Октября, вторник, приемная директрисы Гупты

 

О боже! Прихожу сегодня в школу, а мне говорят, что меня ждет директор!

Я сначала подумала, что Гупте просто понадобилось удостовериться, что я не притащила с собой в школу кодеиновый сироп от кашля. Но потом поняла, что дело, скорее всего, в моем вчерашнем кошмарном интервью. Даже, наверное, конкретно в той его части, где я весело рассказывала, как все в нашей школе ужасно, все сходят с ума, балдеют и бездельничают на уроках, курят, и никто не учится.

Но, как бы там ни было, все те, кого никогда раньше не приглашали на вечеринки, теперь на моей стороне. Такое ощущение, будто я выступила на каком‑нибудь митинге протеста, и это показали во всех новостях. Не успела я сегодня ступить на порог школы, как сразу все: рэперы, ботаники, артисты, спортсмены – повернулись ко мне и заорали вразнобой:

– Эй! Говоришь все, как есть, сестренка?

До этого меня никто не называл «сестренкой». Здорово, мне понравилось. Как родные. Но виду не показала. Покраснела, наверное, как свекла.

А вот болельщицы относятся ко мне как всегда. Когда я шла по коридору, они стояли группой и мерили меня взглядами – с головы до ботинок. А потом сгрудились и принялись шептаться и хихикать. Противно, ну да что с них возьмешь.

Из всех моих друзей только Лилли и Шамика, само собой, так бурно отреагировали. Лилли все еще расстраивается из‑за того, что я наговорила про группировки в нашей школе. Впрочем, не до такой степени она расстраивается, чтобы отказаться от поездки в школу на моем лимузине сегодня утром.

Интересно, что эта ее неприязнь только сблизила нас с ее братом. Сегодня утром прямо в лимузине Майкл сам предложил пройтись по моей домашке по алгебре, проверить уравнения.

Я была тронута его предложением. Меня охватило такое теплое чувство, когда он сказал, что все правильно… И не потому я обрадовалась, что сошлись ответы, а из‑за того, что, отдавая мне листок с заданием, Майкл коснулся рукой моих пальцев. Может, Джос Ирокс – все‑таки он? А?

Ой, директриса Гупта готова меня принять.

 

Октября, вторник, алгебра

 

Похоже, что директриса Гупта сомневается в моем психическом здоровье.

– Миа, тебе действительно так не нравится учиться в школе имени Альберта Эйнштейна?

Я не хотела ее расстраивать и ответила, что очень даже нравится. На самом деле мне совершенно все равно, в какой школе учиться.

А потом директриса Гупта сказала удивительную вещь:

– Я задаю тебе этот вопрос, потому что вчера в интервью ты заявила, что в школе непопулярна.

Я не знала, к чему она клонит, так что просто сказала, пожав плечами:

– Ну, ведь так оно и есть.

– Это неправда. Каждый ученик знает, кто ты такая.

Чего это она? Вину, что ли, чувствует передо мной? Я этого не хотела, мне даже стало ее жалко, и поэтому я сказала:

– Да, но это только потому, что я принцесса. До того, как это стало известно, я была человеком‑невидимкой.

На что директриса заявила:

– Это неправда, Миа.

Про себя, но не вслух, конечно, я ей крикнула:

«Да что ты понимаешь? Как ты можешь знать? Ты же по коридорам не ходишь, в классах не сидишь! Ты понятия не имеешь, что у нас происходит на самом деле».

Расстроила она меня. Живет в своем сказочном директорском мире, ничего не знает, настоящей жизни не видит…

– Может, если бы ты начала посещать какие‑нибудь кружки, то почувствовала бы себя лучше.

Я аж глаза от изумления выпучила.

– Миссис Гупта, у меня же полный завал с алгеброй. Все свое свободное время я трачу на дополнительные занятия, чтобы к концу семестра выкарабкаться хотя бы на тройку.

