Драматическая фантазия в стихах; в одном действии с эпилогом.

 

Действующие лица:

Старик.

Женщина.

Михаил, сын их.

Извозчик.

 

<< Сцена 1 >>

 

<< Простая крестьянская изба; посередине деревянный стол. Старик >>

<< починивает сеть; пожилая женщина сидит за самопрялкой; >>

<< вдали в задумчивости сидит мальчик с книгой. >>

 

<< Старик >>

 

Плохие времена; прогневался на нас

Правдивый бог: хлеба, покосы плохи -

Того гляди, придется голодать,

Придется продавать последние лаптишки.

На ту еще беду ни щука, ни карась,

Ни сельди, ни треска не ловятся изрядно.

Ох, ох! старуха! худо время!

 

<< Женщина >>

 

Ась?

Кажись, ворчишь недоброе ты что-то;

Господь даст день и пищу, – не тужи!

 

<< Старик >>

 

Да, хороша пословица, а знаешь

Пословицу другую: на бога надейся,

Да не плошай и сам? и эта хороша.

Вздохнешь и нехотя, как нету ни гроша,

А силы всё слабее да слабее!-

Ох! что-то мы с тобой, старуха,

Тогда начнем, как выбьемся из сил!

 

<< Женщина >>

 

Зато наш сын в то время будет силен:

На старости призрит, прокормит нас.

Поди сюда, Михайло, о тебе,

Ты слышишь, речь идет, поди скорее!

 

<< Михаил >>

 

Что, матушка? я книжки зачитался, –

Как много тут хорошего, давно

Я не был так доволен: как-то сердцу

Приятно, как начну читать псалтырь.

Послушай-ка! прочту тебе страничку!

 

<< Женщина >>

 

Ох, дитятко, ох, горе-богатырь!

На горе выучил письму отец Никифор!

 

<< Старик >>

 

Доподлинно на горе: малец взрослый,

А нет, чтоб отцу в работе помогать.

 

<< Женщина >>

 

Чтоб матери горшки переставлял…

 

<< Старик >>

 

Чтоб иногда развесил мне хоть сети

Для сушки…

 

<< Михаил >>

<< (огорченный) >>

 

Матушка, отец родимый мой!

 

<< Старик >>

 

Всё с книгою сидит, читает. Дети, дети!

Для вас трудись руками и спиной,

А вы ленитесь…

 

<< Женщина >>

 

Рвете рубашонки

Да дрянные читаете книжонки!

 

<< Михаил >>

 

Помилуй, матушка, отменнейшие книги,

И даже есть картиночки в иных.

 

<< Старик >>

 

Опять свое!

 

<< Михаил >>

<< (жалобно) >>

 

Да не сердись, родимый;

Что мне велишь, всё сделаю тотчас,

Рад помогать тебе, что силы станет,

И буду лишь тогда читать,

Как дело кончу…

 

<< Старик >>

 

Ну, родимый, ладно!

 

<< Михаил >>

<< (ласкаясь к нему) >>

 

Прости, коли сердит!

 

<< Старик >>

<< (целует его) >>

 

Ну, будь вперед умнее!

 

<< Женщина >>

 

Да, да, умнее будь.

 

<< Михаил >>

 

Да, я буду умнее!

Я, батюшка, теперь уж не дитя,

Пройдет пять лет, – как ты, я взрослый буду

И стану работать за всех вас, вам

Покойно будет; всем займусь исправно,

Лишь вы за то читать мне не мешайте,

Как дело кончу…

 

<< Женщина >>

 

Да скажи на милость,

Что к чтенью вдруг тебя так пристрастило

И что, скажи, хорошего есть в книгах?

 

<< Михаил >>

 

O, много! много! матушка!

 

<< Женщина >>

 

Да что же?

 

<< Михаил >>

 

Не знаю, как сказать, а только хорошо.

Когда я в первый раз взял книгу

И начал буквы разбирать -

Почувствовал я в сердце радость,

Готов был с книгой умереть!

Глаза мои к словам прильнули,

Душа их смыслом увлеклась;

Я дальше, дальше, – всё другое,

И всё так чудно-хорошо!

Куда, я сам не знаю, мысли

Меня манили за собой,

И вот с тех пор люблю я книги

И буду их читать всегда!

 

<< Старик >>

 

Да что же толку? Ты ведь будешь

Крестьянином таким же, как и я,

А я не знаю в книгах ни бельмеса,

Да прожил век не хуже грамотея.

 

<< Женщина >>

 

Ась?

