Общества психических исследований

«Джорнэл оф Сэсайти

Фор сайикл ризёч»

Март 1930г.

 

Леди и джентльмены!

Недавно (22 января сего года) я отослал следующее письмо г-ну Председателю Совета О.П.И.:

 

«Милостивый государь!

В январском номере журнала я только что прочёл статью г-на Бестермена о медиумических сеансах в Миллезимо. Я расцениваю её как набор искажений и оскорбительных инсинуаций, способствующих порочению доброго имени Общества. Тон оскорбительного высокомерия, с которым отодвигается в сторону авторитетное мнение такого человека, как профессор Боццано, присутствовавшего на этом сеансе, мнение, которое с презрением трактуется человеком, там не присутствовавшим и имеющим ничтожный опыт в психических исследованиях, заставляет стыдиться, что подобная чушь могла быть опубликована должностным лицом Общества, заслужившего репутацию научного.

Чтобы оценить всю нелепость, равно как и ничем не вызванную оскорбительность альтернативной теории мошенничества, выдвинутой мистером Бестерменом, нам необходимо ясно видеть, чт о именно подразумевает эта теория. Она подразумевает, что итальянский дворянин из старинного рода, член законодательного органа страны, пригласил в свой дом друзей, чтобы на них поупражняться в хитроумном надувательстве. Его личная причастность доказывается тем фактом, что левитация его собственного тела и другие явления, произведённые им, принадлежат к числу наиболее ясно зарегистрированных. Собрав гостей, он заставил звучать в комнате голоса своих покойных родственников и других людей. Одна дама, состоявшая, по видимости, с ним в сговоре, спрятала под короткой современной юбкой длинную средневековую рапиру, шпагу матадора, большую куклу и другие предметы, оказавшиеся таким образом совершенно недоступными критическому взору общества. Она, или какой иной соучастник этого розыгрыша, якобы произвела большой шарообразный предмет, повисший над собравшимися, и неизвестно каким образом поднимала порывы ледяного ветра. Эти и многие другие чудеса были проделаны столь успешно, что результаты данного сеанса обманули всех присутствовавших, включая сюда почему-то и самого профессора Боццано, так что он даже ручается своей научной репутацией, отстаивая истинность увиденных явлений. Такую именно картину нам предлагает принять бестерменовская теория обмана. При этом не даётся никаких объяснений касательно того, с помощью какого предмета или какой методики оказалось возможным устроить весь этот розыгрыш. Можем ли мы подобную чепуху удостоить имени «психического исследования», и не есть ли она предел пустого упрямства?

Ещё один пример предубеждения можно найти на стр.15 того же номера при упоминании имён уже настоящих психических исследователей, господ Дэнниса Брэдли и Джорджа Вэлиэнтайна в Берлине. Бросается в глаза, что суждения противников Спиритизма сразу же принимаются на веру без малейшей попытки их тщательно проверить.

Я долго ждал, надеясь, что традиции тупого отрицания в духе г-д Подмора, Дингуолла и Бестермена отомрут сами собой. Но поскольку нет никаких признаков этого, а одержимость, как кажется, всё более заявляет о себе, то единственный для меня выход в создавшемся положении – это прекратить моё членство в Обществе после 36 лет терпеливого пребывания в его рядах и тем выразить своё публичное несогласие с крайне ненаучной и предвзятой деятельностью этого Общества, которое на протяжении целого поколения не проделало никакой конструктивной работы, но зато направило свои силы на создание помех тем, кто действительно все эти годы работал над самой важной проблемой, когда-либо встававшей перед челове-чеством, и на то, чтобы исказить результаты этой их работы.

С совершенным почтением,

Артур Конан-Дойль»

 

 

Те из нас, кто сознают чрезвычайную важность движения, называемого «спиритизмом» или «спиритуализмом», или даже те, кто просто желают видеть честную игру при разборе этого предмета, должны наконец понять, что Общество, изначально предназначенное относиться сочувственно и честно к изучению проблемы, по сути дела, превратилось в откровенно антиспиритуалистическую организацию. Всё, что способствует доказательству истинности этого вероисповедания, как бы ни был здрав и достоин уважения источник данных доказательств, подвергается резким нападкам, подавляется, систематически искажается и вызывает противодействие самого безрассудного и порочного толка.

