Боевая мощь остальных соединений, которым удалось избежать окружения, также значительно ослаблена. Потери противника в живой силе очень велики.

Подсчет пленных и трофеев к сегодняшнему дню выявил:

Пленных, в том числе несколько командиров корпусов и дивизий, 2585 захваченных или уничтоженных танков, 1449 орудий, 246 самолетов, множество ручного оружия, боеприпасов, транспортных средств, склады продовольствия и горючего.

Наши потери были не выше, чем те, какие готовы понести мужественные войска.

Этим крупным успехом, достигнутым в битве с сильным, отчаянно сражающимся противником, мы обязаны вашей вере и вашему мужеству. Всем войскам и штабам, а также всем транспортным частям и рабочим формированиям группы армий я выражаю признательность за неустанное выполнение своего долга и выдающиеся достижения. Наша особая благодарность нашим товарищам по оружию — военно-воздушным войскам. Сейчас главное — использовать достигнутую победу! Я уверен, что войска группы армий и впредь сделают все от них зависящее: покоя не будет, пока не будет достигнута окончательная победа!

Да здравствует фюрер!

фон Бок, генерал-фельдмаршал

Сталин приказал создать фронт резервных армий, включив в него 29-ю, 30-ю, 28-ю, 24-ю армии и армию Рокоссовского, с задачей: контрударом этих пяти групп по сходящимся направлениям, с активными действиями 16-й и 20-й армий из окружения, разгромить группировку противника южнее Смоленска.

Но эти кровопролитные бои успеха не принесли.

С 8 по 21 августа опять наступали немцы и тоже, при больших потерях, не смогли прорваться на подступы к Москве.

1 сентября Сталин вновь двинул в наступление 30-ю, 19-ю, 16-ю, 20-ю армии Западного фронта Тимошенко, однако и на этот раз успеха не было, только 24-я армия Резервного фронта разгромила группировку противника под Ельней.

10 сентября Сталин приказал перейти к жестокой обороне войскам Западного, Резервного и Брянского фронтов на занимаемых рубежах.

Смоленское сражение происходило на фронте 650 километров и в глубину 250 километров, оно сорвало планы гитлеровского командования на быстрое безостановочное продвижение к Москве. Впервые немецкие войска были вынуждены отказаться от наступления и перейти к обороне. Это дало возможность советскому командованию подготовить оборонительные рубежи на непосредственных подступах к Москве и, в какой-то степени, способствовало будущему успеху в битве за столицу.

В Смоленском сражении советские войска проявили высокое мужество, что Сталин отметил введением почетного гвардейского звания.

Первой гвардейской дивизией стала бывшая сотая стрелковая, которой командовал генерал И. Н. Руссиянов (приказ Сталина № 308 18 сентября 1941 г.)

Надо отдать должное Сталину: в те трудные месяцы он твердо руководил войсками, мобилизуя их на отражение натиска врага в Смоленском сражении и на Московском направлении.

Формирование польской армии

30 июля 1941 года были восстановлены дипломатические отношения с польским правительством, которое находилось в эмиграции в Лондоне. Отношения эти были прерваны в связи с событиями, последовавшими после подписания секретного протокола о разделе сфер влияния между СССР и Германией.

Правда, отношения были восстановлены, но обида у поляков, конечно же, осталась. Да и как не обижаться после оскорбительного официального тезиса о “несуществовании польского государства”, высказанного Молотовым на заседании Верховного Совета 31 октября 1939 года.

Очень омрачали эти отношения трагические события в Катыни, где были расстреляны польские офицеры. (И до сих пор точно не определено, кто совершил это варварство, — немцы или энкэвэдэшники).

Но шла война, Сталин решил объединять усилия ради возрождения Польши и избавления Советской страны от гитлеровского нашествия.

1 августа 1941 года в Москве начались переговоры. Советскую сторону представлял генерал Василевский, польскую — генерал Шишко-Богуш. Они выработали соглашение “О создании польской армии для совместной с войсками СССР и иных союзных держав борьбы против Германии”. Соглашение предусматривало национальный суверенитет польских частей, военную форму польской армии, присягу на верность Польской Республике, оперативное подчинение Верховному Главнокомандованию СССР во время боевых действий и возвращение армии в Польшу после окончания войны.