 

<< Михаил >>

 

Я слышал, батюшка, и в книгах

Читал, что есть такой народ,

Который знает всё на свете:

Считает звезды в небесах,

Всё, на чем свет стоит, изведал

И, как вертится свет, постиг…

Таких, слышь, в Питере немало,

И всем им там большой почет,

Какого немцам не бывало:

Сама царица их блюдет!

 

<< Старик >>

 

Так что же в том: не хочешь ли и ты

Таким же быть заморским колдунишкой?

 

<< Михаил >>

 

Признаться, батюшка, я думал,

Когда бы ты позволил мне,

Поехать в Питер, обучаться

Охота забирает страх…

Об этом мысль не оставляет

Меня; попробовал бы сам

Писать такие же я книги…

 

<< Женщина >>

 

Вот что затеял, вот те раз!

Еще он смеет озорничать!

Пусти его, вишь, в Питер: хочет он

Учиться, а отца и мать

Покинуть.

 

<< Старик >>

 

Не годится, Миша,

Такие думы замышлять; и что

С них проку? Лучше хлеб насущный

Ты честно добывай, крестьянином живи,

Куда уж нам до мудрости столичной!

Ты там себе пристанища не сыщешь,

Умрешь там с голоду…

 

<< Михаил >>

 

Я рад

Всё претерпеть, лишь можно б было

Мне там в училище вступить, –

О, как бы я учиться начал!

Всё б для науки я забыл!

Мне, право, батюшка, порой

На ум идет, что без науки

Могу я умереть со скуки, –

Давно уж я грущу душой.

Все книги, что отец Никифор

Оставил мне, уж я прочел,

Почти уж выучил на память,

А жить без книг я не могу…

Свези же в Питер, мой родимый,

Меня, и в школу там отдай!

Я скоро выучусь, приеду

И с вами снова буду жить!

 

<< Старик >>

<< (строго) >>

 

Откуда ты набрался этой дичи?

Не смей об этом больше говорить!

Мальчишка, ты не понимаешь дела…

Знать, этого ты духу набрался

Из книг; подай – я их все спрячу;

Отдам тогда, как будешь поумней!

 

<< Михаил >>

<< (умоляющим голосом) >>

 

Пусти учиться!

 

<< Женщина >>

 

Ась!

 

<< Михаил >>

 

Хоть книги-то оставь!

 

<< Старик >>

 

Подай сюда иль сам возьму их, ну!

 

<< Михаил >>

<< (в страхе) >>

 

Оставь хоть две!

 

<< Старик >>

 

Нет, ты избаловался:

Работать не работаешь, шалишь,

Да дичь еще такую замышляешь!

 

<< Женщина >>

 

Знать, правда, что недобр тот человек,

Который возится с нечистой силой книжной!

Я, грешная, отроду не читала,

Да и читать не приведет господь,

Хоть до седых волос уж дожила я;

А он молокосос!..

 

<< Михаил >>

 

Ах, матушка! за что

Все на меня? Как я теперь несчастен!..

 

<< Старик >>

 

Из головы дурь выкинь, помогай

Работать мне прилежно, приучайся

Хлеб добывать трудом, и помни век,

Что не бывать тебе, пока живу я,

В столице, не видать поганых книг!

Иди же, спи спокойно…

 

<< Михаил >>

 

Ах, родимый,

Могу ли спать спокойно? Хоть одну

Исполни просьбу: я…

 

<< Старик >>

<< (строго) >>

 

Не смей и говорить!

 

<< (Михаил заливается слезами) >>

 

<< сцена 2 >>

 

<< (Поле. Вдали лес. Вправо большая дорога) >>

<< Михаил >>

<< (один) >>

 

День ото дня мне тяжелей:

До вечера от утра за работой,

Которая не по сердцу, сижу;

Отец за мной так строго смотрит,

Все книги спрятал, а без них

Мне тяжко, скучно, я страдаю…

Бывало, так легко душе,

Когда я чтеньем занимаюсь,

Стараюсь разгадать: зачем

И почему написано в ней то-то

Или другое? Время так летит,

Не замечаю я его теченья…

Бывало, мысль надеждой занята,

Что я учиться буду, буду сам писать,

Что не простым я буду человеком

И, может быть, других перегоню…

Что и отца и мать утешу я

Собою, облегчу их участь…

И всё-то вдруг пропало, разлетелось:

Крестьянин я, крестьянином умру!

Отец не понимает польз своих

И отпустить меня не хочет в Питер…

А надо мне учиться, самому

Приняться сочинять, да, надо!

К тому назначен я судьбой и знаю,

Что говорил мне тот небесный вестник,

Во сне который посетил меня!

Он мне сказал: "Высок удел,

Который для тебя назначен,

Иди, лишь не кривым путем,

Будь честен, добр, покорен, прямодушен,

К чужому завести не знай:

И своего довольно будет!

