Путешествие Георгия в Грузию

Здесь изменяется самый образ рассказа и писатель жития как бы уже от своего лица пишет тем, кто просил его описать житие преподобного. «Здесь конец нашему слову к вышеупомянутым событиям, которые убедили нас описать жизнь святого со дня его рождения. О блаженнейший! Доселе ты знал все и только представлял, будто не знаешь жизни того, кто не скрывал от тебя ни одной йоты из сердечных своих помыслов. Теперь сообщу святыне твоей об отъезде нашем на Восток (т.е. в Иверию), и о всем, что произошло до возвращения в столицу греческую и до преставления святого. Так как ты настоятельно повелевал мне, недостойному, написать о нем что-либо приличное, то я вкратце изложил все, что мог. Слишком далек я от святости блаженного Георгия – как далек призрак от человека, но повеление твое заставляет меня описать, как мы совершили свой путь в Иверию и какова была блаженная кончина святого. Я подобен ленивому путнику, который, не дойдя до предположенного места, останавливается на пути, ибо постоянно кружусь около горы и не могу взойти на самую гору, но да будет со мною Христос, истинный Бог, и святое твое благословение, чтобы мне безпрепятственно шествовать по пути моего слова». Умолчал о себе неведомый писатель; неизвестно имя его, равно как и того лица, к кому обращена его речь, но можно предполагать, что это говорит блаженный затворник, духовник Георгия, если только был он еще жив.

Оставляя дивную эту гору, – пишет он, – мы помолились над гробницей Симеона и Марфы и в напутствие от них и от тебя получили святое благословение. Потом выехали из Антиохии и приблизились к реке Евфрату; здесь узнали мы, что по грехам нашим турки овладели всей Месопотамией и Сирией, и потому мы поворотили к Севасте, надеясь, что там все еще мирно, – однако ж турки и здесь опередили нас и сожгли город. Не ведая о том, мы продолжали путь и едва было не попали в руки врагов; одно только милосердие Божие спасло нас, ибо отовсюду слышался нам голос: «Куда идете?», – хотя – Бог свидетель – не видно было никого, кто говорил бы нам это; предостерегал нас именно голос ангела. Оставив большую дорогу, пошли мы малыми стезями, чрез дремучие леса и непроходимые ущелья; и после утомительного странствования днем и ночью достигли наконец Кесарии, а оттуда направились уже к морю, ибо идти далее по суше было невозможно. Так вступили мы в Евхаит, где поклонились гробу святого великомученика Феодора. Местный епископ, муж святой и благочестивый, благосклонно принял нас и много беседовал с нами о спасении души. Из Евхаита пришли мы к ближайшему приморскому городу Самисону и, здесь продав своих коней, на кораблях отплыли в Абхазию, благополучно достигли крепости Поти и, поднявшись по реке Риону, прибыли в столичный город Кутаис во время виноградного сбора.

Царь Баграт в то время находился в Карталании и, едва только узнал о пришествии святого аввы, немедленно послал одного из своих сановников, чтобы последний с великой честью привел к нему блаженного Георгия. Нам сопутствовал епископ кутаисский Иларион, смиренно ставший в число учеников аввы Георгия. За три часа расстояния от столичного города Мцхета царь Баграт выслал к нам для почетной встречи архиереев и сановников своих, а сам встретил нас в дверях своей палаты. С духовной радостью принял он благословение от святого старца, ввел его за руку в палату и, посадив возле себя, сказал: «Благословен Господь! Ныне спасение всему моему царству – ибо я удостоился видеть второго Златоуста», – и все сановники говорили: «Благословен Господь, явивший нам такого мужа для спасения душ наших!» Велика была радость во всем царстве.