Для поколения, жившего со времени смерти Мейерса и окончания сеансов миссис Пайпер, Общество не проделало никакой сколько-нибудь важной работы и сосредоточило свои силы единственно на создании препятствий тем, кто действительно занят настоящими психическими исследованиями, а также на умалении их заслуг. Последняя статья г-на Бестермена, может быть, и незначительна сама по себе, но она звено в длинной цепи предубеждений, исходящих и по сей день от г-д Подмора, Дингуолла и мадам Сиджвик (!). Мне представляется необходимым положить этому конец и выяснить, до коих ещё пор Общество должно пребывать в руках этой главенствующей кучки реакционеров, или же они действительно выражают мнение его членов? Нежелательно, чтобы Общество потеряло свою независимость или стало органом Спиритического движения, но всё же вполне естественно ожидать, чтобы к предметам, заслуживающим огромного внимания в силу их чрезвычайной важности, оно не относилось безответственно и легкомысленно, как было это до сих пор, когда у комментаторов вошло в привычку снова и снова глумиться над явлениями, свидетелями каковым им не довелось быть, всё вновь игнорируя полнейшую очевидность того факта, что явления эти действительно имели место.

Я бы попросил тех, кто желал бы по достоинству оценить мною сказанное, прочитать статью г-на Бестермена в январском номере журнала, а затем уже прочесть взвешенное и исполненное достоинства предисловие профессора Боццано к книге миссис Хэк «Современные Психические Тайны»,* где говорится об этих сеансах.

 

* “Modern Psychic Mysteries” by Mrs.Hack, (Rider). (Й.Р.)

 

 

Данный вопрос более важен, чем может показаться на первый взгляд, так как, я подчёркиваю это, сеансы в Миллезимо проведены на высочайшем уровне возможном для психических исследований, как с точки зрения доскональности описания и разнообразия явлений, так и с точки зрения чистоты и безукоризненности работы медиума. Поэтому если они могут быть высмеяны как устаревшие, то и ко всему, что мы ещё сможем произвести, будет точно такое же презрительное отношение. Я с трудом могу поверить, читая критику г-на Бестермена, что он действительно ознакомился с самою книгою. Его статья изобилует фактическими ошибками. Он жалуется, что не сообщается, откуда была принесена шпага. Но на странице 93 можно прочитать: «Оружие лежало на большом столе на третьем этаже дворца. В тридцати ярдах... по прямой». Об аппортах он говорит, будто максимальная длина принесённых предметов составляла лишь два фута (чтобы намекнуть тем, будто они могли быть спрятаны дамой под юбку). Но на странице 176 есть рисунок копья длиною в шесть футов, а на странице 208 – растения высотою в четыре с половиной фута – оба предмета были аппортированы. Он жалуется на незнание того, что такое флексатон, а между тем тот изображён на странице 97. Однако этот небрежный критик использует преимущества своего официального положения, чтобы отвратить читающую публику О.П.И от этой как нельзя более важной книги.

Я долго ждал в надежде на какую-либо реформу, но сейчас пришёл к выводу, что ожидать её не стоит и что влияние Общества идёт только во зло. Поэтому я отказался от своего членства, и протест был бы тем более действенным, если бы те, кто согласны со мной, последовали моему примеру. Это никак не помешает их психическим исследованиям. В Британском Колледже Психической Науки, Куинз-гейт, 15, находится учреждение, где они смогут участвовать в настоящих, положительных психических исследованиях, с контрольными медиумами, всегда имеющимися под рукой, с хорошей библиотекой, превосходным ежеквартальным журналом и атмосферой прогресса, а не застоя.

Я пишу эти строки из чувства глубокого долга, поскольку на данный момент я являюсь одним из старейших членов О.П.И. Я тем не менее убеждён, что это Общество уже давно превратилось из помощника в помеху мировой психической науке и что назрела необходимость в сильном протесте.

Должен добавить, что, провозгласив этот протест, я не в состоянии ни вступать в длинные споры или пространную переписку, ни присутствовать на собраниях, поскольку состояние моего здоровья едва ли позволяет мне покидать дом.

Искренне Ваш,

Артур Конан-Дойль,

доктор медицины,

доктор права.

Январь, 1930г.

 

P.S. Я бы хотел напомнить членам Общества слова великого пионера английского Спиритизма, сэра Вильяма Баррэта: «Скептицизм, в высокомерии своём отказывающийся признать существование множества фактов, происходящих у него перед глазами, никак не может претендовать на звание здорового. Такой скептицизм нуждается во вмешательстве врача».