Учись прилежно, силы все

Употреби ты на науку,

Иначе будешь мужиком!"

И вдруг пропал; тут на меня

Повеял запах ароматный…

Сначала я не понимал,

Что делать; после догадался,

За книгу взялся в тот же час

И с той поры всё думал, думал,

Как бы учиться, как бы мне

Моей судьбины не прогневать!..

Читал прилежно и порой

Стихи сам пробовал писать я,

И так тогда я весел был!

Теперь надежды я лишился.

Что делать мне?

 

<< (по дороге проезжают несколько путешественников) >>

 

Счастливый путь!

Они, быть может, едут в Питер!

А я, я должен здесь грустить

И не учиться, не послушать

Того, что сон мне предсказал!

О, что мне делать! я просил

Отца раз пять – не отпускает

И не отпустит; бредом он

Зовет мои предположенья…

А доказать я не могу,

Что он ошибся! Как же быть?

Как в Питер мне попасть? не знаю!

Когда б не гневался отец,

Тихонько б я ушел отсюда!

Но как? дороги не найду!

 

<< (по дороге проходят несколько пешеходцев) >>

 

Они идут… а что же я,

Ходить тож, кажется, умею.

Спрошу, где, как?.. язык ведь есть!..

 

<< (в ужасе) >>

 

А мать, отец? Оставить их

На сокрушенье, на рыданья?

Они меня балуют так,

Лишь на меня у них надежда…

Уйду… покоя их лишу,

Они почтут меня погибшим!

 

<< (Решительно) >>

 

Пусть так… но я им докажу,

Что не погиб я, ворочуся я

Ученый, умный, ото всех

Почтен, с чинами и с богатством,

И пусть бранят тогда меня

За то, что я от них укрылся!

Иду… о, господи, прости,

Что я родителей оставлю,

Что не послушался я их!

Иду, иду!..

 

<< По дороге проезжают извозчики с кладью. Михаил идет к ним. >>

 

Спрошу, где Питер,

На первый раз хотя у них…

 

<< (Обращается к извозчику.) >>

 

Где в Питер мне пройти поближе,

Скажи, старинушка?

 

<< Извозчик >>

 

Что, свет?

Да ты зачем идти туда намерен?

Ведь Питер-то – отсюда не видать!

 

<< Михаил >>

<< (в замешательстве) >>

 

Да так, мне надобно… Скажи,

Пожалуйста, скорей!

 

<< Извозчик >>

 

Так ты не шутишь?

 

<< Михаил >>

 

До шуток ли?

 

<< Извозчик >>

 

Да как же ты пойдешь,

И что тебе идти-то за охота?

 

<< Михаил >>

<< (в сторону) >>

 

Ах, боже мой! что ж я ему скажу?

 

<<(Вслух) >>

 

Пожалуйста, скажи, – там у меня родные,

А здесь я сирота!

 

<< Извозчик >>

 

Теперь я понимаю…

Да только всё того мне не понять,

Как ты дойдешь? Ведь ты и мал, и беден!

 

<< Михаил >>

 

Дойду, дойду…

 

<< Извозчик >>

 

Пристанешь, захвораешь!

 

<< Михаил >>

 

Нужды нет!

 

<< Извозчик >>

 

Жалко мне тебя…

Садись на воз, я подвезу покуда.

 

<< Михаил >>

<< (садится с веселой улыбкой) >>

 

Вот видишь: ты тужил,

Как я дойду, а первый сам помог мне, -

На свете не без добрых, знать…

 

<< Извозчик >>

 

И не без злых!

 

<< (Ударяет кнутом по лошади и уезжает вместе с Михаилом.) >>

<< Входит старик, отец Михаила, и за ним жена его. >>

<< Старик >>

 

Да где же наш Михайло? Что за пропасть,

День целый я ищу его напрасно, –

Помилуй бог, уж не пропал ли он?

Искал, искал, ну так, что утомился!

Где он? Не в Питер ли ушел, шалун,

Не утонул ли, не упал ли в яму?..

О господи! как сердцу тяжело!

Как будто должен я его лишиться!

 

<< Женщина >>

<< (входит) >>

 

Ах, горе, горе! мы его лишились.

Искала я везде, и у соседей

Я спрашивала – нет… О боже мой!

Да где же он? да что же с ним случилось!

 

<< Старик >>

 

Везде искала – нет! О, страшное сомненье

Исчезло! Новою бедой господь

Карает нас: его святая воля!

Одна была надежда – миновалась…

 

<< Женщина >>

<< (плачет) >>

 

Пропала наша лучшая надежда.

