Октября, четверг, 19. 00, в лимузине по дороге домой

 

У меня опять шок. При такой жизни мне очень скоро потребуется медицинская помощь.

Когда я пришла на очередной урок по этикету, в бабушкином номере сидела бабуля – бабуля!!! И хлебала чай.

– О, она всегда была такой, – говорила бабуля, – упрямая как бык.

Я сразу подумала, что речь обо мне. Швырнула школьную сумку о пол и заорала:

– НЕПРАВДА!!! Я НЕ ТАКАЯ!!!

Бабушка сидела напротив бабули с чашечкой в руке. На заднем плане суетился Виго. Он вел переговоры по трем телефонам одновременно.

– Нет, апельсиновые бутоны – для букета невесты. Розы для украшения зала.

И в другую трубку:

– Разумеется, филе ягненка подадут в самом начале, как бы в качестве аперитива!

– Что за манера вламываться в комнату? – гневно рявкнула бабушка по‑французски. – Принцесса никогда не перебивает своих старших родственниц и уж точно никогда не бросается вещами. Теперь подойди и поздоровайся со мной как следует.

Пришлось идти и целовать ее в обе щеки, хоть не хотелось ужасно. Затем я подошла к бабуле и поцеловала ее тоже. Бабуля захихикала и сказала:

– Ах, как по‑европейски!

– А теперь сядь, – продолжала бабушка, – и предложи своей бабушке пирожное.

Я села, чтобы продемонстрировать, что я вовсе не упрямая как бык, и по всем правилам предложила бабуле пирожное.

Бабуля снова хихикнула и взяла одно. При этом она оттопыривала мизинец.

– Спасибо, детка, – сказала она.

– Так, – бабушка перешла на английский, – на чем мы остановились, Ширли?

– Ах да. Ну и, как я уже говорила, она всегда была такой, всю жизнь. Такая упрямая! Как отмочит что‑нибудь, то хоть стой, хоть падай. Я не удивлюсь, если она и на свадьбе выкинет какой‑нибудь фокус. От нее всего можно ожидать. Из‑под венца не сбежит, но предугадать невозможно…

Так, значит, это они не обо мне. Значит, это они о…

– Да, и вы не представляете, что она устроила в первый раз. Как мы обалдели тогда. Хелен ни словом не обмолвилась, что он принц. Если бы мы знали, заставили бы Хелен выйти за него.

– Да, понять можно, – вполголоса проговорила бабушка.

– Но на этот раз, – разливалась бабуля соловьем, – мы обалдели еще больше. Сильнее уже трудно. Фрэнк, знаете, такая душка.

– Значит, на том и порешим, – резюмировала бабушка, – эта свадьба обязательно должна состояться.

– Вне всяческих сомнений, конечно, конечно, – защебетала бабуля.

Я думала, они сейчас руки друг другу пожмут. Но вместо этого каждая взялась за свой чай.

Я была уверена, что мое мнение никого не интересует, но все равно открыла рот.

– Амелия, – сквозь зубы произнесла бабушка по‑французски, – не вздумай.

Но я уже набрала воздуха:

– Мама не хочет…

– Виго! – крикнула бабушка, не поворачивая головы. – Где у тебя туфли к платью Ее Высочества?

Виго тут же оказался рядом. В руке он нес пару самых прелестных на свете розовых атласных туфелек. Я таких замечательных в жизни не видела! На носках у них были такие же розы, как на платье.

– Ну разве они не божественны? – спросил Виго. – Не хотите ли примерить?

Это жестоко. Нечестно. Против правил!

Это все бабушка, ее происки.

Что мне было делать? Сопротивляться я больше не могла. Да и зачем? Туфли сидели на ноге, словно я в них родилась, – так удобно! И так красиво на моей ужасной ножище! Эти туфли уменьшили мои лыжеподобные ступни на целый размер! Да что там, на все два! В тот момент я только и думала о том, когда же наконец смогу надеть их вместе с платьем. Если свадьбы все‑таки не будет, может, хоть на школьный бал какой‑нибудь? Если с Джосом Ироксом ситуация прояснится.

– Жаль было бы отсылать их обратно, – вздохнула бабушка, – а все из‑за того, что твоя мать такая упрямица.

А‑а‑а…

– А нельзя ли мне оставить их себе? Для другого какого‑нибудь праздника?

– О нет, – протянула бабушка, – розовый цвет неприемлем ни для какого другого случая, кроме свадебного торжества.

Ну что за жизнь у меня такая несчастная?

И на этом мой урок закончился. Или он заключался в том, чтобы сидеть между двумя своими бабушками и слушать их бесконечные жалобы на собственных детей (и внуков), как и те, и другие не слушают их, а всегда поступают по‑своему, и что же из этого выходит в результате?..

Наконец бабушка встала и сказала бабуле:

– Значит, мы полностью поняли друг друга, дорогая Ширли?

– О да, Ваше Высочество, – уверила ее бабуля, старательно кивая с риском для здоровья.

