Житие алексия, человека божия

Житие Алексея человека божия - переведенный c греческого агиографический памятник, получивший распространение в древнерусской книжности по крайней мере с XII в. Списки жития озаглавлены: «Житие и жизнь преподобного и богоносного отца нашего Алексея человека божия», «О жизни и смерти преподобного отца нашего Алексея человека божия», «Живот святого Алексея человека божия» и т. д. Житие посвящено христианскому подвижнику Алексею, жившему, согласно церковному преданию, при императорах Аркадии и Гонории и при папе Иннокентии (кон. IV-нач. V в.). Легенды о нем знакомы всем христианским литературам. Сюжетная схема и поэтика жития в достаточной мере традиционны и находят многочисленные параллели в других агиографических произведениях, как византийских, так и древнерусских. Ф.М.Достоевский использовал мотивы жития в «Братьях Карамазовых», стилизацию под Житие написал М. Кузмин. Известны также многочисленные популярные обработки и пересказы жития, издававшиеся в XIX - начале XX в.

Преподобный Алексий родился в Риме в семье благочестивых и нищелюбивых Евфимиана и Аглаиды. Супруги долгое время были бездетны и неустанно молили Господа о даровании потомства. И Господь утешил супругов рождением сына Алексия. В шесть лет отрок начал учиться и успешно изучал светские науки, но особенно прилежно читал Священное Писание. Став юношей, он начал подражать своим родителям: строго постился, раздавал милостыню и под богатой одеждой тайно носил власяницу. В нем рано созрело желание оставить мир и служить Единому Богу. Однако родители собирались женить Алексия и, когда он достиг совершеннолетия, нашли ему невесту.

После обручения, оставшись вечером наедине со своей невестой, Алексий снял с пальца перстень, отдал ей и сказал: "Сохрани это, и пусть Господь будет с нами, Своей благодатью устраивая нам новую жизнь". А сам тайно ушел из дому и сел на корабль, отплывавший в Месопотамию.

Попав в город Эдессу, где хранился Нерукотворный образ Господа, Алексий продал все, что у него было, роздал деньги нищим и стал жить при церкви Пресвятой Богородицы на паперти и кормиться подаянием. Преподобный питался только хлебом и водой, а полученную милостыню раздавал немощным и престарелым. Каждое воскресенье он причащался Святых Тайн.

Родные повсюду искали пропавшего Алексия, но безуспешно. Слуги, посланные Евфимианом на розыски, побывали и в Эдессе, но не узнали в нищем, сидящем на паперти, своего господина. От строгого поста тело его высохло, красота исчезла, зрение стало слабым. Блаженный же узнал их и благодарил Господа за то, что получил подаяние от своих слуг.

Безутешная мать святого Алексия затворилась в своей комнате, непрестанно молясь за сына. Жена его горевала вместе со свекровью.

Преподобный прожил в Эдессе семнадцать лет. Однажды пономарю церкви, при которой подвизался преподобный, было откровение о нем: Матерь Божия через свою святую икону повелела: "Введи в Мою церковь человека Божия, достойного Царствия Небесного; молитва его восходит к Богу, как кадило благовонное, и Дух Святый почивает в нем". Пономарь стал искать такого человека, но долго не мог найти. Тогда он с молитвой обратился к Пресвятой Богородице, прося Ее разрешить его недоумения. И снова был глас от иконы, возвестивший, что человек Божий есть тот нищий, который сидит на церковной паперти. Пономарь нашел святого Алексия и ввел в церковь. Многие узнали о праведнике и стали почитать его. Святой, избегая славы, тайно сел на корабль, отправлявшийся в Киликию. Но промысл Божий судил иначе: буря унесла корабль далеко к западу и прибила к берегу Италии. Блаженный направился в Рим. Неузнанный, он смиренно просил у своего отца разрешения поселиться в каком-нибудь уголке его двора. Евфимиан поместил Алексия в специально устроенном помещении при входе в дом и велел кормить его со своего стола.

Живя в родительском доме, блаженный продолжал поститься и проводить дни и ночи в молитве. Он смиренно терпел обиды и насмешки от слуг родного отца. Комната Алексия находилась напротив окон его невесты, и подвижник тяжко страдал, слыша ее плач. Только безмерная любовь к Богу помогла блаженному переносить эту муку. Святой Алексий прожил в доме своих родителей семнадцать лет и был извещен Господом о дне своей кончины. Тогда святой, взяв хартию, описал свою жизнь, прося прощения у своих родителей и невесты.

