Ленин и Чернов между властью и анархией

 

То, что Махно, уже установивший в районе советскую власть, мог делать, согласуясь с настроениями крестьян и рабочих, в Петрограде было предметом сложной многосторонней борьбы. Меры, предпринятые Махно и подобными ему левыми лидерами советов на местах, было предметом вожделения Ленина и других левых социалистов от Троцкого (тогда еще меньшевика) до левых эсеров. О возможности создания правительства, опирающегося на советы и состоящего из социалистов, стал задумываться и лидер эсеров Виктор Чернов. А это давало идее шанс на осуществление – Чернов в это время был куда влиятельнее Ленина.

Летом Чернов стал понимать, что коалиция либералов и социалистов становилась несовместимой с реформами. Дело в том, что он, как министр земледелия, пытался предотвратить распродажу помещичьих земель до реформы, которую по планам эсеров должно было провести Учредительное собрание. Попытки провести хотя бы скромные земельные преобразования встретили сильное сопротивление в правительстве и администрации. В. Чернов планировал приостановку "земельных сделок, посредством которых у народной власти может утечь между пальцев тот земельный фонд, за счет которого может быть увеличено трудовое землепользование, и переход частной земли на учет земельных комитетов, призванных на местах участвовать в создании нового земельного режима"^[41]. Именно это первым делом предпринял Махно при подготовке более радикальной земельной реформы. Чернову это не дали сделать кадеты – либеральные коллеги по правительству, сторонники неприкосновенности частной собственности. Стоит ли оставаться в одном правительстве с такими коллегами. А с кем тогда? Может быть, попробовать в качестве младших партнеров большевиков, влияние которых растет, а лозунги – лишь радикальное и грубоватое выражение программы эсеров и социал-демократов?

Идея власти советов уже не казалась такой наивной, как в апреле 1917 г., потому что советы быстро развивались. Они превратились в хорошо организованные представительные органы, тесно связанные с предприятиями и военными частями, реально решали вопросы социально-экономической жизни. Интеллигенты-социалисты наладили документооборот и поддерживали основы демократической процедуры в советах. Пока не прошли всеобщие выборы, советы вполне могли играть роль представительных органов и придать устойчивость, дополнительную опору демократической власти. В конструктивной атмосфере прошли первые съезды крестьянских, рабочих и солдатских депутатов. Несмотря на то, что съезды не представляли всего населения, они несомненно опирались на большинство активного населения страны. То же самое можно сказать и о парламенте. Это естественно наводило на мысль о возможности превращения Съезда во временный революционный парламент, который мог выполнять функции законодательного и контрольного органа вплоть до созыва Учредительного собрания. Это позволило бы начать социальные реформы, которых все ждали, восстановить обратную связь между правительственной верхушкой и широкими слоями населения. Пока такая связь поддерживалась только через партии, конфликтовавшие между собой. В случае передачи власти советским структурам в систему власти удалось бы «втянуть» более широкие слои населения, в том числе и радикальные массы, которые шли за анархистами и большевиками. Так что летом 1917 г. значительная часть социалистов стала понимать, что Ленин-то был не так уж и не прав, предлагая передать власть советам.

Не удивительно, что подобная перспектива не устраивала кадетов – имущественные верхи в советах не были представлены, а перспектива самостоятельного, "сильного" (то есть в ситуации 1917 г. авторитарного) правительства стала бы совсем призрачной. А именно о таком правительстве мечтали либералы, чтобы можно было провести, выражаясь словами конца XIX века, «шоковую терапию». Советы не дали провести «оздоровление экономики» в интересах буржуазии. Но перспектива потерять союз с "цензовыми элементами" пугала и умеренных социалистов, которые видели в разрыве с буржуазией опасность экономического саботажа и отсутствия поддержки справа в борьбе против большевизма (именно это обстоятельство заставляло часть лидеров социалистических партий до последнего момента отвергать идею правительства без либералов). Возражая Чернову, поддерживавшему идею правительства без либералов, другой лидер эсеров Александр Гоц говорил: "Слева большевики травят десять "министров- капиталистов", требуют, чтобы мы от них "очистились", то есть остались без союзников и скатились им прямо в пасть"^[42]. Все более явная угроза со стороны "анархо-большевизма" пугала.

Таким образом, перед страной встала дилемма – сохранение либерально-социалистической коалиции до Учредительного собрания или создание однородного (без либералов) социалистического правительства из всех советских партий, ответственного перед Съездом советов или его органами, втягивание «анархических» масс в процесс преобразований.

