Дуг, Том, мама, бабушка и прабабушка.

ДУГ.

Бывают дни, сотканные из одних запахов: весь мир можно втянуть носом, как воздух – вдохнуть и выдохнуть. А в другие дни можно услышать каждый гром и каждый шорох вселенной. Иные дни хорошо пробовать на вкус, иные – на ощупь. А случаются и такие, когда есть все сразу.

 

В отдалении высвечивается фигура очень старой женщины. Это мисс Элен Лумис.

 

ЛУМИС.

А я вам писала.

Нет, это письмо особенное. Запомните, как оно выглядит. Когда почтальон принесет вам его, это будет означать, что меня нет в живых.

Не перебивайте. Через несколько дней я умру. Я не боюсь. Когда живешь так долго, теряешь многое, в том числе и чувство страха.

Вы должны мне кое-что обещать, Дуглас. Обещайте не дожить до глубокой старости. Очень советую – ведь кто знает, когда еще появится на свет вторая Элен Лумис. А вы только представьте: вот вы уже дряхлый старик, плететесь по Главной улице и вдруг видите меня, а мне только двадцать один, и все опять полетело вверх тормашками – ведь правда, это было бы ужасно? Так что, постарайтесь умереть, пока вам не исполнилось пятьдесят. Ведь я не знаю, сколько вас там продержат. А вдруг сразу отпустят обратно? Но я сделаю все, что могу, Дуглас, обещаю вам.

ДУГ.

Смерть предсказать невозможно.

ЛУМИС.

Вот что, дорогой мой Дуглас. Полвека я наблюдаю за дедовскими часами в прихожей. Когда их заводят, я могу точно предсказать, в котором часу они остановятся. Так и со старыми людьми. Они чувствуют, как слабеет завод и маятник раскачивается все медленнее.

Девяносто пять – я чересчур зажилась на свете, это ясно. А вы родились то ли слишком рано, то ли слишком поздно. Ужасно досадное несовпадение. Но на следующем обороте колесики могут опять повернуться так, как надо...

Ох, пожалуйста, не смотрите на меня так. Мы ведь славно провели время, правда? Это было так необыкновенно хорошо – наши с вами беседы каждый день. А наши путешествия? Моя память и ваше воображение… Мы ведь с вами объехали весь мир! Мой дух соприкасался с вашим, и дни эти были лучшими в моей жизни. Еще о многом надо поговорить, да придется отложить до новой встречи.

А пока… поговорим о чем-нибудь другом. Осталось ли на свете хоть одно местечко, где бы мы не побывали?

ДУГ.

Гринтаун…

ЛУМИС.

Гринтаун?!

ДУГ.

Да… Город детства…

ЛУМИС.

Бывают дни, сотканные из одних запахов, словно... Словно весь мир можно втянуть носом, как воздух...

ДУГ (перехватывает инициативу).

...вдохнуть и выдохнуть! Сегодня пахнет так, будто за одну ночь невесть откуда взялся огромный фруктовый сад, и все до самого горизонта так и благоухает...

ЛУМИС.

А вам бы надо писать.

ДУГ.

Я газетчик.

ЛУМИС.

Вот именно. А вам надо писать. Или вы думаете, что это удел одиноких старух?

(И вновь - за сочинительство.) Воздух пропитан дождем, но на небе – ни облачка. Того и гляди...

ДУГ.

Того и гляди, кто-то неведомый захохочет в лесу...

ЛУМИС (осаживает).

...но пока там тишина. Если очень внимательно слушать тишину?..

ДУГ.

То иногда удается услышать, как носится над землей пыльца полевых цветов, а все вокруг так и гудит жуками и пчелами!

ЛУМИС.

Только это вовсе не пчелы, а целый мир тихонько напевает себе под нос… (Напевает.) «Вино из одуванчиков… Вино из одуванчиков… Вино из одуванчиков…»

ДУГ.

Вино из одуванчиков.

Самые эти слова – точно лето на языке. Пойманное и закупоренное в бутылки лето. И тогда, когда тебе двенадцать, и ты впервые узнал, что ты живой, что затем и ходишь по земле, чтобы видеть и ощущать мир, понимаешь еще одно...

ЛУМИС.

Частицу всего, что узнал, надо закупорить и сохранить.

Потому что…

ДУГ.

Потому что...

Настанет такой январский зимний день, когда тебе уже не двенадцать, и не тридцать один, а сорок девять, когда валит густой снег, и лето кажется давно забытым чудом, и хорошо бы его снова вспомнить… хорошо бы вспомнить…

 

Чтобы песенки, в общем-то, спетой

На мгновенье сложились осколки,

Я стаканчик беру из буфета,

Достаю я бутылочку с полки.

 

А хранится в бутылочке этой,

В самых недрах хрустального свода

Совершенно конкретное лето

Совершенно конкретного года.

 

ДУГ и ЛУМИС.