В день кончины святого Алексия в соборной церкви служил литургию Римский Папа Иннокентий (402 - 417) в присутствии императора Гонория (395 - 423). Во время службы из алтаря раздался чудесный Голос: "Приидите ко Мне, вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы" (Мф. 11, 28). Все присутствовавшие в страхе пали на землю. Голос продолжал: "Найдите человека Божия, отходящего в вечную жизнь, пусть он помолится о городе". Стали искать по всему Риму, но не нашли праведника. С четверга на пятницу Папа, совершая всеночное бдение, просил Господа указать угодника Божия. После литургии вновь в храме послышался голос: "Ищите человека Божия в доме Евфимитана". Все поспешили туда, но святой уже умер. Лицо его светилось подобно лику Ангела, а в руке была зажата хартия, которую он не выпускал, как не старались ее взять. Тело блаженного положили на одр, покрытый дорогими покрывалами. Папа и император преклонили колена и обратились к преподобному, как к живому, прося разжать руку. И святой исполнил их мольбу. Когда письмо было прочитано, отец, мать и невеста праведника с плачем поклонились его честным останкам.

Тело святого, от которого начали совершаться исцеления, было поставлено посреди площади. Сюда собрался весь Рим. Император и Папа сами внесли тело святого в церковь, где оно находилось целую неделю, а затем было положено в мраморную гробницу. От святых мощей стало истекать благоуханное миро, подававшее исцеление больным.

Честные останки святого Алексия, человека Божия, погребены в церкви святого Вонифатия. В 1216 году были обречены мощи.

II. АРХАИЧЕСКИЙ ЭПОС СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

 

Из «СТАРШЕЙ ЭДДЫ»

Прорицание вёльвы (перевод А.Корсуна)

Старшая Эдда - сборник древнеисландских песен, сохранившийся в рукописи XIII в. Составитель сборника неизвестен. Поскольку песни долгое время бытовали в устной традиции; время их возникновения остаётся спорным. В жанровом отношении представляют собой прорицания, изречения, мифологические сказания и чистые повествования. По идеологии и стилю песни «Старшей Эдды» архаичнее эпических произведений других германских народов; в них есть наслоения разных эпох. Самые древние - мифологические песни - богатейший и единственный в своём роде источник языческой мифологии.

«Прорицание вёльвы» — самая знаменитая из мифологических песен «Старшей Эдды». Она содержит картину истории мира от сотворения и золотого века (т. е. того, что вёльва «помнит» или «видела») до его трагического конца — так называемой «гибели богов» — и второго рождения, которое должно быть торжеством мира и справедливости (т. е. того, что вёльва «видит»).

Большинство исследователей склоняется сейчас к тому, что песнь эта возникла в Исландии в эпоху, переходную между язычеством и христианством, а именно во второй половине или конце Х в., и что она в основном языческая, хотя возможно, что некоторые ее элементы — такие, как идея вины и наказания, осуждения жажды золота, признание женщины виновницей всех бед, — неосознанно заимствованы из христианской религии.