Спустя месяц после нашего приезда царь Баграт с помощью Божией одержал славную победу над мятежными князьями Абашидзе, которые, гордые своим богатством, силой мышцы и множеством народа, долго воевали против него и домогались взять в плен самого царя, но Баграт пленил всех пятерых, как безсильных младенцев. После того немедленно послал он за святым аввой, чтобы сообщить ему свою радость, и в духе христианского смирения отвечал на отеческое его приветствие: «Эта победа, отче святый, дарована нам твоими молитвами, ибо много раз поднимал я оружие на непокорных и никогда не имел успеха: ныне же, ради твоего пришествия, совершилось чудо и твоими молитвами возвеличилось мое царство». При этом открыл ему царь все лукавые замыслы рода Абашидзе. Так как наступала уже зима, то Баграт по своему обычаю собирался провести ее в Абхазии, на теплом помории, и просил святого Георгия сопутствовать ему, чтобы отдохнуть зиму в благорастворенном климате. Но когда достигли они обители Мартвильской, в Мингрелии, местный епископ чхондийский, бывший также учеником аввы, не пустил его далее и умолял остаться у себя на зиму.

Весной царь Баграт, возвращаясь в Карталинию, опять пригласил с собой святого старца и для его успокоения дал ему в лучших местах благоустроенные лавры: сперва – обитель Недзви, в Карталинии, а потом – знаменитую лавру Шатберди, в Кларджете, но и тут не хотел с ним расстаться и, несмотря на ежедневные свидания, не мог довольно насытиться сладостью речей из медоточивых его уст:

– Отче святый! – говорил ему царь, – для того мы и утруждали твою святость, чтобы ты исправил все недостатки и заблуждения душ наших, чтобы тайное обличил тайно, а явное уврачевал явно, без всякого лицемерия, ибо все, что ты ни повелишь, я приму как бы из уст самих апостолов.

Царь подвел к авве старшего своего сына Георгия и, вложив его руки в руки старческие, сказал:

– Вот отдаю тебе душу этого отрока и потребую ее от тебя в день судный, пред Богом.

Георгий благословил юного царевича и сказал:

– Господь да благословит тебя и в сей жизни, и в будущей, и, как некогда великому Константину, да покорит всех врагов к подножию ног твоих.

Кроме того, написал он душеполезные поучения и вручил их отроку, чтобы тот постоянно читал их, удаляясь от людей строптивых и нечестивых. Царевич с любовью принял поучения святого старца и во всем покорялся ему, как послушный сын доброму отцу.

С тех пор начали постоянно притекать к святому авве и приносить пред ним покаяние в грехах своих не только царь и католикос, но и сановники, и пресвитеры, иноки и инокини, люди богатые и бедные, и до такой степени со всех сторон обступали его, что мы едва успевали принимать пищу. Просвещенный свыше, человек Божий просветил всю свою страну, исправляя недостатки ее, тайные и явные. Первое свое обличение безстрашно и нелицемерно обратил он против самого Баграта, увещевая его, чтобы кафедр епископских не вверял он невеждам и нечестивцам, привыкшим к суете мира и скитальческой жизни, но чтобы избирал людей достойных, воспитанных в иночестве, под надзором добрых наставников, дабы молитвами их преуспевало в мире царство и миряне не было осуждены за грехи духовных. Святой старец поучал также царя о суде и правде, внушая ему, чтобы, по слову Давида, оправдывал смиренного и убогого и из лицеприятия не склонял весов правосудия, особенно же – чтобы возлюбил он милостыню, ибо милость и правду любит Господь, и чтобы начинал исправлять безпорядки с самого себя, и потом уже искоренял бы их в народе.

Подобным образом наставлял святой старец и иноков, и инокинь, и весь народ, и свои наставления предлагал в виде поучений, какие соответствовали их званию: невеждам напоминал он о нужде познания, богатым внушал милосердие, бедным – терпение, и не с пустыми руками отпускал он своих слушателей, но укреплял и восставлял он падших, спасал утопающих в волнах страстей, не допуская их до конечной гибели, и, как искусный кормчий, направлял всех к безбурной пристани.

– Знаю, святой отче, – говорит описатель жития его, – что ты желаешь узнать от меня и то, как совершилось собрание сирот и каким образом блаженный Георгий совокупил воедино такое множество их.

