Глава третья. Любовь приходит без лица

ДОМ ЛАО-ЦЗЫ

(дом Ошо) раньше принадлежал махарадже.

Он был выбран, потому что он находился под ветвями гигантского миндального дерева, которое меняло свои цвета как хамелеон, от красного, оранжевого, желтого, к зеленому.

Его листья менялись каждые несколько недель, и все же я никогда не видела его с голыми ветками; как только один лист падал, новый, сверкающий, зеленый, уже ждал, чтобы занять его место.

Под листвой дерева был маленький водопад и сад из кусков скал, созданный сумасшедшим итальянцем, которого с тех пор никто не видел.

На протяжении многих лет, магическое прикосновение Ошо превратило сад в джунгли, с бамбуковыми рогдами, садами с лебедями, белым мраморным водопадом, который ночью подсвечивался голубым светом, и когда вода струилась через маленькие прудики, эти прудики сияли золотистым, желтым светом.

Огромные скалы, из заброшенной шахты в Раджастане, возносящиеся вверх и сверкающие на солнце, контрастировали с черными гранитными стенами библиотечного крыла.

Там был японский мостик и водяной поток; сад из роз, которые были всегда в цвету и подсвечивались ночью, так что розы стояли и заглядывали в столовую Ошо, образуя сюрреалистическую картину клоунов в сверкающих цветах.

Там есть, протянувшееся через джунгли, научно-фантастическое чудо, путь для прогулок с кондиционером и сделанный из стекла.

Он был сконструирован, чтобы Ошо мог гулять по саду, не испытывая неудобств от жары и влажности индийского климата.

Путь что-то добавлял к тайне этого странного сада, где были белые и голубые павлины, ухаживающие друг за другом в своих экстравагантных танцах; лебеди, золотые фазаны, какаду и райские птицы, все привезенные Ошо со всех концов света, санньясинами в качестве ручного багажа.

Представьте, прибытие на таможню в Бомбее, в качестве туриста: "О, да, я всегда путешествую со своими ручными лебедями!" Изобилие индийских птиц, которые прилетают и рассматривают свое отражение в окне столовой Ошо, не подозревая, что с другой стороны за ними наблюдает Будда.

Столовая Ошо маленькая и простая, он сидит лицом к стене из стекла, через которую он может видеть сад.

Первой утром поет кукушка, затем, через полчаса просыпается остальной оркестр и вносит свой вклад.

Лучше всего - это записанный на пленку крик петуха, который доносится из громкоговорителей у ворот, и это кукареку встряхивает каждого каждый час на час! "Чтобы напомнить каждому, что он все еще спит", - говорил Ошо.

У Ошо была огромная любовь и уважение к каждому живому существу.

Я слышала, как он говорил по поводу деревьев, которые надо было срубить, чтобы построить дом: "Деревья живые, а здание - это мертвая вещь.

Первый приоритет - это деревья, вы должны строить вокруг них".

Внутри его дом - это большей частью библиотека.

Мраморные коридоры заполнены стоящими в ряд застекленными книжными полками.

Я помню, что в тот день, когда я переезжала, я задела их своим чемоданом, и благодаря какому-то чуду ничего не разбилось.

До сих пор и сейчас, когда я прохожу мимо этого места по коридору, я вспоминаю день, когда я въехала.

Когда я начала заниматься стиркой для Ошо, я была в шоке.

Я ждала, что это чувство пройдет, но этого никогда не случилось.

Я чувствовала такую сильную энергию в комнате где я стирала, что я говорила себе: "Что бы ты не делала, не закрывай глаза".

Я думала, что если я закрою глаза, я просто улечу!

Все стиралось руками и вешалось на веревке, на крыше.

Я обычно разбрызгивала воду везде вокруг, как ребенок на морском берегу, и заканчивала промокшая насквозь с ног до головы.

Много раз я падала прямо на мокрый мрамор, и, как пьяный, не ушибалась и снова поднималась.

Работа настолько сильно поглощала меня, что я временами чувствовала, как будто Ошо был в комнате.

Однажды это неожиданно поглотило меня, когда я гладила одежду, и я упала на колени, лбом прижалась к столу, и он был там, я клянусь!

Времена изменились, и начиная с Америки, я стирала стиральной машиной.