 

* * *

К а р л Д ю п р е л ь

Из книги «ОТКРЫТИЕ ДУШИ ПОТАЙНЫМИ НАУКАМИ»

 

„Mich läßt der Gedanke an den Tod in völliger Ruhe; denn ich habe die feste Überzeugung, daß unser Geist ein Wesen ist, ganz unzerstörbarer Natur, es ist ein Fortwirkendes, von Ewigkeit zu Ewigkeit, es ist der Sonne ähnlich, die bloß unsern irdischen Augen unterzugehen scheint, die aber eigentlich nie untergeht, sondern unaufhörlich leuchtet.”

J.W.Goethe *

 

* «Мысль о смерти оставляет меня совершенно равнодушным, ибо я твёрдо убеждён в том, что дух наш есть существо совершенно неразрушимой природы, продолжающее деятельность свою из вечности в вечность, оно подобно солнцу, которое нашим земным глазам кажется зашедшим, но которое в действительности никогда не заходит, но светит всегда». И.В.Гёте. (нем.)

 

 

I

 

 

Доказательства, взятые из трансцендентальной психологии, имеют тот недостаток, что они не могут быть общепризнанны, поскольку феномены этого рода не принадлежат к числу повседневных фактов; люди же в большинстве своём желают верить лишь тому, обо что они повседневно стукаются носом. Большинство людей могут попасть в область истины лишь путём зрения, а не путём мышления, и эта необходимость является главнейшею причиною сомненья.

 

 

II

 

 

Орган и функция органа не могут быть отделены, ни помыслены друг от друга раздельно. Воля, направляющая мою руку для того, чтобы она взяла какой-то предмет, есть та же воля, которая организовала и саму эту руку для того, чтобы она брала. Сила, благодаря которой мозг художника создаёт представления, есть та же самая сила, которая организовала и сам этот мозг, которая, стало быть, самоё должна быть наделённой способностью представления, ибо слепое начало не могло бы само собою сделаться зрячим. Это было бы весьма похоже на барона Мюнхаузена, который самого себя за вихор вытаскивает из болота – символ, могущий служить гербом и эмблемой всем материалистам.*

 

* Из всех суеверий самое нелепое – материалистическое; оно совершенно бездуховно, или должно быть им в слабость самой своей главенствующей идеи первенства материи над духом, и пытается найти причину движения в порождаемых им свойствах. (Й.Р.)

 

 

III

 

 

Нам представляется, будто все виды психической деятельности связаны с физическим организмом, и скептик-матерьялист целую вечность будет говорить, что причиною их является организм, его функции, и что тем самым со смертью тела психическая жизнь также должна прекратиться. Поэтому-то весомые, неопровержимые, ясные доказательства существованья души могут быть выведены лишь из тех явлений, кои телу не принадлежат, от него не зависят, для которых, более того, тело является препятствием, т.е. из мистических феноменов. Из этих последних без труда выводится существенность души; и поэтому-то матерьялисты, с логическим чутьём, отрицают всякую мистику. Они чувствуют, что если б даже был установлен хотя бы один факт видения на расстоянии, то вся система их оказалась бы опрокинутой. Поэтому им ничего иного не остаётся, как отвергать всю мистику скопом.

 

 

IV

 

 

Всё же нельзя отрицать того, что акции учения о душе в настоящее время стоят очень низко. Сегодняшнее человечество мыслит в большинстве своём материалистически, не спиритуалистически, что, если процесс этот не приостановится, необходимо должно будет пагубным образом переиначить весь уклад нашей жизни, ибо история всей культуры получает определяющую её окраску всегда чрез находящиеся в обращении идеи. Когда недавно я разговаривал с одним из наших социал-демократов, то он признался мне, что ни одна другая книга так не распространена среди рабочих и не пользуется у них таким уважением как Бюхнерова «Энергия и материя». Рабочие, стало быть, определённо избрали своим евангелием глупейшую книгу нашего столетья. Впрочем, рабочие ведут себя вполне последовательно. Ведь если душа действительно существует, то благо души должно быть основоопределяющим для нашего образа жизни; если же никакой души нет, то рабочий класс, как и всякий иной, должен всецело сосредоточиться на матерьяльной жизни и имеет право стремиться к тому, чтобы сделать её себе настолько приятной, насколько оно возможно. «Живём лишь раз» – говорят рабочие, и "Nos habebit humus" («Всех покроет нас земля») – поют студенты.

