Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Не будем создавать соблазнов сами

Поиск

Будем, насколько возможно, внимательны и не подадим повода к тому, чтобы создавались соблазнительные для людей ситуации. Не откроем перед лукавым трещин, потому что души с поврежденным помыслом еще более повреждаются и потом ищут повода для того, чтобы оправдать себя. И в этом случае, с одной стороны, мы будем строить, а с другой — разрушать.

Однажды ко мне в каливу пришли несколько юношей, современных ребят. Мы с ними побеседовали. В тот же день мне надо было выезжать со Святой Горы. Они, узнав об этом, тоже собрались уезжать. На корабле они подошли ко мне и сели рядом. С большим интересом они задавали мне разные духовные вопросы. Однако некоторые наши попутчики расценили происходящее неправильно и глядели на нас с большим подозрением. Если бы я мог предвидеть то, что наша беседа будет понята неправильно, то я позаботился бы о том, чтобы принять надлежащие меры.

Мир лукав. Надо стараться не создавать соблазнов. Мы не несем ответственности за то, в чем не можем принять надлежащих мер, или за то, в чем мы неопытны. Но не будем ждать от Бога мзды, если мы создаем проблемы от невнимательности. Мзду мы получим тогда, когда мы внимательны, а проблемы создает враг. Например, кто-то говорит, что я в прелести. Сперва я посмотрю, в прелести я или нет. "Раз он так говорит, значит, он что-то увидел. Не мог он такого сказать ни с того ни с сего. Что-то он понял неправильно", — так размышляю я и стараюсь найти, что во мне может быть понято неправильно, чтобы это исправить. Если говорят, что я в прелести, что я колдун, — мне это на руку, потому что не будет собираться народ и моя жизнь станет по-монашески тихой. Но тот несчастный, который распустил слухи, будет в аду, потому что он делает зло Церкви. Разве не жаль [его]? И виноват буду я, потому что я был невнимателен. Например, некоторые миряне подходят поцеловать мне руку, и я их легонько стучу по голове. Кто-то увидит это и скажет: "Простой монах, а благословляет, он что — священник?" И он не будет виноват, это мне не надо так больше делать.

— Геронда, когда человек по невнимательности создает какой-то соблазн, то некоторые говорят. "Оставь ты его, он невменяем". Как к этому относиться?

— Невменяем тот, кто не может подумать, а не тот, кто невнимателен. Человек невнимательный разжигает костер и не думает о том, что там, где он его разжег, будет пожар. Когда такие люди разжигают костры и опаляют души других, мы должны молиться и вылить на огонь хотя бы ведро воды. А есть и другие люди, как вихрь: и благоговение у них есть, но с головой у них не все в порядке, и если они слышат что-то, с чем не согласны, то, не разбирая, правильно это или нет, разносят все по кочкам. Тогда нам надо деликатно притормозить их, а когда они остановятся, опять-таки деликатно подложить им под колесо какой-нибудь камень, потому что они могут покатиться назад и смести вместе с собою других.

 

Как любят некоторые создавать соблазны

Не верьте легко тому, что слышите, потому что некоторые говорят в ту меру, в какую понимают сами. Как-то раз пришел один человек к Хаджефенди[53] и говорит ему: "Благослови, Хаджефенди. Там наверху сто змей сползлись!" — "Сто змей!? Откуда?" — удивился святой Арсений. "Э, сто не сто, но пятьдесят-то уж точно!" — "Пятьдесят змей?" — "Ну уж двадцать пять-то было!" — "Ты когда-нибудь слышал, чтобы двадцать пять змей вместе сползались?" — спрашивает святой. Тот ему потом говорит, что десять точно было. "Ладно тебе, — говорит ему святой, — неужто у них собрание там было, что сразу десять змей приползли? Кончай, быть такого не может!" — "Пять было", — не сдается тот. "Пять?" — "Ну ладно, две были". Потом святой его спрашивает "Ты их видел?" — "Нет, — говорит, — но слышал, как они в ветках шипели: ш-ш-ш!-" То есть, может быть, это вообще какая-нибудь ящерица была! Я из того, что слышу, никогда не делаю заключений без рассмотрения. Один может говорить что-то, чтобы осудить, другой говорит просто так, а третий с какой-то особой целью.

