Житие преподобного и богоносного отца нашего Нила Сорского

Великий отец Русской Церкви, по своему подвижничеству и наставлениям учитель скитской простоты и созерцательной жизни, преподобный Нил, по прозванию Майков, родился в 1433 году. О происхождении и месте рождения преп. Нила ничего не известно; однако, судя по его обширным связям с важными лицами его времени и по высокому его образованию, надо полагать, что и сам он принадлежал к роду боярскому. Правда, св. Нил называет себя невеждой и поселянином, но невеждой он мог назвать себя по глубокому смирению, а поселянином – потому, что и родился, и жил в отчине своих предков между сельскими обитателями.

Пострижение в монашество св. Нил получил и начало иноческой жизни полагал в обители преподобного Кирилла Белозерского. Здесь он пользовался советами умного и строгого старца Паисия Ярославова, который потом был игуменом Сергиевой Свято-Троицкой лавры. Из кратких сведений о жизни преподобного Нила известно только, что он, прожив в Кирилло-Белозерском монастыре некоторое время, вместе с учеником своим и сотрудником монахом Иннокентием, из рода бояр Охлебининых, путешествовал по св. местам Востока и долго обитал на Афоне. На Святой Горе, как райская пчела, носился он по заоблачным высотам, среди афонских отцов, и подарил наше русское иночество дивным своим произведением, содержащим не вычитанные только истины скитского безмолвия, но и дознанные опытом, пройденные искусом и запечатленные опытами собственной его жизни, безстрастно-ангельской. Плодом его странствования на Святой Горе было изучение правил пустынного уединения, безмолвной молитвы и духовного трезвения. Почему, если преподобного Антония Печерского мы называем первоначальником иночества в России, то преподобного Нила Сорского по всей справедливости можно назвать первенцем скитского подвижничества. Любимым занятием его было, по собственному признанию, испытывать Божественные Писания, жития и учение святых отцов. Таким образом, преподобный Нил не только изучил умом и сердцем, но и в жизнь и постоянное упражнение обратил душеспасительные уроки богомудрых отцов – Антония Великого, Василия Великого, Ефрема Сирина, Исаака Сирина, Макария Великого, Варсонофия, Иоанна Лествичника, Аввы Дорофея, Максима Исповедника, Исихия, Симеона Нового Богослова, Петра Дамаскина, Григория, Нила и Филофея Синайских. На Святой Горе преподобный Нил полюбил особенно скитский образ жизни; глубоко запала в душу его любовь к уединению, поэтому, возвратясь в Белозерский монастырь, он уже не хотел жить в нем, но отошел на 15 верст от сего монастыря на реку Сорку, водрузил здесь крест, поставил сперва часовню и уединенную келью, и при ней выкопал колодезь, а когда собралось к нему для сожития несколько братий, то построил и церковь. Обитель свою учредил он на особенных отшельнических правилах, по образцу существующих доныне скитов на святой Горе Афонской. Таким образом составил первый русский скит. В новом своем скиту преподобный продолжал изучать Божественное Писание и творения св. отцов, устрояя по ним жизнь свою и учеников своих.

Историю внутренней своей жизни отчасти открыл сам преподобный в послании к одному из своих близких сподвижников, по настоятельной его просьбе. – «Пишу к тебе, – говорит он, – показывая себя: любовь твоя по Боге вынуждает к тому и делает меня безумным, чтобы писать тебе о себе. Не просто и не по случаям надобно нам поступать, а по Св. Писанию и по преданию св. отцов. Удаление мое из монастыря (Кириллова) не было ли ради душевной пользы? Ей, ради нее. Я видел, что там живут не по закону Божию и преданию отеческому, а по своей воле и человеческому рассуждению. Много еще и таких, которые, поступая так неправильно, мечтают, будто проходят житие добродетельное… Когда мы жили вместе с тобой в монастыре, ты знаешь, как удалялся я мирских связей и старался жить по Св. Писанию, хотя – по лености моей – и не успевал. По окончании странствования моего пришел я в монастырь и вне монастыря, вблизи его, устроив себе келью, жил, сколько мог. Теперь переселился я вдаль от монастыря, нашел благодатью Божией место, по мыслям моим, мало доступное для мирских людей, как сам ты видел. Живя наедине, занимаюсь испытанием духовных писаний: прежде всего испытываю заповеди Господни и их толкование – предания апостолов, потом жития и наставления св. отцов. О всем том размышляю и что по рассуждению моему нахожу богоугодного и полезного для души моей, переписываю для себя. В этом жизнь моя и дыхание. О немощи моей и лени возложил я упование на Бога и Пречистую Богородицу. Если что случается мне предпринимать и если не нахожу того в Писании, на время отлагаю в сторону, пока не найду. По своей воле и по своему рассуждению не смею предпринимать что-нибудь. Живешь ли отшельнически или в общежитии, внимай Святому Писанию и следуй по стопам отцов или повинуйся тому, кто известен как муж духовный в слове, жизни и рассуждении… Святое Писание жестоко лишь для того, кто не хочет смириться страхом Божиим и отступить от земных помышлений, а желает жить по своей страстной воле. Иные не хотят смиренно испытывать Св. Писание, не хотят даже слышать о том, как следует жить, как будто Писание не для нас писано, не должно быть исполняемо в наше время. Но истинным подвижникам – и в древние времена, и в нынешние, и во все века – слова Господни всегда будут словами чистыми, как очищенное серебро: заповеди Господни для них дороги более, чем золото и каменья дорогие, сладки более, чем мед и сот».