Сперва нашли мы, что присные великого аввы на своей родине бедствуют: это были два его племянника – сыновья его сестры и малолетние их дети. Георгий принял их, по словам Писания: приснаго рода твоего да не отвергнеши. Других сирот собрал он из чуждых мест: тех обрел в пустыне, этих выкупил из рабства или спас от погибели нравственной, и от такого падения возвел их на степень пресвитеров Христовых. Слух о том, что Георгий призревает сирот, распространился по всей Иверии, и дети начали собираться к нему отовсюду: иных приводили родители и иногда тайно оставляли детей у дверей его дома, другие сами бежали от родителей в тихое пристанище – и таким образом собралось их до сорока человек. К собранию этих сирот было много причин: во-первых, богоподражательное его милосердие, во-вторых, сильное его желание,чтобы народ еще в детстве изучал переведенное им на родной язык Священное Писание, ибо нежная природа детского возраста, как мягкий воск, удобно приемлет все впечатления, и юные ученики могли со временем сами сделаться учителями. Георгий не обманулся в своем ожидании. Была еще и третья причина: сам он, на Святой Горе, проходя сперва должность диакона, а потом настоятеля, много видел подвигов, совершаемых ее иноками, – но земля наша далеко от этой Святой Горы: немного ученых мужей приезжало оттуда к нам, а кто и приезжал, тот в скором времени возвращался. Блаженный Георгий желал собранных им детей, как словесное стадо и чистейшую жертву, привести к святому отцу нашему Евфимию и сделать их певцами или чтецами в святой его церкви, чтобы память богоносных мужей совершалась здесь торжественно (слова эти показывают, что сам писатель жития обитал на Афоне, в лавре Иверской).

Георгий пребывал на земле иверской пять лет; многие епископские кафедры и иноческие обители переписали его перевод Священного Писания; многое исправил он в церковных обрядах и всем показал путь к вечной жизни, объяснив заповеди и церковные правила письменно и словесно. Так умножил он данный ему от Бога талант, ибо просвещение и принесение стольких душ в жертву Богу едва ли не выше было и чудного его перевода Божественных книг: блаженный Георгий довершил дело проповеди святых апостолов Андрея и Симона, ибо Первозванный прошел всю страну нашу, а Кананит совершенно вселился в ней, так как в Никопсии почивают святые его мощи^[133].

В это время в наказание за грехи наши восстал из Вавилона второй Навуходоносор – султан сельджукидов Альп-Арслан, и явился в Ахалкалаки, что в Джавахетии, где были собраны все сироты блаженного отца. Однажды около полудня сидели мы в келье Георгия; внезапно на лице его выразилось сперва изумление, потом испуг, и он, сказав: «На этот город идет гнев Божий», – и немедленно велел всем собираться в путь. К вечеру мы уже вышли из города, а чрез три дня, действительно, постиг его гнев Божий: не только жители его, но и знаменитейшие сановники земли иверской – все погибли под мечом. Благочестивый Баграт впал в уныние; человек Божий словом утешения рассеял душевную его тоску, и сам царь сознавался впоследствии, что умер бы от печали, если бы не видел святого старца.

 

Кончина Георгия

Между тем, по откровению свыше, Георгий уразумел, что уже приблизилось время его кончины, и он подвигся духом идти на Святую Гору, чтобы положить кости свои там, где воссиял ему свет разума Божественных Писаний и утвердил собранных им чад в ограде святого Евфимия. Но как некогда сему великому авве, так и самому Георгию суждено было окончить дни свои не на Святой Горе, а в престольном граде.

Георгий, прежде чем предпринял последнее свое путешествие, посетил благочестивого царя Баграта, чтобы выразить ему свою благодарность за радушный прием и объявить о своем удалении; он исполнил это словами, проникнутыми Божественной мудростью.

– Государь! – говорил Георгий, – я покорился твоему повелению и оставил землю, которая не входила в план моих подвигов и где отдыхал я от многих треволнений мира; послушайся ныне и ты моего убожества и отпусти меня опять, как и прежде, в землю моего странствования, напутствуй туда твоими молитвами и благословениями, да достигну я места погребения духовных моих отцов, как некогда кости родоначальника Иакова, скончавшегося в Египте, и кости Иосифа, по завещанию их, перенесены были в землю обетованную, в общую гробницу отцов их Авраама и Исаака. Если благочестие твое что-либо приобрело от моего присутствия и устроилось твое царство, то это дело принадлежит тебе, ибо призвал меня ты, а не сам я к тебе явился. Вот и грамота твоя, некогда ко мне писанная, которой ты, как царь этой земли, обещал мне безопасность и полную свободу: итак, отпусти меня ныне к царю вселенной, в Царьград, собирающий и упокоивающий всех тружеников.

