Сребраний копит камень рубае,

Жемчужний хвостик слид заметае.[848]

 

Блестящий, сияющий конь, воспеваемый в праздник рождения солнца, во время которого был обычай водить «бесовскую кобылку» или «всадника на белом коне», несомненно находится в связи с древним представлением о блестящем солнцевом коне – Хорсе, Сивке-златогривке, превратившемся в Булоруссии в Юря-коника, а у чехов – в коня-Янека. (Ср. также ниже, сходное изображение «храброго коня» в песне скопцов).

Прибавлю еще, что в Онеге и Онежском уезде св. Георгий называется «конским богом», и «Егорьев день» считается конским праздником. Лошадей в этот день приводят к церкви, священники служат молебны св. Георгию и кропят лошадей святой водой. Лошади пользуются в этот день самым лучшим кормом и гуляют по поскотине[849]. В день св. Георгия и мазуры дают отдых своим лошадям[850]. Св. Георгий в этом отношении совпадает с латышским Усинем (русс. Авсень), покровителем лошадей, называемым «конским Усинем», празднуемым, притом, в один день с Георгием, а именно 23 апреля (см. выше стр. 257, 259, 260).

в) Св. Георгий – Белбог или Дажьбог.

Характерным признаком св. Георгия служит, между прочим, его белый конь. Не раз было замечено выше, что белые кони посвящались именно богу солнца, как у древних азиатских ариев, так и у греков и древних славян. В одной из песен скопцов, отнесенной к лже-Христу их, «Искупителю Батюшке» (Селиванову), для изображения сего последнего автор песни, очевидно, воспользовался некоторыми чертами, которыми народная фантазия рисует св. Георгия как одного из наиболее почитаемых и популярнейших святых православной церкви. В этой песне особенно подробно описан конь, на котором едет славный всадник и которому даже дается один из главнейших эпитетов св. Георгия – «храбрый». Нельзя не узнать в нем изображения древнего «солнцева коня»:

 

Под ним («батюшкой») храбрый конь:

Хорошо его конь убран,

Золотыми подковами подкован;

Уж и этот конь не прост:

У добра коня жемчужный хвост,

А гривушка позолоченная,

Крупным жемчугом унизанная;

В очах его камень Маргарит,

Из уст его огонь-пламень горит.[851]

 

В великорусском заговоре на удачную охоту читаем: «Егорий храбрый, садись на белого коня!» «Егорий храбрый на белом коне булатным копьем подпирается» – произносят в другом заговоре[852]. «Ой ты гойеси, белой резвой конь» – восклицает сам св. Георгий в духовном стихе[853]. Но не только конь его, а и сам святой, в качестве Белбога, представляется в заговорах весь белый, и все одеяние, все атрибуты его – также белого цвета: «На синем море белый камень, на белом камне белый человек в белом платье, свет Георгий Храбрый»[854]. В малорусских заговорах встречаем подобные же описания святого: «Ехав Юрий на белом коне, белы губы, белы зубы, сам белый, в беле одягся, белым подперцався»[855], или: «Стоит храбр Егорей, на сильном коне, сам бел, и кнут бел, и рукавицы белые, и борода белая»[856]. Как Дажьбога (т.е. светлого бога), его называют «свет Георгий Храбрый» (см. выше), также «Егорий светло -храбрый»: руки у него в золоте, как у ведийского златорукого Савитара (стр. 75), как у златорукого Аполлона, он сияет, как испускающий огненные лучи Сурья, во лбу у него солнце, как у солнцева коня (стр. 180); вспомним также, что солнце называлось оком Агурамазды в Иране, оком Митры-Варуны в Индии. Светлосияющий образ св. Георгия рисуется в духовных стихах русских в следующих выражениях, напоминающих весьма сходное описание Ильи Пророка в болгарской народной песне (стр. 129):

 

Молодой Егорейсветло -храбрый,

По локоть руки в красном золоте,

По колена ноги в чистом серебре,

И во лбу солнце, в тылу месяц,

По косицам звезды перехожие.

Или:

По колени в него ноги в золыти,

По локоть руки в чистом серебри...[857]

 

Установилось мнение, переходящее от одного автора к другому, будто бы это описание образа св. Георгия внушено иконописью. Неосновательность такого мнения становится очевидной, если сравнить описанный образ св. Георгия, заменившего собою в воображении народа сияющее божество солнца, со сходными чертами ведийских богов: Сурьи и Савитара, греко-римского «золотого» Феба-Аполлона, а также с почти тождественным изображением в сербской песне солнцевой девы или солнцевой сестры: по колени ноги у нее желтые (т.е. золотые, сияющие), по локоть руки в золоте, коса увита шелками (см. выше стр. 300), или с вышеописанным, сияющим золотом и серебром, солнцем-соколом в болгарской песне (стр. 296). Неужели и образ солнцевой сестры, и солнца-сокола также внушены иконописью? (Ср. также выше [стр. 316] изображение св. Георгия, сходящего с небес по золотой лестнице, с золотоперым и золотополосным оружием).