Для меня это прозвучало зловеще. Собственно, чем дальше, тем больше я убеждаюсь, что папа не приложил ни малейших усилий, чтобы оградить маму от надвигающегося кошмара. Ведь ситуация может сложиться очень неприятная. Просто безобразная может возникнуть ситуация.

По бабушкиным словам, лимузин прибудет завтра вечером к нашему дому, заберет нас: маму, мистера Джанини и меня – и доставит в «Плазу». Во классно‑то будет, когда выяснится, что мама отказывается сесть в машину. И что свадьба отменяется. Всем же это заранее понятно, всем. Кроме моей бабушки.

Думаю, пришло время брать ситуацию под собственный контроль. Папа, разумеется, уверял меня, что все в порядке, он позаботится обо всем. Но речь‑то идет о бабушке. О БАБУШКЕ!!!

Пока мы ехали с бабулей домой, я пыталась вытянуть из нее информацию. Что они имели в виду, говоря, что «поняли друг друга»? Но она ничего интересного так и не рассказала, хотя не умолкала всю дорогу. Они с дедулей смертельно устали, целыми днями мотаются по городу и осматривают достопримечательности, да еще Хэнк забот прибавляет, кстати, от него ни слуху ни духу… Словом, закончила она свою речь тем, что не в состоянии идти куда‑нибудь в ресторан, а закажет ужин в номер.

Я страшно обрадовалась, так как не горела желанием снова видеть, как они терзают кровавое мясо. Больше я этого зрелища просто, наверное, не выдержала бы.

 

Октября, четверг, 21.00

 

Так‑с, мистер Джанини наконец въехал. Я уже сыграла на пинболе девять партий. С непривычки разболелись кисти рук.

Я бы не сказала, что видеть его здесь прямо так уж странно и дико. Ну, что он живет у нас теперь постоянно. Он и раньше торчал тут все время. Единственное отличие – теперь в гостиной стоят огромный телевизор, пинбол и ударная установка в углу. Раньше на этом месте стоял металлический Элвис Пресли в натуральную величину.

Круче всего, конечно, пинбол. Он называется «Motorcycle Band», весь покрыт изображениями крутых парней в татуировках и кожаной одежде. Конечно, тут же и их девчонки. На них как раз немного одежды, но какие фигуры! Сразу видно, красота. Когда забиваешь мяч, машина разражается таким звуком, словно заводят мотоцикл. Очень громко!

Мама как увидела ее, так и остолбенела, только головой качала. Слов, видимо, не нашлось.

Мистер Джанини сказал, что лучше мне называть его Фрэнком. Мы ведь уже практически родственники. Но я не могу себя заставить. Вот и приходится называть его «Эй». Типа: «Эй, вы не могли бы передать мне сыр?» Или: «Эй, не видели пульта от телевизора?»

О! И никаких имен. Очень остроумно, как мне кажется. Молодец я.

Но все‑таки я себя чувствую не очень комфортно. Не дает покоя то маленькое обстоятельство, что завтра намечается свадьба века, которую никто и не думал отменять, несмотря на то что невеста не имеет ни малейшего желания принимать в ней участие.

Но когда я заговариваю с ней об этом, мама не отшатывается в ужасе, а загадочно улыбается, да еще и говорит, чтобы я не беспокоилась.

А как же мне не беспокоиться? Мама и мистер Джанини хотят только зарегистрироваться в мэрии. Я обреченно спросила, надевать ли мне костюм «Эмпайр Стейт Билдинг», а она улыбнулась еще загадочнее и сказала, чтобы я выкинула ерунду из головы.

Может, она просто не хочет говорить об этом, вытесняет, так сказать, неприятные мысли? Я пробралась в свою комнату и позвонила Лилли. Может, она как‑то объяснит мне все происходящее?

Но у нее было занято. Это значит, что, скорее всего, либо она, либо Майкл сидят в Интернете. Я скорее послала ей сообщение. Она ответила сразу же.

 

ТлстЛуи: Лилли, куда это вы с Хэнком пропали сегодня? Не смей врать и не говори, что вы не были вместе!

ЖнскПрава: Не вижу никаких признаков того, что это твое дело.

ТлстЛуи: Давай предположим, что завтра ты встретишься со своим бойфрендом и тебе придется ему что‑нибудь говорить.

ЖнскПрава: Мне есть что ему сказать. Но не вижу причин делиться этим с тобой. Ты все выболтаешь Беверли Белльрив. И двум миллионам телезрителей.

ТлстЛуи: Ну, знаешь, это уже нечестно! Слушай, Лилли, я беспокоюсь за тебя. Прогуливаешь занятия – на тебя это не похоже. А как же книга про социальную жизнь школы? Ты, похоже, упустила один очень ценный материал.

ЖнскПрава: Неужели? Случилось нечто, достойное быть занесенным в анналы истории?

ТлстЛуи: Да, сегодня какой‑то старшеклассник пролез в учительскую и измазал холодильник пластилином.

