Пища другого тела и Монт-Сен-Мишель

 

После возвращения из Китая Лиза впервые серьезно столкнулась с моей болезнью. Она полностью изменила наше питание. Мы перешли на оливковое масло, отказались от большинства молочных жиров, на столе появилось много рыбы и овощей. Лиза постоянно держала зажженные свечи под посудинами с ароматическими маслами, покупала болгарское мыло с ароматом роз. Перенесла все зеркала в доме как можно дальше от входной двери и подвесила на них тибетские колокольчики, а в углу комнаты поставила медный котелок с несколькими монетками, чтобы деньги не убегали из дома. Постоянно приносила справочники по гомеопатии и зачитывала вслух отрывки из них. Вот, помню одно место:

 

ФАСОЛЬ СВЯТОГО ИГНАСИЯ

Такая фасоль, игнация, главное средство против острой тоски. Особенно хорошо помогает пожилым людям, которые жалуются на потери и утраты, она не дает им умереть от скорби. Игнация смазывает колесики механизма жалости и вызывает слезы.

Признаки и симптомы: показана людям, которые плохо реагируют на утешения, тем, кто считает, что о проблемах лучше не говорить, тем, кто тихо страдает, кто заболевает от проблем, кто постоянно вздыхает, а также тем, кто не хочет есть фрукты…

 

Мы много путешествовали, чтобы развеяться.

В Париже купили изумительную подушку для ванны и побывали в одной галерее, осмотр которой вызвал у нас новые размышления. Это была выставка в «Гран-Пале» под названием «Меланхолия». Она показывала историю меланхолии на Западе через произведения искусства. Лиза надолго задержалась перед греческой надгробной плитой некоего Демоклеидеса. Сопроводительная табличка сообщала, что предмет найден во время раскопок где-то в Венгрии. На каменной плите была изображена душа, которая смотрит на тело своего покойника, лежащего в каменном гробу, при этом сама душа выглядела вполне телесно, это была чувственная, красивая и свежая девушка.

— Вот так я хотела бы выглядеть вечно! — воскликнула Лиза, показывая мне это другое тело Демоклеидеса на надгробном камне. — Неужели нельзя этого добиться?

Мы с Лизой, несколько погрустневшие после выставки, присели в каком-то кафе отдохнуть. Лиза некоторое время молчала, а потом словно приняла решение. Заказывать она ничего не стала.

— Нужно быть внимательными к тому, что мы едим и пьем. Тело того грека с выставки наверняка не принимало пищу в первых попавшихся забегаловках, а следило за тем, что в себя вносит. Поэтому оно и стало таким красивым. Мы должны беречь наше земное тело, потому что другое тело сохранит в себе его образ и энергию. Следовательно, мы обязаны следить за тем, в каком состоянии передадим ему наше первое тело. Ты помнишь передачу по телевизору про пересадку органов?

— Нет, — коротко ответил я.

— Одному больному, который просто терпеть не мог арахис, пересадили печень от кого-то, кто любил арахисовое масло. Операция прошла удачно, но когда тот тип очнулся, он ужасно удивился. Оказалось, что он жить не может без арахисового масла! Значит, печень сохранила в себе воспоминание о своем бывшем теле, а ее другое тело переняло привычки первого тела. Так что мы не должны забывать о том, в каком состоянии передадим своему другому телу не только дух, но и первое, земное тело. Это часть эволюции, часть очищения, которое может продолжаться тысячелетиями, но это не важно, потому что Иисус говорит нам, что это возможно. Вечность запечатлена в нас, и мы все верим в вечную жизнь, независимо от того, набожны мы или нет. Христос постился не только затем, чтобы поддерживать хорошее состояние своего земного тела, но и затем, чтобы показать нам, как нужно себя очищать, если мы хотим быть вечными.

— Христос однажды сказал Иуде: «Ты принесешь в жертву тело человека, в котором Я нахожусь», — и потом действительно покинул «земное тело».

— Откуда это? — спросила Лиза.

— Так говорит одна апокрифическая рукопись четвертого века.

— Что это значит? Что Иисус вошел в свое «земное тело» из какого-то предыдущего тела? А потом из человеческого тела вернулся в первоначальное? А мы?

— Ты задаешь непростые вопросы. Но мне интересно, почему ты тоже уверена, что наше другое тело существует?