г) Св. Георгий – победитель дракона.

Как важнейшие языческие божества небесные в древности представлялись победителями злых духов, являющихся в образе змей или драконов, так и св. Георгий, обыкновенно называемый храбрым, поражает трехглавого дракона и тем доставляет людям всякие благодеяния. В болгарской народной песне, которую поют в Юрьев день, при собирании лекарственных трав, перечисляются блага, возникающие для человека из крови умерщвленного св. Георгием дракона; кровь течет тремя ручьями из трех отсеченных голов дракона:

 

Текнале ся до три реки,

До три реки черни крови:

Прьва река по ораче –

Баш пшеница;

Второ река по овчере –

Пресно, млеко;

Третя река по копаче

– Руйно вино.[858]

 

(Хлынули три реки,

Три реки черной крови:

Первая река на пользу землепашцев ·

Лучшая пшеница;

Вторая река, на пользу пастухов –

Пресное молоко;

Третья река, на пользу землекопов (виноградарей) –

Румяное вино.

Святовит, Радегаст-Сварожич, Яровит, как мы видели, представляют обожествленных героев, сражавшихся со злыми силами и врагами своей страны, защищавших свой народ от всяких невзгод. Я упомянул выше (стр. 204) о найденных на Балтийском поморье одноруких божках древних славян. Здесь несомненно проявляется влияние скандинавской легенды о лишившемся руки во время борьбы с чудовищем Фенриром воинственном боге Тире. Из этого заключаем, что легенда о подобной борьбе богоподобного народного витязя с чудовищем была известна и балтийским славянам. О ночных поездках Святовита, поражавшего врагов своего святилища, было также говорено раньше (стр. 28). Победа Гарана-Геркулеса (Яровита-Ерыла) над чудовищем Каком и прочие подвиги этого солнцеподобного героя находят себе близкую аналогию в подвигах русских народных витязей или богатырей, во главе которых стоит Илья Муромец, в победоносной борьбе их с Соловьем-разбойником, со Змеем Горынычем, бабой Горынкиной и т.п.

Как названные божественные герои, так и св. Георгий, в качестве победителя дракона, представителя злой силы, враждебной человечеству, также как победитель всевозможных, непреодолимых для простого смертного, препятствий, является в некотором роде Геркулесом, хотя с христианской окраской. Ему нередко приписывается победа над нечистой силой, его призывают на помощь против недугов – дела рук дьявола. В разных местах России проявляется на свадьбах забота о том, чтобы охранить молодых и «поезжан» от порчи и вообще вредного действия злых сил. В Пермской губернии в таком случае обращаются к помощи св. Георгия, как поборника злых сил. Пока поезжане и жених собираются в путь, вежливец обходит лошадей, передвигает телеги, потряхивает колокольца и в то же время шепотом говорит:

 

Благослови меня. Пресвятая Богородица, Егорий Храбры и, со князем, со тысяцким, со большими боярами... ко княгине (т.е. невесте) ехати, княгиню получити, с княгиней в Божью церковь доехати, закон Божий принята...[859]

 

В числе благодеяний, оказываемых человечеству св. Георгием, признается и защита им путников от воров и разбойников. Об этом свидетельствует следующий великорусский заговор при отправлении в путь:

 

Едет Егорий храбрый на белом коне,

Златым венцом украшается,

Булатным копьем подпирается,

С татем ночным встречается,

Речью с ним препирается:

«Куда, тать ночной, идешь?»

– Иду я людей убивать,

Купцов проезжих добывать.

А Егорий удал

Ему дороги не дал,

Православных обороняет

В пути-дороге сохраняет (Симбир. губ.).[860]

 

Именем св. Георгия заклинаются змеи (гадюки), напр.:

 

Заклинаю вас, гадюки, именем Господа нашего Иисуса Христа и св. В еликомученика Победоносца Георгия...[861]

 

В качестве поборника всего злого, он побеждает и недуги, уроки и пр., удручающие человека, так, напр., в великорусском заговоре произносят:

 

Сходит Егорий с небес (и т.д. см. выше стр. 316)... и стреляет и отстреливает у раба божия (имярек) уроки, прикосы, грыжи м т.д.[862]

 

В заговорах от бельма, червей и пр. св. Георгий излечивает недуги при помощи сопровождающих его трех волков (см. ниже стр. 334).