ЖнскПрава: Ах, как жаль, что я пропустила это событие. У тебя еще что‑нибудь, Миа? Я сейчас пытаюсь найти кое‑что в Интернете.

 

Да, у меня кое‑что еще. Что она, не понимает, как безнравственно встречаться с двумя парнями одновременно? Тем более что одна из нас не встречается ни с кем? Что, не видит, как это эгоистично и некорректно?

Но этого я не написала. Написала другое.

 

ТлстЛуи: Борис был очень расстроен, Лилли. Я уверена, он что‑то сильно подозревает.

ЖнскПрава: Борису пора бы уяснить себе, что в любовных отношениях важно доверие. Это и тебе самой неплохо бы уяснить, Миа.

 

Я поняла, конечно, что Лилли говорит о наших отношениях – ее и моих. Но когда думаешь на эту тему, понимаешь, что речь идет о чем‑то большем, чем просто Лилли и Борис, Лилли и я. Это относится и к моему папе. Ко мне и маме. И ко мне и… ну, кому‑нибудь там…

 

Чего там было задано по английскому про впечатливший момент? Этим, что ли, заняться? Давно пора.

Тут и случилось это: я увидела, что пришло еще одно сообщение. Ага, от самого Джоса Ирокса!

 

ДжосИрокс: Ну, так ты идешь на Шоу Ужасов завтра?

 

О господи! Ничего себе!!!!!!

Джос Ирокс завтра идет на Шоу Ужасов.

Значит, это Майкл.

Конечно, это единственное логическое объяснение происходящему, которое только можно найти: Джос Ирокс – это Майкл. Майкл – это Джос Ирокс. Должен быть. Просто ДОЛЖЕН.

Правильно я рассуждаю?

Я не знала, что и делать. Хотелось выскочить из‑за компьютера, прыгать, визжать и смеяться одновременно.

Но вместо этого (не знаю, в какой такой части мозга еще остался разум) я написала в ответ.

 

ТлстЛуи: Надеюсь.

 

Нет, я не верю. Я просто не верю в это. Майкл – Джос Ирокс.

Да? Правильно? Правда ведь?

Что мне делать? Что мне делать?

 

Октября, пятница, дома

 

Я проснулась со странным чувством ожидания. И несколько минут не могла понять почему. Лежала в постели и слушала, как дождь стучит в окно. Толстый Луи валялся у меня в ногах, громко мурлыкая.

И тут я вспомнила: сегодня моя бабушка собирается выдавать замуж мою беременную маму за моего школьного учителя алгебры и организовала для этого огромнейшую церемонию в «Плазе», с музыкальным сопровождением в лице Джона Тэша.

Я полежала еще немного, помечтала, чтобы температура снова поднялась до сорока градусов – тогда я не смогу встать с кровати и не буду целый день наблюдать душераздирающие драмы.

И тут я вспомнила вчерашний e‑mail и вскочила как ошпаренная. Майкл – мой тайный обожатель!! Майкл – Джос Ирокс!

И, если мне сильно повезет, сегодня вечером он признается мне в этом лично!

 

Октября, пятница, алгебра

 

Мистера Джанини в школе сегодня нет. Его замещает миссис Краковски. Вообще‑то странно, чего это его нет? Дома с утра мы по разу сыграли с ним в пинбол, пока ждали Ларса с машиной. Ларс даже предложил мистеру Джанини подбросить его до школы, но тот отказался и сказал, что подъедет попозже.

Сильно попозже, ничего не скажешь.

Сегодня вообще многие отсутствуют. Майкл, например, не поехал с нами утром. Лилли сказала, что он застрял, потому что в последнюю минуту вспомнил о какой‑то нераспечатанной странице и принтер, как фактически всегда, заело…

А лично мне кажется, что он просто боится посмотреть мне в глаза после того как признался, что Джос Ирокс – он.

Ну, не то чтобы прямо так и признался. Однако… косвенно все‑таки прозвучало? Прозвучало.

Кажется, все же так и было.

 

Мистер Хоуэлл в три раза старше Джиллигана. Разница в возрасте составляет 48 лет. Сколько лет мистеру Хоуэллу и сколько лет Джиллигану?

Т = Джиллиган

ЗТ = мистер Хоуэлл

ЗТ – Т = 48

2Т = 48

Т = 24

 

Ох, дорогой мистер Дж., где же вы?

 

Октября, пятница, ТО

 

О'кей.

Никогда в жизни больше не буду недооценивать Лилли Московитц, и никогда не вздумаю больше подозревать ее в чем‑то плохом, и всегда буду помнить, что, как бы она ни поступала в данный момент, это делается чисто из альтруистических соображений. Торжественно клянусь в этом здесь и сейчас.

Все случилось во время ланча.

Сидим мы все вместе: я, мой телохранитель, Тина Хаким Баба и ее телохранитель, Лилли, Борис, Шамика и Линг Су. Майкл, естественно, сидит со своими из компьютерного клуба. Так что его не было, в отличие от остальных заинтересованных.