Поскольку правительство оставалось фактически безответственным и не имело прочной опоры в советах, каждый политический кризис немедленно оборачивался мощными социально-политическими движениями и серьезными столкновениями.

Тем более, что нарастание экономических проблем и отсутствие социально ориентированных преобразований толкали все новые и новые группы рабочих под флаги радикалов – большевиков и анархистов.

 

Не будите спящую анархию

 

В июне-начале июля головной болью правительства были не столько большевики, сколько анархисты. Они «окопались» на Выборгской стороне, где успешно вели агитацию среди рабочих. В февральские дни анархисты обзавелись недвижимостью, как и другие партии – самозахватом. В занятом ими особняке Дурново был устроен лекторий. Но вот с печатанием газет и листовок у анархистов были проблемы – типографий им не досталось. 5 июня лидер Петроградской федерации анархо-коммунистов Солнцев во главе группы бойцов захватил типографию газеты «Русская воля», основанной еще Протопоповым – последним царским министром внутренних дел. За газету, которая давно перекрасилась в демократические цвета, вступились умеренные социалисты и большевики. Что получится, если анархисты начнут захватывать газеты и печатать свои листовки тиражами, которыми сейчас печатаются листовки других партий! Получится Бог знает что. Именем Совета и правительства вызвали солдат, на место кризиса прибыли Гоц, Каменев и другие левые деятели. Поддавшись их уговорам, анархисты оставили объект. Но правительство по-своему оценило уступчивость анархистов и решило перейти в контрнаступление. 7 июня министр юстиции распорядился выселить анархистов с дачи Дурново.

Противники анархистов распространяли слухи, что в особняке Дурново организовался настоящий вертеп разбойников. Но когда прокурор прошел в здание, «перед ним предстала неожиданная картина. Ничего ни страшного, ни таинственного он не обнаружил; комнаты застал в полном порядке; ничего не было ни расхищено, ни поломано; и весь беспорядок выражался в том, что в наибольшую залу были снесены в максимальном количестве стулья и кресла, нарушая стильность министерской обстановки своим разнокалиберным видом: зала была предназначена для лекций и собраний»^[43]. Более того, в здании помимо анархистов базировалось множество других организаций, включая союз булочников и… районную милицию.

Вопрос об особняке Дурново обсуждал даже Съезд советов. Здесь сказался страх умеренных социалистов перед анархизмом – течением для них малопонятным, пугающим своим радикализмом. Правый эсер Гоц и правый меньшевик Гегечкори настаивали на примерном наказании анархистов, левые социалисты от меньшевиков до большевиков колебались. Они чувствовали, что анархисты помимо всего прочего – еще и конкуренты. Так начался раскол в рядах революционной демократии. На протяжении всей революции и гражданской войны, кроме ее последней фазы в 1921 г., народники и анархисты, несмотря на близость многих своих принципов (апология самоуправления, федерализма и свободы) будут находиться по разные стороны баррикад, что очень облегчит задачу большевиков.

Съезд одобрил решение о выселении анархистов, что подорвало авторитет умеренных социалистов в Петрограде, особенно среди радикальных рабочих. Анархисты не подчинились приказу о выселении. Когда войска пошли на здание, матрос Анатолий Железняк (Железняков) бросил в наступавших четыре гранаты, что даже для тревожной обстановки лета 1917 г. было слишком – гражданская война ведь еще не началась. Железняка повязали и приговорили к 14 годам каторги. Но он бежал. Июньская история только прибавила ему авторитета среди матросов, и Железняк был избран в состав Центробалта – революционного Совета Балтийского флота.

В сознании большинства рабочих Петрограда анархисты в событиях, связанных с захватом дачи Дурново, были пострадавшей стороной, и они лишь принесли им популярность. С утра 8 июня забастовали 28 заводов с 15 тысяч рабочих, перед дачей собралась протестующая толпа, в которой было много вооруженных людей – далеко не только анархисты. Брожение продолжалось вплоть до «июльского кризиса». 10 июня анархисты решили провести демонстрацию протеста. Их поддерживали рабочие уже 150 заводов – это была паства большевиков. Ленин решил возглавить демонстрацию 10 июня, но против нее активно выступил Съезд советов, лидеры которого опасались, что массовая вооруженная демонстрация может вылиться в вооруженные столкновения. Под давлением советских лидеров большевики вынуждены были перенести демонстрацию и принять участие в общей демонстрации вместе с социалистическим партиями 18 июня. Большевики стали убеждать радикальных рабочих отказаться от выхода на улицы 10 июня. В этой ситуации они выглядели как оппортунисты по сравнению с анархистами. Представители предприятий согласились на этот раз уступить. Но согласятся ли они на уступки в следующий раз или пойдут за анархистами? Эта дилемма во многом определяла действия Ленина в 1917 г.

