Как мне удалось избежать «расстрела»

Я отношусь к тем людям, кто в полной мере испытал ущербность, унизительность жизни без здоровья. Мне недавно исполнилось 64 года, из которых 20 последних лет меня пресле­довали невзгоды и болезни, порождающие грусть, уныние, а по­рой и нежелание жить. Достаточно привести неполный перечень моих заболеваний, чтобы подтвердить сказанное. В 1973 г. у ме­ня диагностировали ишемическую болезнь сердца, следствием которой стали инфаркты в 1975, 1977 и 1988 гг. Особенно страшным был последний. В госпитале имени Бурденко у меня был выявлен стенозирующий атеросклероз коронарных артерий с их сужением до 70—80%. По результатам этих исследований я был направлен на консультацию к одному из ведущих специа­листов в области кардиологии и сердечной хирургии доктору медицинских наук, лауреату Государственной премии, Герою Социалистического Труда профессору Работникову. Я не слу­чайно перечислил все его титулы, о чем скажу ниже.

Несмотря на прошедшие с тех пор годы, память до мельчай­ших подробностей сохранила произнесенный им тогда монолог. Профессор Работников заявил, что меня нужно срочно опериро­вать—произвести шунтирование коронарных артерий сердца, другого выхода нет. Он уподобил мое состояние состоянию человека, который приговорен к смерти и уже поставлен к стен­ке. На него наведен пистолет, курок которого взведен и вот-вот прогремит выстрел.

Не нужно обладать богатым воображением, чтобы предста­вить мое состояние после столь «обнадеживающего» вступле­ния. Преодолев вполне понятные растерянность и чувство об­реченности, задаю естественные в моем положении вопросы: на сколько лет жизни я могу рассчитывать при успешном исходе операции и есть ли у меня время, чтобы прийти в себя после инфаркта и все обдумать?

Узнаю, что операция может подарить мне еще 6—8 лет жизни. В ответе на второй вопрос угрожающие нотки прозвуча­ли более чем отчетливо: «Думайте, но учтите, что ваша жизнь исчисляется днями».

Трудно передать, какую гамму чувств я испытал. Громкие звания и титулы профессора буквально гипнотизировали меня, но на операцию я не согласился.

Смерть так смерть, значит пришло время. Домой приехал в состоянии полной безысходности. Жизнь мою врачи ограни­чили строгими запретами. Количество различных таблеток пре­вышало все мыслимые нормы. Достаточно сказать, что одной упаковки нитроглицерина (50 шт.) часто не хватало на сутки. Пройдя по квартире 10—12 шагов, я должен был отдыхать. Такое состояние здоровья за короткий срок совершенно из­менило мой характер. Нервозность, чувство беспомощности и ненужности жизни, бессонница стали моими постоянными спутниками. Не знаю, как выдерживали все это мои родные.

Семь лет прошло с той страшной поры. Я жив и, кажется, нормально себя чувствую. Отвела от меня угрозу Система Естественного Оздоровления Г. С. Шаталовой. Почти силой привел меня к Галине Сергеевне мой давний друг, убеждая в том, что только она поможет мне. Галина Сергеевна сразу расположила к себе. Она согласилась с тем, что мое состояние очень тяжелое, но сказала: «Есть небольшой шанс отвести вас от роковой стены». Ее внимание, деликатность, негромкий го­лос успокоили меня, заставили прислушаться к ее своеобраз­ным размышлениям вслух. Она рассказала мне о своем люби­мом учителе И. П. Павлове, который считал, что человеческий организм—это целостная автоматически управляемая система, которую и лечить надо как единую систему, а не простую арифметическую сумму органов. Галина Сергеевна очень по­этично говорила о красоте раннего утра, о том, какое наслажде­ние видеть восход Солнца и настойчиво советовала не ждать, когда оно разбудит меня, вставать пораньше, чтобы встречать его появление.

После встречи с Галиной Сергеевной я ощутил давно забы­тый душевный подъем. Стал вспоминать, как выглядят деревья ранним утром, как поют птицы, как пахнут полевые цветы. После первых 10 дней жизни «в режиме Шаталовой» я почувст­вовал потребность выйти на улицу. Было раннее утром, люди еще спали. Я и тишина, я и легкий туман, я и птицы... Покой и уверенность. Неужели после всех мучений мне подарена жизнь?