Шамика зачитывала вслух цитаты из брошюр – рекламных проспектов школ для девочек. Ее папа притащил эти брошюры из Нью‑Хэмпшира. С каждой новой брошюрой Шамике становилось все страшнее, а меня наполняли стыд и чувство вины, потому что все это случилось из‑за меня и моего длинного языка.

Вдруг на наш стол упала чья‑то тень.

Мы все, как по команде, замолчали и посмотрели вверх.

Перед нами стояла необыкновенно красивая мужественная фигура, прямо Аполлон. Лилли что‑то про него когда‑то рассказывала.

Правда, это оказался всего лишь Хэнк. Но в каком виде! Таким я Хэнка никогда в жизни не видела. Под новенькой черной кожаной курткой на нем был черный кашемировый свитер, ниже – черные джинсы. Какие длинные стройные ноги! Я просто обалдела. Его светлые волосы были мастерски уложены в стильную прическу – не иначе в парикмахерской побывал. Клянусь, мне показалось, он стал страшно похож на Киану Ривза в «Матрице». На ногах у Хэнка красовались настоящие ковбойские сапоги. Черные, дорогие с виду, самые натуральные ковбойские сапоги!

Мне показалось, что все в столовой замолчали и уставились в нашу сторону. Тут Хэнк придвинул себе стул и непринужденно присел за наш стол. За наш «отстойный» стол, как, я иногда слышала, его называют.

– Привет, Миа, – сказал Хэнк.

Я уставилась на него и не могла сначала и слова вымолвить. Не только из‑за одежды. В нем что‑то в корне изменилось. Голос, что ли, стал глубже. И от него пахло… очень хорошо от него пахло.

– Ну, – сказала ему Лилли и сгребла сливки с пирожного, – как прошло?

– Ммм, – промычал Хэнк тем же глубоким низким голосом, – вы смотрите на новейшую модель нижнего белья от Кельвина Кляйна.

Лилли облизала крем с пальцев.

– Ну‑ну, – сказала она, – молодец.

– Все это лишь благодаря тебе, Лилли, – проникновенно произнес Хэнк, – если бы не ты, они меня и на порог бы не пустили.

И тут до меня дошло, почему у него стал такой импозантный вид. Он перестал растягивать слова как провинциал.

– Да ну тебя, Хэнк, – отмахнулась Лилли, – мы сто раз об этом говорили. У тебя есть природный дар, который привел тебя туда, куда привел. Я лишь дала тебе пару дельных советов.

Когда Хэнк обратил взгляд на меня, я увидела, что в его небесно‑голубых глазах стоят чуть ли не самые настоящие слезы.

– Твоя подруга Лилли, – сказал он, – сделала для меня то, чего еще никто в жизни для меня не делал.

Теперь я уставилась на Лилли. Что все это значит??? У меня в голове стоял такой шум, что я совсем перестала соображать. Но тут Хэнк сказал:

– Она поверила в меня, Миа. Она поверила в меня настолько сильно, что помогла мне пойти и осуществить мечту всей своей жизни. Я мечтал об этом с детства. Куча народу, включая бабулю с дедулей, смеялись надо мной и утверждали, что я слишком размечтался. Что все это лишь детские бредни, что мои мечты неосуществимы. Все они советовали выкинуть эту ерунду из головы, потому что я никогда не добьюсь, не смогу, ну, невозможно, и все. И никогда у меня не получится. Но когда я поделился своими мыслями с Лилли, она протянула мне руку, – увлекшись, Хэнк протянул свою руку, чтобы показать, как ее протянула Лилли, и мы все: я, Ларс, Тина, Вахим, Шамика и Линг Су – посмотрели на эту его руку, ногти которой были тщательно наманикюрены, – и сказала: «Хэнк, я помогу тебе исполнить твою заветную мечту».

Хэнк опустил руку.

– И знаете что?

Мы все (кроме Лилли, которая невозмутимо лопала свое пирожное) дошли до такой степени изумления, что могли только смотреть, а отвечать уже не могли. Но Хэнк и не ждал ответа.

– Это случилось! – провозгласил он. – Сегодня это случилось! Моя детская мечта стала реальностью. Мой псевдоним – Форд. Я их новейшая мужская модель.

Мы только моргали.

– И всему я обязан, – Хэнк выдержал эффектную паузу, – вот этой девушке.

Тут случилось такое, от чего отвисли челюсти у всех присутствующих. Прямо скажем, нечто вовсе из ряда вон выходящее. Словом, Хэнк встал со стула, подошел к Лилли, которая, ничего не подозревая, доедала кремовое пирожное, и одним рывком поставил ее на ноги.

Теперь уже вся столовая погрузилась в мертвую тишину и все головы до единой были повернуты в нашу сторону. В их числе (я специально посмотрела) была и Лана Уайнбергер со своими подружками. Хэнк приподнял Лилли над полом и запечатлел на ее губах такой поцелуй… прямо как в кино. Закончив свой потрясающий поцелуй, Хэнк поставил Лилли обратно на пол. У моей лучшей подруги был такой вид, будто ее только что ударило электрическим током. Она медленно‑медленно опустилась обратно на свой стул. Потом Хэнк повернулся ко мне.