— Ты что, шутишь? Посмотри на себя. Разве ты, как и каждый человек, не уверен, что будешь жить вечно? Мы все рождаемся с надеждой на вечную жизнь. Кто бы стал создавать такой совершенный «софтвер» и «хардвер» для одноразового использования? И не забывай, Бог создал человека «по образу и подобию своему»!

С того дня Лиза резко сократила число наших обедов в ресторанах, где она не могла контролировать, что и как нам готовят. Мы стали часто бывать на знаменитых курортах с лечебными морскими купаниями. Французскую новую кухню она объявила самой здоровой, и теперь за обедом мы всегда выпивали по стакану красного вина; короче говоря, моя жена обращала исключительное внимание на то, благодаря чему живет наше тело. Она, казалось, находилась на каком-то перекрестке судьбы и была настолько переполнена энергией, что стоило ей дотронуться до выключателя, как лопались лампочки или перегорал микрофон, прикрепленный к ее одежде, когда она на телевидении рассказывала о раскопках, в которых участвовала. Писала она теперь без знаков препинания и заглавных букв, как в SMS-сообщениях. Регулярно посещала занятия йогой и научилась новым способам дыхания, отличным от тех, которыми мы занимались у себя на террасе. Она как-то сказала мне, что благодаря занятиям научилась дышать не только с помощью органов дыхания, но и через женский половой орган. Лиза говорила, обращаясь главным образом к самой себе:

— Человеческое существо должно бы было следить за тем, что вносит в себя с питанием. Следить за тем, что ест, столь же разборчиво, как за тем, кого принимает в своей постели. И в этом смысле не бывает бесплатных обедов! Корова превращает траву в молоко, а мы это молоко превращаем в мысль. И вовсе не безразлично, благодаря чему родилась твоя мысль. Благодаря чему поддерживается жизнь в нашем теле. То есть не безразлично, какую траву ест корова… Крайне неправильно и вредно то, как мы используем наше тело! Если бы только можно было избежать ненужных и вредных званых обедов! Не говоря уж о других вещах, которые наносят телу непоправимый вред! Никогда больше не соглашусь делать то, что не следует!..

А тут еще и я подлил масла в огонь, заявив:

— И одного только нашего самоочищения недостаточно, мы должны способствовать духовному и телесному очищению среды, в которой живем…

В тот год, когда я заболел, Лиза на Пасху поймала телевизионную трансляцию праздничной службы в величественном кафедральном соборе Монт-Сен-Мишель. Эта готическая церковь воздвигнута на полуострове, напоминающем огромную сковороду с ручкой, роль которой играет перешеек, соединяющий его с основным массивом суши. Католический священник, француз, который живет и служит в Святой земле и приехал в этот кафедральный собор из Иерусалима, чтобы прочесть пасхальную проповедь, поразил нас обоих, хотя не принадлежал ни к ее протестантской, ни к моей православной вере. Лиза смотрела в телевизор, буквально окаменев.

— Ты слышишь, что говорит этот человек? — спросила она меня, не отрывая взгляда от экрана. — Он говорит нам, что Христос воскрес в Своем теле, не в духе, а в теле. В таком же точно теле, какое имеем мы. И этим Он хочет сказать нам нечто чрезвычайно важное. Иисус сообщает нам: вы тоже можете достичь вечной жизни, причем в своем собственном теле — об этом говорит его пример, — только следуйте по моим стопам… Но что это значит? Объясни мне, что это значит?

— Это значит, — сказал я ей, — что Иисус считает, что наше тело может стать более совершенным, как и наш дух, причем до такой степени, что сможет устоять против времени.

— Меня интересует, что это значит практически? Что нам нужно есть, чтобы сделать наши тела устойчивыми к действию времени? Интересно, а Он ел после того, как встал из гроба?

— Евангелие приводит слова Христа: «Я имею пищу, чтоб есть, о которой вы не знаете». Это пища того, другого тела.

— Ладно, сейчас я не об этом. Известно ли нам, что Он ел, когда встал из гроба?

— Известно. Ел рыбу, ел мед в сотах.

— Ага, одно Его послание мы поняли. Рыба — это фосфор, а фосфор необходим для развития умственных способностей. Значит, ум нужно развивать до более высокого уровня, чем у нас. Что такое мед?

— Ни животное, ни растение.