Командующим армией был назначен генерал-лейтенант Андерс, которого привезли из советского лагеря военнопленных, куда он угодил в 1939 году, командуя бригадой в боях против Красной Армии. Андерс по происхождению из семьи прибалтийских помещиков, окончил в Петербурге Пажеский корпус, академию Генерального штаба, служил в царской, затем в польской армии,

Армия формировалась в порядке призыва и из добровольцев-поляков, проживающих на территории СССР или находившихся в лагерях военнопленных. Вооружение, экипировка, размещение, снабжение продовольствием осуществлялось советской стороной в кредит, с оговоркой, что Польша рассчитается после окончания войны.

Дислокация определялась так: штаб армии в г. Бузулуке, 5-я пехотная дивизия — Татищевский лагерь; 6-я пехотная дивизия — Тоцкий лагерь. Для начала перечислялось 5 миллионов рублей.

Генерал Андерс представил список старшего командного состава с указанием, на какие должности они рекомендуются: три генерала, восемь полковников, восемь подполковников. К сентябрю 1941 года были освобождены из лагерей и призваны 15 127 бывших польских военнослужащих, из которых 1841 офицер. 17 сентября части польской армии приступили к занятиям.

О всех мероприятиях по формированию польской армии регулярно докладывалось Сталину.

В ноябре 1941 года в Москву прибыл глава польского правительства В. Сикорский. Его и генерала Андерса 3 декабря принял Сталин.

С первой же встречи Сикорский повел разговор не об участии польских частей в боях совместно с Красной Армией, а о том, чтобы отобрать польских летчиков и 20—25 тысяч других военнослужащих и отправить их в Англию для пополнения польских частей на Ближнем Востоке.

Сталину не понравилась эта позиция гостя, и он, как бы и в шутку, но и всерьез, сказал:

— Если поляки не хотят здесь воевать, то скажите об этом прямо, — да или нет. Я считаю — где войска формируются, там они должны остаться и принимать участие в боях. Не хотите? Обойдемся без вас. Можем всех отдать, сами справимся. Отвоюем Польшу и вам ее отдадим. Но что на это люди скажут? Как будут к вам относиться после войны? Какие же вы будете освободители родины, если вашими руками англичане будут решать свои интересы на Ближнем Востоке? Совместные боевые действия с нашей армией способствовали бы укреплению советско-польских отношений. Нам жить рядом. Мы соседи. Или вам ближе английские интересы?

— Пусть армия пока остается на вашей территории, — согласился Сикорский, — но надо увеличить ее состав, сформировать еще одну дивизию.

— Хорошо, — согласился Сталин, — можем увеличить армию до семи дивизий, но тогда вы добейтесь, чтобы в снабжении частей участвовали Англия и США. Вы же знаете, как нелегко сейчас приходится нам на фронте.

— В вашей стране, — сказал Сикорский, — еще много поляков, которые находятся в лагерях. Можно было бы за счет их сформировать новые части.

Сикорский подал списки Сталину. В этих списках были фамилии многих офицеров, погибших в Катыни. Таким образом, Сикорский хотел или узнать о их судьбе, или уязвить Сталина (тогда однозначно считалось, что офицеры были расстреляны сотрудниками НКВД).

— Хорошо, мы проверим эти списки, — ответил Сталин. После встречи со Сталиным Сикорский посетил польские части и остался очень доволен их состоянием.