– Миа, – сказал он, – передай бабуле с дедулей: пусть ищут себе другого помощника продавца сельскохозяйственной техники. Я ни в жизнь… в смысле, я никогда не вернусь в Версаль. Ни на один‑единственный день. Никогда.

Проговорив все это, он медленно продефилировал к выходу. У него был вид ковбоя, который только что победил в стрельбе.

Впрочем, правильнее бы было сказать, что он начал дефилировать к выходу. Все бы закончилось хорошо, дефилируй он чуть быстрее.

Потому что в массе людей, наблюдавших за этой сценой, находился, кроме всех прочих, еще и Борис Пелковски.

И тут этот Борис Пелковски – со своей пластинкой для исправления прикуса на зубах, со свитером, запиханным в штаны, – вышел вперед и крикнул:

– Эй, не так быстро, ковбой!

Хэнк продолжал идти как шел. То ли он не расслышал крика Бориса, то ли не хотелось ему, чтобы маленький гениальный русский скрипач омрачил эффект его триумфального ухода.

Тогда Борис учудил нечто совсем безумное. Он побежал за Хэнком, схватил его за руку и как заорет:

– Ты только что обслюнявил мою девушку, урод!

Я не шучу. Пишу все, как и было. Ох, как при этих словах затрепетало мое сердце! Ах, если бы хоть какой‑нибудь парень (Майкл, конечно, да, да) сказал бы что‑нибудь подобное про меня! Не самая классная девчонка, а моя девушка! Борис только что назвал Лилли своей девушкой! О‑о‑о, знаю я все про этот феминизм, и что женщины – это не собственность и неприемлемо требовать от них, чтобы они признавались в том, что они чьи‑то. Но – ах! Если бы хоть кто‑нибудь в этом мире (Майкл!) мог бы сказать, что я его девушка!

Тут Хэнк обернулся:

– Чего?

И тут – откуда что взялось – Борис дал Хэнку по морде! Бах!

Но вот только как «бах» удар не прозвучал. Слышен был лишь какой‑то непонятный треск. Как будто что‑то сломалось. Все девчонки в столовой вскрикнули, испугавшись, что Борис повредит красоту Хэнка.

Но беспокоиться нам было не о чем: звук произвела рука Бориса, а не скула Хэнка. На лице Хэнка не оказалось ни царапинки. А вот Борис сломал руку.

И вот что это означает.

Больше никакого Малера!

УРРРРААААААШ!

Принцессам, конечно, не подобает радоваться чужому несчастью.

 

Октября, французский

 

Одолжила у Ларса мобильник и сразу после ланча позвонила в «Сохо Гранд». Должен же кто‑нибудь сообщить бабуле и дедуле, что Хэнк жив‑здоров. Называется, правда, теперь Фордом, а так… ничего.

Бабуля не иначе как сидела рядом с телефоном, потому что взяла трубку после первого же гудка.

– Кларисса? – закричала она. – Ничего нового! От них ни звука!

Странно. Клариссой зовут бабушку.

– Бабуля? – сказала я. – Это я, Миа.

– А, Миа, – бабуля нервно усмехнулась, – извини, деточка. Я думала, звонит принцесса. Ну, эта, вдовствующая принцесса. Другая твоя бабушка.

– Бабуля, да. То есть, нет. Это я. Звоню, потому что только что видела Хэнка и говорила с ним.

Бабуля молчала секунду, а потом как вскрикнет! Я даже трубку от уха отдернула.

– ГДЕ ОН? – завопила она. – СКАЖИ ЕМУ, ЧТО КАК ТОЛЬКО Я ДОБЕРУСЬ ДО НЕГО, ТО…

– Бабуля!!! – заорала я.

Мне было страшно неловко, потому что ее крик слышали все, кто в данный момент находились в коридоре и, понятное дело, с повышенным интересом смотрели на меня и ждали продолжения. Я спряталась за Ларса, чтобы абстрагироваться от этого всеобщего внимания.

– Бабуля, – только и ответила я, – он заключил контракт с «Форд‑Моделз Инкорпорейшн». Он у них теперь новая мужская модель нижнего белья от Кельвина Кляйна. У него головокружительный взлет, прямо как…

– НИЖНЕЕ БЕЛЬЕ? – взвыла бабуля. – Миа, вели этому мерзавцу перезвонить мне НЕМЕДЛЕННО!

– Бабуля, сейчас никак не могу, потому что…

– НЕМЕДЛЕННО! – повторила бабуля, не слушая меня. – Или у него будут БОЛЬШИЕ НЕПРИЯТНОСТИ!!!

– Хм, – сказала я. Звонок на урок уже звенел. Ладно, бабуля. А как там… свадьба?

