Текст 3. Альтернативная рецензия на книгу павла зыкуна «фрактал».

Если бы я была каким-нибудь дискурсивным задротом, я сказала бы «Да, абсурд. Эстетика эпатажа», что-то ещё… А дальше следовали бы реминисценции ко всяким клишированным форматам. Получился бы никому не нужный бездарный литературоведческий релиз. Буду лаконична: книга «Фрактал» — это полный Ахтунг! Автор многих своих коллег оставил «с носом» — шнобелевскую премию ему, не меньше! О таких текстах длинно и умно рассуждают только зануды. (НЕ)нормальные люди (если им хватает ума признаться в этом самим себе) — просто завидуют. Завидовать есть чему: внутренней свободе, безбашенности, отвязности, дискурсивной мозаичности. Таланту, наконец! Автор играет в конструктор из слов, снов, состояний сознания, моделирует свою собственную (сюр)реальность. Получается. Ещё как получается! Здесь действительно непонятно кто кого пишет: автор тексты или тексты автора. Есть тексты «к чаю». Есть «к пивку». Есть «под водочку». Часть текстов я бы порекомендовала не читать, а «курить». Однако, как предупреждает сам автор, от злоупотребления текстами подобного рода могут выпасть остатки волос. Поэтому — дозировано. Порционно. Гомеопатически. Лучше натощак. Тем более, не злоупотребляйте, если Вы, как и я, собираетесь продолжать жить после 36. (Роза Неврозова www.bolee-drugoe.ru.feedback).

Вопросы итогового контроля

1. Языковые антиномии, их роль в развитии языка и эволюции языковых норм.

2. Внутренние законы развития языка и направления эволюции языковых норм.

3. Понятие нормативной вариативности. Аспекты рассмотрения вариативности.

4. Истоки и причины появления вариативности нормы.

5. Семантико-стилистические изменения в лексике и их отражение в нормативных словарях.

6. Изменения в синтаксисе словосочетаний.

7. Соотношение «система – узус – норма».

8. Понятие языковой нормы. Признаки нормы. Критерии оценки.

9. Кодификация нормы. Критерии кодификации.

10. Основные этапы нормализации русского литературного языка.

11. Внешние факторы языкового развития, их влияние на процессы нормализации.

12. Норма языковая и норма стилистическая.

13. Социальные и имманентные факторы языковой эволюции и эволюции в области нормы.

14. Языковой вкус, мода, социальный престиж как факторы языковых изменений.

15. Нормы языка и нормы речи.

16. Языковая норма как явление системное, социальное и психофизиологическое.

17. Социально обусловленное речевое поведение и норма.

18. Типы норм и критерии их кодификации.

19. Влияние экстралингвистических условий на грамматические процессы и грамматическую норму.

20. Социальный фон изменений в области морфологии.

21. Проявление тенденции к аналитизму в морфологии и синтаксисе.

22. Причины обесценивания норм литературного языка в условиях современной языковой ситуации.

23. Варианты нормы в аспекте лингвопрогностики.

24. Нормы русского литературного языка и культура речи.

25. Нормы русского литературного языка и стилистика.

26. Язык СМИ и норма.

27. Лингвистика креатива, её отношение к норме.

28. Понятие «языковые трудности»; лексикографическая представленность языковых трудностей.

29. Либерализация литературной нормы.

30. Словари культурно-речеведческого направления.

31. Языковая норма и речевая практика.

32. Направления эволюции нормы в области лексики.

33. Нормативный аспект культуры речи.

34. Нормативные новшества в области словообразования.

35. Стилистические регистры общения и норма.

36. Языковой вкус и нормативная элитарность.

37. Проявление закона системности в конкуренции вариантов нормы.

38. Реализация принципа экономии в выборе конкурентного варианта нормы.

39. Действие принципа аналогии в квалификации языкового факта по признаку «правильно/неправильно».

40. Принцип коммуникативной пригодности в описании вариантов нормы.

 

 

В современной лингвистической науке норма рассматривается как динамическое, а не статическое явление, хотя нормативность как фундамент литературного языка предполагает стабильность и устойчивость.

Термин "норма" в современной лингвистической науке используется в широком и узком смысле.

"В широком смысле под нормой подразумевают традиционно и стихийно сложившиеся способы речи, отличающие данный языковой идиом от других языковых идиомов. В этом понимании норма близка к понятию узуса, т.е. общепринятых, устоявшихся способов использования данного языка. <...> В узком смысле норма – это результат целенаправленной кодификации языка. Такое понимание нормы неразрывно связано с понятием литературного языка, который иначе называют нормированным, или кодифицированным"[1].

Соответственно этому следует рассматривать, с одной стороны, норму как явление традиционное, сложившееся исторически, а с другой – как факт кодификации, комплекс регламентаций.