Вино из одуванчиков,

Вино из одуванчиков,

Из ласкового ветра и шелковой травы.

Про дедушек и бабушек,

Про девочек и мальчиков

Про шорох пролетающей совы.

 

ДУГ.

Я свою пожелтевшую память

Истрепал, как любимую книжку.

Хоть, конечно, непросто представить,

Что и я был когда-то мальчишкой.

 

Что нырял в каменистую речку

И в кино проходил без билета…

И казалось, что все бесконечно,

Кроме слишком короткого лета.

 

Вино из одуванчиков,

Вино из одуванчиков,

Из ласкового ветра и шелковой травы.

Про дедушек и бабушек,

Про девочек и мальчиков

Про шорох пролетающей совы.

 

Из темноты постепенно проступает абрис летнего Гринтауна.

 

…Под вечер дедушка выходит на веранду и принимается невозмутимо разглядывать два пустых кольца, свисающих с потолка. Он отыскивает в гараже качели, стирает с них пыль и подвешивает к кольцам. Потом издали здоровается с соседями – те тоже выходят на уставленные цветами веранды.

ЛУМИС.

…Из дома выносят летние кресла, качалки, шезлонги. Кто-то бренчит на старом разбитом фортепьяно. Чиркают спички, булькает вода, тарелки со звоном ставят сушиться на полку…

ДУГ.

…Вот появляется папа, дядя Берт. Потом еще кто-нибудь из родных. Как привидения, возникнут вдруг бабушка, прабабушка и мама, и тогда мужчины зашевелятся, встанут и придвинут им стулья и качалки.

ЛУМИС.

Они болтают без умолку целый вечер, а о чем – назавтра уже никто и не вспомнит. Да никому и не важно, о чем говорят взрослые. Важно только, что голоса звучат и этот звук то нарастает, то замирает.

ХОР.

Вино из одуванчиков,

Вино из одуванчиков,

Из ласкового ветра и шелковой травы.

Про дедушек и бабушек,

Про девочек и мальчиков

Про шорох пролетающей совы.

ДУГ.

…И наконец, дети – они бегали где-то, играли в прятки или в мяч, а теперь, запыхавшись, стремительно врываются в размеренный взрослый мир, снова наполняя его солнцем, и словно бы превращая закат в рассвет…

ДЕТИ.

Вышел мертвый из могилы,

Вынул грабли, вынул вилы,

Вынул старую винтовку,

Вынул тухлую морковку,

Вынул саблю, вынул ножик

И пошел пугать прохожих.

И сказал он: раз-два-три,

Кто не спрятался – замри!

 

Все замирают в тех позах, в каких настигло их это слово – «замри».

Дуг вступает в детскую компанию осторожно, словно боясь разрушить что-то хрупкое, мимолетное.

Подходит к одному из мальчиков, снимает с него легкую летнюю кепку, надевает на себя.

ДУГ.

Хорошо, Том, что мы снова рядом.

Том «оживает».

ТОМ.

Конечно, хорошо, Дуг.

ДУГ.

Ты вернулся, Джон Хаф, это правда?

«Оживает» Джон.

ДЖОН.

Конечно, вернулся. Разве восемьдесят миль – это расстояние?

ДУГ.

Ты возвращался долго. Всю жизнь.

ДЖОН.

Жизнь еще не кончилась, Дуг.

И вот они снова втроем – Дуг Сполдинг, Том Сполдинг и Джон Хаф. Как тогда… Вернее, теперь уже безо всякого «как». Просто ТОГДА.

 

ДЖОН.

Если хочешь посмотреть на две самые главные вещи – как живет человек и как живет природа, – надо прийти сюда, к оврагу. Город раскололся здесь на две половины. Здесь кончилась цивилизация. Здесь живет только вспухшая земля, и каждую минуту совершается миллион смертей и рождений.

ТОМ, ДЖОН, ДУГ и ДЕТИ.

 

Когда пробегаешь

По краю оврага,

Нужна и сноровка

Нужна и отвага.

Ведь в самый безоблачный

Солнечный день

Там прячется самая

Черная тень.

 

Ужасным оврагом

Распорото лето,

Он все разделяет

На «то» и на «это».

В таинственных лужах

И в мертвых кустах

Скрывается ужас

И селится страх.

 

У летних мальчишек,

У летних мальчишек,

За лето прибавится

Ссадин и шишек,

Разбитых носов

И разбитых коленей,

А так же открытий

И преодолений.

 

Пропитанный солнцем,

Пропитанный пылью,

Ты ждешь терпеливо,

Чтоб выросли крылья,

И с радостным криком

На полном лету

Снарядом врезаешься

В сторону ту.

 

И дальше бежишь,

Несмотря на усталость:

Тропинка про юность,

Тропинка про старость…

Тут можно спросить

У холодной реки,

Откуда берутся

На свет старики.