Новый путь жизни, избранный преп. Нилом, изумлял собой современников его. Да и, действительно, было чему изумляться, особенно для слабых. Место, которое избрал для своего скита преп. Нил, по свидетельству очевидцев его, было дико, мрачно, пустынно. Вся местность скита – низменная и болотистая. Самая речка Сорка, давшая имя угоднику Божию, едва тянется вниз по течению и похожа больше на болото, чем на текущую реку. И здесь-то подвизался русский отшельник!

Новая, дотоле невиданная на Руси, жизнь скитская, часто высказываемая душевная скорбь о порче церковных книг и старание, по возможности, исправлять их, конечно возбуждали против преподобного неудовольствие, но он терпеливо шел своим путем и был в уважении добрых святителей и Великих князей.

Преподобный Нил был на Соборе о жидовствующих еретиках в 1491 году. Сам ревнитель православия, архиепископ Новгородский Геннадий желал лично видеть и слышать суждения преп. Нила о предметах недоумений, по делу о них.

Преподобный Нил на Соборе 1508 года, рассуждавшем о монастырских имуществах, показал, до какой степени отложил он все мирские пристрастия и как стремилась душа его к одному лишь горнему. Соглашаясь с нестяжательным духом Максима Грека и других святогорцев, прежде всех предложил на соборе Нил, чтобы не было сел у монастырей и чернецы жили в пустыни и кормились рукоделием. Все пустынники Белозерские, следуя в этом заповеди отца своего св. Кирилла, поддерживали мнение великого скитоначальника, а Максим Грек даже пострадал за это впоследствии от митрополита Даниила, хотя виной гонения была вымышленная на него ересь^[106]. Преподобный Иосиф Волоколамский, будучи сам строгим подвижником, держался, однако, противного мнения и приводил свидетельства Феодосия, общего жития начальника, Афанасия Афонского и настоятелей других обителей, которые имели села, и его мнение превозмогло. После преп. Нила ученик его князь Вассиан Косой также сильно поддерживал своего блаженного учителя, и с ним все святогорцы – чтобы не иметь монастырям сел, но их мнение не было принято.

В своем предсмертном завещании преподобный Нил, заповедуя ученикам бросить тело его в пустыне – в пищу зверям – или закопать его в яму с презрением, написал: «Оно тяжко согрешило пред Богом и недостойно погребения», а затем прибавил: «Сколько в моей силе было, старался я не пользоваться никакой честью на земле, в этой жизни; так пусть будет и по смерти».

Преподобный Нил скончался 7 апреля 1508 г. Св. мощи преподобного почивают под спудом, в его пустыни.

От преподобного Нила Сорского дошли до нас его послания и Устав скитского жития.