	Внимайте мне все священные роды, великие с малыми Хеймдалля дети! О дин, ты хочешь, чтоб я рассказала о прошлом всех сущих, о древнем, что помню.
	Великанов я помню, рожденных до века, породили меня они в давние годы; помню девять миров и девять корней и древо предела, еще не проросшее.
	В начале времен не было в мире ни песка, ни моря, ни волн холодных. Земли еще не было и небосвода, бездна зияла, трава не росла.
	Пока сыны Бора, Мидгард создавшие великолепный, земли не подняли, солнце с юга на камни светило, росли на земле зеленые травы.
	Солнце, друг месяца, правую руку до края небес простирало с юга; солнце не ведало, где его дом, звезды не ведали, где им сиять, месяц не ведал мощи своей.
	Тогда сели боги на троны могущества и совещаться стали священные, ночь назвали и отпрыскам ночи — вечеру, утру и дня середине — прозвище дали, чтоб время исчислить.
	Встретились асы на Идавёлль-поле, капища стали высокие строить, сил не жалели, ковали сокровища, создали клещи, орудья готовили.
	На лугу, веселясь, в тавлеи играли, все у них было только из золота, — пока не явились три великанши, могучие девы из Ётунхейма.
	Тогда сели боги на троны могущества и совещаться стали священные: кто должен племя карликов сделать из Бримира крови и кости Блаина.
	Модсогнир старшим из племени карликов назван тогда был, а Дурин — вторым; карлики много из глины слепили подобий людских, как Дурин велел.
	Нии и Ниди, Нордри и Судри, Аустри и Вестри, Альтьов, Двалин, Нар и Наин, Нипинг, Даин, Бивур и Бавур, Бёмбур, Нори, Ан и Анар, Оин, Мьёдвитнир,
	Гандальв и Вейг, Виндальв, Торин, Трор и Траин, Текк, Вит и Лит, Нюр и Нюрад — вот я карликов — Регин и Радсвинн — всех назвала.
	Фили и Кили, Фундин, Нали, Хефти, Вили, Ханар, Свиор, Биллинг, Бруни, Бильд и Бури, Фрар и Хорнбори, Фрег и Лони, Аурванг, Яри, Эйкинскьяльди.
	Еще надо карликов Двалина войска роду людскому назвать до Ловара; они появились из камня земли, пришли через топь на поле песчаное.
	Это был Драупнир и Дольгтрасир с ним, Хар и Хаугспори, Хлеванг и Глои, Дори и Ори, Дув и Андвари, Скирвир, Вирвир, Скафинн и Аи,
	Альв и Ингви, Эйкинскьяльди, Фьялар и Фрости, Финн и Гиннар; перечень этот предков Ловара вечно пребудет, пока люди живы.
	И трое пришло из этого рода асов благих и могучих к морю, бессильных увидели на берегу Аска и Эмблу, судьбы не имевших.
	Они не дышали, в них не было духа, румянца на лицах, тепла и голоса; дал Один дыханье, а Хёнир — дух, а Лодур — тепло и лицам румянец.
	Ясень я знаю по имени Иггдрасиль, древо, омытое влагою мутной; росы с него на долы нисходят; над источником Урд зеленеет он вечно.
	Мудрые девы оттуда возникли, три из ключа под древом высоким; Урд имя первой, вторая Верданди, — резали руны, — Скульд имя третьей; судьбы судили, жизнь выбирали детям людей, жребий готовят.
	Помнит войну она первую в мире: Гулльвейг погибла, пронзенная копьями, жгло ее пламя в чертоге Одина, трижды сожгли ее, трижды рожденную, и все же она доселе живет.
	Хейд ее называли, в домах встречая, — вещей колдуньей, — творила волшбу жезлом колдовским; умы покорялись ее чародейству злым женам на радость.
	Тогда сели боги на троны могущества и совещаться стали священные: стерпят ли асы обиду без выкупа иль боги в отмщенье выкуп возьмут.
	В войско метнул Один копье, это тоже свершилось в дни первой войны; рухнули стены крепости асов, ваны в битве врагов побеждали.
	Тогда сели боги на троны могущества и совещаться священные стали: кто небосвод сгубить покусился и Ода жену отдать великанам?
	Разгневанный Тор один начал битву — не усидит он, узнав о подобном! — крепкие были попраны клятвы, тот договор, что досель соблюдался.
	Знает она, что Хеймдалля слух спрятан под древом, до неба встающим; видит, что мутный течет водопад с залога Владыки, — довольно ль вам этого?
	Она колдовала тайно однажды, когда князь асов в глаза посмотрел ей: «Что меня вопрошать? Зачем испытывать? Знаю я, Один, где глаз твой спрятан: скрыт он в источнике славном Мимира!» Каждое утро Мимир пьет мед с залога Владыки — довольно ль вам этого?
	Один ей дал ожерелья и кольца, взамен получил с волшбой прорицанья, — сквозь все миры взор ее проникал.
	Валькирий видала из дальних земель, готовых спешить к племени готов; Скульд со щитом, Скёгуль другая, Гунн, Хильд и Гёндуль и Гейрскёгуль. Вот перечислены девы Одина, любо скакать им повсюду, валькириям.
	Видала, как Бальдр, бог окровавленный, Одина сын, смерть свою принял: стройный над полем стоял, возвышаясь, тонкий, прекрасный омелы побег.