д) Св. Георгий – бог весны («ключник») и плодородия (Яровит – Припекало – Ярило [Пергрубий, Усинь]), изобилия и богатства (Рай, Спорыш [Пильвит]).

Победа над драконом соответствует в народном сознании победе солнца над зимней стужей и мраком, тем более, что празднование дня св. Георгия совпадает с возвращением весны. Юрьев день принадлежит к важнейшим весенним праздникам православных и, частью, римско-католических славян, и приходится в апреле (23-го числа) именно около того времени, когда в старину отправлялось торжество в честь Яровита балтийских славян (стр. 195). И ныне еще чествуется белоруссами Ярило, представляемый, как и св. Георгий, на белом коне и в белой мантии, но имеющий, как уже замечено было выше (стр. 228), более ограниченный, деревенский, земледельческий характер. Такое же, приблизительно, отношение к св. Георгию-Белбогу представляет и белорусский Белун (стр. 146). «Svatý Jiři jede k nam – Po věnečku veze nam» (св. Юрий едет к нам, по веночку везет нам) – поют мораване[863]. Св. Георгий, по словам упомянутой выше (стр. 317 пр. 3) словинской песни, одной рукой зажигает обрядный костер, другой вьет венки. По народному верованию, он отмыкает скованную зимним холодом землю и, как весеннее солнце, вызывает в ней новую жизнь. «На Егория весна в разгаре» (русская поговорка)[864]. «Нет лета без Юрьева дня», – говорят сербы[865]. В Юрьев день во многих местах, заселенных славянами, устраиваются обрядные процессии, шествия вокруг полей, заказываются луга (у словаков), начинаются весенние игры, в разных местах России поются молебны на полях и устраиваются крестные ходы вокруг сел и полей. Болгары обходят каждый свою ниву, держа коровай в одной руке и баклягу с вином в другой; потом все сходятся на холме, возвышающемся среди зеленой жатвы, едят коровай, пьют вино, молясь поочередно, чтобы св. Георгий развеселил их нивы и даровал им большие колосья, полные крупного зерна[866]. В сербской песне, повествующей о женитьбе солнца, разные святые, участвующие в свадебном торжестве, отправляются к невесте и там получают подарки: св. Георгий получает в дар весну и цветы [867].

Словины в Юрьев день устраивают процессию, в которой главную роль играет парень, окутанный зеленью и называемый зеленым Юрием.

Белоруссы, обходя в Юрьев день поля, причем несут пирог, водку и другие припасы, взывают к св. Георгию:

 

Юрий, вставай рано,

Отмыкай землю,

Выпущай росу

На цеплое лето,

На буйное жито,

На ядронистое,

На колосистое,

Людзям на здоровье...[868]

 

В честь св. Георгия поют также:

 

– Святый Юрья,

Божий посол,

До Бога пашов,

А узяв ключи золотые,

Атамкнул землю сырусенькую,

Пусцив росу цяплюсеньку (тепленькую),

На Белую Русь и на увесь свет.[869]

 

– А Юрьева маци, боже милы, по небя ходзила,

З Юрьям говорила:

А Юрью мой, Юрью,

Подай Пятру ключи,

Землю адомкнуци,

Траву выпусцици. [870]

 

По словам белорусских песен, Юрий вместе с Николой идет в поле «жита глядзець», засевает в поле горох и пр. Он один из святых «коня мает»[871]. Эта последняя черта сближает его с богом всадником, иногда встречающимся в латышских песнях и имеющим точно такое же значение благодетельного божества, покровителя нив, напр.:

 

– У тебя, Боже, хороший конь,

Объезжай вокруг моего поля с рожью...[872]

 

– Тихо, тихо едет Бог

С горы в долину:

От него не колышется цвет ржи,

Не пугаются кони пахарей.[873]

 

В других латышских песнях речь идет о чудесном всаднике, одевающем деревья листвой и землю травой:

 

Сюда прискакал одетый в латы муж

На каменном коне:

Он принес деревьям листья,

Любезной земле – зеленую траву.

 

Или:

 

Кто прискакал сюда

На темно-сером коне:

Кто принес деревьям листву,

Земле – зеленый клевер?[874]

 

Этот чудный, божественный всадник не кто иной, как солнечный бог Усинь (ср. выше стр. 257), в данных случаях совпадающий со св. Георгием, покровителем нив, подателем древесной и луговой зелени. (Ср. выше стр. 120, 121, молитвы пруссов к богу весеннего плодородия Пергрубию. Близкое родство последнего со св. Георгием подтверждается и тем, что праздник его отправлялся в Юрьев день, т.е. 23 апреля, как у латышей – праздник в честь Усиня).