— Мед — это красота, превращенная в энергию. Красота, сконцентрированная в пище. Мед — это и опыление, то есть распространение жизни вокруг себя воздушным путем… Насчет меда в сотах я до конца понять не могу, это слишком глубоко… Что-то от меня ускользает. Строители пирамид пользовались медом как лекарством. А ел ли Он хлеб после того, как встал из гроба?

— Да, — ответил я. — И хлеб ел. Ученики и узнали-то Его один раз после того, как Он восстал из гроба, именно по тому, что Он преломил хлеб перед ними.

— Меня не это интересует. Меня интересует, что именно Иисус нам дает понять, каково Его послание к нам. Давай подумаем. Итак, Он нам дает понять, что кроме рыбы и сотового меда нужно есть хлеб… Нет, что нужно есть нечто, что содержит в себе зерно… Что угодно. Пшеницу, ячмень, рожь, рис… Значит, это и есть путь к другому телу, к победе над временем. Знаешь что, я думаю, на земле есть люди, которые уже идут этим путем. Я имею в виду не только то, что они идут Его путем сейчас, а из поколения в поколение, во всяком случае что касается питания. И эти люди — те, кто живет в Азии, в Индии, Китае, Японии, они так питаются столетиями. Рыба, зерновые и мед. И их тела уже отличаются от наших. Они такие, я бы сказала, веретенообразные… В каком-то смысле… А как ты считаешь, уровень их сознания, если говорить о пище, выше нашего? Но что кроется на дне всего этого? Чем питается то, что Христос ел после того, как встал из гроба? Я имею в виду, чем питается зерно, цветок, рыба?

— Жидкостью. Несомненно, что Христос и пил.

— Есть одна история, связанная со свадьбой в Кане Галилейской. Там Он превращал воду в вино. А этим Он что хотел сказать? — задумалась Лиза.

— Вино, по общему убеждению христиан, это Христова кровь. То есть Он превратил воду в кровь. А кровь — это жизнь. И сделал Он это на свадьбе, то есть в ситуации, когда в новом браке будет зачата новая жизнь, плод. Кровь и есть та самая питательная жидкость, которая поддерживает жизнь тела. Превращение воды в кровь, то есть в жизнь, это акт, который показывает путь к зачатию.

— Что это значит? Что вода — это жизнь?

— Иисус нам говорит, что тот, кто не родится от воды, не может войти в Царство Божие.

— И что это за волшебная вода? Вода крещения?

— Да.

— А еще где-нибудь Он упоминает воду?

— Упоминает. Это связано с одним удивительным событием, которое произошло с Ним на Сионской горе. После Тайной вечери. Он направился с учениками на Сионскую гору и там оставил их на расстоянии брошенного камня. Он молился, и тогда это произошло.

— Что произошло? Ты лучше меня знаешь Библию.

— Он просил Бога, чтобы Его миновала предназначенная Ему горькая чаша. И тут с неба явился ангел, чтобы Его укрепить. Тогда Иисус покрылся кровавым потом.

— В медицине это называется гематидроз.

— Важно не то, как мы это называем, а в чем был смысл этого для Иисуса. На Сионской горе повторилось нечто, что Иисус делал и раньше.

— А здесь, на Сионской горе?

— Здесь это было послание о том, что возможно воскресение. Чтобы поддержать Его в трудный час, ангел принес Ему такое послание как ответ на Его молитву. Он словно дал Ему понять: ты можешь превратить неживое вещество, воду (то есть пот), в живое вещество, а именно в кровь (то есть в жизнь), а это значит, ты можешь воскреснуть из мертвых…

— Но пот не вода. Кроме того, он соленый.

— В том-то и дело. И женское молоко соленое, и мужское семя. Любая жидкость нашего тела солона: у нас соленый пот, соленые слезы. То есть та вода, которая превращается в жизнь, солона как морская вода. Существует одна старинная легенда о каплях слез Богородицы, рассеянных по Вселенной. Эти капли похожи на путеводные звезды, ориентируясь по которым умершие души, несомые своим другим, детским телом, ищут новые жизни. Они стремятся к каплям воды, чтобы, как Иисус, превратить их в кровь, в новую жизнь.

— Значит ли это, что во Вселенной есть питательная жидкость, вода, которая может превратиться в жизнь? Откуда вода на Земле? Упала с неба?

— Происхождение воды — это загадка. Верования ессеев говорят о воде жизни, которую привносит в нашу кровь ангел.