 

И может быть кто-то

Из летних мальчишек

В измятой тетрадке

Возьмет и запишет:

«Какое хорошее

Выдалось лето,

Как много открыто

И преодолето».

 

ДУГ.

Внезапных открытий открытые раны…

Как странно! -

Почти что не больно…

Как к яркому свету,

По черной заброшенной штольне -

К ответу, к ответу…

И тут не поможет

Ни чей-то накопленный опыт,

Ни шепот

Когда-то прочитанных книжек…

Все ближе…

А раны? – их верное время залижет.

Все ближе…

Я слышу и вижу,

Как в сказке – таинственный ларчик…

Все ближе и ближе,

Все ярче и ярче…

И в самое сердце

Удар ножевой:

«Я живой!

Я живой!

Я живо-о-ой!!!»

 

Раскинув руки, в изнеможении Дуг лежит на земле.

 

ТОМ.

Дуг! Дуг? Ты живой? Дуг!

 

Пауза.

 

ДУГ (о своем).

Я жи-вой… Том… Как по-твоему, все люди знают… знают, что они… живые?

ТОМ.

Ясно, знают. А ты как думал?

ДУГ.

Хорошо бы так. Хорошо бы все знали.

 

***

 

ДУГ.

В тот вечер мужчины собрались перед табачной лавкой и принялись сжигать дирижабли, топить боевые корабли, взрывать пороховые склады. Смертоносные тучи вспухали в дыму их сигар.

ХОР КУРИЛЬЩИКОВ.

 

Чего можно ждать от грядущего лета?

Оставим-ка этот вопрос без ответа,

Иначе лишимся совсем аппетита и сна.

Решили мы тут возле лавки табачной,

С чего б это лету случиться удачней,

Удачней, чем прошлое лето иль эта весна?

Ох, эта весна!

Что она принесла?

Точнее сказать,

Что она унесла?

Шестнадцать баранов при помощи смерча.

Четырнадцать жизней при помощи смерти.

Остатки надежд и остатки иллюзий,

Что есть в Капитолии честные люди.

Залезла в карманы под видом инфляций.

Совсем разучила людей удивляться.

А слабую искру народных волнений

Накрыла холодной волной наводнений.

А несколько жен получили записки

О том, что мужья их балуются виски,

Но этого мало, как будто притом

Они посещают какой-то притон…

Ах, что за несносная эта весна,

Ах, сколько несчастий она принесла!

Чего уж тут ждать от грядущего лета,

Уж лучше оставить вопрос без ответа.

Шестнадцать баранов…

Четырнадцать жизней…

Остатки иллюзий…

Волна наводнений…

 

Как джинн из плотных клубов дыма появляется Лео Ауфман.

 

ЛЕО.

Перестаньте! Ради Бога, прекратите эти похоронные марши!

ДЕДУШКА СПОЛДИНГ.

Вы правы, Лео! Они каркают, как вóроны. Ну, так изобретите что-нибудь, попробуйте сделать жизнь ярче, веселее. Вы же ювелир, Лео, у вас золотые руки.

ЛЕО (смущенно взглянув на свои ладони).

Ах, бросьте, они просто иногда имеют с ним дело, с этим золотом.

ДЕДУШКА.

Не скромничайте. Ведь вы мастерили велосипеды, чинили игральные автоматы, были даже киномехаником. Правда?

ТОМ.

Неплохая идея! Смастерите для нас Машину счастья!

 

Все смеются.

 

ЛЕО.

Вы совершенно напрасно смеетесь. Что мы имеем от машин? Одни слезы пока что… Отчего же мальчику не попросить Машину счастья?

 

Ах, как плохо на машинке –

Этом кладезе идей –

Отражаются ошибки

Непорядочных людей!

Скажем, кто-то привинтил ненужный винтик,

Или, скажем, не поставил нужной пломбы,

И уже машинка эта, извините,

На порядочных людей бросает бомбы.

 

Мы хотим иметь машины

Для услады нашей жизни,

Самолеты для полета,

А косилки для травы.

Ну, а если стричь косилкой

Новобранцев до присяги,

То тогда из палки лыжной

Может вылететь патрон.

 

(Садится на велосипед.)

 

Появляемся на свете

Мы, конечно, неспроста.

И живем до самой смерти,

Максимально – лет до ста.

Мы взрослеем, и болеем, и стареем,

Не дожив, не досмеявшись, не доплакав…

Кем бы ни был ты, китайцем ли, евреем,

Ритуал для всех примерно одинаков.

 

И теперь, крутя педали,

Я подумал: почему бы?

Почему бы в самом деле,

Раз уж так заведено?

Раз уж в этом бренном мире

Бесконечен только Космос,

Почему бы не украсить

Нашу маленькую жизнь?

 

Что мне терять? Наживу еще несколько мозолей на руках, потрачу еще несколько фунтов железа да немного меньше посплю. Решено, я ее сделаю. Клянусь, я ее сделаю!

 

Лео Ауфмана окружают его дети. Чуть поодаль – жена Лина.