С того утра появилась уверенность: нет, с первого выстрела меня не возьмешь. По совету Г. С. Шаталовой, несмотря на все запреты врачей, уехал в деревню, подальше от суеты и соблазнов. Занялся огородом, стал ходить в дальний лес, купался в речке. Вспоминаю сейчас, как примерно в то же время, когда мне предлагали хирургическое вмешательство, в ФРГ опериро­вали моего любимого артиста Евгения Леонова, у которого был тот же диагноз, что и у меня. Как мы знаем, этот замеча­тельный человек ушел из жизни. Почему-то верю, что обратись Е. Леонов к Системе Естественного Оздоровления и ее автору, он и сегодня был бы с нами.

Система Шаталовой уникальна. Это доказано исследовани­ями, опытом, практикой. В уникальности ее я убедился и совсем по другому поводу: зуда внешней части ушей. Эта неприятность досаждала мне лет 10—15. К кому только не обращался за помощью! Одни находили, что это явление аллергического ха­рактера, другие, что оно развилось на почве невроза. Один доктор отменял таблетки другого и назначал свои—все безре­зультатно. После перехода на образ жизни по системе Шатало­вой этот недуг прошел за месяц.

И еще одна напасть была у меня. Начиная примерно с 18 лет я страдал не смертельным, но очень неприятным заболеванием, которое в официальной медицине называется розацва, а попросту—угревая сыпь. С возрастом она прошла на теле, но осталась на лице. И в этом случае у врачей-дерматологов не было единства. Большинство склонялось к на­личию клещей. Лечился я непрерывно лет 15—20. Дважды стационарно, несколько лет принимал процедуры в НИИ кос­метологии и ЦНИИ кожно-венерологических заболеваний. По истечении месяца жизни по системе Шаталовой все угри исчез­ли. Вот так: лечил сердце, а оказалось, что вместе с ним вылечил все болезни. Смотрюсь в зеркало и не вижу былой сишошности, багровости, унылых глаз. Домашние просто ди­вятся переменам в моем облике и сейчас сами начинают жить по Системе Естественного Оздоровления.

Но, кажется, самая пора и повиниться. Наверное, так уж устроен человек: стоит пройти беде, как все страхи забываются. И вновь мной стало овладевать то, что несут с собой болезни. В результате начала побаливать левая почка—анализы ука­зывали на опасность опухоли. А раз опухоль—значит неиз­бежная операция. Но врачи в связи с моим возрастом на ней не настаивали. И вот я снова с повинной головой у Галины Сергеевны. Она подтвердила диагноз, но и успокоила. Пред­ложила сложные сборы трав, эликсиры из орехов и корней, причем таких, которые растут только у нас в Подмосковье, посоветовала строже соблюдать требования и предписания Сис­темы Естественного Оздоровления. Сейчас я имею полное право сказать, что эта система—явление уникальное. Это наше национальное достояние. Непростительно, что официальная медицина не сознает этого. Больных лечат не громкие титулы врачей, а знания, которые идут от самой природы. Я писал об этом в Министерство здравоохранения, в редакции передач «Помоги себе сам», «Медицина для Вас». Ответа не получил.

Система Шаталовой возвращает людям не только здоровье. Я стал другим: на смену отчаянию, унынию, чувству безысход­ности пришли вера, радость, любовь. Жизнь по этой системе совершенствует человека и не только больного, но и практиче­ски здорового. Здоровье каждого отдельного человека—это здоровье общества. А оно в этом сейчас очень нуждается.

Тамара Михайловна Цыгалова, педиатр

МОЕ ВОСКРЕШЕНИЕ

 

По профессии я врач, поэтому мне хорошо известны выска­зывания великого Гиппократа, считавшего, что сама природа протестует, когда врачом становится человек, не имеющий к этому призвания, что врач обязан иметь «особое прилежание к своему делу». Вот уже много лет образцом такого прилежания является для меня автор Системы Естественного Оздоровления Г. С. Шаталова.

До встречи с ней я в течение двенадцати лет страдала тяжелым хроническим заболеванием, из цветущей энергичной женщины превратилась буквально в «ходячую смерть»: желто-серый цвет лица, горечь во рту, невыносимый кожный зуд и постоянные боли в печени, которая буграми вздымала мой живот. Я весила 40 килограммов и уже с трудом передвигалась.

Под истончившейся кожей живота ясно проглядывалась так хорошо знакомая врачам «голова Медузы»—предвестница не­минуемой гибели. Да, это был гипертрофический цирроз печени после тяжелого отравления грибами!

Я не могла пожаловаться на невнимание врачей к себе. Коллеги заботились обо мне целых двенадцать лет, применяя самые современные методы лечения. Два раза в год я проходи­ла стационарное обследование, а затем курс приема новейших препаратов. Но все больше клеток печени неумолимо перерож­дались в дегенеративные.