— Зачем существует вода? Почему она откликается на хорошие и плохие слова, почему умеет слушать музыку и, как говорится в одной книге, считать?

— По общепринятому мнению, она явилась из Вселенной в виде дождя. Тот небесный дождь и сегодня ежедневно выпадает на землю, но в таких небольших количествах, что на фоне обычных осадков это почти не заметно. Между тем, этот небесный дождь падает на землю уже более четырехсот миллиардов лет, так что можно представить себе, что этого оказалось достаточно, чтобы наполнить океаны, моря и реки.

— Если во Вселенной есть вода, то можно ожидать, что там есть и жизнь. Может быть, там есть и моя жизнь в каком-то другом теле, в каком-то другом «настоящем», как ты говоришь. Может быть, я могу ожидать, что где-то во Вселенной существует капля питательной жидкости и какое-то мое другое «сейчас», где я, словно пришелец в скафандре, нахожусь в своем небесном теле…

 

Сатана пьет яблочный сок

 

Дней через десять после нового приступа болезни мне приснилось, что я сплю в старинной деревянной кровати с четырьмя столбиками по углам. Наверху каждого столбика имелся шар. На кровать, прямо посреди моего сна, уселся дьявол со скрипкой. У него было три носа, и вид он имел ошеломляющий. Ему было не более семи-восьми лет, и он был девочкой. Прежде чем он заиграл, я успел его спросить:

— Как тебя зовут, куколка?

— Сам не видишь, я Бафомет.

И Бафомет шмыгнул одним из своих трех носиков.

— А откуда ты сюда пришла?

— Если отсюда блосис камень в глубину, он упадет после тлетего дня. Вот тепель ты, папуля, и подумай, откуда я плисла.

— С каких это пор вы, сатанята, меняете пол и становитесь девочками?

— Чтобы соответствовать лазвитию у вас. Мы стали женского пола с тех пол, как женщины у вас на Земле получили плава. Сейчас женщины у вас становятся все сильнее и влиятельнее, так что и мы плиспосабливаемся. И мы лазвиваемся в этом наплавлении. Чтобы быть à la page[12], мы моделнизилуемся, папуля! Я тоже не вечно буду такой маленькой! По меле уклепления положения женщин и я буду уклепляться… Но хватит воплосов, кончай с этим, тем более ты и сплашивать-то не умеешь. Все влемя неплавильно задаешь воплосы. Тепель послушай, что тебе я скажу…

И начала играть на скрипке. Там, во сне, я узнал и то, что именно она играет. Я слушал эти трели и чувствовал, что дьявол прячет улыбку в слезы, погружает мажор в минор, теплое в холодное, время в вечность. Закончив произведение, трехносая девочка опустила инструмент и спросила:

— Понял, что я тебе говолила?

— Да, понял. Ты стала забывчивой. Повторяешься! То же самое ты уже один раз говорила, двести лет назад, когда ты была еще мужского пола, и говорила ты это одному итальянцу по имени Тартини. И он запомнил сказанное, от первого до последнего слова. И повторил на своей скрипке, как только проснулся.

— Повтолить-то он повтолил, да только ничего не понял! Музыку, папуля, можно декодиловать словами, вот что я хочу сказать! Плевлащаешь звуки в цифлы, а цифлы в буквы и тогда понимаешь, что я говолю. Но вам, людям, одно и то же надо повтолять по многу лаз, чтобы вы один лаз все-таки услышали. Я хочу лассказать тебе, как выглядел настоящий большой взлыв, как была создана Вселенная.

— Это меня не интересует. Столько существ родилось и умерло, ничего не зная о том, как выглядел настоящий большой взрыв! Я тоже обойдусь без этого знания.

— Но, папуля, куда отплавится твое длугое тело, как не сквозь Вселенную и сквозь века? И ты будешь говолить мне, что тебя не интелесует, как возник космос и как он выглядит?

Помню, как я изумился во сне и какими-то словами, которых сейчас не помню, подтвердил, что меня это действительно не интересует, на что девочка отрезала:

— Я действительно, как ты любишь говолить, не вижу будущего, я слепа в отношении завтлашнего дня, но зато мои воспоминания глубоки как Вселенная, и я помню, как возник оклужающий нас мил… Так что я могу тебе лассказать, как плоизошел большой взлыв. Но ты и сам это знаешь. Вспомни!