 

V

 

 

Вот и приспело время позаботиться о том, чтобы древо скептицизма не выросло до небес. Оптический обман, во власти какового мы ныне находимся, делает понятным тот факт, что в наших учебниках по психологии чудесное принципиально обойдено. Душу вычеркнули из них – и вся психология превратилась в физиологию. Круг исследований при этом произвольно сузился до малости, и поскольку работа всё же должна была продолжаться, то мы пришли теперь к тому, что в науке всё более распространяется тенденция к какому-то микроскопированию, когда все исследования теряются в ничтожных мелочах, тогда как самые важные проблемы, от разрешенья коих зависят само благо и спасенье человечества, остаются неразрешёнными. Так скоро дело может дойти до того,* что мы будем размышлять более над академическими вопросами на соискание учёных степеней – как-то: «катары желудка у инфузорий и туфелек» или «переломы ног у глетчеровых блох» – нежели над глубокими загадками нашей собственной души.

 

* Уже давным-давно дошло, и кислыми плодами этого мы давно кормимся. (Й.Р.)

 

 

Но если справедливо сказано, что при оценке людей голос а следует не подсчитывать, а взвешивать, то это также должно быть признано справедливым и в отношении психологических фактов. Не те суть самые важные, что навязываются своей частотой, но те, из каковых можно заключить о бессмертной сути человека, как бы ни были они редки. Один-единственный научно установленный факт в и дения на расстоянии несравненно важнее, чем всё известное физиологической психологии вместе взятое.

Между тем в отношении в и дения на расстоянии есть такое явление, для которого столь обычная в прочих случаях редкость не характерна, это –«второе зрение» (das zweite Gesicht). Оно не ограничено не только пространственно (хотя чаще всего эта способность наблюдается среди жителей Шотландии и Вестфалии), но не ограничено и временно, поскольку встречается оно довольно часто. Второе зрение, по-английски – second sight, по-галльски – Darasiule или Taischitaraugh, по-ирландски – taisch, наблюдалось столь часто, что произвольное игнорирование его со стороны психологов воспринимается просто как нарушение долга. То, что они не знают, что им делать с ним в своей системе, не уполномочивает их к исключению самого факта его существования, но скорее доказывает только, что система их ни на что не годится, и обязывает их перестраивать её до тех пор, пока для таких фактов место в ней не отыщется. Так что априоризм, которым во времена Гегеля естествоиспытатели попрекали философов, заполонил теперь всё у них самих. Различие состоит лишь в том, что у Гегеля, с его «самодвижением понятия», всё сведшим к полёту Икара, априоризм лежал в утверждениях, тогда как у наших естествоиспытателей он лежит в отрицаниях. И прежде всего касается это наших психологов. Index librorum prohibitorum, составляемый ими и в который они включают все книги по оккультизму, значительно длиннее того списка запретных книг, какой был издан католической церковью за всю историю её существования.

Разумеется, и второе зрение не так повседневно как зрение обычное, но всё же оно наблюдается достаточно часто, чтобы выглядели смешно попытки всех, кто полагает, будто в природе перестало существовать то, что они не включили в свои учебники. С таким же правом из истории литературы можно было бы исключить гениев под предлогом того, что они редки, из геологии – вулканы, потому что большинство гор не извергает пламени, или же ограничить минералогию гранитными булыжниками потому только, что драгоценные камни попадаются редко. К этому прибавляется ещё и то, что наши психологи со своим физиологическим ключом показывают себя всё менее способными объяснить людям, что же происходит на самом деле, и сами частично сознаются в этом. Ведь когда какой-то определённый ключ не подходит к данному замку, всегда вполне разумно попытаться подобрать другой. Однако наши горе-учёные, вместо того чтобы воспользоваться тем, что предлагает им трансцендентальная психология, всё продолжают навязывать физиологическое объяснение феномену человека, что равнозначно упрямому желанию продолжать работу, уже давно ставшую никому не нужной.