Даже мои руки редко были мокрыми, так как я надевала резиновые перчатки, когда стирала руками.

Количество стирки всегда чудесно изменялось, в зависимости от количества рабочих часов.

Я никогда не понимала как стирка всего для одного человека может быть для кого-

то работой на полный день.

Но это было так.

Моя мать, когда она услышала, что я осталась в Индии и получила потрясающую работу стирать для Ошо, написала, что она не может понять, почему я "проделала весь этот путь, чтобы стирать кому-то.

Твой отец сказал - приезжай домой, и ты можешь стирать для него".

Я не только "проделала весь путь в Индию, чтобы заниматься стиркой", но я путешествовала по всему свету, чтобы стирать.

Мои чистейшие, супер -гигиенические условия в Индии изменялись на подвал в Нью-

Джерси, трейлер в орегонской пустыне, каменный коттедж в Северной Индии, где мы должны были растапливать снег в ведрах, подвал отеля в Катманду, где я работала примерно с пятьюдесятью непальскими мужчинами, ванную комнату на Крите, кухню в Уругвае, снова спальню в лесах Португалии, и, в конце концов, назад, к тому месту, откуда я стартовала, к Пуне.

Моя комната для стирки была как утроба для меня.

Эта комната находилась напротив комнаты Ошо и поэтому эта была часть дома, куда никто не заходил.

Я была полностью одна; иногда единственный человек, которого я видела за весь день, была Вивек.

Люди иногда спрашивают меня, не скучала ли я, делая одну и ту же работу много лет.

Но скука было нечто, чего я никогда не испытывала.

Поскольку моя жизнь была такая простая, мне было не о чем особенно думать.

Мысли были, но они были как сухие кости, без мяса.

С тех пор как я была вместе с Ошо, моя жизнь изменилась так, как я никогда не могла вообразить.

Я была так счастлива и реализована, что стирать для Ошо было моим способом выразить благодарность.

И интересная вещь, чем с большей любовью и тщательностью я стирала его одежду, тем более реализованной я себя чувствовала, так что это был как круг энергии, который возвращался ко мне.

Он никогда не жаловался и не отсылал что-то назад, даже несмотря на то, что во время моего первого месяца муссона я посылала ему полотенца с запахом.

Вам нужно быть в Индии во время муссона, чтобы узнать, что происходит с мокрой одеждой: запах, который она приобретает, невозможно почувствовать, пока полотенце не используется, и поэтому я не знала этого.

Когда Вивек сказала мне, что полотенца пахнут, я была удивлена, но, когда она сказала мне, что полотенца с запахом уже целую неделю, я была действительно в шоке.

"Почему же Ошо сразу мне не сказал?" - спросила я.

Он ждал несколько дней, думая, что возможно я сама пойму, и это изменится без его жалоб.

Были моменты, когда я останавливалась и просто сидела тихо, чувствуя себя переполненной чувством любви.

Не думая ни о ком, даже неспособная представить чье-то лицо пред глазами, это было странное чувство.

Раньше, я чувствовала себя переполненной любовью, только когда недалеко был тот, кто вызывал эту любовь.

И даже тогда это не было так сильно.

Я чувствовала себя так, как будто я очень сильно напилась, хотя это было тонкое и неуловимое опьянение.

Я написала стихи об этом:

"Память не может позвать твое лицо,

Так что любовь приходит без лица.

Незнакома та часть меня, что любит тебя.

У нее нет имени,

Она приходит и уходит,

И когда она ушла,

Я вытираю свое залитое слезами лицо,

Чтобы это осталось тайной".

Ошо ответил:

"Любовь - это тайна, величайшая тайна.

Ее можно прожить, ее нельзя узнать; ее можно попробовать, пережить, но ее нельзя понять.

Это что-то за пределами понимания, что-то, что превосходит все понимания.

Следовательно, ум не может отметить ее.

Она никогда не становится памятью - память, это не что иное, как заметки ума; память - это следы, отпечатки оставленные в уме.

У любви нет тела, она бестелесна.

Она не оставляет следов".

Он объяснял, что когда любовь ощущается как молитва, не загрязненная никакой формой, она ощущается сверхсознанием.

Вот почему, то, как я чувствовала любовь, было незнакомо.