В буковинской рождественской песне св. Никола, св. Юрий и Господь трубят в трубы:

 

Як затрубив св. Юрий

Вси лиса си зазеленили.[875]

В Малой Руси говорят о св. Георгии:

Святый Юрий по полю ходить, хлиб жито родить.[876]

 

Там же встречаем божество, называемое Урай, – очевидно, искаженное наименование Юрия. В посвященной ему песне, он спрашивает у матери своей ключи (ср. предыдущую белорусскую песню) для отмыкания неба:

 

Та Урай матку кличе:

«Та подай матка ключи,

Одимкнути небе,

Выпустити росу,

Дивоцкую красу».[877]

 

Последние два стиха находятся в связи с весьма распространенным между всеми славянами верованием в целебную и укрепляющую силу росы, выпадающей в Юрьев день. Катаются по полю, увлажненному росой; девушки умываются юрьевской росой для сохранения красоты; малоруссы выводят ею бельмо у скотины, произнося при этом приведенный выше (стр. 321) заговор, начинающийся словами: «Ехав Юрий на белом коне» и т.д. В Червонной Руси верят, что выгон скота на Юрьеву росу предохраняет его от порчи ведьм[878]. У малоруссов, вследствие приписываемого ему свойства отмыкать весною землю или небо, св. Юрий называется ключником. В вышеупомянутой песне скопцов (стр. 320) «Батюшка Искупитель», описываемый по образцу св. Георгия, изображается так:

 

Уж на том ли на храбром на коне

Искупитель наш покатывает,

Он катается со златыми ключами,

По всем четырем сторонушкам.[879]

 

Ключником, отмыкающим землю и небо, изображается св. Георгий и в песнях западных славян; так в моравской весенней песне спрашивают Морену, богиню зимы (владевшую ключами от земли во время зимы), кому она дала ключи. Она отвечает:

 

Dala jsem jich, data sv. Jiřímu,

Aby nám otevřel zeienu travinu,

Aby trava rostia, trava zelená.[880]

 

(Далаяих, даласв. Юрию,

 

Чтобы он отомкнул зеленую траву,

Чтобы трава росла, трава зеленая.)

 

Или:

 

Dala jsem jich, dala svatému Jiří,

Aby otevřel do nebe aveří,

Všelijaké kvítí kde on ráěil jítí.

 

Дала я их, дала св. Юрию,

Чтобы он отворил двери неба,

(И даровал) всяких цветов по своему пути.

Как малоруссы, так и мораваие называют, поэтому, св. Георгия ключником:

 

Kličnice z nebe,

My prosím tebe,

Až budem žíti,

Otevři nám nebe!..[881]

 

(Ключник небесный,

Мы просим тебя,

Когда будем жать,

Отомкни нам небо !.)

Св. Георгий во всех этих случаях (кроме последнего, где речь идет о ясном небе, необходимом для успешной жатвы) является уже как бы представителем небесной влаги, но следует, кажется, видеть в акте отмыканил им земли и небес, т.е. подаяния плодоносной росы и растительной зелени, не более, как действие теплых лучей весеннего солнца, освобождающих связанные зимней стужей небо и землю от зимних оков, что именно и выражается в даваемом святому эпитете «водопас», т.е. способствующий вскрытию рек, в Пермском крае[882], «водонос» – в том же смысле у белоруссов[883], наконец, как мы видели выше, «ключник» – у малоруссов и мораван. Специальными же представителями влаги служат другие святые.

У Каченовского находим · целую серию болгарских песен на Юрьев день, в которых «света Дёрде» или «Гёрги» изображается объезжающим на коне границы полей или шествующим по межам: он с участием смотрит на поля и искренно радуется, если всходы хлеба на них хороши, или же горько опечаливается, роняет «белы сьлзи», если не видит надежды на урожай[884].

Как бог жаркого, «припекающего» солнца, способствующего созреванию плодов и обусловливаемому тем изобилию и богатству, св. Юрий является у белоруссов под названием «Рай» («Раёк»), в котором нельзя не узнать сокращенного имени названного выше (стр. 327) малорусского «Урая» (Юрия) – ключника. Его приглашают зайти в дом или на двор, взглянуть на хранящееся в нем добро, отчего ожидается счастье и обилие дому:

 

а) Ишоу Раёк дорогою,

Рано, рано! [885]

Дорогою широкою.