Генерал Андерс на следующий день после встречи с Верховным в беседе с корреспондентом “Правды” сказал:

— Наиболее ярким из моих московских впечатлений были встречи с г-ном Сталиным, Верховным Главнокомандующим Красной Армии и вождем Советского Союза. Эти встречи — крупное событие в моей жизни. Каждая фраза Сталина закончена, каждая мысль ясна и обоснованна. Мы ехали к г-ну Сталину с вопросами, от которых зависела судьба нашего дела. Для меня как для солдата, который хочет драться, это были вопросы жизни. И по мере того как Сталин тихо и спокойно отвечал: “Это будет сделано”, “Это препятствие мы поломаем”, — во мне росла полная уверенность в том, что наше дело победит, что под руководством Сталина советско-польские отношения будут великолепны, а трудности забудутся при общей доброй воле и решимости идти вместе до конца. Мы хотим скорее драться, чтобы скорее вернуться в Польшу, к своим семьям и своим очагам, а потом продолжать путь на запад до победы.

Однако во всей своей последующей работе генерал Андерс делал все, чтобы не допустить участия в боях польских частей вместе с Красной Армией.

Личное горе Сталина

20 июля 1941 года немецкое радио и газета “Фелькишер беобахтер” сообщили о том, что сын Сталина, Яков, находится в плену. Не трудно представить, какой это был удар для Сталина — как отца и как Верховного Главнокомандующего, человека, как говорится, на виду у всего мира. Его, несомненно, потряс не только сам факт пленения и угрозы гибели сына, но и беспокойство — как поведет себя Яков, находясь в руках врага.

О пребывании Якова в плену и о его гибели написано много и еще больше ходит всевозможных слухов.

Я пересказываю некоторые отрывки (в основном документы) из разных публикаций; вместе с другими собранными мною сведениями, они, надеюсь, дадут, наконец, более полное представление о пленении и гибели Якова и помогут читателям избавиться от всевозможных домыслов по этому поводу. К тому же наша разведка выяснила подробности пленения Якова и даже добыла протоколы его допросов в немецком плену.

Вот сокращенная копия протокола первого допроса сына Сталина, который вели в штабе армии генерал Клюге, майор Голтерс и капитан Ройшле 18.07.1941 года. Поскольку допрашивали двое, то некоторые их вопросы поставлены в третьем лице:

— Ваше имя?

— Яков.

— А фамилия?

— Джугашвили.

— Вы являетесь родственником Председателя Совета Народных Комиссаров?

— Я его старший сын.

— Вы говорите по-немецки?

— Я учил немецкий язык 10 лет назад, кое-что помню.

— Ваше звание и в какой части служили?

— Старший лейтенант. Служил в 14-м гаубичном полку 14-й танковой дивизии.

— Как вы попали к нам?

— Я, то есть, собственно, не я, а остатки дивизии, мы были разбиты и окружены.

— Вы добровольно пришли к нам или были захвачены в бою?

— Не добровольно. Я был вынужден.

— Как обращались с вами наши солдаты?

— Сапоги с меня сняли. В общем, я бы сказал, не плохо...

— Для чего в армии имеются комиссары? Что за задачи они имеют?

— Поднимать боевой дух... они дают политическое воспитание.

— А как относится к этому солдат, командир, офицер?

— Видите ли, если комиссар работает с умом, то его любят и уважают. Но когда он, используя свои права, начинает оказывать на солдата свое давление, то ясно, что тот ведет себя формально, скажем, на собраниях, везде и всюду, но возможно, что в глубине души он его и не уважает.

— Известны вам такие случаи, когда войска отвергали комиссаров?

— Пока что мне это неизвестно.

— Тогда, может быть, ему будет интересно узнать, что здесь у нас, в лагерях для военнопленных солдаты занимают резко отрицательную позицию в отношении комиссаров и нам приходится брать комиссаров под защиту, чтобы их не убили их собственные солдаты.

— Видите ли, все зависит от того, что это за красноармейцы.

— Речь идет о бывших кулаках.

— Кулаки — бывшие богатые крестьяне.

— Разве они недовольны настоящей государственной системой?

— Конечно, они недовольны.

— Почему они ею недовольны?

— Потому что... Послушайте, вы знаете историю партии? Историю России? В общем, кулаки были защитниками царизма и буржуазии.

— Не думает ли он, что кулак защищает свою собственность в бывшей Русской империи, или же немецкий крестьянин защищает теперь свою собственность только потому, что он еще является собственником? У нас в Германии ведь существует частная собственность, а в России она упразднена.