Умилился царь и пролил много слез, со всеми своими сановниками и епископами. Напрасно старался он умолить старца, чтобы тот остался в родной земле: Георгий пребыл непреклонным. Наконец державный Баграт должен был отпустить его и отпустил с великими дарами. Все царство скорбело о нем – все как дети плакали о лишении отца своего, ибо все сановники и епископы были духовными его чадами. Царь вручил ему письмо к императору Константину Дуке, который за несколько времени пред тем просил царевну Марфу в невесты сыну своему, – и царица Мария, прощаясь с Георгием, напомнила ему о давнем его предсказании. Со святым старцем отпущены были инок Петр, бывший некогда патрикием, Аарон и другие лица, духовные и светские. Плавание их хотя было бурно, так что все опасались за жизнь, однако ж, молитвами преподобного, благополучно достигли они Константинополя.

Император обрадовался прибытию святого мужа и на другой же день пригласил его в свои палаты. Георгий приветствовал как его, так и сына его, кесаря, похвальной речью, исполненной искренности и смирения, – и державный подивился красноречию его.

– Благодарю севастоса Баграта, – сказал он патриарху Константинопольскому, – что прислал он нам человека, подобного ангелам, который хотя родом и грузин, но во всем следует обряду нашему.

Из грамоты же Багратовой еще более уверился он в достоинстве святого мужа, ибо Баграт писал, что он «посылает к нему учителя всей Иверии, уподобившегося безплотным, который своими молитвами утвердит вселенское его царство». Посему император объявил Георгию, что исполнит все его желания, и вступил с ним в духовную беседу о делах церковных и обрядах веры.

В то время при царском дворе находилось много именитых мужей из числа римлян и армян и сам последний царь армянский – Гагик, бежавший в Царьград из покоренной сарацинами столицы его Ани. Император в присутствии их расспрашивал святого старца о различии исповеданий, извиняясь тем, что, как державший всегда меч и скипетр, он мало знаком с предметами церковными, хотя по-настоящему православие должно утверждаться от царей. Константин желал знать, во всем ли согласна Церковь Иверская с православной Церковью греческой, и весьма был утешен, когда святой Георгий ясными доказательствами засвидетельствовал, что Церковь Иверская, приняв однажды православие, никогда от него не отступала. Император возблагодарил за это Бога и потом спрашивал еще о разнице, какая существует в догматах и обрядах между греками, римлянами и армянами; на все эти вопросы авва Георгий давал ему удовлетворительные ответы, так что державный, святитель и сановники изумлялись ясности, с какой излагал им Георгий самые глубокие истины и то, чего не могли изъяснить им ни римляне, ни армяне.

Архимандрит Иверской лавры и Афонской Горы Георгий находился тогда в Царьграде; этот человек, добрый и праведный, весьма обрадовался, узнав о возвращении святого Георгия, которого знал на Святой Горе.

– Благословен Бог! – говорил старец, – Сам Господь привел тебя обратно к нам; вот и монастырь твой пред тобой.

На другой день опять потребовали Георгия и бывших с ним к императору; с ними вместе предстал пред лицо царское и архимандрит. При этом державный сказал Георгию:

– Иди, благочестивый старец, опять в свою обитель и там воспитывай твоих сирот – ибо так писал нам о тебе брат наш, севастос Баграт; доброе дело, что он прислал к нам настоятеля лавры Иверской. Но покажи мне твоих сирот, чтобы я мог оказать им милость; исполню и все другие твои просьбы, какие только предложишь мне.

Наступил праздник святого Иоанна Предтечи; мы пошли в обитель Студийскую поклониться честной его главе и, приобщившись там Святых Таин, возвратились на свое подворье Ксеалон. Доселе, блаженнейший, ровен и приятен был путь моего слова, но теперь лучше бы мне умолкнуть, ибо сердце мое стесняется и руки дрожат, когда помышляю о сиротстве своем. Как опишу тебе последние дни жизни моего аввы и прощальные речи? Но, послушания ради, подвигну слабый язык мой и доскажу свою повесть.