К. С. Горбачевич подчеркивал: "Современное языкознание освободилось от догматического представления о незыблемости норм литературной речи. Норма отражает поступательное развитие языка, хотя ее и не следует механически выводить из языковой эволюции. Динамическая теория нормы, опираясь на требование “гибкой стабильности”, совмещает в себе и учет продуктивных и не зависящих от нашей воли тенденций развития языка, и бережное отношение к капиталу унаследованных литературно-традиционных речевых навыков"[2].

Динамический подход к норме получил развитие в работах Л. В. Щербы, Н. Ю. Шведовой, Л. И. Скворцова, Ф. П. Филина и других исследователей. Данный подход к норме совмещает воспроизведение "реализованных возможностей системы, возведенных общественной практикой в ранг образца", и "постоянное в процессе живой коммуникации порождение языковых фактов, ориентированных одновременно и на систему и на реализованный образец"[3].

Очевидно, что в норме отражаются как внутрилингвистические языковые законы, так и внелингвистические. С одной стороны, нормативность языковых уровней является отражением системности языка, принципов языковой аналогии и экономии, закономерностей полевой организации и градуальности. С другой стороны, аксиологические и прагматические факторы также определяют устойчивость нормы в тот или иной период развития общества. Соответственно, некоторый парадоксальный характер языковой нормы позволяет описывать ее в комплексе диалектических свойств: устойчивости и подвижности, исторической детерминированности и изменчивости, однозначности и неоднозначности, взаимообусловленности языкового стандарта и контекста. Следовательно, выбор осуществляется и на основе языковой традиции, и на основе языкового употребления.

В этой связи сосуществование языковых вариантов па всех языковых уровнях как отражение динамических свойств языка в процессе его эволюции и есть доказательство жизнеспособности языковой системы.

Вариантность (от лат. varians, род. п. variantis – 'изменяющийся'), или вариативность, – понятие многозначное. Во-первых, это "представление о разных способах выражения какой-либо языковой сущности как об ее модификации, разновидности или как об отклонении от некоторой нормы (например, разночтения в разных списках одного и того же памятника)". Во-вторых, данный термин характеризует способ существования и функционирования единиц языка и языковой системы в целом. Вариантность – фундаментальное свойство языковой системы и функционирования всех единиц языка; она характеризуется с помощью понятий "вариант", "инвариант", "варьирование". При первом понимании вариантности используются только понятия "вариант" и "варьирование"; то, что видоизменяется, понимается как некоторый образец, эталон или норма, а вариант – как модификация этой нормы или отклонение от нее. При втором понимании вводится термин "инвариант" и оппозиция "вариант – инвариант". Под вариантами "понимаются разные проявления одной и той же сущности, например, видоизменения одной и той же единицы, которая при всех изменениях остается сама собой"[4].

В этом же значении Л. П. Крысин использует термин вариативность. Считаем возможным рассматривать термины вариантность и вариативность как эквивалентные и равноценные.

По аналогии с типологией норм различают варианты орфоэпические, лексические, грамматические (морфологические и синтаксические).

В русской лексикографии наиболее ярким фундаментальным источником, отражающим типологию вариантных грамматических средств, количественное соотношение вариантов внутри типа, стилистическую дифференциацию вариантов, содержащим развернутое объяснение причин вариантности, а при необходимости – краткую историческую справку, характеристику действующих тенденций, является словарь "Грамматическая правильность русской речи"[5].

Авторы словаря отмечают, что в многочисленной группе двойных наименований различных явлений обычно склоняются оба компонента: см. -вагон (-буфет, -выставка, -ресторан, -цистерна, -холодильник). "Однако у названий наиболее употребительных в обиходе типа план-карта, план-заказ, вагон-ресторан, роман-газета, диван-кровать при строгой литературной норме, требующей склонения обоих компонентов наименования, в разговорной речи распространились несклоняемые варианты на стыке слов: в вагон-ресторане, продажа диван-кроватей, заполнение план-карты" (С. 179).

Вопреки тому, что литературная норма жестка и консервативна, она допускает одновременное функционирование вариантов одной и той же языковой единицы. Варианты могут различаться стилистически, зависеть от коммуникативных условий речи, относиться к речевой практике определенных социальных и профессиональных групп; возможны факты и свободного варьирования.

Норма изменяется вместе с развитием языка. Эти изменения, в свою очередь (как правило, в виде вариантов), отражаются в лексикографических источниках посредством помет типа доп. (= "допустимо"), разг. (= "разговорное"), прост. (= "просторечное"), жар?.. (= "жаргонное") и т.п. Типология помет в современном русском языке не носит регламентированный характер и потому может быть различной.