Как же любят некоторые создавать соблазны! В Конице были два друга, очень близких. По праздникам и по воскресеньям они не слонялись по городу, а приходили в монастырь, в Стомион[54] и даже пели на клиросе, а потом поднимались на гору, на "Верблюдицу"[55]. Как-то раз один испорченный тип устроил им искушение. Подходит к одному из друзей и говорит "А знаешь, что сказал про тебя твой приятель? То-то и то-то". Потом идет он ко второму другу и говорит ему. "Знаешь ли, что сказал про тебя тот, с которым ты дружишь? То-то и то-то". Они оба тут же озверели и затеяли прямо в монастыре скандал. Между делом тот, кто запалил фитиль, улизнул, а они себе ругаются! Тот, что помладше, был вдобавок немножко нервный и начал оскорблять того, кто был постарше Я думаю: "Что же делать? Гляди-ка, вражина что творит!" Иду я и говорю старшему: "Слушай, он ведь молодой да вдобавок и нервный немного, так что ты уж на него не обижайся, попроси у него прощения". — "Отче, — говорит он, — какое там прощение просить, не видишь что ли, как он меня оскорбляет? А я о том, в чем он меня обвиняет, впервые слышу". Тогда иду я к молодому и говорю ему: "Слушай, он и старше, и дело обстоит не так, как ты думаешь, пойди, попроси у него прощения". Тот взвился, начал кричать: "Мы и с тобой, отец, поругаемся!" — "Ну что же, — говорю, — давай, Пантелис, поругаемся, дай-ка я только маленько приготовлюсь". Сказал я так и ушел. За монастырем, метрах в четырехстах, у меня были заготовлены здоровенные жерди для садовой ограды. Пошел я туда, взял одну жердину метров в пять длиной и потащил ее в монастырь. Еле-еле тащил, чтобы заставить его засмеяться. Он услышал, что я что-то тащу, но догадаешься разве, что я хотел сделать? Затащил я ее во двор и остановился напротив входа в церковь. "Эй, — говорю, — Пантелис, кончай, а то поругаемся". Расхохотались оба, когда поняли, для чего мне нужна была эта жердь. Все! Треснул лед. Треснул диавол. "У вас голова, — говорю, — есть?! Что же вы такое творите?" И они опять стали друзьями.

— Наговор в тот же самый день произошел?

— Да, и ругались они очень нехорошо! Видишь, что делает диавол? Тот, третий, наверное, завидовал им, что они были так дружны, как братья. Наговорил одному на другого и убежал. Наговор — это очень гадко. Поэтому враг и называется диавол[56]. Он наговаривает: одному говорит одно, другому другое. И создает соблазны. А эти бедняги поверили и сцепились.

— Он это нарочно сделал?

— Да, чтобы их разлучить. Он, конечно же, сделал это "по любви", сиречь по зависти.

 

Предание грехов огласке

Когда мы видим что-то плохое, покроем его и не будем о нем распространяться. Неправильно, когда нравственные падения становятся известны [всем]. Предположим, что на дороге лежат нечистоты. Человек благоразумный, проходя мимо, возьмет и чем-нибудь их присыпет, чтобы они не вызывали у людей отвращения. Неразумный наоборот, вместо того чтобы накрыть, расковыряет их и только усилит зловоние. Так и мы, без рассуждения предавая огласке грехи других, вызываем еще большее зло.

Евангельское изречение " повеждь Церкви "[57] не означает, что все должно становиться известным, потому что сегодня Церковь — это не все. Церковь — это верующие, живущие так, как хочет Христос, а не те, кто воюет против Церкви. В первые годы христианства, когда исповедь совершалась перед всеми членами Церкви, слова Господа " повеждь Церкви " имели буквальный смысл. В наше же время, когда стало редкостью, чтобы вся семья исповедовалась у одного духовника, не дадим врагу запутать нас этим " повеждь Церкви ". Потому что, предавая огласке какое-нибудь, к примеру, нравственное прегрешение, мы оповещаем о нем враждующих с Церковью и даем им повод начать против нее войну. И таким образом в слабых душах колеблется вера.