Послания преп. Нила имеют предметом своим внутреннюю подвижническую жизнь, о которой с подробностью он изложил свои мысли в Уставе скитского жития. Два послания св. Нил писал к постриженнику своему Кассиану, бывшему князю Мавнукскому, который пришел в Россию с греческой царевной Софией, служил некоторое время боярином у ростовского архиепископа Иоасафа и в 1504 году скончался иноком в Угличской обители. В одном из своих посланий св. старец учит Кассиана, как бороться с помыслами, советуя для того – молитву Иисусову, занятие рукоделием, изучение Св. Писания, охранение себя от внешних соблазнов, и излагает некоторые общие наставления о послушании наставнику и прочим о Христе братиям о смирении, терпении в скорбях, о молитве за самых врагов и подобное. Во втором послании, воспоминая кратко о бедствиях и скорбях, перенесенных Кассианом от юности, о его знатных родителях, его пленении, переселении в чужую землю, и желая его утешить, преподобный раскрывает ему из Св. Писания, что скорби часто наводит Господь на любящих Его, что все святые – пророки, мученики – достигли спасения путем страданий, указывает в частности на Иова, Иеремию, Моисея, Исаию, Иоанна Крестителя и других и выводит заключение, что если святые столько терпели, то тем более должны терпеть на земле мы, грешные, – что мы должны воспользоваться этими бедствиями и скорбями для очищения себя от грехов и своего спасения. В послании (приведенном нами выше) к другому ученику своему и сподвижнику – Иннокентию, основавшему уже тогда особую обитель, преп. Нил кратко говорит о самом себе, о своей жизни вместе с ним в Белозерском монастыре, о своем поселении по окончании путешествия на восток вне монастыря, об основании своего скита, о своих постоянных занятиях Св. Писанием, житиями св. отец и их преданиями, а потом наставляет Иннокентия – исполнять заповеди Господни, подражать житию святых, хранить их предания и учить тому же свою братию. Еще два послания писаны св. Нилом к неизвестным инокам. В одном из них, весьма кратком, он заповедует инокам – памятование смерти, скорбь о грехах, неисходное пребывание в келье, смирение, молитву. В другом, довольно обширном, дает ответы на следующие четыре вопроса, предложенные каким-то старцем: как противиться блудным помыслам, как побеждать помысл хульный, как отступить от мира и как не покинуть пути истинного и не заблудиться. Ответы эти, особенно на первые два вопроса, почти буквально приводятся в Уставе скитского жития. Из содержания посланий св. Нила видно, что его долго занимали и многим потребны были те самые мысли, которые собраны и систематически изложены в его Уставе скитского жития.

Самое драгоценное, что нам осталось после Нила и что, конечно, пройдет еще сквозь ряд столетий безсмертным зерцалом жития иноческого, – это его созерцательные главизны, или скитский Устав, достойный первых времен пустынножительства Египта и Палестины, ибо он проникнут духом Антония и Макария.

«Устав скитского жития», или «Предание о жительстве скитском», есть главное и самое важное сочинение преп. Нила. В предисловии к Уставу св. старец касается внешнего поведения иноков; говорит кратко о их повиновении настоятелю, о трудах телесных, о пище и питии, о принятии странников, заповедует соблюдать бедность и нищету не только в кельях, но и в украшении храма, так чтобы в нем ничего не было ни из серебра, ни из золота, запрещает выходить из скита без воли настоятеля, впускать в скит женщин, держать в нем отроков. Но в самом Уставе св. отец рассуждает уже исключительно об умном, или мысленном, делании, под именем которого разумеет внутреннее, духовное подвижничество. Сказав предварительно словами Св. Писания и св. отцов о превосходстве этого внутреннего делания пред внешним, о недостаточности одного внешнего делания без внутреннего, о необходимости последнего не только для отшельников, но и для живущих в общежительных монастырях, преподобный Нил разделяет свой Устав на 11 глав: в главе 1-й говорит о различии мысленной брани; во 2-й – о борьбе с помыслами; в 3-й – о том, как укрепляться в подвиге против помыслов; в 4-й излагает содержание всего подвига; в 5-й говорит об осьми помыслах; в 6-й о борьбе с каждым из них; в 7-й – о значении памятования смерти и суда; в 8-й – о слезах; в 9-й – о хранении сокрушения; в 10-й – о смерти для мира; в 11-й – о том, чтобы все делаемо было в свое время^[107].

Тропарь: Мирскаго жития отвергся, и мятежа житейскаго бегая, Преподобне и Богоносне Отче наш Ниле, не обленился еси собрати цветы райския от писаний отеческих, и в пустыню вселився, процвел еси яко крин сельный: отонюду же прешел еси и в небесныя обители. Научи и нас, честно почитающих тя, твоим царским путем шествовати, и молися о душах наших.

Кондак: Терпя потерпел еси суетныя обычаи и мирския нравы братий твоих, обрел еси пустынное безмолвие, Преподобне Отче, идеже постом, бдением и непрестанной молитвою в трудах подвизався, ученьми твоими правыя стези указал еси нам шествовати ко Господу. Темже и почитаем тя, всеблаженне Ниле!

