Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь FAQ Написать работу КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Осознавание и намерение могут сделать вас магами вне магической линии и без поддержки наставника – брухо.Содержание книги
Поиск на нашем сайте
– Осознавание и намерение – два мощных щита, которые могут вас уберечь от нападок Силы. Если вы не владеете абсолютным осознаванием, но имеете правильное намерение – Сила потреплет вас, может быть, даже чувствительно сместит вашу точку сборки, но не поработит. Если при неправильном намерении вы обладаете высокой степенью осознавания – Сила будет испытывать вас до тех пор, пока ваше намерение не станет правильным. – Что значит: правильное намерение – то желание, которое касается не только тебя? – озадаченно спросила Касси. (Естественно, в сферу ее желаний входит только то, что касается ее самой.) Карлос взглянул на ее позу, и взгляд его стал масляным. – Главным стимулом для Гарсиа в его работе была его вера в то, что представляя широкой общественности разных политиков, он помогает своей стране. Он получал хорошие деньги, но я знал его очень близко: деньги тут были ни при чем. Он бы и бесплатно работал. И магией он занялся для того, чтобы помогать людям. Это был полностью реализованный человек, но ему хотелось выйти за пределы видимого мира, и выйти не в одиночестве. Магия – путь одиночки, но Гарсиа лелеял мечту, что, открыв ее законы для себя, он сможет научить и других пользоваться этими законами. Это довольно наивная мечта – никто из неофитов не идет по пути Знания, думая о том, что он будет учителем. Ведь нагвалем становится лишь тот, к кому Сила приведет ученика. В конце концов, Гарсиа удалось создать свою линию и получить учеников – это уникальный случай. В наше время маги лишь продолжают магические линии, которым уже несколько тысяч лет. Чтобы кто-то практически из ничего создал свою линию – такого в наши дни не было. До Гарсиа. А все дело в правильном намерении. Я ответил на твой вопрос, Касси?
Намерение – одна из сил, движущих Вселенную. Это настолько же мощно, как и производительная энергия. И намерением мы тоже можем управлять, изменяя его в соответствии со своим истинным путем. Но в наши дни управлять намерением могут лишь люди Знания.
– Почему? – спросил я. – Если намерение это не что иное как желание, направленное на то, чтобы приносить пользу другим людям, чего проще: надо просто придумать такое желание, которое бы совпадало с твоими интересами и одновременно приносило пользу кому-то еще? – Можно придумать любое желание, – кивнул Кастанеда. – Только не всякое желание является намерением. Я же сказал: намерение – это энергия, причем одна из самых мощных. Силой намерения рождаются и умирают вселенные. Простым желанием вы такого эффекта не добьетесь. – Тогда мы не совсем поняли, что такое намерение, – хмыкнул Андрияки. – Вы поняли. – Кастанеда буквально просверлил глазами грека. От этого взгляда всем стало не по себе. – Вы поняли, но не осознали. Ваше второе сознание не дает вам этого сделать. Оно защищается: ведь если вы осознаете всю силу намерения, вы сможете раз и навсегда выйти за рамки этого второго сознания, и оно умрет в вас, оставив чистый дух. Кастанеда сделал жест, показывающий, чтобы мы не задавали вопросов, пока он не кончит говорить. – В любом человеке существуют два сознания. Первое сознание – сущностное или истинное. Это то, что дает человеку жизнь. Иногда его называют душой, хотя правильнее назвать это сознание духом. Но люди, к сожалению, плохо разбираются в том, что касается их подлинного существа. Второе сознание – оно доминирует в нас и управляет всеми нашими поступками – как бы встроенное извне. Это печать мира сего, и, увы, печать дьявольская. Подлинное сознание-дух просыпается в нас крайне редко. Люди, которые позволяют духу изредка проявиться в своей жизни, добиваются потрясающих успехов. Люди, которые позволяют духу сосуществовать наравне с мирским сознанием, становятся гениями. Людей же, чей дух главенствует над мирским сознанием, мы называем святыми. Дух и мирское сознание находятся в постоянном конфликте. Дух сам по себе очень силен, но он нуждается в сознательном, волевом обращении к своему источнику. Для людей религиозных этот источник – Бог. Дух