18 июня анархисты вышли на общую демонстрацию левых с радикальным, но непонятным лозунгом «Смерть тиранам», затем отделились от колонны. Солнцев во главе гренадер пошел на тюрьму и освободил несколько десятков заключенных, среди которых – издатель антивоенной газеты «Окопная правда» Хаустов. Но арестованные в даче Дурново все еще находились в заключении, и анархисты продолжали требовать их освобождения, угрожая налетами на тюрьмы.

Сила анархистов и их опасность для большевиков в этот период заключалась в радикализме. Их общественный идеал был мало известен массам, но зато они были самые «крутые», «круче» большевиков. Но в этом заключалась и слабость анархизма. Как только настанет время созидания, социального творчества, городские анархисты не смогут предложить привлекательной конструктивной программы, отличной от большевистской. Их визитной карточкой останется разрушение, от которого массы устанут уже в 1918 г.

 

* * *

3 июля 1917 г. попытки правительства направить часть «революционного гарнизона» на фронт, где началось наступление, совпали с выходом кадетов из правительства в знак протеста против предоставления широкой автономии Украине. Правительство оказалось в состоянии глубокого кризиса, а в этот момент недовольные солдаты и матросы во главе с анархистами и некоторыми особенно радикальными большевиками вышли на улицу. В ночь на 3 июля Солнцев вел агитацию в 1-м пулеметном полку за взятие власти революционными солдатами и рабочими, реквизицию собственности буржуазии и свержение Временного правительства. Был даже создан Военно-революционный комитет (ВРК) во главе с Солнцевым. Явившись в Совет, он потребовал реквизиции предприятий в пользу рабочих и свержения правительства.

 

 

Солнцев (Блейхман) Илья Семенович (1868-1921) – рабочий, анархист-коммунист с 1904 г. В 1913-1914 гг. вел пропаганду в профсоюзах Петербурга, отправлен в ссылку в Сибирь. Член Петроградского и Кронштадского советов. 28 октября 1917 г. вошел в Петроградский ВРК. Секретарь Петроградской федерации анархических групп. Один из организаторов Красной гвардии. С 1918 г. преследовался большевиками.

 

 

Радикальные большевики, участвовавшие в движении с самого начала, поддерживали лозунг “Вся власть Советам!”

Ленин опасался столь решительных действий без достаточной подготовки. Реалистично оценивая силы партии, ее лидеры не стремились к немедленному захвату власти. Однако после того, как движение началось, большевики не могли не возглавить выступление. По справедливому замечанию американского историка А. Рабиновича, "лидерам петроградских большевиков было чрезвычайно трудно оставить без руководства демонстрантов и недавно завоеванных членов партии. В конце концов, уличные шествия возникли в результате большевистской пропаганды и были реальным свидетельством усилившейся "большевизации" масс"^[44]. Отказавшись от лидерства в выступлении, большевики потеряли бы репутацию решительных людей и связанную с этим поддержку широких слоев населения и войск, радикализированных военной и социальной ситуацией. Тем более, что большевикам уже "дышали в затылок" анархисты, фактически возглавившие выступление в его первые часы. Большевикам было нетрудно перехватить руководство движением, так как у них, в отличие от анархистов Петрограда, была сильная организация. Но встав во главе движения, они и брали за него ответственность.

В итоге Петроградский комитет РСДРП(б), а затем и большинство ЦК решили возглавить демонстрацию, чтобы превратить ее "в мирное, организованное выявление воли всего рабочего, солдатского и крестьянского Петрограда". Чего же требовали большевики? Власти? Нет, Ленин продемонстрировал удивительную для политика принципиальность, которой ему не хватало позднее. Раз он выдвинул еще в апреле лозунг «Вся власть советам!», то и сейчас следует требовать того же, хотя большевики составляют в советах меньшинство, а большинство принадлежит умеренным социалистам. Правда, превращение советов в источник власти сделало бы большевиков одной из правящих партий при возможности добиваться решительных социальных преобразований без оглядки на кадетов. Большевики справедливо рассчитывали, что переход к радикальной политике быстро выведет их на первые роли в социалистическом правительстве.