— Что вспомнить? Большой взрыв?

— Могу тебе налисовать, если тебе так легче будет понять.

И девочка достала из кармана кусочек канифоли, которой смазывают смычок, и начертила на полу две скрещивающиеся черты.

 

 

— Вот это, здесь, вечность, а это влемя.

Потом бросила канифоль так, как бросают биту при игре в «классики», и движением ноги отправила ее точно в точку пересечения двух линий. И здесь раздавила своим крохотным копытцем, на котором висели колокольчики.

— Слышал? Это был большой взлыв! Так возникла Вселенная: влемя лассекло вечность на две части. Из одной вечности получилось две — плошлое и будущее.

И тут вдруг перестала коверкать слова и заговорила гладко, без ошибок:

— Итак, подведем черту: когда впервые пересеклись вечность и время, произошел большой взрыв, и в результате возникла Вселенная. Эхо большого взрыва породило бесчисленное множество малых взрывов, бесчисленное множество новых пересечений вечности и времени, в которых зародилась жизнь. Это и есть все ваши «настоящие»… Но давай пока оставим большие темы и вернемся к твоей личной маленькой теме. Ты, папуля, утверждаешь, что после смерти у тебя будет другое тело. Это не так! Если бы другое тело существовало, оно было бы и у меня! После грехопадения мы оделись в звериные шкуры, и на этом все кончилось. То, что было до этого, — было и больше не повторится.

— А Якоб Бёме?

— Ха! Он говорит, что до грехопадения у нас было стеклянное тело. Для того, чтобы были видны все, даже мельчайшие, наши помыслы. А почему потом мы облеклись в звериные шкуры? Этого твой Бёме не говорит. Да для того, чтобы не все в нас было доступно наблюдению и контролю! Потому что внутри нас, папуля, похоть, одна похоть, и ничего больше!.. Но тебя и не интересует это стеклянное тело из Рая. Тебя интересует, существует ли другое тело, то, что появляется после смерти. Неужели ты действительно веришь в эту чушь, которой морочишь голову и себе, и другим? Забудь! Даже если бы оно существовало, ты никогда не захотел бы его иметь!

— Что ты имеешь в виду?

— Я ничего в виду не имею. Не я, а ты описал другое тело, причем описал прекрасно! Вспомни!

— Где я его описал?

— Вспомни, вспомни! Не ты ли рассказывал своей жене про венецианский карнавал? Вспомни! Там один из твоих любимых писателей встретил вампира. Это другое человеческое тело было мелким, старым, грязным и лживым, оно блеяло и пожирало бабочек. И называлось — упырь! Ты сам это говорил. Тебе бы хотелось заиметь такое другое тело?.. А есть примеры и похлеще. Вспомни-ка египетские мумии! Их хранили для того, чтобы с их помощью пополнять силы другого тела египетских фараонов! Осмотри Каирский музей! Там выставлены все сохранившиеся фараоны, а точнее, их тела. Сам видел, какой силы можно ждать от этих тел! Ты бы хотел заполучить такое после смерти? Чтобы оно поддерживало твое другое тело?.. Я уверена, что нет! Так что твое уравнение не годится. Все сотри! Составляй другое! Вспомни!

— Золотце мое, не стращай меня огородным пугалом! Зря стараешься! Все знают, что к будущему ты слепа, ты не видишь его, потому что в будущем нет твоей паутины, там нет времени. Мумия действительно представляет собой отражение индивидуума, она хранит все существенные компоненты конкретного организма, его ДНК — кости, волосы, ногти и забальзамированную кожу. На основании этой биологической формулы можно воссоздать существо, то есть создать по этим образцам новое тело. Возможно, новое тело будет иметь все то же, что и это, старое тело, то есть наряду с физическим и эфирное, астральное и ментальное тела, но нам это не известно. Да это и не важно… И вампир тоже представляет собой разновидность мумии. У него только костей нет, но есть зубы, кожа, волосы и ногти…

Юной дьяволице мой рассказ явно не понравился. Она хлюпнула одним из своих трех носиков, словно собираясь заплакать, и спросила, прервав меня на полуслове:

— У тебя тут сока не найдется, попить?

— А какой бы ты хотела?

— Можно яблочный, если есть.

Я подошел к столику с напитками и увидел на нем яблочный сок. Взял стакан и налил дьяволице немного сока.

