Избранные публицистические статьи

Москва 2004

Перестанут же когда-нибудь люди драться, воевать, казнить людей, а будут все любить друг друга. Времени этому не миновать прийти, потому что в душе всех людей заложена не ненависть, а любовь друг к другу.

Давайте же делать все, что можем, для того, чтобы поскорее пришло это время.

Лев Толстой

То же, что Вам представляется много зла в мире, никак не должно огорчать вас. Зло, которое Вы видите, есть тот матерьял, над которым вы призваны работать. Огорчаться на то, что зла слишком много, все равно что плотнику огорчаться, что лес, из которого он будет рубить, слишком велик. Прием же работы над этим матерьялом только один: самосовершенствование. Совершенствоваться нельзя одному, совершенствование себя всегда видится на других и только оно одно воздействует на них.

Лев Толстой

Л.Н. Толстой - публицист

 

Мыслитель и художник никогда не будет спокойно сидеть на олимпийских высотах, как мы привыкли воображать; мыслитель и художник должен страдать вместе с людьми для того, чтобы найти спасение или утешение.

Лев Толстой

Счастливые мои эпохи были только тогда, когда я всю жизнь отдавал служению людям.

Лев Толстой

 

 

Из всего огромного творческого наследия Л.Н. Толстого – великого художника, глубокого мыслителя, страстного публициста – по сей день наименее доступными широкому читателю остаются его публицистические произведения: социальные, философские, религиозные, эстетические статьи и трактаты.

До революции многие социальные и религиозно-философские сочинения писателя печатались преимущественно за границей, а в России были запрещены цензурой или выходили с купюрами. Без сокращений и различных искажений они были опубликованы в полном (юбилейном) собрании сочинений писателя в 90 томах, сегодня ставшем библиографической редкостью: тираж отдельных томов составлял всего лишь пять тысяч экземпляров. Новое академическое собрание сочинений в 100 томах находится только в начале издания.

До сих пор публицистика относится к забытой части творческого наследия Льва Толстого. Его художественные произведения издаются огромными тиражами, его творчеству посвящены многочисленные исследования. В последнее время часто перепечатываются критические статьи о Л. Толстом русских религиозных философов конца ХIХ – начала ХХ вв., и обязательное при советской власти изучение творчества Льва Толстого «по Ленину» сегодня сменилось толкованием «по Мережковскому», а не по философским, публицистическим произведениям самого писателя, большинство из которых не переиздавалось уже более полувека.

Парадоксальная ситуация: при упоминании имени Льва Толстого у многих даже возникает искреннее недоумение: «Опять Толстой?!», хотя его страстные публицистические выступления против насилия, привлекающие к нему людей всего мира, в нашей стране все еще не известны современному читателю. Даже его знаменитые статьи «Не могу молчать», «Великий грех» не вошли в последнее 22–х томное собрание сочинений писателя.

К сожалению, некоторые считают, что лучше ограничиться чтением лишь художественных произведений Л. Толстого. Для них его религиозная проповедь неприемлема: здесь сходятся иные верующие люди и атеисты.

Вместе с тем в последнее время заметно усиливается интерес к духовным исканиям Л. Толстого. Не утихают бурные, порой ожесточенные споры о его учении, взглядах, которые тревожили ум, будили совесть его современников. И сегодня есть немало размышляющих, ищущих смысл жизни людей, особенно среди молодежи, для которых истинная вера не слепа, которые не отмахиваются от искусительных вопросов. Именно им всегда был близок духовный опыт Л. Толстого, прошедшего через глубокие сомнения до осознания смысла своей жизни, причем не только провозглашаемого, но и обязывающего.

В ХХ веке многие философы, ученые, общественные деятели всего мира считали Л. Толстого своим учителем. Сегодня, на рубеже ХХ и ХХI столетий, многих привлекают его идеи, беспощадная нравственная требовательность к себе, трудная, порой мучительная внутренняя жизнь.

Невозможно представить себе духовную жизнь России без Льва Толстого, без его влияния на развитие гуманистических идей.

 

Толстому-публицисту принадлежит около 300 обширных трактатов и небольших статей, воззваний. Среди них прозвучавшие на весь мир «Исповедь», «Так что же нам делать?», «Что такое искусство?», «Одумайтесь!», «Конец века», «Не могу молчать».