– Ну, допустим, этого я не учла…

– Кроме того, после дополнительных занятий у меня еще уроки королевского этикета с бабушкой. Это нужно, чтобы в декабре, когда состоится мое официальное представление народу Дженовии, я не выглядела полной идиоткой, как вчера по телевизору.

– Я думаю, что слово «идиотка» резковато.

– У меня действительно нет ни минуты свободного времени, – продолжала я, расстраиваясь из‑за нее все больше, – я не могу ходить ни в какие кружки.

– Комитет по созданию классного альбома собирается всего раз в неделю. Или, например, тебя могли бы принять в команду бегунов. Они все равно начинают тренироваться только с весны, может быть, к тому времени у тебя уже не будет уроков этикета.

Я молча уставилась на нее, так она меня поразила. Я? Бегать? Да я хожу‑то с трудом, спотыкаясь о свои собственные гигантские ступни. Страшно представить, что будет, если я попробую побежать.

Комитет по созданию классного альбома? Я что, прямо так активно участвую в жизни класса, чтобы сочинять эти идиотские альбомы с воспоминаниями о школе? Ага, и перечитывать их потом из года в год. И детям показывать. В семейном кругу.

– Ну что ж, – сказала директриса. Она, наверное, заметила по выражению моей физиономии, что я не горю желанием воплощать ее проекты в жизнь, – я просто предложила. Я и правда думаю, что ты чувствовала бы себя гораздо комфортнее в нашей школе, если бы посещала какую‑нибудь секцию. Я знаю о твоей дружбе с Лилли Московитц и иногда думаю, не может ли она… ну, оказывать на тебя негативное влияние. Эти ее телевизионные шоу довольно‑таки агрессивны.

Я в шоке. Директриса Гупта, оказывается, еще дальше от реальной жизни, чем я предполагала.

– Нет, что вы! – воскликнула я. – Шоу Лилли вполне позитивное. Вы разве не видели выпуск, посвященный борьбе с расизмом в Корее? Или передачу про то, как магазины детской одежды ущемляют права полных девочек? Они не продают одежду 48‑го размера, а это размер средней юной американки.

Директриса кивнула и улыбнулась:

– Я вижу, ты очень увлечена этим. Должна признаться, мне приятно. Отрадно думать, что есть что‑то, чем ты так увлекаешься, Миа, несмотря на твою антипатию к спортсменам и болельщицам.

Ну вот, началось. Обязательно надо было ей…

Я сказала:

– Я вовсе не так уж не люблю их. Просто я хотела сказать, что иногда… ну, в общем, иногда кажется, будто они управляют всей школой, директор Гупта.

– Вот здесь ты точно ошибаешься, могу тебя заверить, – возразила она.

Бедная, бедная директриса!

Я все чувствовала, что должна что‑то сделать, должна вывести ее из заблуждений, из этого несуществующего мира, в котором она живет.

– Гм, директор Гупта. Насчет миссис Хилл…

– А что с ней?

– Я ничего такого не имела в виду, когда сказала, что она все время сидит в учительской во время ТО. Я перепутала. Оговорилась, знаете, перед этими камерами, прожекторами. Я сама не понимала, что говорю. Я совсем не то хотела сказать про миссис Хилл, это я со страху ляпнула.

Она улыбнулась мне такой милой, приветливой улыбкой:

– Не волнуйся, Миа. Я об этом уже позаботилась.

Позаботилась?! Что бы это значило?

Я даже боюсь думать о том, что это может означать.

 

Октября, вторник, ТО

 

Ну, по крайней мере, миссис Хилл не уволили.

Вместо этого, я думаю, ей сделали выговор или что‑то подобное. И теперь миссис Хилл не покидает своего места за столом здесь, в классе.

А это означает, что мы все обязаны сидеть на своих местах и заниматься своими делами. И еще мы теперь не можем запереть Бориса в кладовке. Так что приходится слушать, как он играет на своей скрипке.

Играет Бартока.