 

АПРЕЛЯ

Житие преподобного отца нашего Акакия Нового^[108]

Преподобный Акакий родился в селении Голица, в Эпире. Он происходил от простых, но благочестивых родителей и во святом крещении назван был Анастасием^[109]. Едва только Анастасий достиг юношеского возраста, как должен был заняться домашним хозяйством, по случаю смерти его отца, который оставил его с малолетним братом и матерью сиротами. Прискорбно было добронравному юноше Анастасию в тот период жизни, когда ему желательно было заняться учением грамоте, лишиться родителя и вместо него заправлять домашним хозяйством, вследствие чего он остался неграмотным. Но Творец Небесный за лишение грамотности умудрил его премудростью свыше и оградил его страхом Своим.

Анастасий с особенной ревностью любил ходить в церковь Божию, где, со вниманием слушая чтение Священного Евангелия и также поучительные беседы о совершенной евангельской жизни и о последователях оной, которые доблественно кончили свои подвиги и после многотрудной постнической жизни отошли в вечный покой. Все это воссеменяло юное его сердце: он хотя млад был телом, а ум имел взрослого и вместо обычных детских игр старался ревновать о той высокой жизни, которую указал Господь наш Иисус Христос в священном Своем Евангелии.

Когда Анастасий пришел в совершенный возраст, тогда его мать предложила ему сочетаться законным браком, но целомудренный юноша и слышать не хотел о женитьбе, ибо сердце его, горевшее любовью к Иисусу Христу, влекло его подобно жаждущему еленю на источники водныя (Пс. 41, 2), т.е. не к семейной, а уединенной жизни, вследствие чего он в свободное от хозяйственных трудов время уединялся от всех и где-либо в тишине воссылал молитвы к Богу.

Начало такой жизни юному подвижнику весьма нравилось, и он со всей ревностью начал усердно проходить добродетельную жизнь, которая со временем сделалась для него как бы необходимой потребностью, так что иногда случалось, что он из своего уединения от сладости молитвы и Божественного утешения забывал возвращаться домой. Подобный образ жизни смущал его мать, у которой было одно лишь желание – видеть Анастасия поддержкой ее в старости, а потому неоднократно увещевала его жениться. Но ни просьбы, ни угрозы матери не могли поколебать его, ибо он положил твердое намерение сохранить себя целомудренным. Его душа желала иноческой жизни и работать Господу в удалении от мира. Вследствие этого он на 23-м году своего возраста удалился в пределы Загоры и там поступил в монастырь, называемый Суровия, основанный святым Дионисием Олимпийским во имя Св. Троицы, близ селения Макриницы, где, после обычного искуса в монастырских послушаниях, был пострижен в монашество с именем Акакия.

В первую ночь после пострижения Акакий удостоился Божественного видения. Так, ему казалось, будто он держал горящий светильник, который разливал свет на далекое пространство; это видение означало его будущую добродетельную жизнь, которая будет светом и примером для ревнителей, ищущих спасительного пути.

Прожив некоторое время в монастырских послушаниях и в покорении себя воле настоятеля и братии, он по стремлению своему к более уединенной жизни начал часто уединяться в пустынные леса и горы, где проводил время в посте и молитве, питаясь лишь одной только травой, чрез два, а иногда и через три дня. Подобный образ жизни смущал братию, а некоторые даже думали, что он находится в прелести, почему и посоветовали ему оставить свое удаление от братства, а идти наравне с братией, ибо Бог, по Своей великой милости, и малые подвиги примет за великие; между тем как – говорили они – безвременное уединение и отшельническая жизнь многим послужила глубоким падением и погубила их навсегда.