 

Лина, что ты скажешь, если я попробую изобрести Машину счастья?

 

Пауза.

 

ЛИНА.

Что-нибудь случилось, Лео?..

 

***

 

…Куда-то бегут Дуг, Том и Джон Хаф. Переговариваются на бегу, вырывая друг у друга из рук старую потрепанную тетрадь.

 

ДУГ.

Лето я разделил на две половины. Только не поперек, а вдоль. Первая называется «Обряды и обыкновенности». Первый раз в этом году пил шипучку. Первый раз бегал босиком по траве. Первый раз в этом году чуть не утонул в речке… Все это бывает из года в год, и мы этого даже не замечаем.

ТОМ.

А вторая половина?

ДУГ.

«Открытия и откровения».

ДЖОН.

Или, может быть даже – «Озарения»? Отличное слово, правда?

ДУГ.

В общем, когда делаешь что-то старое, давно известное, ну, хоть разливаешь в бутылки вино из одуванчиков, это, конечно, «Обряды и обыкновенности». А потом про это подумаешь – и уж тут все мысли, какие придут в голову, все равно, умные или глупые, это уже «Открытия и откровения».

ТОМ.

Ха! Получил от папы первую трепку летом 1928 года.

ДУГ.

Это «Обряды и обыкновенности». А в «Открытиях и откровениях» про это будет так: «Взрослые и дети – два разных народа, вот почему они всегда воюют между собой».

ДЖОН.

Зеленые яблоки, заноза в пятке, бабочка в коллекцию…

ДУГ.

Граммофон на веранде у мистера Джексона…

ТОМ.

Заноза в пятке…

ДЖОН.

Заноза уже была.

ТОМ.

Так это в другой пятке. А еще первая радуга, первая драка, первая рыбка в ручье…

ДУГ.

Обряды, обряды.

Лето состоит из обрядов…

 

***

 

ДУГ.

…В первую неделю июня – не раньше и не позже – во двор выносили большие хлопающие ковры и расстилали их на лужайке, где они были совсем не к месту и казались какими-то… необитаемыми. Потом из дома выходили мама и бабушка, в руках они несли как будто спинки красивых плетеных кресел. Каждому вручали такой жезл, и все становились в кружок над узорами старой Армении, точно сборище ведьм и колдунов. Затем по знаку прабабушки – едва она мигнет или подожмет губы – все вскидывали свои жезлы и принимались молотить ковры.

 

ДЖОН ХАФ.

А спорим, я открыл еще одну машину?

ДУГ.

Что значит – открыл?

ДЖОН ХАФ.

А то, что в нашем Гринтауне, штат Иллинойс, есть Машина Времени.

ДУГ.

Врешь.

ДЖОН.

Честно!

ТОМ.

И что, на ней можно съездить и в прошлое и в будущее?

ДЖОН.

Только в прошлое. Нельзя же все сразу.

Стоп, приехали!

ДУГ.

Ну, и что? Это же дом полковника Фрилея. Какая тут может быть машина?

ДЖОН.

Ну, и не ходи, раз ты такой упрямый осел. Только там внутри есть самая настоящая Машина времени. Мы просто дураки, что раньше ее не разглядели. Будь здоров, Дуглас Сполдинг, оставайся тут, тебе же хуже.

 

Не выдержав, Дуг бежит вслед за Томом и Джоном.

Вытянув шеи, все трое заглядывают через длинную темную переднюю в комнату, где в зеленоватом и каком-то водянистом свете, как в подводной пещере, сидит полковник Фрилей. Глаза закрыты, ни один мускул на лице не шелохнется.

 

ДЖОН.

Полковник Фрилей!

 

Тишина.

(Приятелям.) Он не очень-то хорошо слышит. Он говорил: прямо входи и кричи погромче. Полковник!

 

Тишина.

ТОМ.

Он совсем как мертвый.

ДЖОН.

Да нет. Он просто придумывает, куда бы съездить попутешествовать. Полковник!

ПОЛКОВНИК (очнувшись).

А-а, мальчики! Садитесь, садитесь. Рассказывайте. (Джону.) А тебя я знаю. (Пауза.) Как тебя зовут?

ДЖОН.

Джон Хаф, сэр.

ПОЛКОВНИК.

Правильно!

ДЖОН.

Полковник, это Том и Дуг Сполдинги. Они пришли, чтобы…

ПОЛКОВНИК.

А-а! Как же! Я дружил с их прадедушкой. Помню… (Пауза. Удивленно.) Сполдинги?

ДУГ (озираясь, нетерпеливо).

Ну, и где же?..

ПОЛКОВНИК.

Ты о чем?

ДЖОН.

Это он хотел сказать… где же толк, если мы сами будем говорить! Расскажите лучше вы что-нибудь.

ПОЛКОВНИК.

Берегитесь мальчики. Нам только дай волю, и мы пойдем трещать, как старый лифт, ползущий на сто первый этаж.