 

<< Старик >>

 

Один был сын – и тот недолго был!

О горе, горе нам, старуха!

 

<< Женщина >>

 

Горе, горе!

 

<< Плачут отчаянно; занавес опускается. >>

 

<< Эпилог >>

 

<< Действие происходит через пятнадцать лет. Кабинет, великолепно убранный. >>

<< Ломоносов сидит в задумчивости, сочиняя стихи. >>

 

<< Ломоносов >>

 

Ну, это будет хорошо… Что ж дальше?

Подумаю, так что-нибудь придет…

 

<< (Думает) >>

 

Нет ничего… На мысль воспоминанья

Приходят, я их разбудил стихом.

"Как прошлое для нас заманчиво и ново!"

Давно ль еще я был совсем не то!

Я помню, был когда-то я в деревне,

Читал псалтырь и сказку о Бове

И приходил в восторг от разной дряни.

Я помню, как отец меня бранил

За леность, за любовь к науке. Он

Не верил ни ученью, ни людям

И был уверен, что ученье вздор!

Покойный сон страдальческому праху -

Тяжелый крест он до могилы нес,

И жаль, что весть отрадная о сыне

Не усладила дней его последних.

А мать моя, – она меня любила,

Хоть тоже от нее за книги доставалось!

А как я их ужасно огорчил,

Когда вдруг скрылся из дому… Как много

С тех пор со мной случилось перемен!

Трудов немало перенес я:

Нередко даже голодал,

С людьми боролся и с судьбою,

Дороги сам себе искал.

Сам шел всегда без руководства,

Век делал то, что честь велит,

И не имел хоть благородства,

А благородней был других…

Зато достиг своих желаний,

Учиться дали средства мне -

Я быстро шел путем познаний

И на хорошем был счету…

И вот я шел да шел, трудился,

Свой долг усердно исполнял

И этим кой-чего добился:

Теперь я тот же дворянин!

Но это всё еще ничтожно

Совсем не этим я горжусь,

Такое титло всем возможно.

Горжусь я тем, что первый я

Певец Российского Парнаса,

Что для бессмертья я тружусь…

Горжуся тем, что, сын крестьянский,

Известен я царице стал

И от нее почтен вниманьем

И ей известен, как пиит.

Горжуся тем, что сердце россов

Умел я пеньем восхитить,

Что сын крестьянский Ломоносов

По смерти даже будет жить!

 

<1840(?)>

 

154-156. Из водевиля "Утро в редакции"

 

 

Чуть проснешься, нет отбоя

От задорливых писак,

Не дают тебе покоя,

Жгут сигары и табак,

Предлагают нам услуги,

Повестцу вам принесут

И, как будто на досуге,

С жаром вам ее прочтут.

Тот пучок стихотворений

Вам изволит предлагать, –

Сам не знает ударений,

А ударился писать.

Тот свою дрянную сказку

Подает в десятый раз:

"Я поправил тут завязку,

Стал короче мой рассказ".

Тот с безграмотной статьею

Силой ломится к вам в дверь:

"Извините – беспокою,

Но последний раз теперь".

Тот придет с пиесой дикой:

"Прочитать я вас прошу,

Человек-де вы великой,

Вашим мненьем дорожу" -

И начнется искушенье…

И пойдет тут кутерьма.

Просто сущее мученье,

Ходишь точно без ума.

Тут клянешь литературу,

Проклинаешь сам себя;

В лапах держишь корректуру,

А держать ее нельзя.

А тут смотришь – вдруг газеты

Новый номер принесут,

В нем тебя сживают с света,

По карману больно бьют…

А тут смотришь – гневный фактор

Впопыхах к тебе бежит:

"Господин, дескать, редактор,

Типография стоит!"

Как-нибудь гостей проводишь,

Над статьей начнешь корпеть,

Что попало производишь,

Только б к сроку подоспеть!

Вдруг… о, страх! толпою гости,

Как враги, нахлынут вновь.

От досады ноют кости,

Приливает к сердцу кровь.

День проходит, день потерян…

Заглянуть беда вперед;

На другой день – будь уверен -

То же самое пойдет!

 

 

Как скучны эти господа!

Жить не дают совсем в покое.

Придут и сядут без стыда,

Болтают битый час пустое,

А ты тут думай: вот беда!

Я не один, и нас не двое.

 

 

А завтра публика что скажет?

Она меня же обвинит!

Кто правоту мою докажет?

Кто ей всё дело объяснит?

Кто скажет ей, что на рассвете

Я встал, забыв и сон и лень,

И что на нашем белом свете

Мне ежедневно – черный день?