 

 

VI

 

 

Во времена скепсиса слывёшь просвещённым, если отрицаешь чудесное, и суеверным, если его признаёшь. В такие времена людское тщеславие добивается того, чтобы чудесное находило себе лишь тех свидетелей, которые держат его под спудом, из-за того что у них не хвататет мужества сделаться предметом насмешек в глазах той общественной глупости, каковая эвфемистически называет себя «общественным мнением». Но вот скептикам уже и самая редкость чудесных явлений начинает казаться подозрительною, даже ими самими искусственно созданная, лишь оптически наличествующая редкость. Сначала они понуждают чудесное спрятаться, а после заявляют, что ничего не видно и смотреть, собственно, не на что.

 

 

VII

 

 

Близятся сроки, когда школьная премудрость вынуждена будет сложить оружие. Уже повсюду в Европе возникают общества, ставящие своей задачей изучение оккультизма, хотя и не все они доросли ещё до уровня своей задачи: некоторые опасным образом склоняются к суеверной форме спиритизма,* другие же, напротив, как например «Общество психических исследований», замыкаются на одном гипнотизме, что означает перепутать дверь в комнату с самим зданием,** и впридачу к тому обосновывают свои исследования медицински, т.е. протаскивают в эту область замаскированный матерьялизм. И всё же, чрез входную дверь гипнотизма, школьная премудрость вступила в тёмное для неё царство, и не в её теперь власти заставить молчать природу; в итоге она вынуждена будет признать, что гипнотизм не есть дорога в никуда, но что он ведёт чрез сомнамбулизм к спиритизму. В этом направлении уже есть весьма многозначительные высказывания профессоров Льебо, Ломброзо, Рише и других, коих пока что можно приветствовать как первопроходцев. При этом более тяжёлые на подъём исследователи, преисполненные сомнений, подчёркивают слово «наука» – в том ладу как они её понимают – и полагают, будто их медлительное топтанье на месте следует ещё и похвалить, так как человеку науки, говорят они, подобает сомневаться, поскольку сомненье есть начало мудрости. То, что оно так, неоспоримо; но, конечно же, только в том случае, когда от сомненья идут дальше – к исследованию и мышлению. Целую же вечность коснеть в сомнении – это и дурак может, и когда вместо того, чтоб преодолевать сомнение, его возводят в степень самоцели науки, то это уже никак не начало мудрости, но вершина дурости.

 

* Под «суеверной формой спиритизма» автор разумеет всевозможные формы «спиритического» гадания и предсказания будущего на картах, блюдцах и иных предметах, всякого рода праздные разговоры с «духами», происходящие в великосветских салонах и гостиных без всякой нравственной пользы и поучения для кого-либо, а также стремление некоторых неразвитых умов вступить в общение с так наз. «тёмной силой» и заняться «чёрной магией» – вещи, вызывающие у спирита, философа и учёного лишь правомерную брезгливость. Негоже серьёзному мужу потакать вкусам, нуждам и страстям невежественной и нечистой толпы. (Й.Р.)

 

** Полковник Альбер Дероша, крупнейший исследователь тайн человеческой психики, в своё время писал: «Гипнотизм, единственное до сих пор официально изученное явление, всего лишь прихожая просторного и чудесного здания, в значительной мере уже обследованного древними гипнотизёрами». (Й.Р.)

 

 

VIII

 

 

Когда поверхностное определение человека в так называемой «точной психологии» наших дней будет выброшено на свалку, когда из трансцендентальной психологии будет выведено новое определение, тогда оно вновь будет звучать так, как звучит оно, насколько я знаю, у Прокла: «Человек есть душа, пользующаяся телом как орудием». ("Homo est anima utens corpore tanquam instrumento").

1894г.

* * *

Л е о н Д е н и

СОВРЕМЕННЫЙ СПИРИТУАЛИЗМ

 

 

«Огульно высмеивать, отрицать факты мистики, оккультизма и в более широком смысле – спиритизма – отнюдь не значит, как то многие почему-то полагают, утверждать тем свой здравый смысл и проницательность, но значит, всего лишь, демонстрировать своё невежество и близорукость. Увы, в основе наиболее воинствующего скептицизма лежит обыкновенно самая наивная доверчивость».

Йог Раманантата

 

 

На склоне лет мыслящий человек делает для себя мучительное открытие. Оно становится ещё мучительнее из-за того, чт о он узнаёт по своём возвращении в Космос. Он вдруг обнаруживает там, что образование, обыкновенно даваемое человеческими учреждениями – церквями, школами, университетами -, если и сообщает нам знание о множестве второстепенных вещей, то зато не научает нас почти ничему, что нам всего более важно знать о своём поведении и характере нашей земной жизни для подготовления нас к жизни потусторонней.