Ни один из писателей ХIХ – начала ХХ вв. не приобрел такой всемирной славы, нравственного авторитета, как Лев Толстой – художник, занимающий первое место на литературном Олимпе, религиозный мыслитель, общественный деятель, публицист, страстно откликающийся на все запросы современности, к могучему слову которого прислушивался весь мир.

Общественные, философские, нравственно-религиозные, эстетические, педагогические выступления писателя вызывали общественный резонанс, оказывали влияние на мировое общественное мнение.

К каждому слову Л. Толстого «с жадностью прислушивается весь современный мир, каждая строчка <…> на лету ловится не только нашей журналистикою, но и печатью всех государств Европы. Никогда еще русское слово не имело такого могущества, никогда еще русское слово не приобретало такого влияния и не поднималось до такой ослепительной высоты, как в словах и мыслях Льва Толстого», – с гордостью заметил в конце ХIХ века «Журнал журналов и энциклопедическое обозрение». Многие современники видели в Л. Толстом «живой, воплощенный в плоть и кровь символ достоинства печатного слова», отмечали, что он «поднял печатное слово на высоту, недосягаемую для преследования».

Публицистика преобладает в творчестве Л. Толстого последних тридцати лет (1880 – 1900-е гг.), прошедших после пережитого писателем в начале 1880-х годов духовного кризиса, который он назвал своим «вторым рождением», «воскресением». «Со мной случился переворот, который давно готовился во мне и задатки которого всегда были во мне», – заявил писатель на весьмир. «Я отрекся от жизни нашего круга, признав, что это не есть жизнь, а только подобие жизни, что условия избытка, в которых мы живем, лишают нас возможности понимать жизнь …», – читаем мы в «Исповеди».

В русской публицистике звучало взволнованное толстовское «не могу молчать». Эта поразительная внутренняя потребность Толстого привела к тому, что его мощный голос звучал как обвинительный акт против насилия и рабства: «Думал о том, что если служить людям писанием, то одно, на что я имею право, что должен делать, это – обличать богатых в их неправде и открывать бедным обман, в котором их держат».

За два года до ухода из Ясной Поляны, за два года до смерти в статье «Не могу молчать» писатель с отчаянием восклицает: «Затем я и пишу это и буду всеми силами распространять то, что пишу, и в России и вне ее, чтобы одно из двух: или кончились эти нечеловеческие дела, или уничтожилась бы моя связь с этими делами, чтобы или посадили меня в тюрьму, где бы я ясно сознавал, что не для меня уже делаются все эти ужасы, или же, что было бы лучше всего (так хорошо, что я и не смею мечтать о таком счастье), надели на меня, так же как и на тех двадцать или двенадцать крестьян, саван, колпак и так же столкнули с скамейки, чтобы я своей тяжестью затянул на своем старом горле намыленную петлю».

Л. Толстой с горечью писал, что люди «властвующих классов» не хотят слышать того, «что я кричу, о чем умоляю их». Но это не заставило писателя умолкнуть: «… Я все-таки не перестану кричать, умолять все об одном и том же до последней минуты моей жизни, которой так немного осталось, или до тех пор, пока те самые люди, которых я обличаю за их злодейства, не помешают мне обличать их, сделав надо мною то же, что они делают над другими неприятными им людьми».

Л.Н. Толстой отрицал весь существующий строй с его «ужасным обманом – экономическим, политическим и религиозным». Как программа прозвучала его дневниковая запись в конце ХIХ века: «Сказать страшно хочется так много: хочется сказать и <…> про жестокость обмана, которому подвергают сами себя люди – обман экономический, политический, религиозный, и про соблазн одурения себя – вина и считающегося столь невинным табака, и про брак, и про воспитанье. И про ужасы самодержавия. Все назрело, все хочется сказать».

Лев Толстой считал государство разбойником – «Чингис-ханом с телеграфом». (И с Интернетом – добавили бы мы сегодня).

Особенно остро Толстым-публицистом был поставлен важнейший в России вопрос о «земельном рабстве». Это и цикл статей о голоде, и статья «Великий грех», в которой объясняется причина нищеты: «народ <…> не может продолжать существовать, когда ему оставлена только малая часть земли, которой он должен кормить себя и всех паразитов, присосавшихся к нему и располагающихся на нем».

Впервые этот яркий публицистический образ: «паразит собирается накормить то растение, соками которого он питается», был создан в статье «О голоде» (1891 г.), когда писатель, взволнованный газетными сообщениями о голоде, охватившем в России почти половину губерний, одним из первых откликнулся на народное бедствие, первым в печати задал «страшный вопрос» – есть ли в России голод?