Нихто Раю не просиць,

Просиць яго мой Потапочка:

«Мое гумно вяликая,

Пираплеты высокие,

Ёсь гдзе Богу посядзеци,

Мойго добра поглядзеци:

Одного житнаго,

А другого ярычнаго,

А трецяго пшаничнаго».

 

б) Ходзиу Раёк по улице,

Нихто Райка у двор ни зовець.

Отзвауся к нам паночик:

«Ходзи, Раёк, ко мне у двор,

Мои дворы мяценые,

Мои столы цисовые,

Мои обрусы бялевые» и т.д.

 

в) Ходзиу Рай по вулице,

Нихто Раю у хату ня просиць;

Просиць Раю Андрейка:

«А прошу ж. Раю, к собе у хату!

А у мяне у хаце усе приберено:

Цясовые столы позасциланы,

Золотые кубки поналиваны –

Жничик гоставаци (угощать)».

 

г) Ходзиу Раю коли двору,

Нихто Раю у двор не зовець.

Обозвауся наш паночик:

«Ходзи, Раю, ко мне у двор,

Мое дворы мяценые,

Мое обрусы шоуковые,

Мое кубки золотые,

Вином медом налитые».[886]

 

Эти песни к «Раю» как по содержанию, так и по форме своей очень похожи на приведенные раньше песни, обращаемые к Спорышу или Богу. Это сходство песен, которые могут быть рассматриваемы как довольно близкие варианты одного текста, доказывает, что в народном представлении св. Юрий, под именем Урай – Рай, служит олицетворением и изобилия и довольства, заступив место Спорыша (Пильвита – Плутоса).

Во всех приведенных песнях, св. Юрий, как под собственным именем, так и под именем Урай, Рай, Бог, Спорыш, Добро – является благодетелем рода людского, в качестве доброго гения плодородия и довольства, в том же точно смысле, как древнеиталийский Гаран – Геркулес; он отождествляется и со Святовитом Арконским, который чествовался по окончании жатвы и почитался покровителем плодов земных и богом изобилия, как Спорыш белоруссов, замещенный Раем – Юрием. Св. Георгий – Урай – Рай, как представитель изобилия и богатства, опять совпадает с Усинем, который в одном из латышских заговоров величается возгласом: «Ах ты богатый Усинь!» (См. выше стр. 257).

е) Св. Георгий – «волчий пастырь», покровитель и защитник стад от хищных зверей и недугов.

На этой характеристической черте св. Георгия следует несколько остановиться. Раньше уже обращено было внимание на то, что бог солнца, в лице Митры, был вместе и милостивым, и мстительным богом, деятельность его была и благодетельна, и разрушительна. Та же двойственность проявляется и в деятельности Аполлона: он давал тепло и свет, плодородие и обилие, но в то же время был и причиной засухи, повальных болезней, чумы, постигавшей людей в жаркое время года, когда гневался сияющий бог. Но в то время, как Аполлон насылал бедствия и в особенности заразы, он же был и могущественнейшим исцелителем от болезней. Оттого в жаркое время года в Греции, в особенности в Аттике, устраивались известные церемонии, исполнялись умилостивительные обряды и жертвоприношения, посредством которых старались успокаивать и усмирять гнев знойного, палящего солнечного бога, молились о ниспадении небесной влаги, о наступлении благодетельной прохлады. Точно так же Аполлон был покровителем и пастырем диких зверей, отважным охотником. Дикие звери, именно волки и львы, служили символами силы солнца; на всем востоке, по замечанию Преллера, борьба могучих сил природы олицетворялась борьбой диких зверей. Аполлон, как покровитель и пастырь волков, назывался λόκιος, и волк (λόκος) считался символом этого бога[887]. Волк был также посвящен древнеиталийскому Марсу и у римлян назывался Марсовым: lupus Martius; изображение волка помещалось в храме Марса, появление его в поле признавалось за выражение помощи Марса[888]. Такой взгляд на появление волка существует и ныне в Белой Руси: «Воук дорогу перебег», – говорят в Виленской губ., когда кому посчастливится[889].

Св. Георгий принял на себя вышеуказанную специальную черту Аполлона Ликейского и Марса: он у славян представляется волчьим пастырем, вообще повелителем над зверями.

В болгарском заклинании (баянии), св. Георгий, сидя на горе, собирает вокруг себя хищных зверей и сковывает их тремястами замками:

 

Излел е свети Герги на високу боарце, та ми е посвирил мьедена бурия, та ми е посабрал воальк с воальчетини, мечки с мечетини, лесица с лесичетини, заяк с заичетини и всичка жива дивина; та отишиоал у триста коваче, та исковал триста ключя, та заключил всичка дивина; с уста да не ядоать, с нос да не душоать, с очи да не глиодоать, с уши да не чуеть, с ноги да не ходять[890].