— Да, да, так и есть. Вы забываете, он — это одно, а его дети совсем другое, они воспитаны в совершенно ином духе. В большинстве случаев дети отказываются от таких родителей.

— Считает ли он, что последние годы в Советском Союзе принесли рабочему и крестьянину преимущества по сравнению с тем, что было раньше?

— Безусловно. Спросите их, как было при царизме, спросите их, они вам ответят. В России построили собственную промышленность. Россия ни от кого не зависит. У России есть все свое, может быть, это делалось за счет крестьян, за счет рабочих, и вполне возможно, что часть населения недовольна.

— После того, что вы теперь узнали о немецких солдатах, вы все еще думаете, что имеются какие-либо шансы у Красной Армии оказать такое сопротивление, которое изменило бы ход войны?

— Видите ли, у меня нет таких данных, так что я не могу сказать, имеются ли какие-либо предпосылки. И все же лично я думаю, что борьба еще будет продолжаться.

— Знает ли он, где стоит теперь наша армия? Не именно на этом участке, а на севере и на юге? Знает ли он, что мы уже находимся в Киеве? Как, по его мнению, сложится обстановка, если мы в скором времени войдем в Москву?

— Я знаю, что вы находитесь недалеко от Москвы.

— Он только что сам сказал, что он знает, что мы находимся под Москвой, на подступах к Москве, он ведь должен представить себе, что произойдет, когда Москва будет наша.

— Хорошо, я вам отвечу откровенно: я не могу себе этого представить.

— Как же он считает это возможным?

— Разрешите задать вам контрвопрос? А что, если вы будете окружены?

— Известно ли ему о таких случаях во время войны?

— Видите ли, по-моему, это возможно, т. е. в настоящее время у меня нет никаких данных. Что касается моего мнения по данному вопросу, то были случаи, когда ваши прорвавшиеся корпуса окружались и уничтожались. Такие случаи были.

— Известна ли вам позиция национал-социалистической Германии по отношению к еврейству? Знаете ли вы, что теперешнее красное правительство главным образом состоит из евреев? Выскажется ли когда-нибудь русский народ против евреев?

— Все это ерунда. Болтовня. Они не имеют никакого влияния. Напротив, я лично, если хотите, я могу вам сказать, что русский народ всегда питал ненависть к евреям.

— А почему ненавидят комиссаров и евреев? В тех городах и селах, через которые мы прошли, люди постоянно говорят: евреи — наше несчастье в красной России.

— Что я должен вам ответить? О комиссарах скажу позднее. О евреях же могу только сказать, что они не умеют работать, что евреи и цыгане одинаковы — они не хотят работать. Главное, с их точки зрения, это торговля. Некоторые евреи, живущие у нас, говорят, что в Германии им было бы лучше, потому что там разрешают торговать. Пусть и бьют, но зато разрешают торговать. Быть рабочим или крестьянином еврей у нас не хочет, поэтому их не уважают... Слышали ли вы, что в Советском Союзе имеется Еврейская автономная область со столицей в Биробиджане? Так вот, там не осталось ни одного еврея, и живут в Еврейской автономной области одни русские.

— Известно ли вам, что вторая жена вашего отца тоже еврейка — Каганович?

— Нет, нет! Все это слухи. Чепуха. Первая жена — грузинка, вторая — русская — Аллилуева. Остальное слухи, чепуха.

— Что сказал отец напоследок, прощаясь с вами 22 июня?

— Иди — воюй!

— Известно ли ему, что мы нашли письма, в которых говорилось, что друзья надеются свидеться вновь этим летом, если не состоится предполагаемая прогулка в Берлин этой осенью?

(Яков читает письмо. В этом письме, представляющем собой переписку двух русских офицеров, имеется следующая фраза:

“Я прохожу испытания как младший лейтенант запаса и хотел бы осенью поехать домой, но это удастся только в том случае, если этой осенью не будет предпринята прогулка в Берлин”. Подпись: Виктор. 11.6—41 г.).

— Что он скажет на это письмо?

— Вы хотите сказать, что из этого письма якобы видно: