступало директивы об аресте офицеров и об открытии огня. Неожиданно через Троицкие ворота проходят т. Муралов, полковник Рябцев, т. Ногин, т. Блохин из Совета солдатских депутатов и еще кто-то. Созывается собрание, на котором полковник Рябцев говорит, что в подвалах Кремля хранится много золота и других ценностей, которых нужно надежно охранять. А так как 56-й полк устал, его нужно вывезти из Кремля, заменив юнкерскими подразделениями.

Это обращение вызвало бурю негодования. Рябцев сделал резкие выпады в сторону красногвардейцев и революционных солдат, что привело к попытке самосуда над Рябцевым. Только после вмешательства т. Страхова, по просьбе тт. Ногина и Ярославского, солдаты оставили Рябцева и позволили ему уйти вместе с Ногиным.

По свидетельству т. Страхова, Рябцев трижды вместе с Мураловым, Ногиным, Ярославским, Аросевым и другими посещал Кремль и в их присутствии вел разговоры о вводе в Кремль юнкеров. Разъезды руководителя московской белогвардейщины совместно с членами ВРК и контрреволюционные речи Рябцева в присутствии последних, конечно, действовали разлагающе и поколебали неустойчивую часть гарнизона Кремля, в том числе коменданта Кремля Берзина.

В отличие от Петрограда, где Временное правительство и командование белых было изолировано и арестовано, в Москве «генеральный» руководитель белогвардейцев Рябцев свободно разъезжал совместно с членами ВРК и в их присутствии держал контрреволюционные речи, будучи в кругу революционных частей. Ясно то, в результате таких «дружеских отношений» последовала сдача Кремля.

Когда юнкера начали наступление на Кремль, солдаты и красногвардейцы бросились к стенам и открыли огонь по белогвардейцам. Товарищи Страхов и Ивлев приняли активное участие в организации обороны. Они возглавили 11-ю роту арсенальцев и с ее помощью обеспечили бесперебойную подачу патронов стрелкам, снаряжения и доставку пулеметных лент пулеметчикам. Около стены с площади юнкера делали подкоп и подтаскивали что-то тяжелое. Очевидно, хотели взорвать стену динамитом.

Дружным огнем юнкерам 4-й и 6-й рот 5-й школы прапорщиков были нанесены значительные потери. У нас трое раненых: двое в ноги и один в руку, в плечо и в шею. Их санитары отнесли в клуб, где был оборудован лазарет. Роты 56-го полка стойко и ожесточенно сражались. Рота Украинского полка, охранявшего во время боев Николаевский дворец, по приказу полковника Ануфриенко снялась и ушла в казарму. В клубе солдаты этого полка начали митинговать, склоняясь к сдаче белогвардейцам. В клуб прибыли тт. Страхов и Берзин и выступили против таких настроений. Украинцы после этого хотя и пошли на свои места, но участия в бою не принимали, и частью побросали оружие и скрылись в казарме. Потом среди них опять началась агитация: «Сдадимся, нас окружили».

К двум часам ночи стали слышны выстрелы, шум и крики «ура» со всех концов Москвы. Красногвардейцы стали ободрять солдат, что наши идут их выручать. Тем временем полк украинцев стал все более разлагаться и разлагать наших бойцов. В 6 утра 28.10 в ворота попадает снаряд, а затем поступает приказ полковника Рябцева – в течение пяти минут сдать Кремль, в противном случае он будет разбит. Предложение Рябцева сразу решено не было, а ответили через 25 минут.

Украинский полк решил целиком сдаться. Но часть солдат и красногвардейцев решили держаться до последнего. Однако комендант Кремля т. Берзин решил сдать Кремль. После 25 минут было второе предложение о сдаче Кремля, и если в пять минут все не разоружатся, Тогда он никого не тронет, в чем дает свое честное слово. Большинство солдат 56-го полка и красногвардейцы и после этого решили не сдаваться. А мы, руководители красногвардейцев, заранее знали, что нам может быть при сдаче, и какова будет наша судьба…

Берзиным был отдан приказ прекратить стрельбу по юнкерам. Некоторые солдаты отказались прекратить огонь, не хотели считаться приказом Берзина, желали дальше вести оборону.

Итак, вопреки нашему решению, в 6.35 утра ворота Кремля были открыты и с двух сторон вошли юнкера с опаской. Берзин приказал сдать всем оружие. Некоторые солдаты неохотно бросали винтовки, клали их у своих ног, у некоторых были даже слезы на глазах. Солдаты же Украинского полка бросали винтовки шагов за 10 и быстро поворачивались спиной к оружию.

Солдаты-большевики 56-го полка еще держались и не хотели сдаваться.

Берзин построил на площади всех, кто был снят со своих боевых мест, и тех, кто находился в казарме, подал команду: «Полк, смирно!» и крикнул перед проходившими юнкерами: «Положить оружие!» Оружие положили, но некоторые попрятали его в казармах.