 

(Вышел св. Георгий на высокую гору и заиграл в медную трубу, и собрал волка с волчатами, медведицу с медвежатами, лисицу с лисятами, зайца с зайчатами и всякую живую дичину; и отошел к тремстам кузнецам и сковал триста замков и замкнул всякую дичину: уста, чтобы не ела, нос, чтобы не дышала, очи, чтобы не глядела, уши, чтобы не слышала, ноги, чтобы не ходила).

Волки на Украине называются хортами или хартами (т.е. собаками) св. Юрия или Юровыми собаками [891]. «Святый Юря звира (волков) пасе», – говорят на Украине[892]. По словам великорусских и малорусских заговоров, св. Юрий ходит или ездит на своем белом коне (по железному мосту, великорусс.), в сопровождении трех псов или хортов: серого или червонного, белого и черного[893]. Разъезжая по лесам, он раздает зверям наказы. По словам духовного стиха, он наезжает «на стадо звериное, – на волков на рыскучих» и повелевает им:

 

Вы волки, волки рыскучие?

Разойдитеся, разбредитеся

По глухим степям, по темным лесам,

А ходите вы повременно,

Пейте, ешьте поведенное

От свята Егория благословения. [894]

 

Или:

 

Разойдитеся и где один – два,

Пы чистым полям, пы темным лясам,

Да пейте, вы ешьте поведенная. [895]

Звери, по словам стиха:

Пьют, едят поведенное,

Повеленное, благословенное

От Георгия Храброго. [896]

 

«Для получения себе пищи, – говорит Ефименко, – волки, по малорусскому поверью, вымаливают ее воем в течение двенадцати дней, стоя на дыбах перед св. Георгием; поэтому, когда бывает слышен вой волков, то народ в Великоросс™, Малороссии и Белоруссии говорит, что они просят у Бога пищи. Животное, назначенное волкам в добычу, не может нигде укрыться от них: «хоч у печ замаж, то знайде». При приближении волка к стаду овец, роковая овца не только не уходит от него, но напротив, сама, с глазами, налившимися кровью (поэтому говорят: «волче червоне», волчье красное), бежит к нему. Животного, задушенного волками, как назначенного самим Богом, народ не употребляет в пищу – разве только в таком случае, когда священник освятит его. В Великороссии вовсе не употребляют таких животных; у белоруссов существует поверье, что если волк изранит и послюнит какую-нибудь домашнюю скотину, то она не уйдет от его зубов; отсюда произошла поговорка о таком животном: «гето уже наслюнено». Волки делятся по уездам и урочищам и, притом, так, что волки одной местности не смеют сами, без приказания св. Георгия, переходить в другую». Ефименко приводит целый ряд рассказов о том, как обреченная св. Георгием на съедение волка скотина, несмотря на всякие хитрости ее владельца, все-таки не избегает своей судьбы[897].

В Винницком уезде рассказывают: «Полисун (см. ниже 340) или св. Юрий управляет волками. Это видел один путник, ехавший накануне Юрьева дня. Застигла его ночь под лесом. Видит он – мерцает в лесу огонек... подъезжает и что же представляется его взору? Сидит человек, убеленный сединами, перед ним горит свеча, а вокруг него волков – видимо-невидимо! Старик тот был св. Юрий... Не бойся (сказал св. Юрий), волки тебе не сделают вреда, но знай, что они собрались сюда с жалобой на тебя, что ты всегда отбиваешь у них добычу. Берегись же впредь делать это, чтобы и тебе не сделаться жертвою их кровожадности. Вот ты теперь кажешься их глазам облитым кровью (см. выше), и если бы не я, они растерзали бы тебя на месте. Знай же, что сам Бог назначает волкам, что им есть, и их жертва всегда кажется им облитая кровью»[898]. Очень сходные рассказы известны и в Великой Руси[899], также у эстов, заимствовавших многие верования у славян[900]. В связи с таким представлением об отношении св. Юрия к волкам, сложились русские поговорки: «что у волка в зубах, то Егорий дал», «обреченная (на съедение волкам) скотинка уж не животинка»[901].