По свежим следам событий меньшевик-межрайонец Анатолий Луначарский рассказал Николаю Суханову о консультациях с большевиками о возможном приходе к власти правительства во главе с этими двумя организациями. В дальнейшем Луначарский опровергал, что существовал план захвата власти уже в июле (Суханов согласен, что Луначарский в своем рассказе исказил детали), но при этом признал уже публично: «Конечно, мы не скрывали от себя, что если бы меньшевистский эсеровский совет захватил власть, она скоро соскользнула бы к более левым и решительным группам». Более того, Троцкий уже в разгар июльских событий сказал Луначарскому, что «вовсе не было бы так плохо», если бы власть сразу, уже в июле оказалась в «наших» руках^[45].

Таким образом, политический расчет большевиков и их союзников строился на том, что под давлением масс из правительства будут вытеснены «капиталисты» (то есть либералы), а новое правительство будет ответственно перед левеющими советами и на следующем этапе революции станет лево-социалистическим. Причем по крайней мере Троцкий был готов войти в правительство сразу. Также в многопартийное социалистическое правительство могли войти и правые большевики. Правительство правых большевиков, левых меньшевиков, левых (и, вероятно, центра) эсеров могло бы немедленно начать преобразования в духе демократического социализма. Но для такого варианта развития требовалось всего ничего – чтобы советское руководство, где были весьма влиятельны именно правые социалисты, согласилось взять власть.

На улицы вышли массы рабочих, солдат и рабочих при оружии. Сторонники правительства открыли по ним огонь, 3-4 июля произошли кровопролитные столкновения. Несмотря на то, что в большинстве случаев именно революционные колонны подвергались обстрелу со стороны казачьих и офицерских формирований, большевиков и анархистов обвинили в организации восстания в столице.

ВРК Солнцева действовал параллельно большевикам. Он установил контроль над Финляндским вокзалом, газетой «Новое время», которая стала выпускать воззвания революционеров. Анархисты участвовали в установлении контроля над Петропавловской крепостью, выставили патрули вдоль маршрута демонстрации, их делегаты (в том числе известная в будущем Мария Никифорова), прибыв в Кронштадт, собрали митинг на Якорной площади. Там, где в 1921 г. анархист Шустов будет клеймить большевиков под одобрительный гул народа, теперь, в июле 1917 г. анархисты Ярчук и Никифорова увлекли матросов на поддержку совместного с большевиками выступления. 4 июля колонна вооруженных матросов была в Петрограде.

Но выступление оказалось в тупике – большевики требовали у ЦИК советов взять власть, а меньшевики и эсеры, составлявшие большинство в ЦИК, отказывались. Некоторое время они даже колебались, но очень не хотелось брать власть из рук разбушевавшейся вооруженной улицы – опыт Великой французской революции говорил, что уступки возбужденным толпам приучают их к тому, что можно менять режимы силой. Очень некстати демонстранты арестовали В. Чернова. Он был тут же освобожден по настоянию Л. Троцкого, но стал относиться к движению без симпатии.

Против восстания правящая группа считала возможным бороться любыми средствами. 4 июля министром юстиции П. Переверзевым стали распространяться материалы о том, что Ленин является немецким шпионом. Как бы не обстояло дело с финансированием большевиков немецкой стороной^[46], распространенные в июле материалы были грубо сфальсифицированными^[47].

Но воздействие этой агитации на колеблющуюся часть войск, а также полный тупик, в котором оказались радикалы из-за отказа советских лидеров передать власть советам и порвать с кадетами, привели к свертыванию движения уже 5 июля. Ленину и некоторым другим лидерам большевиков пришлось уйти в подполье, часть лидеров выступления была арестована. Узнав об этом, в далеком Гуляй-Поле Махно провел митинг, где возмущенно говорил о наступлении реакции. Анархисты и большевики оставались союзниками перед лицом «партии порядка».

Левые были разгромлены. Ленин скрывался в местечке Разлив, а партия обсуждала, не стоит ли ему сдаться властям и дать публичный бой на суде. Ленин утверждал, что его могут просто пристрелить. За это его и по сию пору иногда обвиняют в трусости, хотя уже полтора года спустя, в январе 1919 г. после неудачного выступления в Берлине были убиты лидеры Германских коммунистов Люксембург и Либкнехт. Если бы такая же участь постигла Ленина в июле 1917 г., о нем бы осталась память как о Люксембург – интересный марксистский мыслитель, очень радикальный – на грани анархизма. Вот, если бы он остался жив… Как бы интересно развивалась история…