В конце концов консилиум специалистов Центрального ин­ститута гастроэнтерологии предложил крайнюю меру—иссече­ние разросшейся ткани двух третей печени, чтобы сохранить функцию оставшейся трети органа. На мой вопрос о том, продлит ли эта жестокая операция мою жизнь, мне ответили: «Да, не меньше, чем на год». Думаю, вы поймете меня, если скажу, что больше в этот институт я не обращалась.

В это едва ли не самое тяжелое для меня время друзья рассказали мне о лекции доктора Шаталовой, прочитанной на биологическом факультете МГУ им. М. В. Ломоносова, на ко­торой она демонстрировала излеченных по разработанной ею Системе Естественного Оздоровления больных. Эти примеры показались мне почти невероятными, стоящими на голову выше сегодняшнего уровня клинической медицины. Я поняла, что судьба посылает мне шанс на возвращение к жизни.

К Галине Сергеевне меня буквально на руках доставил мой сын. Первое впечатление было ошеломляющим. Мне ли, педи­атру с большим стажем, не знать, как надо обращаться с тяже­лыми больными, чтобы не вызвать негативной реакции? Но то, что испытала я, трудно описать. Я сразу же почувствовала беспредельное доверие к этой интеллигентной обаятельной жен­щине. Однако больше всего меня поразила точность ее диагнос­тики. Я и не предполагала, что за два-три часа первичного осмотра можно выявить полную картину столь сложной пато­логии. Восхищала точность оценки состояния отдельных ор­ганов и системный подход к возможностям функционирования целостного организма.

Мне было понятно, что доктор Шаталова ищет, сохрани­лись ли у меня силы сопротивляемости болезни. И она эти силы нашла! Операцию, предложенную консилиумом, Галина Серге­евна отвергла категорически как безнадежную и калечащую. Затем она предложила мне сформировать вместе с ней модель восстановления моего организма, что мы и сделали.

Врачам известно, что ткань печени страдает прежде всего от плохой деятельности желудка и кишечника, что вся до капли кровь из них направляется по венам в печень. В этом органе венозная сеть разделяется на капилляры, омывая все клеточки. Следовательно, для здоровья печени необходимо полноценное функционирование как желудка, так и кишечника.

Галина Сергеевна выявила у меня катастрофическое состоя­ние пищевода, желудка, двенадцатиперстной кишки и всех от­делов тонкого и толстого кишечника, прямой кишки.

Думаю, понадобились бы сотни страниц, чтобы подробно описать ход моего лечения. Для Галины Сергеевны не было мелочей в осуществлении плана моего воскрешения. Она не­устанно корректировала мой каждодневный нелегкий труд са­мовосстановления по Системе Естественного Оздоровления, а я, в свою очередь, неуклонно выполняла все ее назначения. Наши объединенные усилия—врача и больного—дали свои плоды: болезнь ушла.

Особенно хорошо я почувствовала это в одной из экс­периментальных экспедиций Г. С. Шаталовой—500-километ­ровом пешем переходе через пески Центральных Каракумов, в котором мне выпало счастье участвовать. Это происходило на четвертый год после нашей первой встречи, когда мое здоровье было полностью восстановлено, и я уже смогла не только участвовать в нем, но и исполнять многообразные обязанности врача.

Участники экспедиции требовали к себе особого внима­ния—ведь все они, как и я, ушли от, казалось бы, неминуемой гибели. Один из них лишь восемь месяцев назад был признан врачами неоперабельным по поводу злокачественной опухоли двенадцатиперстной кишки; второй был исцелен от тяжелого пиелонефрита; третий—сердечник, которому врачи разрешили лишь легкую сидячую работу; четвертый раньше двадцать лет страдал гипертонией, не поддающейся медикаментозному лече­нию; у пятого многие годы была язва двенадцатиперстной кишки; у шестого 25-летнего мужчины был инсулинозависимый диабет. Этот молодой человек был настолько основательно излечен Галиной Сергеевной, что я даже не взяла в аптечку инсулин. Внимательно наблюдая за ним в экспедиции, я оконча­тельно убедилась в том, что в 90% случаев, как говорит Шата­лова, диабет излечим.

Седьмым и, по мнению Галины Сергеевны, самым трудным участником была я. Хотя к тому времени от гипертрофического цирроза не осталось и следа, однако в результате тяжелой болезни мой организм утратил какую-то долю своих адаптаци­онных возможностей.

А именно эти уникальные возможности могут временно компенсировать неполадки здоровья, связанные с неправиль­ным, невидовым образом жизни. Исследования Шаталовой, посвященные этой проблеме, помогли мне как врачу понять, что именно благодаря адаптационным возможностям организ­ма хронические болезни могут скрыто, незаметно для человека протекать долгие-долгие годы, и все это время он будет счи­таться «практически здоровым».