мага обращен к Силе, или Знанию. Люди математического склада ума черпают силы в науке. Интересно, что точные науки являются для духа гораздо более сильной подпиткой, чем гуманитарные. Музыка и история тоже относятся к точным наукам. А вот философия, литература и живопись способны как напитать дух, так и уничтожить его. Поэтому мирское сознание человека, в котором силен дух, старается направить его порывы именно в эти области. Намерение – желание, выказываемое духом. Все прочие желания диктует нам мирское сознание. Но дух не всегда бывает благ, поэтому и намерение не всегда благое. Если намерение не благое, оно злое или эгоистичное. Аттила и Гитлер были людьми, в которых дух доминировал; хотя их намерения не были благими, но не были и эгоистичными. Сила не любит только эгоистов: добро и зло для нее лишь энергии, действующие в мире. Поэтому и существуют черные маги. Когда маг пытается договориться с Силой, он выдвигает свои условия. Они могут быть любыми. Силе все равно, какие условия вы выдвинете. Она воспринимает лишь намерение. Если намерение благое – Сила, скорее всего, примет эти условия. Эгоистичное намерение Сила отвергает. – У Гарсиа, по вашим словам, было благое намерение… – вырвалось у меня. – Я сказал, что Сила, СКОРЕЕ ВСЕГО, примет благое намерение, – ответил Кастанеда. – Но может и не принять, если в самом условии ее что-то смущает. В случае с Гарсиа Сила ждала другого условия, которое бы достигало тех же целей, но технически было бы проще. Ловенталь! – спохватился Карлос. – Ты чуть не заставил меня ответить на вопрос, который я дал вам в качестве домашнего задания. И вообще, я пока что не разрешал разговаривать.
* * *
– Время нашего занятия подходит к концу, и скоро мы приступим к шаманской практике, в течение которой вы попытаетесь договориться с Силой. Перед тем как предложить Силе условия договора, вы должны выяснить, каково ваше намерение. Я введу вас в состояние, когда ваше мирское сознание будет подавлено, и вы сможете связаться с духом. Затем мы проведем небольшую медитацию – она будет полезна и для тех, кто не собирается выдвигать Силе условия сегодня. Кастанеда попросил нас составить стулья в круг таким образом, чтобы спинки были внутри, а мы сидели, отвернувшись друг от друга. По его команде мы закрыли глаза и провели небольшую практику осознавания состояний. После чего Карлос стал медленно считать в обратном порядке от ста до единицы. В этот промежуток времени мы должны были позволить мыслям и воспоминаниям свободно приходить к нам. Задача заключалась в том, чтобы вспомнить какой-нибудь один фрагмент прошлого, когда нам нужно было сделать важный выбор. Но воспоминание это должно было прийти само собой, усилий делать было нельзя. Я расслабился и стал слушать голос Кастанеды. Какие-то мысли проходили сквозь меня, но, как назло, мне не удавалось погрузиться в прошлое. Вспоминать что-то специально не разрешалось условиями медитации (я уже не рисковал нарушать правила, чтобы не стать падальщиком). Так что я просто слушал его голос. Сотня уже потеряла половину, и я думал, что эта медитация так и пройдет мимо меня. Но тут Кастанеда произнес: – Тридцать. И я вспомнил. Тридцать – таков был номер дома, в котором жила влюбленная в меня девушка. То есть я думал, что она была в меня влюблена. Я не мог этого знать: она была немая. Ее звали Кимберли. Она не ходила в колледж – учителя приходили к ней в дом, а по воскресеньям она ездила в воскресную школу для глухонемых. Каждый раз, когда я шел в колледж (путь проходил мимо ее дома), я неизменно видел ее в окне. Поймав мой взгляд, она улыбалась. И это дало мне повод думать, что я ей небезразличен. Кимберли была очень симпатичной, и, будь она нормальной, я бы невероятно возгордился тем, что симпатичная девчонка в меня влюблена. Но внимание со стороны глухонемой рождало во мне комплексы. Я считал себя полным ничтожеством, раз в меня могла влюбиться только глухонемая. И я никому не говорил об этом, хотя мальчишки любят прихвастнуть. Меня очень радовало, что Кимберли тоже не может об этом никому сказать. Тем не менее, мне нравилась ее улыбка в окне по утрам. Несмотря на то что она вызывала во мне комплексы, я чувствовал, что она дает мне что-то очень важное. Я не знал, что. Однажды мой приятель Тим