	Стал тот побег, тонкий и стройный, оружьем губительным, Хёд его бросил. У Бальдра вскоре брат народился, — ночь проживя, он начал сражаться.
	Ладоней не мыл он, волос не чесал, пока не убил Бальдра убийцу; оплакала Фригг, в Фенсалир сидя, Вальгаллы скорбь — довольно ль вам этого?
	Сплел тогда Вали. страшные узы, крепкие узы связал из кишок.
	Пленника видела под Хвералундом, обликом схожего с Локи зловещим; там Сигюн сидит, о муже своем горько печалясь, — довольно ль вам этого?
	Льется с востока поток холодный, мечи он несет, — Слид ему имя.
	Стоял на севере в Нидавеллир чертог золотой, — то карликов дом; другой же стоял на Окольнир дом, чертог великанов, зовется он Бримир.
	Видела дом, далекий от солнца, на Береге Мертвых, дверью на север; падали капли яда сквозь дымник, из змей живых сплетен этот дом.
	Там она видела — шли чрез потоки поправшие клятвы, убийцы подлые и те, кто жен чужих соблазняет; Нидхёгг глодал там трупы умерших, терзал он мужей — довольно ль вам этого?
	Сидела старуха в Железном Лесу и породила там Фенрира род; из этого рода станет один мерзостный тролль похитителем солнца.
	Будет он грызть трупы людей, кровью зальет жилище богов; солнце померкнет в летнюю пору, бури взъярятся — довольно ль вам этого?
	Сидел на холме, на арфе играл пастух великанши, Эггдер веселый; над ним распевал на деревьях лесных кочет багряный по имени Фьялар.
	Запел над асами Гуллинкамби, он будит героев Отца Дружин; другой под землей первому вторит петух черно-красный у Хель чертога.
	Гарм лает громко у Гнипахеллира, привязь не выдержит — вырвется Жадный. Ей многое ведомо, все я провижу судьбы могучих славных богов.
	Братья начнут биться друг с другом, родичи близкие в распрях погибнут; тягостно в мире, великий блуд, век мечей и секир, треснут щиты, век бурь и волков до гибели мира; щадить человек человека не станет.
	Игру завели Мимира дети, конец возвещен рогом Гьяллархорн; Хеймдалль трубит, поднял он рог, с черепом Мимира Один беседует.
	Трепещет Иггдрасиль, ясень высокий, гудит древний ствол, турс вырывается. В ужасе все на дорогах в Хель, прежде чем Сурта родич заглотит.
	Что же с асами? Что же с альвами? Гудит Ётунхейм, асы на тинге; карлики стонут пред каменным входом в скалах родных — довольно ль вам этого?
	Гарм лает громко у Гнипахеллира, привязь не выдержит — вырвется Жадный. Ей многое ведомо, все я провижу судьбы могучих славных богов.
	Хрюм едет с востока, щитом заслонясь; Ёрмунганд гневно поворотился; змей бьет о волны, клекочет орел, павших терзает; Нагльфар плывет.
	С востока в ладье Муспелля люди плывут по волнам, а Локи правит; едут с Волком сыны великанов, в ладье с ними брат Бюлейста едет.
	Сурт едет с юга с губящим ветви, солнце блестит на мечах богов; рушатся горы, мрут великанши; в Хель идут люди, расколото небо.
	Настало для Хлин новое горе, Один вступил с Волком в сраженье, а Бели убийца с Суртом схватился, — радости Фригг близится гибель.
	Гарм лает громко у Гнипахеллира, привязь не выдержит — вырвется Жадный. Ей многое ведомо, все я провижу судьбы могучих славных богов.
	Сын тут приходит Отца Побед, Видар, для боя со зверем трупным; меч он вонзает, мстя за отца, — в сердце разит он Хведрунга сына.
	Тут славный приходит Хлодюн потомок, со змеем идет биться сын Одина, в гневе разит Мидгарда страж, все люди должны с жизнью расстаться, — на девять шагов отступает сын Фьёргюн, змеем сраженный — достоин он славы.
	Солнце померкло, земля тонет в море, срываются с неба светлые звезды, пламя бушует питателя жизни, жар нестерпимый до неба доходит.
	Гарм лает громко у Гнипахеллира, привязь не выдержит — вырвется Жадный. Ей многое ведомо, все я провижу судьбы могучих славных богов.
	Видит она: вздымается снова из моря земля, зеленея, как прежде; падают воды, орел пролетает, рыбу из волн хочет он выловить.
	Встречаются асы на Идавёлль-поле, о поясе мира могучем беседуют и вспоминают о славных событьях и рунах древних великого бога.
	Снова найтись должны на лугу в высокой траве тавлеи золотые, что им для игры служили когда-то.
	Заколосятся хлеба без посева, зло станет благом, Бальдр вернется, жить будет с Хёдом у Хрофта в чертогах, в жилище богов — довольно ль вам этого?
	Хёнир берет прут жеребьевый, братьев обоих живут сыновья в доме ветров — довольно ль вам этого?
	Чертог она видит солнца чудесней, на Гимле стоит он, сияя золотом: там будут жить дружины верные, вечное счастье там суждено им.
	Нисходит тогда мира владыка, правящий всем властелин могучий.
	Вот прилетает черный дракон, сверкающий змей с Темных Вершин; Нидхёгг несет, над полем летя, под крыльями трупы — пора ей исчезнуть.