— Спасибо, — сказала «девочка» и, сделав глоток, вдруг раздвоилась. Одна продолжала сидеть на кровати со скрипкой в руках, а вторая, развалившись в моем кресле в стиле бидермайер, потягивала сок.

Тут я кстати вспомнил, что кресла этого уже давно нет, мои борзые как-то раз в приступе ярости разодрали его в клочья. И еще кое-что показалось мне странным. Ни тот, ни другой дьявол не сознавал, что их стало двое. Когда тот, что сидел в кресле, протягивал мне стакан, чтобы я подлил ему сока, то протягивал руку, правда без стакана, и тот, который был на кровати, и я наливал и ему тоже, но сок на кровать не проливался. Я не мог понять, то ли они надо мной издеваются, то ли из-за этого трюка с удвоением и сами попали в дурацкое положение.

Когда тот, на кровати, выпил второй стакан сока из чего-то, чего я видеть не мог, он пристально посмотрел на меня и спросил:

— Неужели ты меня не узнаешь? Вспомни!

И тут я увидел, что теперь на моей кровати с той же самой скрипкой сидит очень красивая женщина. На ней было платье рококо с глубоким декольте. На руке, в которой она держала смычок, был зеленый перстень.

— Вспомни меня! Я Забетта. Та самая скрипачка из Венеции. Консерватория дельи Инкурабили! Неизлечимо больная в своем первом теле, в другом теле я искала и нашла здоровье, как мне и обещал перстень, когда позеленел. Так что живой камень перстня не лгал! То мое другое, здоровое тело отправилось в бесконечную Вселенную, потому что бесконечность соответствует здоровью. К сожалению, моя вселенная оказалась ложной. Это было похоже на то, как будто чихнешь, а потом вдохнешь воздух. Та вселенная пережила большой взрыв в фиксированном времени, а затем, достигнув максимального расширения, начала сжиматься. Дело в том, что бесконечная вселенная дышит. Но тот экземпляр вселенной имеет один недостаток: он вообще не располагает вечностью… Он был создан в бесконечном пространстве, в котором расширялся все быстрее и быстрее, но в конечном времени, то есть без вечности. Так что у меня не получилось вечной погони по бесконечности за каплей питьевой воды, и, таким образом, я не смогла получить «пищу агнца Божьего», то есть слезы Богородицы. Капли воды рассыпаны по бесконечной Вселенной, и, чтобы напиться, требуются века. Так я начала страдать от жажды, или, как говорит легенда восемнадцатого века, оказалась в руках «черных князей»… А кто к ним попал, тот навсегда мертв.

Тут вдруг ко мне обратился другой дьявол, развалившийся в кресле:

— Неужели ты и меня не узнаешь? Вспомни и меня!

Оказалось, что он теперь в монашеской рясе с надрезанной прямо через грубую ткань мышцей руки. На нем был синий перстень.

— Я иеромонах Гавриил. У меня в моем первом теле не было любви, поэтому, попав в другое тело, я принялся искать ее во Вселенной, которая располагает вечностью, потому что вечность соответствует любви. Это показал мой перстень, приобретший синий цвет. Но это не помогло мне выжить. Сейчас я знаю, какая разница между Христом и нами. Разница в смерти. Это две разных смерти.

— В каком смысле? — удивился я во сне.

— Он воскрес для вечности, а мы после смерти продолжаем идти к своему будущему.

— Что это значит?

— Мы все еще не научились, как выбрать правильное направление на вертикали вечности. Как говорит Святое Писание, «имеющие глаза да видят», и мы не видим, куда нужно сворачивать. Мы еще не созрели. Наше тело, то, первое, недостаточно очистилось. И это отражается на нашем другом теле. Может быть, однажды, если мы его очистим…

— А что же произошло с тобой?

— Я забрел в пространственно конечный, но погруженный в вечность космос. Он безвременен. В нем действительно нет возможности выжить, потому что вечность там не пересекается со временем, ведь его там нет, поэтому там нет условий жизни для человека. В таком месте не найдешь того, что мы назвали «хлевом для агнца Божьего». Не стоит и пытаться, напрасный труд…

С этими словами дьявол сбросил с себя монашескую рясу и встал, чтобы что-то взять с постели. Он снова был в единственном числе, а тот, что сидел на постели, исчез. Там лежали только скрипка и смычок. Я подумал во сне: интересно, а когда я проснусь, найду я их на своей кровати?