На той стадии у меня не было никакого понимания моего сверхсознания.

Так что многое из того, о чем говорил Ошо в течение многих лет, было за пределами моего понимания в то время, но постепенно это вставало на свое место, по мере того, как рос опыт переживания себя.

"...Это три стадии ума: бессознательное, сознательное, сверхсознательное".

"...По мере того как любовь растет, вы начинаете понимать многие вещи в своем существе, которые оставались неизвестными вам.

Любовь затронет высшие сферы в вас и вы будете чувствовать себя странно.

Ваша любовь входит в мир молитвы.

Это имеет огромное значение, потому что за пределами молитвы, только Бог.

Молитва - это последняя ступенька лестницы любви, если вы ступили за ее пределы, это нирвана, это освобождение".

Слушать, как Ошо говорит о таких вещах как уровни сознания, просветление, было для меня как чистая магия.

Я чувствовала такое вдохновение, такую дрожь и волнение, что иногда мне хотелось закричать.

Я сказала ему однажды, что его дискурсы такие волнующие, что мне хочется закричать.

"Закричать?" - сказал он, выглядя озадаченным - "Когда я говорю?" Работать рядом с Ошо было величайшим благословением, шил ли человек одежду для него, направлял ли чистый воздух в систему кондиционеров, занимался ли водопроводом всю ночь, чтобы утром он мог принять ледяной душ, или делал тысячи мелких дел, которые любят делать санньясины.

Благословение приходило из осознанности человека и его любви.

Это трудно понять людям, которые живут и работают за деньги, чья работа не реализует их.

Их день поделен на две части: время принадлежащее боссу или компании и "свободное" время.

В ашраме целый день было свободное время и то, как я проводила это время, зависело от того, что питало меня больше всего.

Я чувствовала себя полной сил и живой, когда я делала что-то для Ошо, потому что его осознанность воспламеняла мое осознание.

Все, что делается с осознанностью, с сознанием приносит больше удовольствия.

Меня всегда очень трогало, как люди работают вокруг Ошо, несмотря даже на то, что я понимала, почему они работают с такой радостью.

Если кто-то работает всю ночь, делая что-то для Ошо, само качество, в котором они работают, создает замечательное чувство.

Награда просто состоит в этом - вы чувствуете себя замечательно.

И если вы находитесь около кого-то, кто помогает вам чувствовать себя хорошо, что вы можете сделать, кроме как сказать спасибо любым, даже самым маленьким делом, которое вы делаете.

Любить Ошо так легко, потому что его любовь безусловна, он ничего не требует.

И я узнала на опыте, что я не могу сделать ничего "неправильного" в его глазах.

Я могу действовать бессознательно и делать ошибки, но потом это я всегда страдаю от того, что я была бессознательной; он знает это и его сострадание видимо даже больше.

Он только просит нас медитировать и учиться на наших ошибках.

Я видела, что Ошо находится в постоянном состоянии блаженства.

Я никогда не видела, чтобы случилось что-то, что повлияло бы на его состояние или изменило бы его спокойное, расслабленное присутствие в центре.

У него нет желаний или амбиций, и ему не нужно ничего ни от кого.

Поэтому никогда не вставал вопрос эксплуатации.

Он никогда не говорил мне что делать и как.

Самое большее, он что-то предлагал, если я его спрашивала о какой-то проблеме.

И тогда это зависело от меня, принимаю я его предложение или нет.

Иногда я не принимала.

Иногда мне хотелось делать вещи так, как я хотела, но он никогда не критиковал это.

Он принимал, что это был путь, который я выбрала, чтобы научиться, тяжелый путь, потому что всегда оказывалось, что он прав.

Для меня становилось все более и более очевидно, что его единственная цель бытия здесь была помочь нам вырасти в нашем осознании и открыть нашу индивидуальность.

Как я говорила раньше, до того, как я начала медитировать, я думала, что я - это мой ум.

Мысли, которые постоянно мчались в моей голове, было все, что я знала.

Я теперь начала понимать, что даже мои эмоции не принадлежат мне, но мои эмоциональные реакции возникают из обусловленностей, которые составляют мою личность.

У мастера нет эго, нет личности.

Он реализовал свою "сущность" и в этой реализации личность исчезла.

Эго и личность дается нам обществом и людьми, которые производят на нас впечатление в детском возрасте.