Выслушав совет благоразумных мужей, Акакий хотя и соглашался с их мнением, но любовь к отшельнической жизни влекла его к безмолвию. А потому, не желая более смущать братию, он навсегда удалился из обители и прибыл на Святую Гору. Проведя несколько дней в малой пещере близ скита св. Анны, он пожелал видеть другие скиты и старцев, проводящих высокую подвижническую жизнь, от которых желал почерпнуть образ духовного любомудрия. И таким образом проходя по всему Афону, посещая скиты и великих старцев, он, подобно пчеле, везде собирал сладкий мед от их медоточных назиданий и образа добродетельной жизни. Вблизи Григориатской обители он обрел в одной келье двух великих старцев, у которых пожелал остаться на время, чтобы научиться деланию ложек, более же, чтобы научиться от них духовному художеству. По истечении года оставив старцев, долго искал преподобный Акакий места по сердцу со всеми условиями безмолвия и пустынной тишины, но поиски эти были неудачны, и он начал уже падать духом и смущаться. В это время помыслы подобно густой туче нависли в его сердце и начали его смущать: одни как бы советовали ему возвратиться опять в Загоры, а другие советовали удалиться на какой-нибудь необитаемый остров и там предаться совершенному безмолвию. Не имея сил долее бороться с помыслами, он в изнеможении сел на камень и погрузился в тонкий сон. Во время сна он увидел стоящего пред ним черного и безобразного исполина, который злобно смотрел на него и скрежетал зубами; между тем, какой-то тихий и ласковый голос говорил ему: «Смотри остерегайся! Этот исполин есть диавол, который хочет воспрепятствовать доброму твоему намерению и погубить тебя». От страха Акакий пробудился от сна и тотчас же пошел к духовнику Галактиону, жившему в уединении, на Катунаки^[110], которому открыл смущавшие его помыслы и просил его совета, как ему поступить в отношении жизни. Духовник, выслушав Акакия, посоветовал ему поселиться в местности Кавсокалива^[111], что и исполнил преподобный, поселившись там в келье с церковью в честь Преображения Господа нашего Иисуса Христа, где начал проводить жизнь в бдении и молитве, изнуряя плоть свою употреблением в пищу хлеба и воды, но и то через два, а иногда и три дня, большей же частью для порабощения плоти духу питался дикими травами и каштанами. И таким образом в постоянной борьбе со страстьми, диавольскими прилогами и мечтаниями он побыл в этой келье двадцать лет, занимаясь для пропитания своего деланием деревянных ложек. Но желая совершенно умертвить ветхого человека, он поселился в пещере, в которой некогда подвизался преподобный Максим Кавсокаливит. Здесь Акакий еще более усугубил труды подвижнической своей жизни: кроме постоянных трудов в бдении и молитве, холоде и наготе, он лишил себя вовсе употребления в пищу хлеба, вместо же оного сушил дикие травы и, превращая толченый мрамор в порошок, смешивал его с травами и употреблял в пищу. Впоследствии, как рассказывал об этом сам преподобный Акакий на пользу других, от употребления такой пищи у него открывалось кровохаркание. Демоны, видя усиленно вооружившегося на них подвижника Христова, и сами стали вести с ним ожесточенную войну, пугая его различными страхованиями, а иногда касались его тела, приводя оное в расслабление и изнеможение, но мужественный воин Христов все нападения вражии отражал молитвой. Случалось иногда, что демоны, желая устрашить преподобного Акакия, преображались в разных зверей и гадов и с ревом и свистом подступали к нему. А однажды, когда преподобный вышел из пещеры по надобности и потом обратно возвращался в нее, тогда он увидел пред пещерой целый табор цыган с их женами и детьми, которые по обычаю своему упражнялись в семейных занятиях и громко между собой разговаривали. Преподобный, видя коварство лукавых демонов, улыбнулся и, устремивши свой взор в небо, сказал: «Господи, Иисусе Христе! Молю Тебя, отжени от меня все вражеские нападения, дабы впредь я мог в тишине и безмятежно поработать Тебе, Господу моему». Вслед за этим он оградил себя крестным знамением, и привидение исчезло. Наконец Господь Бог, видя подвиги и труды угодника Своего, удостоил его дара умной молитвы и Божественных откровений, сердце его сделалось жилищем Святаго Духа, и радость оного отражалась на его лице, так что вид его был подобен ангельскому и все, видевшие его, услаждались от его медоточивых бесед и ангельского лицезрения.

В то время пришел к преподобному и Роман Карпонисиот, который позже пострадал за Христа, и остался при Акакии на долгое время, разделяя с ним труды подвижничества. Но так как Роман вел себя как бы совершенно не причастным настоящей жизни и непрестанно томился желанием мученического венца, то оба они, по общему совету, усугубили свой пост и молитву и стали просить от Господа откровения: угодно ли Его святой воле, дабы Роман предал себя на мученический подвиг. Господь услышал молитву рабов Своих и скоро открыл им, что Богу угодно произволение Романа и что он окончит страдальческий подвиг доблественно в посрамление врагов христианской веры^[112].

После этого откровения Роман, приняв пострижение в ангельский образ и простившись с преподобным Акакием, отправился в Константинополь, избрав оный пунктом своего страдания, а Акакий, для большего уединения и подвигов, переселился в пещеру преподобного Афанасия.