Бургон сказал, что родители Кимберли продают дом, так как собираются уехать в Швейцарию. Меня эта новость как громом поразила. Я представил, что иду в колледж утром, но никто мне не улыбается в окне. И жизнь моя сразу стала пустой. В одну из суббот, проходя мимо тридцатого дома, я увидел, что родители Кимберли грузят вещи в машину. Сама она стояла рядом и была какая-то потерянная. Заметив меня, Ким улыбнулась, но улыбка ее выражала уже не спокойствие и дружелюбие, а тревогу и – надежду. Я понял, что должен подойти к ней и что-то сказать на прощание. Она бы меня все равно не услышала, но я знал, что глухонемые умеют читать по губам. Будь я один, я бы обязательно подошел к ней. Но я был вместе с Тимом. И я отвернулся. – Смотри, Ким машет нам! – приятель дернул меня за рукав. – Пойдем, попрощаемся с ней. Хорошая девчонка, мне жаль, что они уезжают. Мы подошли. Тим сказал ей несколько теплых слов – я не ожидал от него такой душевности. А я просто стоял рядом и улыбался. Кимберли была очень довольна, что мы попрощались с ней. И у меня на душе тоже стало легче. Я сделал все правильно. Но это был не мой выбор. – Один, – ворвался в сознание голос Кастанеды, и воспоминание исчезло. Мы снова сели лицом в круг. Говорить никому не хотелось: опыт каждого участника группы был слишком интимным. – Итак, вы столкнулись со своим подлинным сознанием, – негромко заговорил Карлос. – Оно проявилось в виде воспоминания ситуации, когда вам нужно было сделать выбор. Порыв, который вы испытали, столкнувшись с этим выбором, и есть ваше Намерение. Теперь вы можете ставить Силе условия – главное, чтобы они совпадали с вашим намерением. А уж благим оно будет или эгоистичным, покажет последующее за этим испытание Силы. Я прощаюсь с той частью группы, которая не намерена открываться Силе прямо сейчас. У вас есть ровно одна минута, чтобы покинуть аудиторию. И Карлос посмотрел на часы. Когда он поднял голову, в помещении осталось три человека: я, Касси и Рудольф. Я не сомневался, что Рудольф останется: это был упертый утопист, мечтающий вернуть немецкой нации ее древний воинственный и благородный дух. Его настроения можно было бы назвать фашистскими, не обладай Рудольф добрейшим сердцем и потребностью в жертвенности. Неожиданностью для меня было то, что и Касси решилась открыться Силе. По-видимому, я сильно ошибся в ней, только не мог понять, с какой стороны. То ли она намного глупее, чем кажется, и не воспринимает происходящее всерьез, а просто хочет подольше помозолить Кастанеде глаза. То ли наоборот, девушка гораздо умнее, и они с Карлосом ведут какую-то свою игру. Тут я поймал на себе взгляд Кастанеды. Он смотрел на меня с упреком. И я понял этот упрек. Его взгляд словно говорил мне: ты пытаешься определить мотивы других людей, а самое важное для тебя в эту минуту – понять, почему остался ты. – Не позволяйте мирскому сознанию снова брать верх над духом, – медленно произнес Кастанеда. – Иначе оно исказит ваше намерение. Ритуал, во время которого вы откроетесь Силе и предложите ей свои условия, называется Танцем Солнца. Но к танцу – ритмичному движению под музыку – это не имеет никакого отношения. Вам вообще не придется как-либо двигаться. Ритуал этот довольно жесток. Индейские маги заставляют неофита истязать себя физически. Боль позволяет ему приблизиться к Силе. Но на моем семинаре не будет физических истязаний. – Кастанеда сказал это, сделав акцент на слове «физических». – Для того чтобы открыться Силе, вы воспользуетесь воспоминанием о боли. Практика состоит из трех этапов. На первом этапе вы должны вспомнить или вообразить что-то, что принесло бы вам нестерпимую физическую боль. Именно физическую, а не эмоциональную или нравственную. Подумайте, что бы это могло быть. Затем вам нужно представить, что всю оставшуюся жизнь вы будете вынуждены терпеть эту боль – периодически или постоянно. До самой смерти. Без надежды на избавление. И третий, заключительный этап ритуала – вы должны сформулировать условия, при которых вы бы добровольно согласились прожить остаток жизни с такой болью. Как видите, практика довольно проста. Она проходит полностью в сфере воображения. Но помните о том, что миры, которые мы создаем в своем воображении, не менее реальны, чем тот, который мы видим и осязаем.