Юнкера передвигались дальше вглубь Кремля с двух сторон. Шли колоннами: впереди пулеметчики-офицеры с пулеметами. Солдаты, не хотевшие сдаваться и находившиеся около стены с частью красногвардейцев, открыли при виде юнкеров огонь. Юнкера в панике бросились бежать к стенам, а некоторые обратно за ворота с криком: «Измена, измена! Где Рябцев?» В это время около стены проходили броневики. Солдаты, увидя их, решили, что это наши броневики, и усилили огонь. Но вдруг броневики остановились и открыли огонь по стрелявшим. Солдаты были ошеломлены, но все же продолжали стрелять.

Когда юнкера вошли в Кремль, был удобный и решительный случай в пользу Красной гвардии, - они шли густыми колоннами и были ужасно робки и несмелы. Вот в этот момент, возможно, было побить все колонны не только из пулеметов, но даже из винтовок. И ведь у нас были почти на каждой колокольне пулеметы и достаточное количество лент – у некоторых доходило до 15 ящиков. Солдаты были уверены, что мы отстоим Кремль, и побили бы юнкеров, в особенности благодаря тому, что они шли колоннами.

 

(Далее приведены свидетельства и воспоминания тов. Страхова о том, что происходило после сдачи Кремля).

«Когда броневики, а также задние ряды юнкеров открыли огонь по стене, я был ранен в голову. Помню, что при ранении я еще в последний раз спустил курок, после чего у меня сейчас же стало темно

В глазах, и я упал.

[Через какое-то время] я пришел в себя и встал. Но у меня уже не было ни винтовки, ни револьвера… Недалеко от мен стоит мой товарищ И.С. Сидоров… Не успел я крикнуть Сидорову, как ко мне подбежали человек семь юнкеров и… один матрос. Меня сразу ударили несколькими прикладами. Я падаю и только слышу как будто сквозь какой-то сон, что они кричали: «Коли его!», «Руби его!» и т.д. Все-таки я собрался с силами и открыл глаза: против моих глаз стояла толпа юнкеров и двое из них направили на меня штыки, а третий на меня замахнулся шашкой.

…Я очнулся в построенных рядах, как и все солдаты, и чувствовал, что выбиваюсь из сил. Но меня ободрила трескотня пулемета. Рядом с собой слышу крики ужаса. Это юнкера стали в нас из пулемета, и около меня, как снопы, повалились солдаты. Около Николаевской гаупвахты стояли офицеры и кричали: «Стоять смирно! Не ложиться!». Ко мне пошел… подпоручик, да как ударил меня по любу наганом, я упал. Только чувствовал, как меня бросили на гауптвахту.

Когда я пришел вновь в чувство, то увидел опять перед собой т. Сидорова.… А около меня и сзади Сидорова уже лежали трое мертвых и кровь… кровь. Тов. Сидоров мне рассказал, как юнкера меня били…

Мы думали, чем и как нам с собой покончить, но ничего не смогли придумать, ибо у нас… ничего было [для этого].

28-го в 3 часа дня нас погнали в казармы. Нас было много, около 500 человек. У дверей стояли юнкера и поставили пулеметы. Разговаривать нам запретили, но мы не обращали на это внимания, так как были очень голодны…

В 7 часов вечера до нас стали доноситься звуки орудийных выстрелов. Слышим взрыв снаряда на площади… около церкви, где снаряд угодил около… паперти, да так и снес там угол. Слышим, второй, третий и четвертый.… И мы все заговорили и обрадовались, что умирать легче под своими снарядами, и запели «ВЫ жертвою пали». В этот момент, во время пения… пятый… снаряд врезался в угол стены казармы, сбил угол и ворвался в казарму.… Здесь произошла маленькая паника, но скоро, все обошлось и успокоилось. Вдруг в самое среднее окно казармы влетел трехдюймовый снаряд и, пролетев все помещение, вылетел в другое окно. Когда он летел, от него было очень жарко, и у меня осталась с того дня на память мне правый висок. Один старикашка, с испуга, очевидно, скончался от разрыва сердца».

Наша разведка, когда еще Кремль находился в руках белых, донесла:

«IX 12 час. Донесение

Солдат 56-го полка, убежавший из Кремля от контрреволюционеров, доносит следующее. В четверг в 12 часов ночи юнкера наступали на Кремль. В пятницу у нас с юнкерами было настоящее сражение, и они предлагали сдаться. В субботу в 8 часов утра они у нас отобрали оружие и начали безоружных расстреливать из пулеметов, когда мы в панике бросились вроссыпь и, в особенности в казармы, юнкера направили в передовых штыки, и офицеры начали бить из револьверов. Насколько нам известно, убитых осталось около 250-300 человек, остальных арестовали и отправили в окружной суд, потом заперли в казармах. В казармах, где прежде помещалась одна рота, и окна отворять строго воспрещалось, и нам очень трудно было жить ввиду сдавленного воздуха, оправиться нас выводить было строго воспрещено… 31 октября нас опросили. 35 человек они нашли невиновными, и освободили. Таким образом, воспользовавшись этим освобождением, я поспешил в ВРК с донесением. Прапорщик, который принял командование полка во время восстания, был избит до полусмерти, и сейчас сидит, ему не оказывают никакой медицинской помощи. Товарищей просят на помощь.