Однажды, стоя на молитве, он пришел в восторженное состояние и увидел стоящего возле него преподобномученика Романа в белой одежде, у которого лицо сияло, как солнце. Старец было обрадовался, что видит страдальца Христова в такой славе, но Роман стал отворачиваться от него и показывать вид неудовольствия. Старец понял, за что негодует на него святой мученик, т.е. за то, что он оставил прежнюю пещеру, в которой они долгое время провели вместе в постнических трудах и где он приготовлялся к мученическому подвигу. А потому преподобный Акакий, сознавая свою вину, пал к ногам св. преподобномученика Романа и стал просить у него прощения. Когда же старец встал на ноги, то преподобномученик стал невидим. Вследствие этого видения Акакий возвратился обратно в прежнюю свою пещеру, где удостаивался несколько раз видеть преподобномученика Романа, который, как видно и после страдальческой своей кончины, духом не разлучался от старца. Впоследствии преподобный Акакий возле этой пещеры устроил собственными трудами небольшую келью, в которой неисходно пребывал до самой своей кончины, а если когда и выходил, то ради таких посетителей, которые близки были к нему в отношении духовной жизни.

Между тем, слава о его созерцательной жизни разнеслась на далекое пространство, и несмотря на его совершенное удаление, все-таки к нему приходили многие за советами, а другие, получив от него наставление, не желали возвращаться обратно, но строили при его пещере для себя кельи и оставались его учениками, предав себя его руководству.

Однажды преподобный Акакий, совершая свое правило, пришел в исступление: он увидел светоносного мужа, который, взяв его за руку, привел на обширное поле, на котором было множество прекрасных зданий, но без обитателей в них. Удивляясь этому, преподобный спросил оного мужа: «Почему все те столь прекрасные здания пусты и для кого они приготовлены? – Эти чудные здания, отвечал светоносный муж, приготовлены для тех христиан, которые платят туркам подати и другие повинности, при том терпят свое рабство с благодарностью Христу Богу, устрояющему все во благое». Когда кончилось видение, преподобный призвал своих учеников и сказал им: «Если есть у вас деньги, то идите и заплатите туркам дань, дабы и нам иметь участие с теми рабами Божиими, которые платят им повинности», – при сем рассказал им свое видение.

Преподобный Акакий имел благоговение ко всем святым, а наипаче к преподобному Максиму Кавсокаливиту, который, говорил он, многократно удостаивал его своего явления. А когда враг наводил на него уныние, он призывал сего святого в помощь и чувствовал благодатное его предстательство. Преподобный Максим являлся ему обыкновенно в священническом облачении, осияваемый небесной славой и сопутствуемый безмерным множеством монахов, озаренных райским светом.

Кроме тех Божественных утешений, которые Господь посылал чрез откровения Своему угоднику, он удостоился получить от сладчайшего Иисуса Христа дар прозорливости: многим предсказывал то, что должно было с ними случиться, и открывал сердечные их тайны. Самый вид преподобного производил дивное действие на страдавших от помыслов. Стоило только посмотреть на его лицо, чтобы умиротворить сердце и чувства! Имя Иисусово он постоянно носил в своем сердце; когда же случалось ему произносить оное устами, то всегда из уст его исходил пламень, что неоднократно удостоился видеть один благочестивый духовник иеромонах Сильвестр.

Сияя такой святой жизнью, преподобный Акакий сподобился приготовить к мученическому подвигу за исповедание имени Иисуса Христа кроме преподобномученика Романа и другого мученика – Никодима, благословляя которого на страдальческий подвиг, вручил ему свой жезл, говоря: «Иди с Богом, чадо, в избранный тобою путь, вот тебе мой жезл в помощь»^[113].

С течением времени число учеников у преподобного Акакия увеличивалось все более и более, которые строили себе кельи, и таким образом образовался скит (Кавсокаливский), который молитвами и предстательством преподобного умножился и процветает до нашего времени. А так как на том месте не было воды, то преподобный, желая, чтобы братия не скорбели и не роптали от недостатка оной, однажды вышел на средину скита и после усердной молитвы велел одному брату, по имени Тимофей, копать на указанном ему месте. Когда Тимофей начал копать землю, то вдруг к удивлению всех из того места показалась вода, весьма приятная и здоровая, притом в таком изобилии, что ее достаточно было не только для потребностей братии, на даже и для устройства мельницы.

Желая Богом собранное братство в своем ските приучить к евангельскому нестяжанию, он положил такой устав, чтобы братия, желающие жить в оном, не имели в кельях своих постели и ограничивались бы одной одеждой. Для искоренения же страстей он поучал их удаляться от излишнего сна, ибо ничто так не умножает страсти, говорил он, как излишний сон, и что для побеждения страстей необходимо монаху иметь пост и бдение.