— Теперь на очереди третий вариант, — продолжил он. — Эта модель космоса для тебя имеет особое значение. Вначале центры тяжести Вселенной были распределены равномерно, плотность материи была совсем небольшой. Однако началось сжатие, контракция, и когда эта самосгущающаяся Вселенная достигнет максимума плотности, снова начнется расширение до бесконечности. Не надо забывать, что дышит и время, а не только пространство! И время расширяется и сжимается, папуля, задумайся над этим. Время конвертируется. Оно поедает само себя. А что возникает в тот момент, когда время бесконечно расширилось и еще не начало сжиматься? Оно на мгновение становится вечностью! Таким образом, здесь мы имеем в распоряжении не только время и вечность, но и пространство. Вот тут-то и происходит настоящий большой взрыв. Это значит, что при взрыве ты, несомый своим другим телом, окажешься очень, очень далеко, но потом, коль скоро в твоем распоряжении достаточно времени, успеешь вернуться, увлекаемый сжатием пространства и вечности (которые, вспомни, дышат). И знаешь, что тогда будет?

— Что?

— Тогда к тебе вернется твое другое тело и встретится с твоим первым телом. И с этого момента ты сможешь утверждать: другое тело существует! Сможешь сказать: мое другое тело будет иметь счастье выжить только в этом третьем виде Вселенной. Но подумай, есть ли смысл в таком счастье? Во встрече с самим собой? Если это так, как оно и должно быть в такой системе, нам нет спасения. Куда деть свое другое тело так, чтобы не встретиться с ним? Если бы я нашла, куда бежать от самой себя, я бы уже давно это сделала! Это же можно сказать и про тебя!

— Боюсь, что нельзя. Если наши другие тела — это те инопланетяне, над существованием или несуществованием которых мы веками ломаем голову, если наши другие тела устремляются во Вселенную в поисках своего нового «настоящего» и капель воды, может случиться, что эта Вселенная, которая постоянно и со все возрастающей скоростью расширяется, унесет их так далеко от нас, что мы больше не сможем поддерживать взаимную связь даже с помощью мыслей, наша мысль уже никогда не успеет догнать их, и мы больше не сможем установить, имеем мы другое тело или нет, другими словами, есть ли во Вселенной инопланетяне, или их нет…

— Какая прелесть! — воскликнула «девочка». — Вот, оказывается, на что ты надеешься. У тебя движущей силой для бегства во Вселенную является страх встретиться с самим собой. Лучшего не придумаешь. Надеешься, что в другом теле тебе не придется встретиться со своим первым телом. А ты знаешь, что означала бы встреча твоего первого тела с твоим другим телом?

— Что? Интересно узнать твое мнение.

— Такую встречу в ваших священных книгах Иисус называет Страшным судом, а Будда реинкарнацией. Если исходить из этого, то я утверждаю, что ты бы хотел избежать встречи твоего другого тела с первым, не так ли? Или оттянуть эту встречу как можно дальше во времени. Правда? Ведь тебе было бы страшно. Вспомни! Разве не так? И сам Иисус с трудом справлялся с этим. Вспомни, как Он сказал Марии Магдалине: «Не прикасайся ко Мне, потому что Я еще не вернулся к Отцу Своему…» Он едва сумел обуздать два своих тела, оказавшихся в один момент вместе. Слабак!

— И что же, по-твоему, вытекает из этих рассказиков? — поинтересовался я, садясь на кровати.

— На твое счастье, ни одна из этих моделей не является настоящей. Они не соответствуют современному положению дел в космосе.

— А какая же настоящая? — спросил я, едва не проснувшись от того напряжения, с которым ждал ответа.

— Настоящая — четвертая, та, которая и не снилась твоей астрономии.

— И что там, в той настоящей?

— Этого я тебе не скажу. Мне эта настоящая вообще не интересна. Сам узнаешь.

— Когда?

— Как только умрешь, — поставила точку малышка Бафомет, снова шмыгнув одним из трех носиков, и направилась к двери. Она слегка прихрамывала. По мере ее удаления от меня смычок постепенно искривлялся и превратился в хвост, а скрипка в задницу. В дверях «дитя» обернулось и добавило:

— И имей в виду, это не я тебе снилась. Снился ты мне.