Те, кому доверена высокая миссия просвещать и направлять душу человеческую, выглядят полными невеждами во всём, что касается её природы и её истинных судеб.

В университетских кругах царит ещё полная неуверенность касательно решения самой важнейшей проблемы, которая когда-либо вставала перед человеком в ходе его кратковременного нахождения на земле. Эта неопределённость отражается на всей системе образования. Большинство преподавателей и учителей систематически удаляют на своих уроках всё то, что касается феномена жизни, её смысла и конечной цели.

То же бессилие мы находим и у священника. Своими утверждениями, никак не подкреплёнными доказательствами, он оказывается не в состоянии влить в души, которые он взял на своё попечение, ту веру, каковая более не отвечает ни требованиям здравой критики, ни запросам разума.

Действительно, в Университете, как и в Церкви, душа современная встречает лишь темноту и противоречие во всём, что касается проблемы её природы и её грядущей участи. Именно этому состоянию вещей мы обязаны большею частью бед нашего времени: бессвязностью идей, хаосом сознания, нравственной и общественной анархией.*

 

* Автор часто говорит в таких случаях «мы», но читателю следует иметь в виду, что с его стороны это не столько авторское, сколько докторское «мы». (Й.Р.)

 

 

Образование, которое изливается на поколенья людей, весьма разносторонне, но оно нисколько не освещает им путь жизни, оно не закаляет их для битв этого существования. Классическое образование может научить человека культивировать, украшать свой ум, но оно не научит его действовать, любить и жертвовать собой. И ещё менее – создать себе такое понятие о жизни и судьбе, которое станет развивать глубокие энергии нашего «Я» и направлять наши порывы, наши усилия к действительно высокой цели. Однако, такое понятие необходимо каждому живому существу, всякому обществу, ибо оно – поддержка, верховное утешение в трудные часы, источник мужских добродетелей и высоких вдохновений.

Карл Дюпрель сообщает следующий факт: «Один из моих друзей, университетский профессор, имел несчастье лишиться дочери, и это пробудило в нём интерес к проблеме бессмертия. Он обратился к своим коллегам, профессорам философии, надеясь найти утешение в их ответах. Но его постигло разочарование: он просил хлеба, ему предложили камень; он искал утверждения, ему ответили неопределённостью!»

Франциск Сарси, этот совершенный образец университетского профессора, писал: «Я человек земной. Я не знаю ничего о том, как я сюда попал и почему меня сюда бросили. Я точно так же не знаю, как я отсюда уйду и что будет со мною после моего ухода».

Невозможно сознаться в этом с большею откровенностью: школьная философия после стольких веков исследований и труда всё ещё остаётся доктриной без света, без чувства, без жизни.* Душа наших детей, мечущаяся между разными и противоречивыми системами – позитивизмом Огюста Конта, натурализмом Гегеля, материализмом Стюарта Милля, эклектизмом Кузона и т.д. – пребывает в неопределённости, лишённая идеала и достойной цели.

 

* По поводу университетских экзаменов г-н Дюкро, декан факультета в Эксе, пишет в «Журналь де деба» от 3 мая 1912 года: «Складывается такое впечатление, словно между учеником и вещами помещается некий заслон, какая-то пропасть выученных слов, бессвязных и непонятых фактов. Это мучительное впечатление особенно ощутимо в философии». (Л.Д.)

 

 

Отсюда раннее уныние и всеразъедающий пессимизм, эти болезни упадочного общества, страшная угроза будущему, к которой добавляются горький цинизм и насмешливый скептицизм стольких молодых людей, верящих лишь в удачу и поклоняющихся только успеху.

Известный профессор Рауль Пиктэ отмечает это состояние ума во введении к своей последней работе о физических науках.* Он говорит о разрушительном действии, которое оказывают на ум его учеников материалистические теории, и заключает: «Эти несчастные молодые люди допускают, что всё происходящее в мире является необходимым и фатальным следствием первичных причин, на которые воля их повлиять никак не может; они полагают, будто собственное их существование поневоле является игрушкою неумолимого рока, во власти коего они все находятся, связанные по рукам и ногам. Эти молодые люди отказываются от борьбы при встрече с малейшими трудностями. У них больше нет веры в себя. Они делаются живыми склепами, в коих оказываются безвозвратно замкнуты их надежды, усилия и желания, – общими могилами, в которых погребается всё, что заставляло их сердце радостно биться, пока не пришёл день их интеллектуального отравления».