Примечания.

Вёльва — в скандинавской мифологии - прорицательница, провидица, колдунья. О существовании у древних германцев женщин-пророчиц, почитаемых как божество, упоминает римский историк Тацит. Вся песнь вложена в уста вёльвы, которая вещает, выполняя просьбу Одина, причем она то говорит о себе в первом лице («великанов я помню» и т. п.), то в третьем («помнит войну сна» и т. п.). Такое чередование встречается в древнеисландских песнях.

1. Священные роды — боги.

Дети Хеймдалля — люди. Несмотря на большую литературу о боге Хеймдалле, сущность его неясна. Известно о нем только следующее: он «страж богов» и «светлейший из асов», люди — его «дети», он родился «от девяти матерей», перед началом гибели богов он «затрубит в свой рог».

2. Древо предела — ясень Иггдрасиль, мировое древо. Его ветви раскинуты над всем миром и кладут ему предел в пространстве. Иггдрасиль — буквально «конь Одина». Один повесился на этом древе однажды, чтобы приобрести тайные знания.

3. …земли еще не было и небосвода… — В подлиннике это место почти дословно совпадает с так называемой «Вессобруннской молитвой», древневерхненемецким христианским памятником IX в. Возможно, что это место имело общегерманский прообраз.

…трава не росла. — Трава выделена особо: пастбище для скота — основа исландского хозяйства.

4. Сыны Бора — Один и его братья, Вили и Ве.

Мидгард — мир, обитаемый людьми. Буквально — «средняя ограда, среднее огороженное пространство».

5. Солнце, друг месяца. — В подлиннике — «спутник месяца». Луна считалась древней солнца, и счет велся по ночам, а не по дням.

Содержание строфы 5 истолковывают как описание полярной летней ночи: солнце катится по горизонту, как бы не зная, где ему зайти, а звезды и луна не светят в полную силу.

6. Отпрыски ночи. — Свет считался порождением тьмы, и поэтому день и времена дня — отпрысками ночи.

8. Три великанши. — Неясно, кто они, но, видимо, это не три норны, о которых говорится в строфе 20.

Ётунхейм — жилище или страна великанов. Ётун — великан.

9. Бримир — то же, что Имир (древнейший из великанов). Блаин — другое имя Имира.

В строфах 10–16 перечисляются имена карликов. Некоторые имена карликов в данной туле прозрачны (они означают «северный», «южный», «восточный», «западный», «новый», «мертвый», «дружественный», «смелый», «мудрый» и т. п.), другие спорны или совсем непонятны.

17. Аск и Эмбла — первые люди на земле, буквально «ясень» и «ива».

18. Хёнир. — Несмотря на десятки попыток истолковать этого загадочного бога, сущность его остается спорной.

Лодур — фигура еще менее ясная, чем Хёнир.

19. Иггдрасиль — см. прим. к строфе 2.

Урд — одна из норн. Буквально «судьба».

20. Мудрые девы — норны, богини судьбы.

Верданди — «становление».

Скульд — «долг».

В строфах 21–24 речь идет о войне между двумя группами богов — асами и ванами. Содержание этого мифа, по-видимому, следующее. Ваны (боги Ньёрд, Фрейр и Фрейя) послали асам Гулльвейг (что значит «сила золота») — женщину, воплощающую жадность к золоту. Один пытался ее уничтожить, но она снова рождалась (строфа 21) и, под именем Хейд (обычное, имя колдуний), творила еще худшее (строфа 22). Тогда асы стали совещаться, брать ли им выкуп с ванов (по другим толкованиям — платить ли им выкуп ванам или принять их в свою среду, платить ли им выкуп ванам или взять с них выкуп, одни ли асы должны платить выкуп, и т. д., строфа 23). Соглашение не состоялось, и Один начал войну с ванами, метнув в них копье (по обычаю, вождь должен был перед началом битвы метнуть копье во вражеское войско, тем самым посвящая его богу войны). Асы терпели поражение (строфа 24), но в конце концов между асами и ванами был заключен мир, и они обменялись заложниками, которыми были Хёнир и Мимир от асов и Ньёрд и Фрейр от ванов. Ваны — явно боги плодородия. Асы — все остальные боги и обычно боги вообще.