Однажды преподобный Акакий был спрошен, сколько должен спать монах. Он отвечал:

– Для истинного монаха, который возлюбил Господа всей душой своей и всем помышлением своим, достаточно полчаса.

Он говорил это из собственного опыта, так как сам довольствовался только получасовым сном, несмотря на то, что был болен и уже в преклонных летах.

Преподобный Акакий был неграмотен, но, имея чистый и просвещенный Святым Духом ум, знал Св. Писание основательно и иногда решал весьма трудные вопросы и ведал глубокие тайны.

Иерусалимский патриарх Хрисанф во время посещения Святой Горы, слыша о высокой жизни преподобного Акакия, а равно и о том, что, будучи неграмотен, он разумел высокие понятия и таинства Св. Писания, пожелал видеть сего великого и Святым Духом просвещенного мужа, и услышавши из уст преподобного то, о чем он был наслышан, патриарх прославил Бога, умудряющего буии Своя на посрамление премудрых мира сего. А когда он от него возвратился, то везде и всем говорил, что удостоился видеть светильника веры и слышать глубокие тайны Св. Писания от нового Ильи и Иоанна Предтечи.

О созерцательной жизни преподобного Акакия ученик его, иеромонах Иона, говорит так: «Однажды, читая слова св. Симеона Нового Богослова, я встретил такое выражение: «Ежели христианин не увидит Христа здесь, в настоящей жизни, то не увидит Его и в будущей» (Слово 3-е)».

Иона, будучи в недоумении об этом выражении, спросил у старца Акакия, о каком это видении Христа пишет св. Симеон.

– Да, чадо, – отвечал преподобный, – не сомневайся в этом: св. Симеон говорит истину, ибо каждый христианин должен еще здесь сердечными очами зреть Христа и вообразить его в сердце своем, как об этом сказал учитель языков апостол Павел (Гал. 4, 19).

– А ты, отче, видел ли Христа? – простодушно спросил его Иона.

– Видел, – с ангельской кротостью отвечал старец.

– Что же Он тебе говорил и говорит? – опять спросил Иона.

– Он постоянно мне говорит одно и то же: гряди по Мне (Мф. 4, 19), т.е. исполняй Мои заповеди, но однако я, по своему нерадению, не последую Его Божественному гласу. – Сказав это, Акакий горько заплакал.

– Бога ради, святый отче, не лиши меня еще одного вопроса: ты говоришь, что можно видеть в сердце Христа, как это возможно Его видеть, объясни мое недоумение?

– Знай, чадо, что этого дара редкие сподобляются, для этого необходимо очистить себя от страстей, и уже после этого, когда Господь Бог увидит, что плоть покорена духу и сердце очищено от всех страстных вожделений, тогда в оное вселяется Иисус Христос со Отцем и Св. Духом и тогда таковый избранник Божий видит в сердце своем Христа умными очами как бы чувственными.

Некоторые ученики преподобного Акакия, соблазняясь воззрением на красивые лица, спрашивали его, как им сохранить себя от такого соблазна.

– Я не знаю, что сказать вам на это, – отвечал он, – потому что никогда при воззрении на красивые лица я не ощущаю в себе никакого страстного движения, а напротив, когда мне случается видеть прекрасные черты лица, тогда я невольно возношусь мыслью к Творцу Небесному и славословлю Создателя моего за Его великие и дивные дела, что Он из ничтожной персти сотворил такое прекрасное создание, и верьте мне, чада мои любезные, что я после этого в сердце ощущаю такую радость, что даже забываю и о пище.

Наконец, преподобному Акакию уже на закате дней своих еще пришлось предпослать к Богу мученика св. Пахомия Россиянина, который за молитвы великого своего наставника мужественно совершил свой страдальческий подвиг. И потом вслед за ним и его чистая и блаженная душа отошла от бренного тела ко Господу Богу, 12 апреля 1730 года, на 98 году от рождения. О блаженной своей кончине преп. Акакий был извещен от Бога за несколько дней, что он и открыл одному иноку, Афанасию, пришедшему из скита св. Анны, посетить его. «Афанасий! – сказал св. Акакий, – прощай! Я иду в далекий путь, и более уже здесь не увидим друг друга!»

Молитвами преподобного Акакия да сподобимся и мы предстояния во славе святых, славяще Отца и Сына и Св. Духа во веки. Аминь.