– Как там… ЧТО?

– Да свадьба.

– Разумеется, все идет своим чередом. Подготовка в самом разгаре. А почему ты спрашиваешь?

– Да так… А ты говорила с мамой?

– Разумеется, я говорила с твоей мамой. Все уже почти готово.

– Правда?

Я страшно удивилась. Не могу представить, что мама участвует в подготовке и что при этом все нормально. Ни на секунду я не могу себе это представить. Хоть тресни.

– Она сказала, что придет?

– Естественно, она придет. Это же ее свадьба, разве нет? – переспросила бабуля.

Мммм… ну да, думаю. Похоже на то. Ничего этого я бабуле не сказала, а пробормотала что‑то типа «да, конечно» и повесила трубку. Чувства мои на тот момент не передать.

Мягко говоря, я была раздавлена.

Это, конечно, во мне говорил мой эгоизм. Еще было немного обидно за маму, которая не смогла противостоять бабушке. Я уверена – она пыталась. В том, что пришлось сдать позиции, нет маминой вины, против неодолимой мощи бабушкиного напора нет оружия.

Но грустнее всего мне было из‑за себя. Я не смогу сбежать на Шоу Ужасов. И НИКОГДА на него не попаду. Как это будет выглядеть? А на Шоу надо быть к определенному часу. Я не успею. Фильм, конечно, не начнется раньше полуночи, но свадебные торжества продлятся дольше.

И кто знает, предложит ли Майкл еще раз куда‑нибудь пойти вместе? Вот, например, сегодня он не только не признался, что он и есть Джос Ирокс, но и ни разу не упомянул Шоу Ужасов. Ни разу.

Это при том, что мы разговаривали в течение всего ТО! ВСЕГО! Говорили об одной разоблачительной серии шоу «Лилли рассказывает все, как есть» под названием «Один человек в состоянии побороть расизм и модельный бизнес». Тема эта полностью противоречила тому, что Лилли сама сделала на днях – помогла Хэнку реализовать его мечту и стать супермоделью. В передаче она критиковала «методы лишения женщин индивидуальности и сужения наших представлений о красоте», а также пыталась «искать пути доведения слов протеста до сведения косметических и модельных фирм», а еще возможности «использовать СМИ для создания более многогранного и реалистичного представления о женщине». Кроме того, Лилли призывала нас «бороться с мужчинами, которые судят и выбирают женщин и обращаются с ними неподобающим образом».

Такого рода дискуссию мы вели в классе Талантливых и Одаренных (миссис Хилл снова торчит в учительской, и давайте надеяться, что так будет и дальше). Майкл тоже сразу же присоединился к нам и НИ РАЗУ не упомянул Джоса Ирокса или Шоу Ужасов.

Вот наш разговор.

 

Я: Лилли, я думала, что модельный бизнес, как и расизм, портит человечество.

Лилли: Да? Ну и что?

Я: Ну, если верить Хэнку, ты помогла ему реализовать его мечту стать сама знаешь кем. Моделью.

Лилли: Миа, когда я вижу, что душа человека изнывает в тоске по самоактуализации, я не в силах остановиться. Я должна сделать все возможное, чтобы убедиться, что мечта человека осуществилась.

 

Ха, что‑то не очень замечаю, чтобы Лилли делала все возможное, чтобы осуществить мою мечту – поцеловать ее брата. Но с другой стороны, я никого не оповещала о том, что у меня есть такая мечта.

 

Я: Хм, Лилли, я не знала, что у тебя мощные связи в модельном бизнесе.

Лилли: А у меня их и нет. Я просто‑напросто подсказала твоему кузену, как он может наилучшим образом использовать свой богом данный дар. Пара простых советов о том, как держать себя, как правильно одеться, чтобы подать себя в выгодном свете, и все – контракт с Фордом у него в кармане.

Я: Ну, а чего вы тогда такие тайны мадридского двора развели? Туману напустили? Всех с толку сбили.

Лилли: У тебя есть хоть какое‑нибудь представление о том, насколько непрочно мужское эго?

(Тут встрял Майкл)

Майкл: Эй, але!

Лилли: Извини, конечно, но это правда. Самооценка Хэнка уже была сильно подорвана этой кукурузной королевой из Версальских полей. Я не могла позволить себе как‑то комментировать эту ситуацию. Комментарий вышел бы негативный, что могло окончательно доконать его самосознание. Сами знаете, какими фаталистами могут быть мальчики.

Майкл: Эй, эй!

Лилли: Было жизненно важно, чтобы Хэнк смог осуществить свою мечту с совершенно спокойной душой, открытым сердцем и без всяких мыслей о фатализме. Иначе бы он не выдержал, просто упустил бы шанс. Вот и пришлось держать наш план в секрете даже от тех, кого я люблю больше всех. От всех вас, и совершенно сознательно, иначе вы набросились бы на бедного Хэнка с вопросами и комментариями и совершенно подавили бы его.

Я: Да ладно тебе. Мы бы с радостью его поддержали.