Строфы 25–26 имеют в виду миф, известный по «Младшей Эдде». Боги договорились с одним великаном, что он построит им в определенный срок крепость, неприступную для великанов. В награду он потребовал богиню Фрейю, солнце и луну. По совету Локи боги согласились на его условия. Но когда они увидели, что великан успеет построить крепость в срок, они испугались и стали грозить Локи. Тогда Локи хитростью заставил великана опоздать к сроку. Увидев, что он обманут, великан пришел в ярость. Боги позвали на помощь Тора, и тот убил великана. Таким образом, сгубить небосвод и отдать Фрейю великанам покусился Локи. Жена Ода — Фрейя. В «Младшей Эдде» основное в этом мифе — хитрость Локи (он превратился в кобылу и отвлек коня великана от работы). В песни основное то, что боги нарушили клятвы.

27. Слух Хеймдалля. — Многие считают, что речь идет о роге, в который Хеймдалль затрубит перед началом гибели богов (см. строфу 46). Другие считают, что Хеймдалль заложил свой слух, как Один — свой глаз (см. ниже).

Залог Владыки — глаз Одина, который он оставил как залог в источнике мудреца Мимира, получив от него мудрость. Мимир был брат Бестлы, матери Одина.

28. Князь асов — Один.

29. В строфе 29 говорится о том, что Один заплатил вёльве за ее прорицание богатыми подарками.

30. Готы — воины. Название племени, знаменитого своей воинственностью, стало нарицательным.

31. Бальдр — светлый бог, сын Одина и Фригг, брат Тора. Строфы 31–32 имеют в виду миф о его смерти, который сохранился в «Младшей Эдде». Бальдра, любимого сына Одина и Фригг, мучили зловещие сны. Он рассказал о них асам, и тогда Фригг взяла клятву со всех вещей, что они не будут вредить Бальдру. Боги забавлялись тем, что они бросали в него копьями и камнями, и ничто не вредило ему. Узнав у Фригг, что она не взяла клятвы только с побега омелы, Локи срезал его, подговорив слепого бога Хёда бросить его в Бальдра, и направил руку Хёда. Бальдр был поражен насмерть, и все боги оплакивали его. Пока его тело лежало на костре, бог Хермод по просьбе Фригг поехал к Хель, чтобы попытаться вернуть Бальдра из ее царства. Но Хель поставила условием его возвращения — чтобы все живое и мертвое в мире его оплакивало. И все живое и неживое стало его оплакивать. Но в одной пещере сидела великанша по имени Тёкк и не плакала, и это был Локи. В строфе 31 специфически исландской чертой является описание омелы как деревца, растущего в поле. Омела растет только на деревьях, но исландцы могут не знать, как она растет (она есть в Норвегии, но не в Исландии).

Брат Бальдра — Вали, сын Одина и Ринд.

33. Фенсалир — жилище Фригг.

Вальгалла — жилище Одина.

В строфах 34 и 35 речь идет о наказании Локи.

Хвералунд — «роща горячих источников». Таких источников множество в Исландии.

…обликом схожего с Локи зловещим — т. е. самого Локи.

Сигюн — жена Локи.

36. Слид — «свирепый».

37. Нидавеллир — «поля мрака».

Окольнир — «неохлаждающийся» (?).

39. Нидхёгг — черный дракон (см. строфу 66).

Содержание строфы 39 напоминает христианские описания страданий грешников в аду.

40. Железный Лес — жилище ведьм.

Фенрира род — волки. Отсюда начинается описание гибели богов. Фенрир — порождение Локи, чудовищный волк, который проглотит солнце. Его когда-то связали боги. Когда он вырвется, начнется гибель богов.

41. Жилище богов — небо.

43. Гуллинкамби — «золотой гребешок».

Герои Отца Дружин — эйнхерии, т. е. воины, живущие у Одина.

Отец дружин — Один.

44. Гарм — по мнению одних, чудовищный пес, охраняющий преисподнюю; по мнению других, волк Фенрир.

…привязь не выдержит — вырвется Жадный. — См. прим. к строфе 40.

45. В описании морального разложения, предшествующего гибели богов, усматривают христианское влияние.

46. Дети Мимира — великаны или реки и ручьи.

Рог Гьяллархорн — рог Хеймдалля. Его сопоставляют с трубой архангела в христианской мифологии.

Череп Мимира. — В «Саге об Инглингах» рассказывается, что асы послали Мимира заложником к ванам, те отрубили ему голову и послали назад асам, а Один сохранил ее при помощи колдовства, и она открывала ему тайны, но ср. строфу 28, где Мимир еще жив, хотя война с ванами уже позади.

47. Typc — великан, т. е. волк Фенрир.

50. Хрюм — имя великана.

Ёрмунганд — мировой змей.