 

<1841>

 

157-160 Из водевиля "Шила в мешке не утаишь – девушки под замком не удержишь"

 

 

На объявленья ловят нас,

Кто нынче их не рассылает…

О новой книге в день пять раз

Книгопродавец объявляет…

Все деньги шлют за новизну,

Спеша прочесть ее во здравье,

А получают старину,

Где ново – только лишь заглавье.

Врачи зубные о зубах

Кричат немало и кричали,

А между тем не дай аллах,

Чтоб мы к ним на зубы попали.

Очки вам оптик продает,

Слепцы в которых видеть станут, –

А кто их купит, тот поймет,

Что он оптически обманут…

Какой-нибудь мосье Гримо,

Недоучившийся повеса,

Берется с глаза снять бельмо,

А сам не смыслит не бельмеса.

Вот объявленья! Вот они!

Сказать не будет неприлично,

Что объявленья в наши дни -

Легчайший способ врать публично!

 

 

Жизнь нашу тратя на химеры,

Весь век мы все до одного

На разнородные манеры

Вертимся около того…

Чиновник, чтобы подслужиться

Там, где есть польза для него,

И повышения добиться, –

Вертится около того.

Тот на красавице женился

Для утешенья своего;

Вдруг знатный друг к нему явился,

Вертится около того!

Писатель раз умно напишет,

Так, что похвалят все его,

Да после тем же всё и дышит,

Вертится около того.

Жених невесту так голубит,

Ее хранит как божество -

Подумаешь: ее он любит, –

Вертится около того.

 

<< (Бьет по карману.) >>

 

Тут, впрочем, нечему дивиться,

Мудреного нет ничего:

И мир-то, кажется, вертится

Весь около того!

 

 

Доктора свои находки

Сыплют щедрою рукой:

Лечат солью от чахотки

И водой от водяной.

Прежде этими вещами

Добывали мы доход,

А теперь не рады сами,

Что пустили воду в ход.

Времена для нас плохие,

Мы теперь хоть волком вой:

Не зовут уж нас больные,

Сами лечатся водой.

И недужных, и уродов -

Всех вода лечить взялась,

И теперь водопроводов

Тьма на свете завелась.

В бога здравья воду тянут,

Воду тянут, как вино,

И уж скоро в море станут

Без помехи видеть дно…

Не дождутся злого году…

Как во всех концах земли

Всю до капли выпьют воду -

Сядут раком на мели!

 

 

Наш мир – театр. На сцене света

Играть нам роли суждено,

В репертуаре жизни этой

Пиесы те же уж давно:

Любовь – ошиканная драма,

Честь – историческая быль,

Приязнь – на век наш эпиграмма,

И Совесть – шутка-водевиль.

Мы в жизни бенефицианты.

Вся трудность в том, что надо знать,

Чтоб показать свои таланты,

Какую пьесу разыграть:

В Любви и Дружбе мало смеху,

От Чести выгодой не льстись,

А Совесть дай толпе в потеху, –

Так схватишь славный бенефис!

 

<1841>

 

161-164. Из водевиля "Феоклист Онуфрич Боб, или муж не в своей тарелке"

 

 

Табак противен модным франтам,

Но человек с прямым умом,

Писатель с истинным талантом

Живут, как с другом, с табаком.

Нос образованный и дикий

Его издревле уважал,

И даже Фридрих, муж великий,

Табак в карман жилетный клал.

 

Наполеон пред жарким боем

Им разгонял свою тоску, –

И вряд ли б он прослыл героем,

Когда б не нюхал табаку.

Табак смягчает нрав суровый,

Доводит к почестям людей:

Я сам, винюсь, через бобковый

Достиг известных степеней.

 

Табак, наш разум просветляя,

Нас к добродетели ведет,

И если, трубку презирая,

Весь свет понюхивать начнет -

Добро, как будто в мире горнем,

Здесь процветет с того числа

И на земле табачным корнем

Искоренится корень зла!

 

 

– Что это за история?

Во что ты наряжен?..

 

Купил в столице с горя я

Французский балахон…

Там все творят магически:

Лишь в Английский придешь -

Нарядят эластически

Уродом, и пойдешь.

 

Одежда хоть престранная,

Не стоит ни гроша,

Но так как иностранная,

Так очень хороша!

Метода басурманская

На свете завелась:

Смола американская

Повсюду разлилась!

 

Вы, жители пустынные,

Лишь любите свое;

А там так всё резинное:

И люди и житье!

Там каждый страшно тянется,

Чтоб честь приобрести:

В резине ловко кланяться -

За то она в чести…

 

 

Погибель разрушителю

Блаженства моего!

Пойду к градоправителю

С прошеньем на него!