* * *
Слегка размявшись (мы повторили весь комплекс упражнений, которыми сопровождалась практика осознавания действий), мы снова сели в круг, спиной друг к другу. Кастанеда снова начал считать от ста до единицы. Я стал думать о физической боли. Я знаю об этом очень мало: детство и юность мои прошли в спокойной, безопасной обстановке. Мальчишкой я много дрался, но в драках я чувствовал азарт, а не боль, иногда – обиду (если в драке побеждал не я). Дома меня не били, я не попадал в аварии, со мной не случалось ничего, приносящего сильную боль. Поэтому вообразить себе какое-то истязание, при котором мне было бы невыносимо больно, я не мог. И я тогда стал думать о смерти. Я вообще-то не боюсь смерти. Я боюсь лишь понимания того, что смерть пришла. Всякий раз, когда мне приходилось задумываться о том, какой бы смертью я хотел умереть, я решал, что лучше всего погибнуть неожиданно, так, чтобы я и заподозрить не успел, что это конец. Слушая голос Кастанеды, я задумался, почему я так боюсь осознания смерти. И я представил, что смерть вот-вот наступит, и я об этом знаю. Не знаю, было ли дело в том, что Карлос снова погрузил нас в гипноз, или же я дал волю воображению, но я мгновенно ощутил физически, как больно осознавать свою смерть. У меня онемели ноги по щиколотку, а все, что выше, сразу заболело. Очень сильно. Но самое страшное, что эта боль была во мне единственным признаком жизни. И боль отступала – вместе с жизнью. Там, где не было боли, не было и жизни. Мне одновременно хотелось и задержать боль, и освободиться от нее. Огромных усилий мне стоило открыть глаза, чтобы избавиться от этого наваждения. Я стал ожесточенно разминать ноги, не обращая внимания на других. Наконец мне удалось прийти в себя. Кастанеда продолжал считать – как ни странно, он дошел только до семидесяти. Он коротко взглянул на меня, и я понял, что должен приступать ко второму этапу. Тяжело вздохнув, я снова закрыл глаза. К моему удивлению, второй этап мне дался легко. Представить, что эту боль мне придется терпеть всю оставшуюся жизнь, оказалось для меня проще простого. Ведь последние минуты перед смертью и есть вся оставшаяся жизнь. Правда, это мучительные, долгие минуты, каждая из которых кажется вечностью. Значит, в моем случае речь идет не о долгих годах боли, а о нескольких минутах, иными словами – об осознанной смерти. А ради чего я бы добровольно согласился на такую смерть? И тут я снова вспомнил свое прощание с Кимберли. Я поступил правильно, что подошел к ней, но это был выбор Тима. Я понял вдруг, что в моей жизни было много правильных вещей, но все они были результатом чужого выбора. И я сказал себе: уж если и соглашаться на такую смерть, то только ради того, чтобы остаток жизни иметь возможность выбирать самому. Я понимал, что такая возможность, по сути, не что иное как обстоятельства, в которых никто не сможет принять решение, кроме меня. И еще я понимал, что это условие договора отнюдь не сделает мою жизнь легче. Но это единственное, ради чего я бы пошел на осознанную смерть.