Удачной представляется дифференциация помет, используемая в "Орфоэпическом словаре русского языка" под редакцией Р. И. Аванесова[6], впервые изданном в 1983 г. Авторы словаря по отношению к норме различают языковые факты, описываемые как доп. (= "дополнительное") – менее желательный вариант нормы, который находится в пределах правильного; доп. устар. (= "допустимо устаревающее") – оцениваемый вариант постепенно утрачивается. Наряду с названными выделяются также запретительные пометы: не рек. (= "не рекомендуется") как отражающие явления, соответствующие общим тенденциям языкового развития ("нередко этой пометой оцениваются варианты, о которых можно предполагать, что не в очень далекой перспективе они станут нормативными"); неправ. (= "неправильное") и грубо неправ. (= "грубо неправильное").

См., например: "вы́говор, -а, мн. -ы, -ов! неправ, мн. выговора́, -о́в (С. 88)"; "выставить, -влю, -вит, пов. выстави и выставь, прич. страд, прош. выставленный" (С. 95); "посы́пать, -сы́плю, -сыплет, -сы́плют и доп. -сы́пит, -сыпят, пов. -сы́пь, прич. страд, прош. посы́панный" (С. 428.); "поча́ть, -чну, -чнёт, прош. поча́л, почала́, поча́ло, поча́ли, прич. страд, прош. поча́тый и доп.устар. по́чатый, поча́т и доп. устар. по́чат, почата́ и поча́та, поча́то, поча́ты и доп. устар. по́чато, по́чаты! неправ, поча́ла" (С. 431-432).

Сосуществование вариантов в тот или иной период времени носит несбалансированный характер, что обусловливается статистической характеристикой употребления. Например, как отмечают авторы словаря "Грамматическая правильность русской речи", приблизительно до 1950-х гг. "склонение собственных имен, оканчивающихся на -а неударное, как русских, так и заимствованных, практически без исключений принадлежало к первому типу склонения женского морфологического рода". Однако начиная с середины XX в. "собственные имена данного морфологического типа испытывают колебания в склонении между первым типом склонения и несклоняемым вариантом (90,91% – 9,09%)"[7]. Ср.: Щуки – Щука, Шломы – Шлома, Батехи – Батеха, Дубины – Дубина и т.п.

Различают несколько типов варьирования языковых единиц в пределах нормы[8];

1) свободное, например, вариативное сосуществование исторически обусловленных грамматических форм, отражающих базовые модели формообразования, и моделирование по аналогии (к примеру, формообразование глаголов непродуктивных групп по аналогии с продуктивными): ездят – ездиют, машут – махают (по аналогии читают);

2) семантически обусловленное, например, варьирование форм родительного падежа (сыра – сыру, творога – творогу), предложного падежа (в кругу – в круге, на доме – на дому), форм множественного числа в зависимости от значения слова (образы – образа, ордены – ордена) и др.;

3) стилистически обусловленное, ср.: алкоголик (нейтр.) – алкаш (прост.), скандал (нейтр.) – дебош (разг.), девушка (нейтр.) – дева (устар.), скряга (нейтр.) – жмот (прост.);

4) профессионально обусловленное, например: возбуждено́ (нейтр.) - возбу́ждено (проф.), новорождённый (нейтр.) – новоро́жденный (проф.), осуждённый (нейтр.) – осу́жденный (проф.), алкого́ль (нейтр.) – а́лкоголь (проф.), шпру́ца (нейтр.) – шприца́ (проф.);

 

5) социально обусловленное, примером которого могут служить рефлексы старомосковского произношения в современной звучащей речи. В частности, как отмечается, результаты исследований "убедительно показали, что некоторые из старомосковских черт, признававшиеся ранее архаическими: произношение безударных флексий глаголов II спр. 3 л. мн. ч. со звуком [у], произношение [шн] на месте буквосочетания чн в определенном круге слов, произношение звука [р'] перед мягкими согласными (зубными, переднеязычными, губными, заднеязычными), следует признать нормативно допустимыми в современном языке наряду с новыми произносительными вариантами"[9].

Таким образом, сосуществующие в литературном языке варианты являются признаком жизнедеятельности языковой системы; их использование зависит от сферы и стиля общения, социальной и профессиональной принадлежности говорящего, его коммуникативных намерений.

_____________________________________

Горбачевич К. С.. Нормы современного русского литературного языка.— 3-є изд., испр.— М.: Просвещение,1989.— 208 с., 1989 - перейти к содержанию учебника

Верно подмечено, что в обычной жизни люди сталкиваются с лингвистическими проблемами всякий раз, когда имеются вариантные способы выражения. Колебания при выборе более правильной или более уместной языковой формы знакомы всем.