«Сам Бог назначает волкам, что им есть», – сказал св. Юрий в только что приведенном рассказе из Винницкого уезда. Такой взгляд народа на волчью пищу, как на «поведенное» и «благословенное» свыше, был известен и в древней Италии. О том свидетельствует легенда, связанная с Сорактским святилищем, к которому уже так часто приходилось мне возвращаться. По словам Сервия, однажды на горе Соракте пастухи приносили жертву подземному богу Диту (Dis); внезапно появились волки и похитили жертвенное мясо из огня. Пастухи бросились преследовать волков, но на пути попали к пещере, извергавшей ядовитые испарения, от которых они заразились чумой и умерли. Всю страну постиг мор[902]. Так грозно наказал страну италийский Сварожич, Аполлон Соранский, за одно только намерение пастухов отнять у волков «поведенное, благословенное»! – Народ обратился к оракулу за советом, как отвратить постигшее его бедствие. Последовал ответ, что мор прекратится, если жители будут вести себя как волки (т.е. будут жить грабежом, очевидно, от себя уже и, вероятно, ошибочно, поясняет Сервий). Они исполнили требование оракула и с тех пор стали называться волками соранскими (Hirpi Sorani)[903]. Из других свидетельств, приведенных мною раньше (стр. 282-283), мы знаем, в чем заключались действия этих «волков»: они босыми ногами ступали по горящим угольям и пламени костров, т.е., вероятно, перепрыгивали через костры. Цель этого действия заключалась, следовательно, в охранении страны от мора (вероятно, и от всяких других болезней). Замечательно, что простой народ повсеместно у славян верит до сих пор в чудодейственную, предохраняющую от недугов, целебную силу Ивановских костров, соответствующих кострам, которые возжигались в честь Аполлона Соранского. «Соранские волки», обеспечивавшие страну от недугов, по словам Плиния, пользовались особыми льготами: они навсегда освобождались правительством от военной службы и других повинностей[904]. Это доказывает, что важные услуги, оказываемые ими на пользу народного благоденствия и здравия, высоко ценились правительством. В русских заговорах Юрьевы псы или хорты, т.е. волки, излечивают от недугов, сближаясь в этом отношении с «волками соранскими». Вот примеры таких заговоров:

 

Великорусс.: Ишол Снятый Егорий чрез железный мост, и за ним бегли три пса: един серый, другой белый, третий черный. Серый пес бельмо слизнул, белый пес бельмо слизнул, черный пес бельмо слизнул у рожденного, у молитвенного, у крещенного раба Божия (имярек) (Симбир. губ.)[905].

Малорусс.: (от червей) Ехав св. Юрий на белому коне через лес, а за ним бегло три псы: первый черный, другой червоный, третий белый: черный кровь облизав, червоный беле тяга, а белый червы вылизав, на язык забрав...[906]

– (от бельма) Ихав Юрий на Сияньску гору; бигли за ним три хорти: идеи черный, другий червоный, третий белый. Черный чорне бильмо засияв, билый биле бильмо засцяв, червоный червоне бильмо засцяв[907].

– (то же) Ехав Юрий на белом коню... веде за собою три харты: один белый, другой серый, третий червоный. Белый бельмо злиже, серый слезу, а червоный кровь[908].

 

В приведенных заговорах звучит как бы отклик древнего, ныне почти утраченного, верования в благодетельную природу волков, подчиненных непосредственному ведению св. Георгия.

Образ св. Георгия, как властителя над лесными зверями и пастыря волков, слился в воображении народа с лесным духом, носящим названия «Vučji pastir» (словин. = волчий пастырь), «леший» (великорус.), «полисун», «лисовик» (белорус., малорус.). Леший, полисун, лисовик, волчий пастырь – названия, буквально соответствующие именам древнеиталийских сельских богов: Фавна-Луперка и Сильвана. Последние, как мы видели раньше (стр. 91), первоначально были лишь эпитетами Марса. Оба названные бога считались покровителями стад, охранителями их от волков: Фавн назывался Lupercus, от lupus – волк, в смысле защитника от валков: «Весь скот радостно играет на пастбище, – восклицает Гораций, – когда наступают декабрьские ноны (праздник в честь Фавна), все село торжествует на лугах, вместе с волами, ягнята не боятся волка»[909]. (Ср. выше стр. 201-202 молитва литвинов к Гониглису.) Интересно, что латыши, как свидетельствует Эйнгорн, в декабре же приносили в жертву волкам козу, которую оставляли на перекрестке (sacrificium lupinum), в убеждении, что, вследствие того, волки не будут вредить их стадам[910]. Болгары отправляют «волчий праздник» с 10-17, местами с 11-13 ноября[911].