Будучи на вершине мировой славы, в шестьдесят три года Л.Н. Толстой встает во главе организации помощи голодающим, объезжает голодные деревни Тульской и Рязанской губерний, устраивает около 250 бесплатных столовых, где кормились тысячи крестьян, особенно детей и стариков, публикует подробные отчеты о распределении частных пожертвований со всего мира: русскому правительству и его чиновникам не доверяли.

Но теперь, спустя десять лет после участия в переписи населения, когда он призывал богатых помочь городским нищим (статья «О переписи в Москве», трактат «Так что же нам делать?»), Толстой понимает, что невозможно решить проблему лишь «мелкими подачками», благотворительностью, распределяя «блевотину, которой рвет богачей», видит, что причина неурожаев кроется во всей системе эксплуататорского строя.

В статье «О голоде» Л.Н. Толстой прямо заявил: «Народ голоден оттого, что мы слишком сыты». В дневнике (1891 г.) он задает вопрос: «Неужели люди, теперь живущие на шее других, <…> не слезут добровольно, а дождутся, что их скинут и раздавят?»

В конце ХIХ века у писателя было предчувствие надвигающейся общественной катастрофы, он видел, что «существующий строй жизни подлежит разрушению. В этом согласны как те, которые стремятся разрушить, так и те, которые защищают его».

В канун революции 1905 года в письме последнему русскому царю Николаю II Лев Толстой говорил о нищете и голоде, о всеобщем недовольстве правительством и враждебном отношении к нему, о религиозных гонениях, о цензурных преследованиях и предостерегал: «Мерами насилия можно угнетать народ, но не управлять им».

Против нарастающего насилия в мире направлены и страстные публицистические антивоенные выступления Л.Н. Толстого.

С тревогой говорил писатель в статье «Патриотизм или мир» о нависшей над человечеством опасностью войны. «За какое хотите время откройте газеты, и всегда в каждую минуту вы увидите черную точку, причину возможной войны. <…> Разбойничья работа ни на минуту не прекращается, и то здесь, то там не переставая идет маленькая война, как перестрелка в цепи, и настоящая, большая война всякую минуту может и должна начаться ».

Л. Толстой решительно выступал против напрасного кровопролития, верил, что человечество «опомнится»: «Ведь придет же время, и очень скоро, когда после ужасных бедствий и кровопролитий изнуренные, искалеченные, измученные народы скажут своим правителям: да убирайтесь вы к дьяволу или к Богу, к тому, от кого вы пришли, и сами наряжайтесь в свои дурацкие мундиры, деритесь, взрывайте друг друга».

В публицистике Л. Толстого звучит призыв уничтожить опасность военного гипноза: «Ведь рано или поздно и во всяком случае скоро придется настоящему народу, несущему всю тяжесть труда приготовления к войне и саму войну, сказать это. Но придется сказать это после ужаснейших бедствий, которые готовят нам правители и на приготовление которых мы смотрим так равнодушно…».

И сегодня находят отклик в наших сердцах полные негодования слова Л. Толстого в памфлете «Одумайтесь!»: «Да когда же это кончится? И когда же, наконец, обманутые люди опомнятся и скажут: «да идите вы, безжалостные и безбожные цари, микады, министры, митрополиты, аббаты, генералы, редакторы, аферисты, и как там вас называют, идите вы под ядра и пули, а мы не хотим и не пойдем. Оставьте нас в покое пахать, сеять, строить, кормить вас же, дармоедов».

Толстой проявлял деятельный интерес к движению сторонников мира.

В своем докладе для Конгресса мира в Стокгольме (1909 г.), на который писатель собирался поехать, он заявлял: «Мы хотим противодействовать величайшему злу, удручающему человечество, величайшему греху – войне…»

В статьях Толстого ощущается и надежда на переход к новому веку – без насилия. Толстой исполнен веры в то, что в сознании людей произойдет «неизбежный переворот»: «Всей душой веря в то, что мы живем накануне всемирного переворота в жизни людей, и что <…> всякое усилие, хотя бы и самое слабое, содействует наступлению этого переворота, я не мог, доживая по всем вероятиям последние дни моей жизни, не попытаться передать другим людям эту мою веру».