 

* Raoul Pictet, «Etude critique du matérialisme et du spiritualisme par la physique expérimentale». (Й.Р.)

 

 

Всё это приложимо не только к некоторой части нашей молодёжи, но и ко многим людям нашего времени и нашего поколения, у которых можно отметить определённого рода моральную усталость и внутреннюю опустошённость.

Ф.Мейерс в свою очередь признаёт это: «Есть своего рода беспокойство, недовольство, отсутствие веры в действительную значимость жизни. Пессимизм – нравственная болезнь нашего времени».*

 

* F.Myers, “Human Personality and its Survival of Bodily Death”. (Й.Р.)

 

 

Всевозможные немецкие теории – учения Ницше, Шопенгауэра, Геккеля и других – немало, в свою очередь, посодействовали тому, чтобы развить это состояние вещей. Влияние их распространилось повсеместно. В значительной степени им следует приписать медленную работу – тёмное дело скептицизма, отчаяния и уныния, – которая совершается в современной душе человечества.

Пришло время дать решительный отпор этим мрачным доктринам и за пределами официальных форм и обветшавших религий отыскать новые методы образования и просвещения, которые смогут соответствовать повелительным нуждам нынешнего времени. Нужно подготовить умы к необходимостям, к битвам жизни нынешней и жизней последующих. В особенности же нужно научить человека в интересах его действительных целей самопознанию, раскрытию и развитию собственных скрытых сил, в нём дремлющих.

До сей поры мысль замыкалась в сравнительно узком кругу: религии, школы или системы, которые исключали одна другую и враждовали друг с другом. Это привело к нынешнему глубокому размежеванию умов, возникновению доктрин, исполненных насилия и взаимной нетерпимости, смущающих и потрясающих общественный порядок.

Научимся выходить из этих узких рамок и позволять мысли двигаться совершенно свободно. В каждой системе содержится некая часть истины, но ни одна из них не заключает её в себе всю. У Вселенной и жизни обличия слишком многообразны, число их слишком велико, чтобы какая-либо система смогла вместить их все в себя. Из всех этих несвязных концепций, нужно выделить фрагменты истины, в них содержащиеся, и сблизить их, согласовать один с другим; затем, присоединяя к ним новые и многообразные обличья истины, каждодневно открываемые нами, стремиться к величественному единству и гармонии мысли.

Нравственный кризис и упадочность нашей эпохи вызваны в значительной мере тем, что дух человеческий слишком давно обездвижился. Нужно вырвать его из объятий косности, вековых привычек, вознести его к небывалым высотам, не упуская из виду прочные основания, даруемые ему возросшим и обновлённым знанием. И мы трудимся над созданием этого завтрашнего знания, которое даст необходимое мерило оценки, средства проверки и контроля, без которых мысль, предоставленная сама себе, всегда будет находиться в опасности заблуждения.

 

 

* * *

 

 

Смятение и неуверенность, которые мы отмечаем в образовании, отображаются и усиливаются, сказали мы, во всём социальном порядке.

Повсюду, как внутри так и снаружи, можно наблюдать тревожное состояние кризиса. Под сверкающей поверхностью цивилизации скрывается глубокое беспокойство. Раздражение растёт и ширится в рядах общества. Конфликт интересов, борьба за жизнь ужесточаются день ото дня. Чувство долга ослабевает в сознании человеческом до такой степени, что многие люди даже не ведают боле, в чём долг этот состоит и где искать его.

В чём объяснение сей загадки, сего вопиющего противоречия между благородными устремлениями нашего времени и грубой действительностью фактов и дел? Почему режим, породивший столько надежд, грозится привести к полному нарушению общественного равновесия?

Непреклонная логика ответит нам: демократия, распространившаяся в самых широких массах и среди их руководителей, вдохновлялась учениями, построенными на отрицании, и поэтому в отношении счастья и возвышения человечества она тоже могла привести лишь к отрицательному результату. Каковы идеалы, таков и сам человек; какова нация, такова и страна!