Правда, у меня сейчас дело обстоит совсем иначе: стоит мне соблазниться чем-либо, не отвечающим естественным потреб­ностям человека, как мой лишенный адаптационных ресурсов организм сразу же отвечает на это резкой реакцией. Один лишь раз отступила я от рекомендации Галины Сергеевны—отка­заться от всех молочных продуктов и во время отпуска несколь­ко дней подряд пила всего лишь по стакану парного козьего молока. Наказание было страшным—я слегла в постель с яв­лениями острого полиартрита. После этого жестокого урока я особенно ясно поняла, что пища, чуждая человеку по виду или приготовленная по законам так называемого «сбалансирован­ного» питания прямо ведет его к болезням, не оставляя места ни для нормального досуга, ни для творческой работы.

С тех пор я особенно строго придерживаюсь режима оп­тимального питания и наслаждаюсь вкусными блюдами целеб­ной кухни только один раз в день.

Сейчас, несмотря на свой пенсионный возраст, я успешно работаю в своей профессии и отличаюсь от коллег лишь очень высокой трудоспособностью. Отпуск провожу как правило на даче, много времени посвящаю саду и огороду. Тыкву, кабачки, свеклу, морковь, топинамбур и огородные травы мне покупать не надо—все это растет на моем участке.

Я часто задаю себе вопрос: что же меня спасло, что из­менилось в моей жизни после первой встречи с Талиной Серге­евной? Изменилось все и, в первую очередь, я стала более требовательна к себе самой и более внимательна к окружа­ющим. В моей профессии я стараюсь получать как можно больше новых знаний, чтобы быть на уровне современной науки о человеке.

Я полностью изменила свой образ жизни, т. к. уже в первые дни лечения в Системе Естественного Оздоровления поняла, что именно искаженность наших представлений о питании, дыхании, движении, закаливании и недостаточность духовных потребностей сводят наши человеческие возможности к мини­муму, обрекают нас на тяжелые хронические заболевания.

 

Комментарий автора

Исторически сложилось так, что между врачом и больным стоит искусственно разделяющая их стена. Врач поставлен в по­ложение жреца, изрекающего непреложные истины, дело боль­ного—пассивно следовать указаниям врача.

В еще более бесправном положении находятся хронические больные. По «авторитетному» мнению современного специалиста в области деонтологии Н. Н. Эпштейна, им следует знать, что их болезни неизлечимы (?!), поэтому такие больные должны научиться пожизненно сосуществовать со своими недугами (?!) и безоговорочно верить в стремление врача облегчить насколько возможно их страдания. Н. Н. Эпштейн предостерегает хронических больных от «иллюзий» в отношении каких-либо иных путей лечения, нежели те, которые предлагает официальная симптоматическая медицина.

Мой почти шестидесятилетний врачебный опыт подсказыва­ет, что по мере демократизации общества, повышения уровня образования и культуры всех слоев населения на смену подоб­ной безнадежно устаревшей точке зрения идет другая, полярно противоположная, нашедшая отражение в представленных здесь очерках моих бывших хронических больных. В основе этой точки зрения лежит высказанная еще И. П. Павловым мысль о том, что организм человека является автоматически регулируемой системой, что благодаря пластическим возмож­ностям центральной нервной системы он способен сам восста­навливать себя, но для этого ему должны быть созданы благо­приятные, т. е. предписанные нам природой условия жизни.

И здесь особую актуальность приобретает вопрос о необ­ходимости активного сознательного участия самого больного в процессе своего излечения. Благодаря этому достигается такое состояние души человека, которое не расслабляет волю и тело, а напротив, мобилизует на исцеление все его духовные и физи­ческие возможности. Надо лишь, чтобы такое участие носило системный характер и опиралось на прочный фундамент зна­ний, накопленных наукой о человеке.

Эти задачи, в числе многих других, и призвана решить разработанная мной Система Естественного Оздоровления, ко­торая органично сочетает в себе научные знания, заложенные в основы моего учения о здоровье человека, составившего тео­ретическую часть этой книги, с формами, приемами и методами их практического применения, нашедшими отражение в поме­щенных в книге приложениях.

Я твердо убеждена в том, что у врача не должно быть от своего пациента тайн, т. к. за ними чаще всего скрывается не забота о душевном спокойствии больного, а стремление замас­кировать собственный избыточный консерватизм, неверие в ра­зум и волю обратившегося к нему человека.

Бесспорно, некоторый консерватизм в медицине необходим, но консерватизм разумный, не отвергающий с порога реальные, бесспорные, твердо установленные факты, свидетельствующие о возможности излечения самых тяжелых хронических заболе­ваний.