 

 

АПРЕЛЯ

Житие преподобного и богоносного отца нашего Симеона Босого, Нового Чудотворца^[114]

Преподобный Симеон происходил из духовного звания. Отец его Андрей был священник. Когда Симеон достиг отроческих лет, тогда он был отдан в научение грамоте, в которой оказывал быстрые успехи, так что все знавшие его дивились быстроте ума и прекрасным способностям юного отрока.

На 15-м году от рождения Димитриадский епископ Пахомий взял его к себе в епископию и впоследствии постриг в монашество и рукоположил в сан иеродиакона. Впрочем, Симеон долго не оставался при епископе Пахомии, так как мысль влекла его в уединение. А потому, открыв свои мысли, так же, и желание, епископу, он просил его отеческого совета. Епископ, видя сердечное его стремление, не препятствовал его намерению и, давши ему напутственное благословение, отпустил с миром.

Первоначально юный подвижник поселился на Олимпийской горе, в монастыре Икономион, близ Киссары. Здесь он начал проводить самую строгую и суровую жизнь, подвизаясь в посте, бдении и молитве, а для смирения плоти и лишения себя сладкого сна клал на ложе свое камни и таким образом вскоре возвысился на высоту добродетелей.

Проживши несколько времени в этой обители, он пожелал видеть великих подвижников, а потому, оставив Олимпийскую гору, отправился на Афон, где поступил в братство лавры преподобного Афанасия. Высокая жизнь Симеона скоро обратила на себя внимание лаврского начальства, которое сочло нужным произвести его в сан иеромонаха. Здесь, в лавре, будучи еще в сане иеродиакона, преподобный Симеон выказал особенную черту смирения, каким наполнена была блаженная его душа. Так, однажды некто из братии, желая испытать его, точно ли он смиряется ради Бога, сказал ему:

– Отец Симеон! Ах как красивы твои волосы и как они прекрасно у тебя лежат на голове!

Преподобный Симеон, не сказав ему ни слова, удалился в свою келью, остриг оные и при встрече с оным братом отдал ему их, говоря:

– Брат, возьми мои волосы, если они тебе очень понравились.

Из лавры преподобный Симеон перешел в Филофеевскую обитель. Здесь он еще строже начал проводить подвижническую жизнь; притом и братия, видя в своей обители такого светильника, начали питать к нему глубокое уважение, а впоследствии стали убедительно его просить быть их руководителем в духовной жизни и настоятелем. Преподобный Симеон, по глубокому своему смирению, отказывался от этого великого дела, но, видя усиленное их прошение и любовь, согласился быть их пастырем и наставником. Ненавидящий же добро злобный диавол, не желая, чтобы все братство имело единодушие и мирное душевное устроение, возмутил более слабых против преподобного, посеяв в них к нему ненависть, которые с этого времени начали на преподобного клеветать и распространять о нем худую молву. Святой, видя, от кого все это зло исходит, стал вразумлять ропотников не подчиняться помыслам, всеваемым им от лукавого врага, но подражать более благоразумным; между тем, они не только не вразумились, но еще сильнее стали укорять его. Итак, преподобный, видя ожесточение их сердец и давая место гневу, оставил Св. Гору и отправился на гору Фламурия, смежную с Загорой. Здесь он начал проводить жизнь подобно безплотным ангелам, ни о чем не заботясь: жилищем себе избрал яблоню, под которой без покрова, одежды и босой жил зиму и лето. Спустя три года его нашли здесь некие боголюбцы, которые, удивляясь его отшельнической жизни и во всем лишению, возгорелись духом и сами пожелали ревновать ему в духовной жизни, а потому стали просить святого принять их к себе в сожительство. Долго преподобный Симеон не соглашался принять их, устрашая их теми трудами и лишениями, которые сопряжены с отшельнической жизнью, но они не страшились этого и со слезами просили его благословить их поселиться возле него.

Мольбы усердных боголюбцев смягчили преподобного, и он согласился. В тот же день сии боголюбцы начали строить себе соломенные каливы, а чрез некоторое время еще пришли двое усердствующих и ищущих уединенной жизни, они тоже поселились возле преподобного. И таким образом в этом маленьком ските собралось братии семь человек, которые для своего пропитания начали заниматься хлебопашеством и делать небольшие посевы.

С поселением возле преподобного Симеона братии молва о его богоугодной жизни начала распространяться во всей окрестности, вследствие этого к нему начали приходить благочестивые христиане: некоторые за советами, а иные только за тем, чтобы увидеть лицо его и принять от преподобного благословение.