Лилли: Миа, подумай, пожалуйста. Если бы Хэнк взял да заявил бы тебе: «Миа, я хочу стать моделью», что б ты сделала? Ну? Ты просто прикололась бы над ним.

Я: Вот и нет!

Лилли: Прикололась бы! Потому что для тебя Хэнк – твой глупенький диатезный двоюродный братик из богом забытой глухомани, который ничего не смыслит в этой жизни, не понимает элементарных вещей. Но я, видишь ли, смогла посмотреть на него иначе и увидеть нечто другое. Я увидела в нем будущего мужчину, в которого он когда‑нибудь превратится.

Майкл: Чего‑чего ты в нем увидела? Лилли: Майкл, замолчи, тебе просто завидно.

Майкл: Ага. Всегда мечтал увидеть себя в одних трусах на обложке «Таймс Сквер».

 

От себя могу добавить, что сама уж точно не отказалась бы увидеть такое. А Майклу только бы шутить.

 

Майкл: Знаешь, Лил, я очень сомневаюсь, что мама с папой одобрят этот потрясающий поступок, когда узнают, что ради него тебе пришлось прогулять школу. А особенно, когда им сообщат, что на следующей неделе тебя вообще в наказание будут задерживать после уроков.

Лилли (с обреченным видом): Да. Мучают всегда только самых достойных.

 

И вот так всю дорогу. Это все, что он сказал мне сегодня. За весь день…

 

ВЕРОЯТНЫЕ ПРИЧИНЫ, ПО КОТОРЫМ МАЙКЛ НЕ ПРИЗНАЕТСЯ, ЧТО ОН – ДЖОС ИРОКС:

 

1. Он стесняется открыто высказать мне свои истинные чувства.

2. Он боится, что я не чувствую к нему того, что он чувствует ко мне.

3. Он передумал, и я ему теперь совсем разонравилась.

4. Он не хочет, чтобы о нем говорили, будто он встречается с малявкой, и ждет, когда я перейду в старший класс. И тогда предложит встречаться. Разве что тогда он станет первокурсником в колледже и не захочет, чтобы о нем говорили, что он встречается со школьницей, пусть даже и старшеклассницей.

5. Он – не Джос Ирокс.

 

ДОМАШНЕЕ ЗАДАНИЕ:

Алгебра: ничего (мистера Джанини‑то так и нет!).

Английский: закончить «День жизни»!!! Плюс «впечатливший момент»!!!

История мировой цивилизации: прочитать и проанализировать одно из событий, произошедших в мире на этой неделе (минимум 200 слов).

ТО: затычки больше не нужны. Французский: стр. 120, huit предложений (упр. А).

Биология: вопросы в конце 12‑й главы – взять ответы у Кенни.

 

АНГЛИЙСКИЙ ЖУРНАЛ

 

Один день из жизни Миа Термополис

(я подумала, лучше про вечер напишу, можно, миссис Спирс?)

 

Пятница, 31 октября

15.16. Пришла домой вместе с телохранителем (с Ларсом). Никого не было слышно. Подумала, что мама, наверное, спит. Она в последнее время часто дремлет днем.

15.18–15.45. Поиграла в пинбол с телохранителем. Выиграла три из двенадцати. Решила попрактиковаться в свободное время.

15.50. Удивилась, почему грохот пинбола не разбудил маму. Осторожно постучала в дверь спальни. Постояла, подождала. Не врываться же в спальню, если там может оказаться школьный учитель алгебры.

15.51. Постучала громче. Безрезультатно. Решила, что мама не слышит.

15.52. Постучав совсем уже громко и не получив ответа, все‑таки вошла в спальню. Там никого не было! Проверила личные мамины вещи: тушь, помаду, лекарство. Кое‑чего не хватало! Начала подозревать неладное.

15.55. Телефонный звонок. Беру трубку. Это папа. Вот наш разговор.

Я: Привет, папа. А мамы нет. И мистера Джанини тоже. Он даже в школу сегодня не пришел.

Папа: Ты все еще называешь его мистером Джанини, хотя он и живет с тобой в одном доме?

Я: Папа, где они?

Папа: Не волнуйся за них.

Я: Папа, мама – единственный в мире человек, от которого я смогу получить брата или сестру. Как мне не беспокоиться?

Папа: Все под контролем.

Я: Как это понимать?

Папа: Раз я сказал, так оно и есть.

Я: Папа, а вдруг я тебе не верю?

Папа: Как это так?

Я: Ну, может, потому, что месяц назад выяснилось, что ты меня обманывал всю жизнь, не говорил правду о том, кто ты и как живешь.

Папа: Ну‑у…

Я: Так что говори, ГДЕ МОЯ МАМА?

Папа: Она оставила тебе записку. Получишь ее в шесть часов.

Я: Папа, в восемь часов должна начаться свадебная церемония.

Папа: Сам знаю.

Я: Папочка, что же мне делать? А что я должна буду сказать…

Голос на заднем плане: Филипп, все в порядке?