* * *
В конце третьего дня мы не получили никакого задания, кроме вопроса о маге Гарсиа. Поэтому я просто записал в дневнике, чем мы занимались на семинаре, и собирался провести вечер за чтением детективов Честертона. Я всегда читаю его, когда мой мозг перегружен впечатлениями. Яков должен был прийти только в девять вечера, так что я приготовился насладиться отдыхом и одиночеством. Во время чтения я люблю перекусывать или пить кофе, и чтобы не бегать на кухню, я перенес туда из комнаты сакко – шведское мягкое кресло-мешок, принимающее форму тела. Усевшись удобнее, я приготовился полностью погрузиться в книгу. Глаза легко скользили по знакомым строчкам, но уже на второй странице до меня дошло, что я совсем не воспринимаю смысл прочитанного. Это было бы нормально, возьмись я за какую-нибудь заумную монографию, но как можно не понять детектив? Я вернулся к началу и попробовал читать снова, на этот раз уже медленнее. Второе открытие было ошеломляющим: я не просто не воспринимал смысл, я не понимал ни слова! Как будто эти были слова чужого языка. Хотя я читал их легко и даже мог произнести вслух. Тогда я решился на эксперимент: стал читать Честертона громко, надеясь на то, что звук собственного голоса выведет меня из ступора. Но голос, вырывавшийся из моего горла, был не моим, и вообще не человеческим; больше всего он напоминал крик какой-то птицы. Я немедленно закрыл рот и одновременно захлопнул книгу. Но птица во мне не прекратила кричать. Наоборот – своими попытками произнести человеческую речь я будто мешал ей, а теперь, когда я заткнулся, она получила полную свободу самовыражения. Я затряс головой, пытаясь избавиться от галлюцинации, но сделал только хуже: голова моя задергалась, подобно тому, как дергают головой курицы, когда разглядывают что-то заслуживающее их внимания. Я запаниковал. Каждый мой жест только приближал меня к превращению в птицу. В меня как будто вселился гигантский цыпленок, и с каждой минутой он все больше овладевал моим сознанием. Я не знал, что мне делать. Я помнил, что Кастанеда говорил об одержимости, и понял, что таким образом Сила пытается поработить меня. Но Кастанеда не сказал, как избавиться от этой одержимости. Я попытался представить, как выгляжу со стороны, и порадовался, что Бирсави на семинаре. Он бы наверняка решил, что у меня поехала крыша. Я бы и сам так решил, не будь у меня четкого осознавания, что я это я, а цыпленок, вселившийся в меня – отдельная сущность, не имеющая никакого ко мне отношения. Как только я подумал про осознавание, сразу вспомнил историю мага Гарсиа. Кастанеда говорил, что не стать рабом Силы ему помогло осознавание. Я плюхнулся в сакко и стал проговаривать про себя, что ощущаю и делаю в данную минуту. Сначала это было трудно: мерзкая птица пыталась заглушить мои мысли своими противными криками. Но постепенно она успокоилась и только слушала то, что я проговариваю про себя. Я обрел контроль над собственным телом и даже речью: сказав вслух несколько слов, я убедился, что слышу свой голос и слова вполне человеческие. Но браться за книгу снова я боялся: если мысль моя отвлечется, Сила в образе птицы снова овладеет мной. Меня беспокоило, что посторонняя сущность, хотя и притихшая, все еще находилась во мне. Если она не покинет меня, я не смогу спать. И я не нашел ничего лучшего, как повторить опыт с воображаемой болью. Перед этим я провел практику осознавания действий. Я стал воображать, что умираю, что конечности мои холодеют, а все, что пока не потеряло чувствительность, нестерпимо болит. Боли, как при медитации на семинаре, не было, но мне удалось почувствовать ужасающую близость смерти. В мое сердце закрался страх. Тогда я открыл глаза и вслух сказал: – Вот что я готов терпеть ради того, чтобы ты приняла мое условие. С этой минуты я хочу все в своей жизни решать сам. Таково мое намерение, и я считаю его правильным. Несколько минут прошли в полнейшем молчании. Это молчание относилось не к звукам – я прекрасно слышал ход настенных часов и шум на улице. Сущность внутри меня молчала. А потом ушла. Я прочувствовал это очень явно, словно с меня стянули тесную одежду. Я вздохнул и прикрыл глаза. И сразу услышал свое имя. Свое магическое Имя. – Спишь, Ловенталь? Я очнулся. В дверях стоял Яков.
|
||||
Последнее изменение этой страницы: 2016-08-10; просмотров: 300; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 18.117.231.160 (0.012 с.) |