Если какая-то мать имеет дочь блудницу, то она не поносит и не уничижает ее перед другими, но делает все возможное для того, чтобы восстановить ее имя. Она продаст все до последнего, она возьмет дочь и уедет в другой город, постарается выдать ее замуж и таким образом исправить ее прежнюю жизнь. Точно таким же образом действует и Церковь. Добрый Бог с любовью терпит нас и никого не выставляет на посмешище, хотя Ему, Сердцеведцу, известно наше окаянство. И святые никогда не оскорбляли грешного человека перед [всем] миром, но с любовью, духовной тонкостью и таинственным образом помогали исправлению зла. А мы сами, будучи грешниками, поступаем наоборот — как лицемеры. Мы должны быть внимательны, чтобы не становиться легкими жертвами недоразумений и не считать злом того, что делают другие.

— Геронда, вы коснулись обнародования нравственных прегрешений. А нужно ли оповещать других о грехах или нездоровых состояниях иного характера?

— Смотри: с некоторыми своими знакомыми я так поступаю. Например, я вижу, как кто-то бесчинствует и соблазняет других. Я советую ему исправиться: один раз, пять, десять, двадцать, тридцать, но он не исправляется. Однако после многократных напоминаний он не имеет права продолжать бесчинствовать, потому что увлекаются и другие и подражают ему. Видишь ли, люди способны легко подражать злому, но не доброму. И поэтому наступает время, когда я вынужден сказать об этом другим, видящим это бесчинство, чтобы предохранить их.

Иными словами, когда я говорю: "То, что делает такой-то, мне не нравится", я говорю это не ради осуждения, потому что я уже пятьсот раз ему самому об этом сказал, но потому, что другие, видящие его слабость, попадают под воздействие, подражают ему и вдобавок говорят: "Раз Старец Паисий ничего ему не говорит, значит, в его поведении нет ничего страшного". И если я не выскажу своего помысла, что мне это не нравится, то создастся впечатление, что я это благословляю, что мне тоже это нравится. И таким образом разрушается целое, потому что кто-то может решить, что тактика бесчинствующего правильна, и начать применять ее сам. А что из этого выйдет? И думают, между прочим, что я ему не говорил, потому что не знают, как он меня измучил за все это время. А еще и диавол тут как тут и говорит: "Ничего страшного, что ты это делаешь. Видишь, и другой делает то же самое, и Старец Паисий ему ничего не говорит". Поэтому, когда я вижу, что кто-то продолжает жить по своему типикону[58], бесчинствовать, тогда как я советовал ему исправиться, то в разговоре с тем, кто знает этого человека, говорю: "То, что делает такой-то, мне не нравится", чтобы уберечь его от повреждения. Это не осуждение, не надо путать разные вещи.

А потом приходят некоторые и начинают упрекать: "Ты зачем об этом рассказал другому? Это ведь был секрет". — "Какой еще, — говорю, — секрет? Я тебе тысячу раз говорил, а ты не исправился. Ты не имеешь права портить других, полагающих, что я согласен с тем, что ты творишь!". Еще не хватало мне молчать, а он будет портить других! Особенно когда приходит ребенок из знакомой мне семьи, и я вижу, что своим поведением он разрушает семью, я говорю ему: "Слушай, если ты не исправишься, то я скажу об этом твоей матери. Никто тебе не давал права приходить ко мне, все это рассказывать, а потом продолжать дуть в свою дуду. Я скажу твоей матери для того, чтобы сберечь вашу семью". Если у него есть покаяние, тогда дело другое. Но если он продолжает свою тактику, то я должен сказать об этом его матери, потому что несу за это ответственность.

 



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-08-10; просмотров: 151; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 18.216.70.205 (0.007 с.)