ДЖОН.

Чин Линсу.

ПОЛКОВНИК.

Как?

ДЖОН.

Бостон, девятьсот второй год…

ПОЛКОВНИК.

Дайте-ка мне вспомнить… Дайте-ка мне вспомнить… Ну, конечно, Чин Линсу! Бостон, девятьсот второй год… Театр варьете. Народу битком, и все ждут. Чин Линсу – великий маг и чародей. Вот он – на сцене. А вот я – в середине первого ряда. Он кричит: «Фокус с пулей! Кто хочет попробовать?» Мой сосед встает и идет на сцену. «Осмотрите ружье, теперь пометьте пулю... И стреляйте меченой пулей прямо мне в лицо. А я на другом конце сцены поймаю пулю зубами.» (Пауза.) «Готовься, целься, пли!» - кричит Чин Линсу. Трах! Гремит ружье. Чин Линсу вскрикивает, шатается, падает. Лицо залито кровью. Шум, гам, ад кромешный. Все вскакивают на ноги. Кто-то говорит: «Мертв». Ужасно, ужасно… Что-то неладно с ружьем… Никогда не забуду. Занавес быстро опускается, женщины плачут… Бедняга… Бедняга… Бостон… Театр варьете…

ДЖОН.

Здорово. Вот уж здорово, так здорово.

 

Полковник закрывает глаза.

 

ТОМ.

Может пойдем?

ДЖОН.

Он не спит. Это он перезаряжает свои батареи.

ПОЛКОВНИК (очнувшись).

А-а, мальчики! Садитесь, садитесь. Рассказывайте. (Джону.) А тебя я знаю. (Пауза.) Как тебя зовут?

ДЖОН.

Джон Хаф, сэр.

ПОЛКОВНИК.

Правильно!

ДЖОН.

А это Том и Дуг Сполдинги. Давайте дальше, полковник, на чем вы остановились?

ПОЛКОВНИК.

На чем я остановился?

Что-то меня сбило…

Ну да, конечно,

Стоим мы с Биллом!

 

…Стоим мы с Биллом,

Оба с ружьями,

Такими, в сущности, ненужными…

А окажись мы с Биллом злее?

Да-а…

Мы это поняли позднее…

 

ДЖОН.

Это он уже про охоту.

ДУГ.

Ничего, пускай.

ПОЛКОВНИК.

Земля гудит, стучит и бьется,

Как сердце раненого зверя!

И что-то черное несется,

А мы стоим, глазам не веря.

 

ДЖОН.

Давайте дальше, полковник!

«…Замолкли птицы перед схваткой…»

Да?

«Трубач выходит из палатки…»

Помните?

Полковник, слышите трубу?

ПОЛКОВНИК.

Ее услышишь и в гробу.

 

Грохочут пушки,

А пули, как мухи

Пищат над ухом,

Не давая пасть духом,

Не давая пасть духом,

Но, мешая встать телом

Даже самым отчаянно смелым!

 

Снаряды рвутся, пыль клубится,

Как трудно тут не ошибиться:

Попробуй в сумраке таком

Понять, кого достал штыком.

 

Солдаты Севера и Юга

Самозабвенно бьют друг друга!

ДУГ.

А вы за Север или Юг?

ПОЛКОВНИК.

Какая разница, мой друг?

 

В войне победы не бывает,

Один другого убивает,

И разберись потом, пойди,

Кто в этой драке победил?

 

ДУГ.

Но вы же бились за идею?

ПОЛКОВНИК.

Такое свойство у идей:

Идеи старятся быстрее

За них воюющих людей.

 

У настоящего солдата

Всего одна идея есть:

Не уронив ни разу честь,

Дойдя туда, придти обратно.

 

А уж на Север или Юг,

Какая разница, мой друг?

 

ПОЛКОВНИК и ДЕТИ.

Грохочут пушки,

А пули, как мухи

Пищат над ухом,

Не давая пасть духом,

Не давая пасть духом,

Но, мешая встать телом

Даже самым отчаянно смелым!

 

ПОЛКОВНИК.

И вот, разбуженный трубой,

Ты вновь идешь в последний бой…

Война – безжалостная шалость,

Игра резвящихся богов…

Стрелять в людей…

Стрелять в быков…

…Да, что-то в памяти смешалось…

Я все забыл…

Какая жалость…

 

Полковник замирает.

 

ДЖОН (Дугу).

Ну что, да или нет?

ДУГ (после паузы).

Конечно, да.

ПОЛКОВНИК (открыв глаза).

Что – да?

ДУГ (смущенно).

Конечно, вы – Машина времени.

ПОЛКОВНИК.

Так вот, как вы меня называете? Хм… Машина времени…

 

***

 

ЛЕО.

Какая? Какая же она должна быть, эта Машина счастья? Может, она должна умещаться в кармане? Или она должна тебя самого носить в кармане?