Святой отец наш предчувствовал блаженную свою кончину, когда на обратном пути из обители Студийской начал изнемогать и когда мы думали, что это только от одной усталости, ибо святой авва имел обычай на самые отдаленные богомолия ходить не иначе, как пешком. За два дня до праздника святых Апостолов он сказал нам:

– Будьте готовы взять с собой моих сирот, чтобы представить их царю, – так как нам было уже объявлено определение царское, что сироты должны предстать пред лицо царя вне города, – в долине, называемой Филопатрос. Потом Георгий присовокупил:

– Если не увидим его сегодня, то завтра это будет уже не в наших руках, – мы не поняли тогда значения его слов.

Старец без посторонней помощи легко сел на коня и также свободно спешился в предназначенной долине, где ожидали мы возвращения царского. Когда император и сын его приблизились верхами, все мы пали на землю и пропели ему многолетие. Державный изумлен был множеством сирот и их малолетством, ибо некоторым было едва ли по семи лет, и все они были облечены в короткие монашеские мантии. Державный похвалил милосердие страннолюбивого старца.

Тут блаженный Георгий подал челобитную царю и сказал ему:

– Я собрал этих сирот в Иверии и научил их имени Божию, а ныне представил их пред лицо царского твоего величества. Воспитывай их по своему благоволению и охраняй, как молитвенников о душе твоей, ради благоденствия собственных твоих чад.

С императором стояли три его сына и царь армянский с сановниками римскими. Вручив челобитную, Георгий присовокупил:

– После Бога, предаю их тебе.

Император велел сиротам прочитать часы, чтобы испытать их в чтении, но блаженный велел им вместо того пропеть отходную песнь святого Симеона Богоприимца: ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, – знаменуя тем близкое свое отшествие к Богу. Это знаменательное слово мы поняли, однако ж, только на другой день, когда старец уже скончался.

Накануне праздника верховных Апостолов, когда никто не ожидал всех нас поразившего горького удара, мы нечаянно узнали, что блаженный отец наш тихо преставился к Богу, – и никто из нас не был свидетелем мирной его кончины. Прежде все узнал о том бывший патрикий, священноинок Петр, пламенно любивший своего наставника. Исполненный скорби, пришел он передать плачевную весть императору.

– Мир державе твоей, – сказал он, – и многая тебе лета, с царственным твоим сыном! – Тот святой инок, который еще вчера вручал вам обоим сорок безприютных сирот, ныне уже сам предался в руки Божии и от царя земного перешел к Царю Небесному. Вчера он умолял тебя о покровительстве своим сиротам, а сегодня сам молится за тебя Отцу сирых, Судии вдов и Царю царей земных.

Прослезился царь и после первого изумления за все воздал хвалы Богу.

Мы положили священные останки блаженного Георгия в ковчег из негниющего дерева и отплыли морем на Святую Гору, которой благополучно и достигли. Святогорцы благосклонно приняли нас как своих присных братий, а святого отца нашего, хотя уже усопшего, – как живого наставника, ибо из прежних его учеников в лавре Иверской оставалось в живых еще много. С теми же почестями, с какими некогда встречали они блаженные останки Евфимиевы, встретили и раку Георгиеву: на руках иерейских принесли ее в церковь и поставили пред гробницей святого Евфимия, а оттуда перенесли в церковь Всех Святых, где оставалась эта рака около года, доколе не пришло повеление от патрикия Петра и достопочтенного настоятеля нашего Георгия Ольтисели, которого утвердил император в этом звании после кончины блаженного. Оба они приплыли на Гору Афонскую; в их присутствии открыта была гробница великого ктитора лавры, Георгия Торникия, и нетленные останки святого старца Георгия, вынутые из ковчега как бы совершенно живыми, положили в одну мраморную гробницу с Торникием, как останки второго ктитора лавры. Погребение их совершилось 24 мая 1067 года, но лавра Иверская установила совершать память Георгия 30 июня, в день дванадесяти Апостолов, ибо за равноапостольные его подвиги причла его к их лику как тринадцатого.

 

Память преподобного Гавриила Иверского^[134]

Преподобный Гавриил был родом из Грузии (Иверии), отшельнически подвизался в пределах Иверской обители и за высоту своей жизни удостоился услышать Божественный глас, повелевавший ему сойти с неприступных высот, где он подвизался, на море, и принять с оного чудотворную икону Госпожи Богородицы Портаитиссы^[135].