И теперь еще нельзя разговаривать друг с другом, (так как предполагается, что каждый выполняет свое персональное задание.

Но как же они все на меня злятся!

А Лилли злится больше всех.

Оказывается, она уже давно пишет книгу про общественные группировки, которые образовались в стенах школы имени Альберта Эйнштейна. Правда! Она не хотела мне рассказывать, но Борис проболтался сегодня за ланчем. Лилли швырнула в него картошкой, а потом еще и полила его свитер кетчупом.

Я не могу поверить, что Лилли рассказывает Борису что‑то, о чем не рассказывает мне. Вроде как я ее лучшая подруга. А Борис – всего лишь ее парень. Почему, интересно, такие вещи он узнает раньше меня? И вообще, ему рассказывает, а мне – нет!

– А можно я почитаю? – взмолилась я.

– Ни за что. – Лилли разозлилась на Бориса не на шутку.

Она даже не смотрела в его сторону. Он уже почти простил ее за кетчуп, хотя, наверное, ему придется отнести свитер в химчистку.

– Ну можно я прочитаю всего одну страничку? – упрашивала я.

– Нет.

– Хоть одно предложение?

– Нет.

Майкл тоже ничего не знал про книгу. Перед тем как пришла миссис Хилл, он сказал мне, что предлагал сестре разместить текст в своем интернет‑журнале. Но Лилли ответила противным голосом, что она пытается связаться с настоящим издателем.

– А про меня там есть? – приставала я к ней, – в твоей книге? Про меня ты написала?

Лилли ответила, что если ее не перестанут доставать, то она спрыгнет с нашей школьной водонапорной башни. Ну, это она нарочно придуривается. С тех пор как старшеклассники несколько лет назад повадились лазать на нее по наружной лестнице, нижние ступеньки отпилили.

Я не могу поверить! Чтобы Лилли работала над книгой и ничего не сказала мне! Ну, то есть я всегда знала, что она собирается написать что‑то про последствия холодной войны. Но я была уверена, что она не начнет писать, не окончив школу.

Я считаю, что Лилли вряд ли способна объективно описать события.

Однако лично мне обидно, что такие вещи она рассказывает своему парню, а я об этом – ни сном ни духом. Да, конечно, они сто раз целовались, они – пара, но тем не менее я – ее лучшая подруга! И почему это Борис знает про Лилли то, чего не знаю даже я? Это очень нехорошо с ее стороны. Я ей обо всем рассказываю.

Пожалуй, кроме чувств, которые испытываю к ее брату.

А, и еще про своего тайного поклонника.

И про маму с мистером Джанини.

Но зато про все остальное я точно рассказываю.

 

НЕ ЗАБЫТЬ:

1. Не думать про ММ.

2. Английский! Самое яркое воспоминание!

3. Корм для кота.

4. Зубная паста.

5. ТУАЛЕТНАЯ БУМАГА!

 

Октября, вторник, биология

 

У меня появилась куча новых друзей, и я пользуюсь огромной популярностью повсюду, где бы ни появилась. Вот буквально только что Кенни спросил, какие у меня планы на Хэллоуин. Я ответила, что, может быть, мне придется пойти на один семейный праздник. Тогда Кенни сказал, что он с друзьями из компьютерного клуба собирается идти на Шоу Ужасов, и если я смогу освободиться, то было бы классно, если бы я пошла с ними.

Я спросила, входит ли в число этих друзей Майкл Московитц, ведь он тоже ходит в клуб. Кенни ответил утвердительно.

Я подумала было спросить Кенни, упоминал ли Майкл когда‑нибудь о каких‑либо особенных чувствах ко мне, но потом передумала.

Потому что Кенни мог подумать, что Майкл мне нравится. И как бы это выглядело?

 

ОДА М.

 

О,М.!

Как ты не видишь,

Что х = ты,

А у=я;

И что

Ты + я

= любовь

и вместе

мы были бы

вечно счастливы?