Нагльфар — корабль, который будет построен из ногтей мертвецов. В Исландии до сих пор распространено поверье, что у мертвых надо обрезать ногти, дабы их не использовали злые силы.

51. Муспелль — по-видимому, имя огненного великана. В древневерхненемецком произведении Х в. встречается слово muspilli — «конец мира, страшный суд». Неясно, христианского происхождения это слово или языческого.

Брат Бюлейста — Локи.

52. Сурт — подземный великан, правящий огнем, буквально «черный». Предполагают, что он — отражение исландских вулканов.

Губящий ветви — огонь.

53. Хлин — Фригг. Ее новое горе — смерть Одина, ее старое горе — смерть Бальдра.

Убийца Бели — Фрейр. Бели — великан, которого убил Фрейр.

Радость Фригг — Один.

55. Отец Побед — Один.

Трупный зверь — волк Фенрир.

Сын Хведрунга — он же. Хведрунг — Локи.

56. Хлодюн потомок — Тор. Хлодюн, или Фьёргюн, — мать Тора.

Сын Одина — Тор.

Страж Мидгарда — Тор.

57. Питатель жизни — огонь.

60. Пояс мира — мировой змей.

Великий бог — Один.

62. Хрофт — Один.

63. …братьев обоих — Бальдра и Хёда (?).

Дом ветров — небо.

65. В строфе 65 многие видят влияние христианства.

66. Ей — вёльве, которая говорит прорицание.

ДРЕВНЕИРЛАНДСКИЕ САГИ.

КЕЛЬТСКИЙ УЛАДСКИЙ ЦИКЛ

Происхождение ирландских саг до конца не выяснено. Спорно даже то, что сначала они существовали в устной форме, а потом, с приходом в Ирландию христианства были записаны (а не придуманы) монахами. В любом случае, запись кельтских саг, складывающихся в эпос, стала, пожалуй, самым большим культурным достижением средневековой Ирландии. Наиболее древняя из таких сохранившихся рукописей — «Книга Бурой Коровы» (кон. XI — нач. XII вв.), получившая своё название за пергамент, на котором была написана.

Древнеирландский эпос организован как прозаическое повествование с вкрапленными в повествование стихами. Возникший из родовых и местных преданий, он рано перешел в руки профессиональных сказителей (Scelid’ов), частью бродячих, частью обосновавшихся при княжеских дворах. Его темы (по преимуществу героические, но с большой примесью любовных мотивов), характеры, обстановка действия, украшенный стиль всецело отражают вкусы и идеалы знати. По своим сюжетам саги распадались на ряд групп: "разрушения (замков)", "битвы", "похищения стад", "плавания", "сватовства", "убийства" и т. п. Различают четыре основных цикла: 1. мифологический, самый древний, обнимающий как легендарные предания из истории заселения Ирландии (напр. "Lebor Gabàla" - "Книга завоеваний"), так и мифы, в которых боги в итоге процесса рационализации изображены в виде людей; 2.уладский (ульстерский), наиболее обширный (более 100 саг), имеющий главными героями короля Конхобара и его племянника Кухулина; 3. цикл Финна или Оссиана, сильно окрашенный фантастикой, сформировавшийся на юге; 4. смешанный цикл, охватывавший помимо "легенд о королях" ряд других романтических сказаний, как напр. поездки героев на "тот свет" или в "страну фей" и т. п.

Самой давней частью ирландского эпоса является уладский цикл. Он сложился примерно в начале христианской эры, большая часть действий происходит в областях Ольстер и Коннахт. Этот цикл состоит из ряда героических историй, касающихся жизни Конхобара мак Несса, короля Ольстера и великого героя Кухулина, сына Луга, их друзей, возлюбленных и врагов. Саги, посвященные Кухулину, принято выделять в изолированный подцикл. Цикл назван по имени уладов, населения северо-восточной части Ирландии, действие историй разворачивается вокруг королевского двора в Эмин Махе, близ современного города Армаг. Улады тесно связаны с ирландской колонией в Шотландии, часть обучения Кухулина происходит именно там.

Цикл состоит из историй рождений, детства и обучения, ухаживаний, битв, пиров и смертей героев и изображает военное общество, в котором война представляет из себя последовательность одиночных стычек, а богатство измеряется в основном в количестве скота. Эти истории написаны, как правило, в прозе.