Понятно, что при непосредственной власти св. Георгия над волками, главным бичом стад и скотоводов, народ старается всеми силами задобрить и умилостивить этого святого, который у южных и восточных славян почитается покровителем скота. Южные славяне (болгары, сербы) в Юрьев день закалывают в честь празднуемого святого первого в году барашка (у болгар обязательно белого), с соблюдением своеобразных приемов и обрядов, несомненно, сохранившихся от времен язычества (стр. 48-49). Обрядное зарезывание живого животного в некоторых местах России и в Карпатах заменилось символическим жертвоприношением покровителю стад, а именно: главный пастух закалывает пирог, сделанный в виде овна [912]. В этот день почти повсеместно в первый раз выгоняется в поле скот.

В Вишневской парохии (в Словении) есть церковь св. Георгия, куда ежегодно на Юрьев день приходят пастухи и молятся об охранении их стад от волков[913]. Словины, в Юрьев день, во время шествия «зеленого Юрия» (см. выше стр. 325), поют:

 

Zeleniga Jurja vodimo,

Zeleniga Juria spramamo,

Naj naše čedepaselbo...[914]

 

(Зеленого Юрия водим,

Зеленого Юрия просим,

Чтобы он пас наши стада .)

Белоруссы поют в Юрьев день:

 

Ой, выйду я на улечку, бычки бушуюць,

Юрья, Юрья, бычки бушуюць.

Бычки бушуюць, бо весну чуюць,

Юрья, Юрья, бо весну чуюць...[915]

 

При «запасовании статка», т.е. при выгоне скотины в первый раз на пастбище, в Юрьев день, у белоруссов обыкновенно является нищий, провожающий стадо с причитанием:

Паси же Боже скацинку на Юрьевых росах (ср. выше стр. 327 о чудесных свойствах Юрьевой росы), на красных веснах, на Микольских травах, на ранних росах, на вечерних зорях. Борони ж. Боже, скацинку от гада пявзучаго, от зверя бегучаго, от злых людей, от напастничков, от накупничков, гдзе травы сьедаюць, гдзе воды сливаюць, суначивачок маюць, в дзень под сонцем, в ночи под месецем[916].

В белорусской «волочебной» песне, на вопрос Божьей Матери, где он был, «святы Юрий» отвечает:

 

У самочестнаго мужа у Романичка,

Я короу пасциу и запасау,

Я запасциуши, домой пригоню,

Домой пригоню, у хлеу загоню,

У хлеу загоню, слоуцо зговору;

Етому статку ня будзиць упадку,

Ни от мядведзя, ни от нариву,

Ни от гада бегучего,

Ни от змея литучего.[917]

 

В другой «волочебной» песне называются разные праздники, в том числе и Юрьев день:

 

Другое свято – Юрий-Егорий

В чистом поле стадок спасает,

Стадок спасает, домой гоняет.[918]

 

В Червонной и Белой Руси в день св. Георгия отправляется праздник пастухов. Червоннорусские пастухи встречают Юрьев день песнями, варят кашу и молят св. Георгия о предохранении скота от всякого несчастия [919]. При выгоне, в Юрьев день, стада в первый раз на пастбище, в разных местах России совершают, с помощью знахаря или без него, разные суеверные обряды: по свидетельству Барсова, в некоторых местах Великой Руси, при первом выгоне скота в Юрьев день, пастух по одну сторону от скотины кладет ключ, по другую замок, и по спине скотины водит каким-нибудь железным орудием. Он обходит скот с иконой в руках, имея при себе так называемый «божественный обход», напр.: «Пошли, всемогущий Боже, св. великомученика Георгия Победоносца с пламенным копьем, на сохранение счетного моего скота», – далее следует перечисление опасностей, они суть: звери, сглаз, колдуны, чернецы и пр.[920]

В Олонецкой и Новгородской губерниях на Егорьев день делают завет: «Егорей – свет храбрый! Дай росу тихую, да смирную и сохрани мою скотинку нынешним летом, а я завичаю тебе, в день Ильи света – преподобного, барана или корову или лошадь»[921].

В Пермском крае св. Георгий называется «скотопасом»[922]. В Чухломском и Кологривовском уездах (Костром, губ.) окликают в Юрьев день «Егория храброго» (к которому присоединяют и «преподобного Макария») следующей песней:

 

Мы вокруг поля ходили,

Егорья окликали,

Макарья величали:

Егорий ты наш храбрый,

Макарий преподобный!

Ты спаси нашу скотинку

В поле и за полем,

В лесу и за лесом,

Под светлым под месяцем,

Под красным солнышком,

От волка от хищного,

От медведя лютого,

От зверя лукавого.[923]

 

В упомянутых жертвоприношениях и обряд