Я: Папа, кто там? Кто? Это Беверли Белльрив?

Папа: Все, мне надо идти.

Я: ПАПА!!!

Щелк. Ту. Ту. Ту…

16.00–16.15. Прочесывала квартиру в поисках хоть каких‑то зацепок. Куда могла деться мама? Ничего не нашлось.

16.20. Телефонный звонок. Говорит моя бабушка. Требует доложить, готовы ли мы с мамой немедленно отправиться в косметический салон, чтобы заняться макияжем. Сообщила ей, что мама уже вышла (что было чистой правдой). Бабушку охватывают подозрения. Докладываю, что если у нее есть какие‑то вопросы, то все – к ее сыну, моему отцу. Бабушка отвечает, что и сама видит в этом необходимость. И сообщает, что в пять часов за мной прибудет лимузин.

17.00. Лимузин прибыл. Мы с телохранителем уселись в него. Внутри уже находится бабушка со стороны отца, а также бабушка со стороны матери (эту я называю бабуля). Бабуля чрезвычайно возбуждена из‑за предстоящей свадьбы. Хотя иногда на нее накатывает некоторая задумчивость – все из‑за того, что ее внук (мой кузен) решил стать супермоделью. А вот бабушка каменно‑спокойна. Что весьма загадочно и таинственно. Она говорит, что сын (мой отец) сообщил ей, что невеста решила сама сделать себе прическу и макияж. Но я, помня об исчезнувших со столика лекарствах, молчу и сижу тихо.

17.20. Входим в «Чез Паоло».

18.45. Выходим из «Чез Паоло». Ничего себе! Что им удалось сделать из бабулиных волосенок! Она не напоминает больше драную домохозяйку, а выглядит как достойный член какого‑нибудь загородного элитного клуба.

19.00. Прибыли в «Плазу». Папа объявляет всем, что невеста отсутствует оттого, что решила вздремнуть перед церемонией. Я потихоньку попросила Ларса позвонить к нам домой по мобильному, но никто не ответил.

19.15. Снова начался дождь. Бабуля голосом прорицательницы возвещает, что дождь в день свадьбы – не к добру. Бабушка возражает ей, что наоборот – к добру. Бабуля настаивает, что не к добру. Любо‑дорого бывает иногда посмотреть на своих бабушек. Потешные.

19.30. Меня увели в маленькую комнатку за Бело‑золотым залом, и я сижу там с другими подружками невесты (это супермодели: Гизеле, Кармен Каас, Амбер Валетта). Бабушка набрала их сама, так как моя мама отказалась дать ей список своих подружек. Я переоделась в свое красивое платье и потрясающие туфли.

19.40. Никто из остальных подружек невесты не разговаривает со мной. Разве что подошли, посмотрели, сказали «ах, какая прелесть», и все. Они способны говорить только о вчерашней вечеринке, на которой кого‑то стошнило на туфли Клаудии Шиффер. Это они и обсуждают с упоением вот уже довольно долго.

19.45. Начали прибывать гости. С трудом узнала собственного дедушку, потому что он пришел без кепки. В смокинге он выглядит улетно. Примерно как постаревший Мэтт Дэймон.

19.47. Прибыли двое людей, которых представили как родителей жениха. Родители мистера Джанини! С Лонг‑Айленда! Мистер Джанини‑старший назвал Виго «Буко». Виго расцвел.

19.48. Марта Стюарт стоит у самых дверей, болтает с Дональдом Трампом. Она, видите ли, не может на Манхэттене найти ни одной квартиры, где бы ей позволили поселить пару шиншилл.

19.50. Джон Тэш подстригся. Его почти не узнать. Королева Швеции спрашивает его, с какой стороны он гость: со стороны жениха или невесты. Он отвечает – жениха, неизвестно по какой причине. Расскажу потом мистеру Дж., он помрет со смеху. Я порылась в его коллекции дисков, у него нет Тэша. Ничего даже похожего.

19.55. Все умолкают, а Джон Тэш садится за мини‑орган. Бедная мама! Ей бы на этот вечер ослепнуть да оглохнуть, чтобы ничего этого не видеть и не слышать!

20.00. Все застыли в напряженном ожидании. Я дергаю за рукав папу, требуя обещанного письма. Он как раз затесался в нашу компанию супермоделей. Папа дает мне письмо.

20.01. Читаю письмо.

20.02. Мне необходимо сесть.

20.05. Бабушка и Виго в панике перешептываются. Кажется, до них только сейчас начинает доходить, что ни невеста, ни жених здесь сегодня не появятся.

20.07. Амбер Валетта шепчет, что, если мы тут не поторопимся, она опоздает на ужин с Хью Грантом.

20.10. Волнение в рядах гостей. Папа (он выглядит в смокинге как настоящий принц, несмотря на лысину) решительно пробирается через толпу, выходит на свободное пространство в центре зала и поворачивается к нам. Джон Тэш прерывает игру.