Из «Саги о Кухулине»

(в изложении А. Р. Курилкина)

Рождение Кухулина

 

Однажды на землю уладов налетели птицы неведомой породы и стали пожирать все плоды, злаки, траву, всю зелень до самого корня. Тогда, чтобы спасти свое пропитание, улады решают снарядить девять колесниц и пуститься в охоту на птиц. На охоту выезжают и правитель уладов Конхобар и его сестра Дехтире. Вскоре они настигают птиц. Те летят огромной стаей во главе с самой прекрасной птицей на свете. Их всего девятью двадцать, и они разделяются на пары, каждая из которых соединена золотой цепочкой. Неожиданно все птицы, кроме трех, исчезают, и именно за ними и устремляются улады, но тут их настигает ночь, так что и эти три птицы скрываются. Тогда улады распрягают колесницы и отправляют нескольких человек искать какое-нибудь пристанище на ночь. Посланные быстро находят одиноко стоящий новый дом, крытый белыми птичьими перьями. Он внутри никак не отделан и ничем не убран, и в нем нет даже полатей и одеял. Двое хозяев, муж и жена, сидящие в доме, ласково приветствуют вошедших. Несмотря на отсутствие пищи и маленький размер дома, улады решают направиться туда. Они входят в него все, сколько их было, вместе с конями и колесницами, и оказывается, что все это занимает очень мало места в доме. Находят они там и вдоволь пищи и одеял. После того как они располагаются на ночлег, в дверях появляется прекраснейший юноша необычайно высокого роста. Он говорит, что пришло время для ужина, а то, что улады ели раньше, было только закуской. И тогда им подают различные кушанья и напитки, по вкусу и желанию каждого, после чего они, насытившись и захмелев, начинают веселиться. Тогда муж просит Дехтире помочь его жене, рожающей в этот момент в соседней комнате. Дехтире входит к роженице. Вскоре та производит на свет мальчика. Когда улады утром просыпаются, нет больше ни дома, ни хозяев, ни птиц. Они возвращаются домой, захватив с собой новорожденного мальчика.

Он воспитывается при Дехтире, пока не подрастает. В юношеском возрасте он тяжело заболевает и умирает. Очень сильно печалится Дехтире о смерти своего приемного сына. Три дня она ничего не ест и не пьет, а затем ею овладевает сильнейшая жажда. Дехтире подают чашку с питьем, и, когда она подносит ее к губам, ей кажется, что какой-то крошечный зверек хочет из чашки прыгнуть ей в рот. Остальные же никакого зверька не замечают. Снова подают ей чашку, и в то время, когда она пьет, зверек проскальзывает ей в рот и пробирается внутрь ее. Тот час же Дехтире впадает в сон, длящийся до следующего дня. Во сне ей видится некий муж и возвещает, что ныне она зачала от него. Он также говорит, что именно он создал птиц, создал дом, где ночевали улады, и создал мучившуюся родами женщину. Сам же он принял облик мальчика, который там родился и которого воспитала и недавно оплакивала Дехтире. Теперь же он вернулся в виде маленького зверька, проникшего в ее тело. Затем он назвал свое имя — Луг Длинной Руки, сын Этлена, — и сказал, что от него у Дехтире родится сын по имени Сетанта. После этого Дехтире забеременела. Никто среди уладов не может понять, от кого зачала она, и начинают говорить даже, что виновник — ее брат Конхобар. После этого к Дехтире сватается Суалтам, сын Ройга. И Конхобар отдает ему сестру в жены. Она очень стыдится взойти на его ложе, будучи уже беременной, и начинает бить себя по спине и бедрам, пока — как ей показалось — не освобождается от плода. В этот момент она вновь обретает свою девственность. После этого она поднимается на ложе Суалтама и рожает ему сына величиной с трехлетнего ребенка. Его называют Сетантой, а приемным отцом его становится Кулан-кузнец. Имя Сетанта мальчик носит до тех пор, пока не убивает собаку Кулана и не отслуживает ему за это. С той поры его начинают звать Кухулином.

Болезнь Кухулина

 

Раз в год все улады собирались на праздник Самайн, и, пока длился этот праздник (целых семь дней), не бывало там ничего, кроме игр, гуляний, пиров и угощений. Любимым же делом собравшихся воинов было похваляться своими победами и подвигами. Раз на такой праздник собрались все улады, кроме Конала Победоносного и Фергуса, сына Ройга. Кухулин решает не начинать без них, так как Фергус — его приемный отец, а Конал — молочный брат. Пока собравшиеся играют в шахматы и слушают песни, на озеро, находящееся неподалеку, слетается стая птиц, прекрасней которых никто не видел во всей Ирландии. Женщин охватывает желание получить их, и они спорят, чей муж окажется ловчее в ловле этих птиц.