Действительно, сосуществование параллельных, или, как теперь принято говорить, вариантных, форм — распространенное явление живого литературного языка. Приведем некоторые примеры тех случаев, когда к специалистам обращаются с вопросом: «Как правильно сказать: творог или творог, петля или петля, индустрия или индустрия, жёлчь или желчь, булочная или було- [шн] ая, инструкторы или инструктора, в отпуске или отпуску, торжествен или торжественен, спазма или спазм, сосредоточивать или сосредотачивать, национализовать или национализировать, туристский или туристический, согласно приказу или приказа, исполненный отвагой или отваги, ждать поезда или поезд и т. п.?»

Многие считают, что наличие подобных дублетов является несовершенством, болезнью языка, и обвиняют языковедов в чрезмерной терпимости и даже в губительном попустительстве. Общественность нередко призывает ученых принять решительные меры (в виде декрета!) для искоренения вариантности.

Однако такие суждения глубоко ошибочны, а призывы радикалистов устранить колебания декретом сверху неосуществимы. Дело в том, что варьирование формы — это объективное и неизбежное следствие языковой эволюции. Язык же развивается и совершенствуется медленно, постепенно. Недаром существует парадокс: «Язык изменяется, оставаясь самим собой». В этом смысле наличие вариантности, т. е. стадии сосуществования старого и нового качества, не только не вредно, но даже полезно, целесообразно. Варианты как бы помогают нам привыкнуть к новой форме, делают сдвиг нормы менее ощутимым и болезненным. Например, в XVIII— XIX вв. нормой было ударение токарь. Колебания (токарь и токарь) начались в конце прошлого столетия и продолжались до 20—30-х гг. (в Словаре Ушакова ударение токарь характеризуется как устарелое). Теперь уже мало кто и помнит о старой акцентологической норме (все говорят токарь), но еще можно встретить варианты: бондарь и бондарь (новое ударение бондарь впервые зафиксировано в Словаре Академии 1895 г.).

Но помимо того, что варианты как бы поддерживают преемственность речевых навыков и избавляют нас от слишком крутых поворотов в истории языка, многие из них вовсе не тождественны и уже поэтому не могут рассматриваться как избыточное, как балласт нашей речи. Напротив, присущая вариантам особая функциональная нагрузка превращает их в важное стилистическое средство литературного языка, которое, наряду с синонимикой, способствует уточнению мысли. Например, преподаватели средних школ называют себя учителя, но, когда речь идет об основоположниках какого-либо учения (например, о классиках марксизма-ленинизма), обычно употребляют вариант учители.

В строго официальной речи говорят и пишут в отпуске, в цехе, в непринужденной же беседе допустимы формы в.отпуску, в цеху.

В процессе развития литературного языка количество и качество вариантов не остается постоянным. Варьирование формы — неизбежное следствие языковой эволюции, но вовсе не постоянное, так сказать, перманентное свойство конкретных языковых единиц. Колебание продолжается более или менее длительный период, после чего варианты либо расходятся в значениях, приобретая статус самостоятельных слов (например, невежа и невежда, в прошлом необразованного человека можно было назвать и невежей; ср. у Крылова: Невежи судят точно так. В чем толку не поймут, то все у них пустяк), либо продуктивный вариант полностью вытесняет своего конкурента (так случилось, например, с упоминавшимися выше вариантами токарь и токарь).

В целом для истории русского литературного языка характерно некоторое сокращение количества вариантов, что объясняется многими причинами (подробно они рассматриваются в соответствующих главах книги). Здесь же упомянем только основные — это ослабление влияния территориальных диалектов и «модных» иностранных языков, усиление роли письменной формы речи и сознательной унификации в области орфографии и орфоэпии. Важно отметить, что произошло и качественное изменение в соотношении вариантов: многие параллельные формы, применявшиеся ранее безразлично, как полные дублеты, получили функциональную специализацию. Преобразование полных, избыточных вариантов в неполные, отличающиеся друг от друга со стилистической или иной стороны, является ярким показателем совершенствования русского литературного языка.

Таким образом, сосуществование многочисленных вариантных форм на всех языковых уровнях (акцентологическом, морфологическом и т. д.) — неоспоримый факт современного русского литературного языка. Из-за наличия вариантов и необходимости выбора, в сущности, и возникает острая проблема нормы. И решать ее путем искусственного устранения, точнее умалчивания, той формы, которая представляется менее значимой (правильной или эстетически приемлемой), можно лишь на начальной стадии обучения языку. Более же глубокое освоение родной речи не мыслится без анализа и характеристики реально существующих вариантов литературной нормы. В современной науке стал общепризнанным тезис Л. В. Щербы о том, что «очень часто норма допускает два способа выражения, считая оба правильными» (Опыт общей теории лексикографии.— Изв. АН СССР.— — № 3.— С. 97). В том же духе высказывалась и выдающийся советский языковед Е. С. Истрина: «Иногда даже приходится признать нормой самое наличие двух вариантов» (Нормы русского литературного языка и культура речи.— М.; Л., 1948.— С. 5).

 

Леонид Петрович Крысин