А что нам скажет по этому поводу толковый словарь? (Берет книгу, листает.) Так, буква «сэ». Скачки… Снасти… Сперматозо… Боже мой! Дети, идите в дом. Так. Средство… Сцена… Вот, пожалуйста. Счастье. (К жене.) Ответь, Лина, ты довольна, спокойна, весела, в восторге? Тебе во всем везет и все удается? По-твоему, все идет разумно, хорошо и успешно?

ЛИНА.

Прочитай мне все это еще раз, пожалуйста.

ЛЕО.

За какие такие грехи я должен целый час ждать, пока ты придумаешь мне ответ? Ты что же, НЕ довольна, НЕ спокойна, НЕ весела и НЕ в восторге?

ЛИНА.

Довольны бывают коровы, а в восторге – младенцы и несчастные старики. Ну, а насчет весела… Ты сам видишь, как я весело смеюсь, когда скребу эту раковину…

Не препарируй, Лео, этот мир,

Не задавай бессмысленных вопросов.

Все знают – ты хороший ювелир,

Но кто тебе сказал, что ты философ?

 

Ведь я тебя средь ночи не бужу

И не прошу отгадывать загадки

Каким я, скажем, образом дышу,

И по какой причине сахар сладкий.

 

Поставь словарь на полку,

Поставь его скорей,

От них немного толку

От этих словарей…

 

Такая есть привычка у мужчин,

Их постоянно мысли донимают.

Им надо докопаться до причин

Всего того, чего они не понимают.

 

Конечно, думать нужно иногда.
Совсем не думать – это даже глупо.

Но стоит ли все то,

что раз и навсегда

Исследовать со скальпелем и лупой?

 

Поставь словарь на полку,

Поставь его скорей,

От них немного толку

От этих словарей…

 

ЛЕО.

Ты права, Лина. Мужчины такой народ – никогда ничего не смыслят.

 

***

 

Утром по городу идет почтальон Сэмюель Браун.

 

СЭМ БРАУН.

Звон

Первого трамвая,

Почтальон идет,

еще не зная

Кому и что

Он несет.

 

Мир

Очень интересен,

Только для него,

конечно, тесен

Конверт письма,

И весьма!

 

Любой пустяк на свете важен,

Любую мелочь важно знать.

И от замочных разных скважин

Буквально глаз не оторвать,

 

От узких щелочек в заборе,

От не зашторенных окон…

Ведь даже нота в общем хоре

Определяет верный тон.

 

Все

Письма-телеграммы

Даже на бегу

я как романы
Читать могу.

Да, могу!

 

В них,

Тысячи историй,

Тысячи исто…

Но даже если

Их только сто?

Ну, и что?

 

Из дома в дом идя степенно,

И вновь идя из дома в дом,

Читаешь, словно Марка Твена

За томом том, за томом том.

 

Когда ты в курсе всех историй,

То ты не просто почтальон -

Ты опечален чьим-то горем,

И чьим-то счастьем окрылен.

 

***

 

Том, Дуг и Джон.

ТОМ.

Так вот, я стоял на лужайке перед домом Эльмиры Браун, смотрел, как поживают в разных кучах муравьи. И вдруг – хлоп! – на крыльцо выскочила миссис Браун; стоит, и вид у нее такой, будто она вот-вот упадет. А потом как бросится ко мне! Столько муравьев передавила…

ЭЛЬМИРА.

Эй, Том! Мне нужна моральная поддержка, и ты будешь мне вместо жертвенного агнца. Пойдем!

ТОМ.

Вы какая-то ужасно сердитая, миссис Браун. Прямо бешеная!

ЭЛЬМИРА.

Ты еще не знаешь, что такое бешенство, мальчик. Осторожно!

ТОМ.

И, не разбирая дороги, снова кинулась к дому. Я посмотрел на ее позвоночник и лопатки, и сразу понял: тут предстоит приключение и мелодрама.

Миссис Браун!

 

Эльмира, оступившись, со всего размаху рушится на землю.

 

ЭЛЬМИРА (садясь). Вот видишь? Это все Клара Гудуотер. Колдовство!

ТОМ. Колдовство?

ЭЛЬМИРА.

В этом доме чашки бьются,

Хоть из них давно не пьют.

Бьются вазы, бьются блюдца,

А часы, увы, не бьют.

 

Током бьют зато розетки,

Слава Богу, что не все.

Сердце бьется птицей в клетке

Или белкой в колесе.

 

И по будням и по воскресениям,

И на Пасху и на Рождество…

Я-то думала – невезение,

Оказалось – что колдовство.

 

Я вчера с крыльца упала

Не один, а восемь раз.

И соринка мне попала

Не куда-нибудь, а в глаз.

 

Отчего ж она попала

Не куда-нибудь, а в глаз?

Вот теперь понятно стало –

Это порча, это сглаз.