Со мной сыграл ты шуточку

И честь мою задел,

Теперь под нашу дудочку

Напляшешься, пострел!

 

Мужьям в наш век решительно

Стеречь должно жену:

Вот как неутешительно

Бросать ее одну!

С родимыми пенатами

Чуть-чуть ты разлучен -

И хватами усатыми

Весь дом твой окружен.

 

 

Приятные мечтания

Я в сердце заключал,

День бракосочетания

Я лучшим почитал…

Вдруг мне судьба повесила

Беду на шею вновь:

Жена закуролесила.

И как ведь? стынет кровь!

 

Не знал я прежде ревности,

Сей гибельной чумы,

От коей гибли в древности

Великие умы, -

Теперь я как помешанный.

Мне нужен мщенья лавр,

Понятен мне ты, бешеный

Веницианский мавр!

 

<1841>

 

Из водевиля "Актер"

 

И вот как у нас понимают искусство!

Вот как на жрецов его люди глядят:

Ты тратишь и силы, и душу, и чувства, –

За то тебя именем шута клеймят!

Талант твой считают за ложь и обманы:

Понять его – выше их сил и ума.

Им нет в нем святыни, для них шарлатаны

И Гаррик, и Кин, и Лекень, и Тальма!

 

<1841>

 

166. Из водевиля "Вот что значит влюбиться в актрису"

 

Ах, как мило! ах, как чудно -

Быть актрисой, всех пленять,

Над толпою многолюдной

Каждый день торжествовать!..

Чуть на сцену – все лорнеты

На тебя устремлены,

Генералы и корнеты -

Все тобой поражены!

Тот стишки тебе скропает,

Тот срисует твой портрет,

Тот с любовью предлагает

На придачу фунт конфет.

Не играешь – балагуришь,

Будь дурна хоть выше мер…

Глазки сделаешь, прищуришь,

И захлопает партер!

 

<1841>

 

167. Из водевиля "Дедушкины попугаи"

 

Чтоб о женщинах понятья

Сын ваш как не разгадал,

Я всех женщин без изъятья

Из истории прогнал…

Клеопатру, Феодору,

Катерину Медичи -

Всех без счету, без разбору

В шкаф я запер на ключи,

Сам об них молчал как рыба,

Но и тут брала тоска, -

Благо в нем еще, спасибо,

Кровь не слишком-то жарка.

Есть такие забияки,

Что запри их хоть замком,

Словно гончие собаки,

Слышат женщину чутьем!

 

<1841>

 

Актриса

 

На сцене я для всех загадка:

Иначе действую, хожу,

Смотрю так весело, так сладко,

Что хоть кого обворожу.

Но посмотрите за кулисы,

Там изменяюсь я тотчас -

Театр, актеры и актрисы

Не то на деле, что для глаз!

 

Что вас в театре занимает,

Что вас из кресел и из лож

Так веселит, так поражает -

Всё подражание, всё ложь!

У нас поддельные картины,

Умны мы – от чужих речей,

Природа наша – из холстины,

А солнце наше – из свечей.

 

Рассчитаны движенья наши.

Суфлер – вот наше волшебство,

И сами мы, кумиры ваши, –

Актеры, больше ничего!

За нами можно волочиться

В честь нашей славе и красе,

Мы даже любим тем гордиться -

Мы те же женщины, как все.

Поклонников у каждой вволю,

На сцену явится едва!

И на мою, признаться, долю

Их также есть десятка два!

 

Они болтливы все, любезны,

И даже остры на полдня,

Притом они мне и полезны:

Они так хвалят все меня!

В честь мне дрожат в театре стены

От их здоровых, крепких рук,

А я за то порой со сцены

Им глазки делаю – всем вдруг!

 

<1841>

 

169. Из повести "В Сардинии"

 

Если жизнь ослепит блеском счастья глаза,

Даст на счастье обет,

Да изменит… солжет… и наступит гроза, –

Есть терпенье для бед,

Есть для горя – слеза!

 

Если тот, с кем делить ты все тайны привык,

Чью ты руку сжимал,

Вдруг обидит тебя иль предаст хоть на миг, –

Есть для мести – кинжал,

Для проклятья – язык.

 

И на всё и за всё оживляющий вновь

В чем-нибудь есть ответ…

Лишь ничем не зальешь страстью полную кровь…

Гамм ответных нет

Без любви на любовь!

 

Под балконом тебя столько черных ночей

Я стерег от измен.

Сколько взоров кидал я тебе из очей,

Сколько сплел кантилен!-

Нет ответных речей!