Я вижу это иногда в себе, когда моя реакция на ситуацию "христианская", а я даже не воспитывалась как христианка! По крайней мере я не ходила в церковь и у нас дома не было библии.

Меня забавляло каждое открытие своей христианской обусловленности, и я могу только предположить, что это содержится в самом воздухе, которым мы дышим.

Христианство везде, в том как люди думают и ведут себя, и все же, что это за религия сейчас?

Все, что осталось, это мораль и несовременные идеи, которые кто-нибудь подобный мне подхватывает.

Каждому человеку легко увидеть, что люди из разных стран имеют разные модели поведения.

Когда я вижу, что мы все человеческие существа, сделанные из того же мяса и костей, становится очевидно, что обусловленности это не настоящая часть того, чем мы в действительности являемся.

Осознание всех моих обусловленностей, это великая работа, которую выполняет медитация, потому что в медитации я просто неизменное молчаливое присутствие.

Я практиковала в своей комнате латихан.

Латихан - это техника медитации, в которой медитирующий молча стоит и "открывается" существованию.

Энергия течет через человека и может принимать любые формы: танец, пение, плач, смех - может произойти все, но вы осознаете, что вы не делаете это.

Я очень наслаждалась этими переживаниями.

Это приводило меня в восторг, было чувство потери себя.

Я вставала на то же самое место каждый день (я полагаю, как человек, который ждет вечерней выпивки, потому что я ждала моего времени латихана и скучала, если я его не делала).

Это продолжалось неделями, до тех пор пока я не начала чувствовать себя больной.

У меня не было какой-то особенной болезни, но у меня было мало энергии и я очень легко плакала.

Я беспокоилась, что может быть я позволила этому состоянию "овладевать" собой слишком часто и это сделало меня больной.

Однажды я плакала и когда Вивек увидела меня, она спросила, что происходит.

Я сказала ей, что я думаю, что я вызвала болезнь, потому что я делаю латихан слишком часто.

Она рассказала Ошо, и его ответ был, что я должна прийти на даршан и принести мой латихан с собой.

Я пришла на даршан и Ошо жестом показал мне, что я должна опуститься на колени около его кресла, и потом он сказал мне, чтобы я позволила латихану случиться.

Я закрыла свои глаза и чувство, которое посещало меня, пришло, но не так сильно.

Это было как будто кто-то стоял позади меня, кто-то очень, очень высокий и потом его присутствие вошло в меня и прошло через меня, я чувствовала себя расширившейся, я чувствовала и видела себя распространившейся на всю аудиторию.

Несколько минут спустя, Ошо позвал меня назад и сказал, что все хорошо.

После этого даршана, мое желание приходить на это место, чтобы это чувство овладевало мной, постепенно исчезло и я никогда больше о нем не вспоминала.

Комната была позже превращена в зубоврачебный кабинет для Ошо и должно было пройти семь лет, когда при других обстоятельствах я обнаружила себя снова на этом месте и это чувство опять овладело мной.

Вивек заботилась об Ошо к этому времени уже около семи лет.

Ее взаимоотношения с Ошо уходят далеко в прошлые жизни - как он говорил в дискурсах, и она могла припомнить.

Она была таинственной женщиной-ребенком, Рыбы, со всеми их качествами Нептуна и с большими голубыми глазами.

Она никогда не покидала Ошо, даже на день, так что когда она объявила, что она уезжает в Англию на пару недель и я буду заботиться об Ошо...

Я двигалась кругами по комнате, чувствуя тошноту, потеряв голову, пока я в попытке быть в моменте не сказала сама себе: "Ничего на самом деле не происходит, ничего на самом деле не происходит.

Просто оставайся спокойной".

Как я могу быть достаточно чистой, чтобы войти в комнату Ошо?

В дни даршанов я обычно целый день принимала душ, до того, как чувствовала себя готовой.

Я почти смывала свою кожу.

Первое, что я сделала для Ошо, это подала ему чашку чая.

Чашку холодного чая! Я сделала чай и принесла ему в комнату, до того как Ошо был готов.

Он был все еще в ванной, принимая душ.

Я села на холодный мраморный пол, уставившись на поднос с чаем и думая, что делать.