 

И по будням и по воскресениям,

И на Пасху и на Рождество…

Я-то думала – невезение,

Оказалось – что колдовство.

 

На крыльце появляется Сэмюэль Браун.

(Мужу.) Сколько книг ты ей доставил, Сэмюэль Браун?

БРАУН.

Пять.

ЭЛЬМИРА.

Никак не пойму, хорошо это или плохо, что у меня муж почтальон.

БРАУН.

Пока я к ней шел, я успел их просмотреть. «Египетские тайны», «Практическая магия», «Алхимия – советы начинающим»…

ЭЛЬМИРА.

Начинающим, как же! Ну, и что она?

БРАУН.

Поглядела мне прямо в глаза и говорит: «Ну, теперь-то я стану заправской колдуньей. В два счета получу диплом и открою дело. Буду ворожить молодым и старым, оптом и в розницу».

ЭЛЬМИРА (заходит в дом и сразу же возвращается, в руке банка с какой-то жидкостью).

Обед в холодильнике. (Про себя.) Я умирать не желаю.

БРАУН.

А?

ЭЛЬМИРА.

Ни за что не умру.

БРАУН.

Я всегда это говорил… (Обращает внимание на банку в руках у жены.) Господи, это еще что такое? С виду похоже на молочный коктейль, лет сорок простоявший на солнце. Уже вроде и плесень сверху пошла.

ЭЛЬМИРА.

Против колдовства нужно бороться колдовством.

БРАУН.

Уж не собираешься ли ты это пить?

ЭЛЬМИРА.

И выпью. И пойду в клуб «Жимолость» на великие дела. Уж теперь-то я ее одолею.

БРАУН.

Одолеешь, одолеешь. Только как ты узнаешь, что твоя взяла?

ЭЛЬМИРА.

Стану думать чистые светлые мысли. Захвачу с собой Тома, он будет мне вроде как талисман. Хороший, добрый мальчик, чистая душа…

ТОМ.

Вы не очень-то надейтесь, что я хороший, миссис Браун. Моя мама говорит…

ЭЛЬМИРА.

Замолчи, Том! Хороший – значит, хороший. Кем ты был на последнем воскресном утреннике?

ТОМ.

Ангелом, мэм.

ЭЛЬМИРА.

Лучше не придумаешь. Ты послан мне Богом, Том! Пошли!

 

Появляется женское население Гринтауна – члены клуба «Жимолость».

 

Мы проводим на мужчинах целый ряд экспериментов

И покуда не находим убедительных причин,

Чтобы женщины хоть в чём-то,

Чтобы женщины хоть чем-то

Хоть немного отличались от мужчин.

 

Ну, а если все же у мужчин и дам

Наблюдаются отдельные различия,

Так это просто срам,

Так это просто срам,

Так это просто срам и неприличие.

 

Пускай мужчины штопают носки!

Пускай они без пуговиц походят!

Уж лучше мы умрем

за равенство

в походе,

Чем дома от забот и от тоски.

 

Долой тоску! Долой заботы!

Хоть не расти кругом трава!

Веди нас миссис Гудуотер

На бой за дамские права!

 

Эльмира и Том перед Кларой Гудуотер.

ЭЛЬМИРА.

О, выходите на свет из руин потаенного мира!

ГУДУОТЕР.

Эльмира!

ЭЛЬМИРА.

Бросьте в огонь ваши книги и пепел по ветру развейте!

ГУДУОТЕР.

Поверьте…

ЭЛЬМИРА.

Вы, завладевшая душами сотен доверчивых женщин…

ГУДУОТЕР.

Поменьше…

ЭЛЬМИРА.

Плачьте, рыдайте и кайтесь пред членами вашего клуба!

ГУДУОТЕР.

Как глупо!..

ЭЛЬМИРА.

Мне безразлично, баран начихал или ворон накаркал,

Мне не страшны ни кофейная гуща, ни карты!

Я приготовила очень надежное средство!

И нахожусь под защитой невинного детства!

Вы, говорят, надумали выучиться на самую заправскую колдунью?

ГУДУОТЕР.

Ваш муж не только почтальон, но и блюститель закона. Он и сюда сунул свой нос.

ЭЛЬМИРА.

Мой муж не суется в чужую почту!

Вот вы председательница нашего клуба чуть ли не со времен Гражданской войны. Так уж скажите честно, может, мы вас не по доброй воле столько раз выбирали, а вы нас колдовством принудили?

ГУДУОТЕР.

А разве вы в этом хоть сколько-нибудь сомневаетесь, сударыня?

Пока вы тут стояли, я вас заколдовала. Вот вы уже и невидимы.

ЭЛЬМИРА.

Не может этого быть!

ГУДУОТЕР.

Совсем пропали из глаз. По правде говоря, я и раньше-то никак не могла вас разглядеть.

ЭЛЬМИРА (выхватив из кармана зеркальце).

Да вот же я!

Так. До этой самой секунды у меня в жизни не было ни единого седого волоска!