 

Подожду… и уйду, как земле возвратят

Светлый день небеса…

Но уж завтра сюда не вернусь я назад…

Есть для горя – слеза,

Для отчаянья – яд!

 

<1842>

 

Песнь Марии

 

Из драмы "Материнское благословение"

 

В хижину бедную, богом хранимую,

Скоро ль опять возвращусь?

Скоро ли мать расцелую любимую,

С добрым отцом обнимусь?

Бледная, страшная, в грезах являлася

Мать моя часто ко мне,

И горячо я с мечтой обнималася,

Будто с родимой, во сне!..

Сколько, я думаю, к горю привычная,

Мать моя слез пролила…

Если б отсюда она, горемычная,

Речь мою слышать могла,

Я закричала б ей, – пусть не пугается:

"Жизнь для меня не тошна.

Матушка! дочь твоя с горем не знается:

Замуж выходит она!"

 

<1842>

 

171. Из водевиля "Кольцо маркизы, или ночь в хлопотах"

 

Недолго нас незнанье мучит, –

Чуть закипит огонь в крови,

Сейчас же сердце нас научит

Всем тайнам языка любви.

Не верьте, если уверяем,

Что не понять нам слов иных,

А сами взоры потупляем,

Краснеем при намеках злых.

Притворство явно и безбожно!

Зачем бы взоры потуплять?

Того стыдится невозможно,

Что невозможно понимать!

Нам всё понятно чрезвычайно,

И существует под луной

В шестнадцать лет одна лишь тайна…

А иногда – и ни одной!..

 

<1842>

 

Портреты

 

 

Суд современный, грешный суд -

В нем судьи слепы, словно дети,

Он то решает в пять минут,

На что потребно пять столетий!

Людей-гигантов каждый год

У каждой множество эпохи,

А как потомство наведет

Свои правдивые итоги -

Увы! огромная толпа

Редеет, чуть не исчезает!..

Судьба на гениев скупа,

Она веками их рождает!..

 

 

Подчас войдет случайно в моду

Поэт, актер иль музыкант,

Который сам не думал сроду,

Что дал господь ему талант.

Но вот о нем все закричали

И докричались до того,

Что бюст счастливца изваяли,

Великим прозвали его…

А он? Он с бюстом чудно сходен:

Он так же точно, как и бюст,

Формально никуда не годен,

Ни в чем не грешен, тих и пуст!

 

 

С кого не пишем мы портретов?..

Богач, без мозга, без души,

Нам задал несколько обедов -

Скорей портрет с него пиши!

Тотчас чудес о нем наскажут,

Опишут жизнь его в два дни

И исторически докажут,

Что он Горацию сродни.

Полна хвалами биографья,

Где строчка каждая ложна

И где жена его Агафья

Агатой важно названа…

 

 

Иной полвека делал зло,

Труслив, бессовестен, продажен,

Но счастье плуту повезло,

И вдруг он стал спесив и важен.

У всех поклонников своих

На стенках тщательно повешен,

Он на портрете добр и тих,

Как агнец, кроток и безгрешен,

Но разгляди его вполне,

В оригинале – не в картине:

Ему б висеть не на стене,

Ему висеть бы на осине!

 

 

Иной, напротив, щедр и знатен,

Прилично вел себя всегда,

И громких дел, и черных пятен

Равно душа его чужда.

Он добр и пуст, и слава богу!

Ему зевать бы да толстеть,

Но и к нему нашло дорогу

Желанье – в рамке повисеть.

Занятий не берет он в руки,

Чужим умом дела ведет,

А сам от праздности и скуки

Свои портреты издает…

 

 

Какой-нибудь писатель странный

Во сне увидит сгоряча,

Что он из тысячи избранный,

И ну писать, писать с плеча!

Почуяв лавры над главою,

Тотчас он тиснул свой портрет,

С улыбкой гордою и злою,

"Как Байрон, гордости поэт".

Но байроническою миной

Он никого не удивил…

Он поросенка в коже львиной

Напомнил всем – и насмешил!

 

 

В иной актрисе нет приметы

Ума, таланта и души,

Но пишут все с нее портреты

За то, что глазки хороши.

Актер на сцене фарсирует,

А в частной жизни с ним сойдись -

Облобызает и надует,

А ты ему же подивись!

Вот он: портрет его так важен!

Вообразить не станет сил,

Что и душою он продажен,

Да и способностями хил!

 

 

Суд современный, грешный суд -

В нем судья слепы, словно дети,

Он то решает в пять минут,

На что потребно пять столетий!

Людей-гигантов каждый год

У каждой множество эпохи,

А как потомство наведет

Свои правдивые итоги -

Увы! огромная толпа

Редеет, чуть не исчезает!..