Отрицательные доктрины в самых крайних своих последствиях неизбежно приводят к пустоте, к общественному небытию. В человеческой истории мучительный опыт этот уже проделывался многократно.

Пока речь шла о том, чтобы разрушить остатки прошлого, нанести сокрушительный удар сохранившимся привилегиям, демократия умело пользовалась своими возможностями. Но сегодня уже надлежит строить, строить град грядущий, град будущего, просторное здание, должное дать приют мысли многих поколений. И перед лицом такой задачи отрицательные доктрины демонстрируют свою недостаточность и обнаруживают собственную хрупкость; мы видим, как лучшие труженики бьются в своего рода материальном и нравственном бессилии.

Никакое дело человеческое не может быть великим и прочным, если оно не вдохновляется в теории и на практике, в своих принципах и своём применении, вечными законами Вселенной. Всё, что задумано и возведено вне верховных законов, построено на песке и обречено на крушение.

Индивидуальная эволюция и прогресс личности – основополагающий закон природы и жизни. В этом смысл человеческого бытия и норма существования Вселенной. Выступать против них или подменять их какой-либо иной целью было бы таким же безумием, как и желать остановить вращение Земли или прилив и отлив океанов.

Самая слабая сторона современного мировоззрения – это полнейшее незнание человека, его природы, законов, управляющих его судьбою. А не зная человека индивидуального, как можно было бы управлять человеком социальным?

Источник всех наших зол и бед – в недостаточности нашего знания и в нашей нравственной неполноценности. Любое общество пребудет слабым и разделённым до той поры, покуда недоверие, сомнение, себялюбие, зависть и ненависть будут господствовать в нём. Нельзя преобразовать общество, издав новые законы. Законы, учреждения суть ничто без нравственности и высокой веры. Впрочем, какою бы ни была политическая форма и законодательство народа, если это народ, обладающий чистотой нравов и твёрдыми убеждениями, то он всегда будет счастливее и могущественнее другого народа, уступающего ему в нравственности.

Поскольку общество является результирующей индивидуальных сил, хороших или дурных, то, чтобы улучшить форму этого общества, нужно сначала влиять на ум и сознание индивидов.

Но для современного материалистического учения человек внутренний, человек, наделённый индивидуальным сознанием, не существует; общность поглощает его целиком. Принципы, которые материализм исповедует, суть не что иное, как отрицание всякой высокой философии и всякой высшей причины. Люди помышляют лишь о завоевании прав. А ведь пользование правами невозможно без исполнения обязанностей. Право без обязанности, которая его ограничивает и корректирует, породит лишь новые невзгоды и новые страдания.

Мы уже можем соразмерить масштабы бедствия, причинённого негативными доктринами. Детерминизм, материализм, отрицая человеческую свободу и ответственность, подрывают сами основы вселенской этики. Мир нравственный оказывается всего лишь придатком физиологии, т.е. царством, в коем проявляется слепая и безответственная сила. Избранные умы исповедуют метафизический нигилизм, и вся масса людская, народ – без веры, без твёрдых принципов – оказывается отдан во власть кучки людей, эксплуатирующих его страсти и наживающихся на его вожделениях.

Позитивизм, хотя и не так непреклонен, не менее зловещ по своим последствиям. Своей теорией непознаваемого он упраздняет понятие цели и всеобщей эволюции. Он берёт человека на нынешней фазе его жизни – этом по сути дела фрагменте его судьбы – и мешает ему смотреть вперёд и назад; метода бесплодная и опасная, сделанная, как кажется, в расчёте на духовных слепцов, и весьма ложно её объявили самым прекрасным завоеванием ума современности.

Таково нынешнее состояние общества. Опасность невероятно велика, и если только не произойдёт какого-то великого духовного и научного обновления, мир погибнет в хаосе и смятении.

Наши политические деятели уже ощущают, чт о значит жить в обществе, в котором поколеблены основные нравственные устои, в котором все санкции искусственны и бессильны, где всё перепутано, даже такое элементарное понятие, как добро и зло.

Церкви, и это правда, несмотря на изношенность форм и их ретроградный дух, всё ещё группируют вокруг себя много восприимчивых душ: но оне более не способны отвести опасность, потому что сами поставили себя в невозможность дать точное определение судьбы человеческой и мира загробного, которое бы опиралось на доказательные факты.

Человечес