Творчество «позднего» Л. Толстого – художника и публициста – пронизано верой в «воскресение», в «неизбежный переворот» в духовном сознании людей, который должен утвердить новое, подлинно христианское миросозерцание. Со всей мощью своего публицистического таланта он содействовал приближению этого времени.

Л. Толстой настойчиво повторял, что «благо наше только в единении и братстве людей». Одним из средств единения людей и народов он видел в искусстве и в трактате «Что такое искусство?» утверждал: «Бессознательно истина эта подтверждается установлением путей сообщения, телеграфов, телефонов, печатью, <…> разрушением суеверий, разделяющих людей, распространением истин знания, выражением идеала братства людей в лучших произведениях искусства». Великий писатель дает критерий истинного искусства: «Искусством будут считаться только те произведения, которые будут передавать чувства, влекущие людей к братскому единению, или такие общечеловеческие чувства, которые будут соединять всех людей».

В одной из лучших, хотя до сих пор известной лишь немногим, статье «Конец века» Л. Толстой, ощущая приближение новой эпохи, утверждал: «Век и конец века на евангельском языке не означает конца и начала столетия, но означает конец одного мировоззрения, одной веры, одного способа общения людей и начало другого мировоззрения, другой веры, другого способа общения».

И сегодня для нас важно предупреждение Л.Н. Толстого о трудности перехода к новому сознанию: «…когда та вера, тот склад жизни, в котором жили люди, будет заменяться иным, когда будет отпадать отжившее старое и замещаться новым, неизбежно должны будут происходить большие волнения, жестокости… ».

Заголовки многих публицистических работ Л. Толстого звучат как воззвания к читателю. Задавая вопрос: «Неужели это так надо?», писатель восклицает: «Так жить нельзя!» и призывает: «Одумайтесь!»,«Пора понять! », надеясь на духовную силу человека, исповедующего «закон любви».

Толстой настойчиво объяснял, «для чего люди одурманиваются», призывал преодолеть нашу зависимость от желания «забыться». Он вновь и вновь говорил о том, как важно «очнуться», «опомниться» и осознать смысл своей жизни.

В последние годы Л. Толстой понимал, что сделать все не успеет: «Дел набирается перед смертью обратно пропорционально квадрату расстояния». Однако снова и снова он берется за статьи, направленные против «объядения», «одурманивания» вином, табаком, наркотиками: «Первая ступень», «Для чего люди одурманиваются?», «К молодым людям», «Пора опомниться!», «Праздник просвещения 12-го января».

Особенно настойчиво Толстой обращается к юношеству, молодым, образованным, «просвещенным» людям. В статье «Праздник просвещения» писатель говорит о традиции празднования Татьянина дня в Московском университете. Его огорчает, что «цвет просвещения» отмечает «праздник старейшего русского университета, <…> праздник русского просвещения» без всякого отношения к Святой Татьяне. Горькая ирония сквозит в словах писателя: «Мужики едят стюдень и лапшу, просвещенные – омары, сыры, потажи, филеи<…>; мужики пьют водку и пиво, просвещенные – напитки разных сортов <...>. Мужики говорят о своей любви к кумовьям и поют русские песни; просвещенные говорят о том, что они любят alma mater и заплетающимися языками поют бессмысленные латинские песни. Мужики падают в грязь, а просвещенные – на бархатные диваны. Мужиков разносят и растаскивают по местам жены и сыновья, а просвещенных – посмеивающиеся трезвые лакеи».

И Толстой призывает «опомниться» и не делать подобного из «праздника просвещения»: «Пора понять, что просвещение распространяется <…> не одним устным и печатным словом, но заразительным примером всей жизни людей, и что просвещение, не основанное на нравственной жизни, не было и никогда не будет просвещением…».

На весь мир звучал бесстрашный голос Толстого-публициста, не желающего мириться с проявлениями зла и насилия. Для него несомненными являлись «единая заповедь», «закон любви». Но услышан он был немногими.

Сегодня, спустя 175 лет со дня рождения Л. Толстого, мы снова на пути к нему.

* * *

В настоящее издание из всего публицистического наследия Л. Толстого вошло 30 его статей, большая часть которых не публиковалась более полувека.

Это наиболее яркие публицистические выступления великого писателя 1880 – 1900 гг., разнообразные по проблематике и жанрам: трактаты, воззвания, памфлеты, открытые письма, которые были адресованы частным лицам, но под пером Л. Толстого приобрели огромное общественное значение.