ГУДУОТЕР.

Суньте его в кувшин со стоячей водой, и наутро он обернется червяком. Брысь отсюда!

ЭЛЬМИРА.

Ах так? (Потрясая своей банкой).

Вот здесь – настой из мухоморов,

Который бьет наверняка.

ГУДУОТЕР (схватив первую попавшуюся склянку).

А здесь тогда – горючий порох

И три сушеных червяка!

ЭЛЬМИРА.

А тут табачные листы!

ГУДУОТЕР.

А тут мышиные хвосты!

ЭЛЬМИРА.

А тут крапива и пырей!

ГУДУОТЕР.

А это зубы упырей!

ЭЛЬМИРА.

А тут…

ГУДУОТЕР.

Клопы из-под кровати!

ЭЛЬМИРА.

Прошу вас, не перебивайте!

ГУДУОТЕР.

А тут…

ЭЛЬМИРА.

А тут…

ГУДУОТЕР.

А тут…

ЭЛЬМИРА.

А тут…

А тут зато трава копытень!

ГУДУОТЕР.

Мне ваш рецепт не любопытен.
Один лишь взмах моей метлой –

И все враги с копыт долой!

ЭЛЬМИРА.

Тут свежий воск пчелиных сот

И тополиный пух!

ГУДУОТЕР.

А здесь три тысячи пятьсот

Убитых мною мух!

ГУДУОТЕР.

А тут…

ЭЛЬМИРА.

А тут…

ГУДУОТЕР.

А тут…

ЭЛЬМИРА.

А тут

Полынь, цветы чертополоха,

Укроп, дубовая кора…

ГУДУОТЕР.

А вот – сейчас вам станет плохо –

Пробирка с палочками Коха

И экскременты комара!

 

ЭЛЬМИРА.

Эта особа лепит из воска мои изображения и протыкает их ржавыми иголками, чтобы быть председательницей клуба до ста девяносто пяти лет.

ГУДУОТЕР.

Что вы, что вы, сударыня, мне уже сегодня триста пять. Абракадабра-зиммити-зэммм!!!

ЭЛЬМИРА.

Этим вам меня не запугать! Выходите на честный бой, и я вас одолею. В председательницы выберут меня!

 

Опрокинув по дороге несколько стульев, Эльмира выходит на трибуну.

 

Я принесла с собой магическое средство. (Выпивает содержимое своей банки.) Теперь это все у меня внутри. Теперь меня защищает магический круг!

 

Девушки и женщины!

Дамы и сударыни!

Меня вчерашним вечером

Как молнией ударило.

ГУДУОТЕР.

По-моему, сударыня,

Беда случилась ранее.

ЭЛЬМИРА.

Почтенное собрание,

Я требую внимания!

Так… О чем, бишь, я… Ах, да! Меня не так-то легко сбить!

Девушки и женщины!

Дамы и сударыни!

Меня вчерашним вечером

Как молнией ударило…

ХОР.

Уже об этом пели вы,

Ну, что же, в самом деле, вы?

Да дунули бы, сплюнули

И стукнули по дереву!

ЭЛЬМИРА.

По дереву?! Ха!!! Ха!!! Ха!!! Ха!!! (Саркастический хохот.)

Хоть дважды плюнь, хоть трижды дунь я,

Не упасешься от беды,

Когда коварная колдунья

Проникла в наши с вами женские ряды!

Проник-ик!.. ик!.. икла в женские ряды!

ХОР.

Кто же это? Кто же это? Кто же это?

ГУДУОТЕР.

Это я.

Смех собравшихся.

ЭЛЬМИРА.

Девушки и женщины!

Уже об этом пела я,

Но главного, но главного

Сказать вам не успела я.

 

Я вся полна ик!-страктами,

Настойками и!… травками.

Я вся полна решимости

Спасти родную «Жимолость»!

(Взмах руками детям.) И-ии! Ик!

ТОМ И ДЕТСКИЙ ХОР В АНГЕЛЬСКИХ КОСТЮМАХ (закатив глаза к небу, старательно).

Свет с небес!

Он покой возвращает утраченный.

Свет с небес!

Он глаза раскрывает незрячему.

Свет с небес!

Верный путь указует заблудшему.

Все изменится.

Все изменится к лучшему!

Аллилуйя!

ЭЛЬМИРА.

Голосовать честнее впредь мы

Должны с сегодняшнего дня.

Теперь скажите: кто за ведьму?

(Лес рук.)

А кто ж тогда, простите, за меня?

(Одиноко поднимает руку.)

ХОР.

Долой тоску! Долой заботы!

Хоть не расти кругом трава!

Веди нас миссис Гудуотер

На бой за дамские права!

 

Эльмира хватается рукой за живот. Какое-то карканье рвется из ее горла. Она бросает мутный взгляд на миссис Гудуотер, та невозмутимо достает из сумочки восковую куклу, проткнутую булавками.