Судьба на гениев скупа,

Она веками их рождает!..

 

<1842>

 

173. Из рецензии на "Русский патриот. Отечественное песнопение…"

 

Привет русскому патриоту

 

Умолкни в мире глас наветов,

Склони главу, подлунный свет,

И громко грянь творцу приветов

Нелицемерный свой привет!

Сей дивный муж твореньем новым

Днесь всю Европу огласил

И в нем весь мир приветным словом

Без исключенья подарил!

Когда, сознав в душе отвагу,

Свою он книгу издавал,

То даже серую бумагу

Приветом братским обласкал.

И пусть жестокие зоилы

Все скажут: в книге толку нет!

Лишь были б перья да чернилы -

И им напишет он привет.

Проснется правда, зла каратель,

Потомство взглянет и найдет,

Что рифм приветственный слагатель

Был гений, "русский патриот".

И если в гору, полный жару,

Его не вывезет Пегас, –

Оно прогоны даст на пару

Для отправленья на Парнас!

 

<1842>

 

174. Из рецензии на "Пять стихотворений Н. Ступина…"

 

У нее, как у страдальца,

Неприятный желтый цвет;

Шириной она в два пальца,

В ней на палец толку нет.

При журнале на узоре,

Может быть, читатель мой,

Вы видали инфузорий -

Вот портрет ее живой!

По формату, по сюжету

Неописанно мала,

Странно, как, на диво свету,

В свет в наш век она зашла!

Всех возможных предприятий

Удивительней она:

Для нуждающихся братий,

Говорят, сотворена.

За усердье честь и слава

И еще бы кое-что, –

Но, нам кажется, в ней, право,

Не нуждается никто!

Видно, ей погибнуть вмале

Жребий горький предстоит.

Вот, послушайте, в начале

Что наш автор говорит:

"Доселе я не торговал

Небесным даром вдохновенья,

Ни дум, ни чувств не продавал,

Не продавал воображенья.

Зачем теперь я изменил

Обет души, обет смиренный,

Перо печатью заменил

И в торг пускаюся презренный?"

 

<< (Стр.7 и 9) >>

 

В самом деле, для чего вы

Изменили свой обет?

Сами ж вы, держась основы,

Говорите, наш поэт:

 

"Кто для земных, для мелких нужд

Продаст небесный дар за злато,

Корыстолюбия не чужд,

Готов платить святою платой

За хлеб, за деньги на вино, –

Ужель в душе его презренной

Есть чувство светлое одно,

Ужель певец он вдохновенный?"

 

<< (Стр.17 и 18) >>

 

Но пора беседе нашей

Положить конец давно,

А то больше книге вашей

Выйдет взгляд наш неравно.

В заключенье допустите

Вам совет полезный дать:

Строже впредь обет храните -

Грех обеты нарушать!

 

<1842>

 

 

Еще звено от цепи вековой

Оторвалось и с грохотом упало

Туда, где всё берет свое начало,

Где всё конец находит роковой,

Где спят года и славы и позора.

Еще к векам забвенным прибыл год -

И нет его! Он снова не придет,

Но нет ему и тяжкого укора!

Что начертал неумолимый рок,

Сбылося то по воле провиденья:

Не он был скуп на наслажденья,

А жребий мира был жесток!

 

<1843>

 

Кабинет восковых фигур

 

Из Вены, в человеческий рост,

Содержащий более 125 частию вращающихся фигур

Или автоматов, групп и изображений

Предметов исторических и мифологических,

Из коих многие целые из воску.

Каждый день с 4 до 9 часов пополудни

Показываются публике

При великолепном освещении

 

Кто не учился в детстве в школах,

Историй мира не читал,

Кто исторических героев

В натуре видеть не желал,

И кто в часы уединенья,

В часы вечерней тишины

Не рисовал воображеньем

Картин геройской старины?

Чтоб оживить свои идеи,

О чем мечтала старина,

Так вы идите в галерею,

Идите в дом Осоргина.

Там всё, что умерло и сгнило,

Мы оживили навсегда.

Оно и дешево и мило:

Ей-ей, смотрите, господа!

Чем вам по Невскому слоняться,

Морозить уши и носы,

Идите с прошлым повидаться,

Смотреть истлевшие красы.

Там целый ряд былых деяний

Людей умерших и живых

Предстанет в пышных одеяньях

В лице героев восковых.

Вы их с вниманьем рассмотрите, –

Довольны будете собой,

Притом художнику дадите

За труд награду с похвалой.

Взойдете – прямо перед вами

Стоит задумавшись один,

Тальма, прославленный людями,

Французской сцены исполин.

Его французы все любили,

Он их героев представлял;