Если я выйду из комнаты, чтобы сделать другую чашку чая, он может в это время выйти из ванны и подумать, где же его чай; так что я ждала и ждала.

В комнате Ошо было очень холодно.

В последние годы Ошо любил температуру двенадцать градусов Цельсия.

Куда бы Ошо ни переезжал, я чувствовала слабое благоухание камфоры или ментола.

Этот аромат был в комнате и в тот день.

Ошо был неожиданно здесь, проходя через комнату к своему креслу.

Он негромко засмеялся и поздоровался.

В этот момент я совершенно забыла ситуацию с чаем и подала ему чашку.

Он выпил его, как будто это был самый лучший чай, который он когда-либо пил и ничего не сказал, и только много позже он заметил, что я могла бы наливать чай после того, как он выйдет из ванной, а не до того.

Я была поражена его скромностью. Он легко мог сказать: "Эй! Холодный чай. Сделай мне другой".

Любой бы сделал так. Но он сделал все так, что я даже не почувствовала смущения.

На самом деле, я поняла, что случилось, только позднее.

"Возлюбленный Мастер, как человек дзен пьет чай?»

Ошо:

"Для человека дзен, все является священным, даже выпить чашку чая.

Что бы он ни делал, он делает это так, как будто находится в святом месте".

Ошо получал сутру или вопросы для дискурса около 7.45 утра.

Он начинал дискурс в 8 часов утра.

Я читала ему вопросы, он выбирал некоторые и подбирал несколько шуток, которые подходили к ним.

Чтение вопросов или сутр иногда так меня трогало, что я начинала плакать.

Я вспоминаю один раз, когда слезы текли потоком по моему лицу и я не могла говорить.

Я сидела у его ног и смотрела на него, а он ждал, пока я продолжу.

Он специально повернул голову от меня и, не видя его глаз, я смогла собраться.

Я училась, что я не тело, не ум, но "не мои эмоции", это было более трудно.

Когда приходили слезы, я чувствовала, как они катятся по моему лицу и иногда я чувствовала себя отделенной, но была бессильна что-либо сделать.

Для меня это всегда было трудным испытанием быть в такой ситуации без вмешательства моих эмоций.

Он сказал однажды обо мне, что я совершенный тип плачущей.

Было несколько случаев, когда Маниша, которая читала сутры и вопросы на дискурсах, заболевала, а потом Вимал, который ее заменял, тоже заболевал.

Несмотря на трудности, кто же будет читать (Ошо всегда предпочитал, чтобы читал английский голос) Ошо говорил: "Не Четана и не Вивек -

они всегда плачут".

Зная как близки были Ошо и Вивек в течение многих лет, мне было забавно видеть, что ее отъезд совсем не изменил его.

Он продолжал жить, как будто ничего не случилось.

Я никогда не видела человеческое существо, которое бы совершенно не изменялось новыми ситуациями вокруг него.

У него были вибрации и живость, которые никогда не менялись.

Не было настроений, просто постоянная река бытия.

Я видела, как это случалось со многими, многими людьми, так что это не только мое впечатление, что когда вы делаете что-то перед Ошо, самосознание человека становится таким огромным, что трудно даже просто ходить.

Он настолько спокоен, полон грации, настолько присутствует, что он действует как зеркало.

Просто открыть дверь - неожиданно я сталкивалась со многими трудностями: выбрать правильное время, чтобы не ударить его дверью в лицо, какой рукой, правой или левой, кланяться ли ему, когда он подойдет к двери.

В то же время это не вызывало напряжения, потому что Ошо был так расслаблен, что это просто давало вам хорошую возможность взглянуть на себя, когда вы делали что-то сознательно в первый раз.

Когда я начала совершать каждое действие сознательно, я чувствовала себя немного неуклюже.

Привычка делать вещи механически производит гораздо более гладкие действия.

Когда я передавала Ошо стакан воды и при этом присутствовало сознание, это было несравненным подарком быть близко к нему.

Может быть это не кажется чем-то большим, но начать жить сознательно, для меня это самый ценный дар, который я когда-либо получала.

В тот день, когда Вивек позвонила и сказала, что она возвращается, Лакшми, взволнованная, примчалась в столовую, где Ошо в этот момент обедал, и сказала, что Вивек едет назад.

Ошо в это время разговаривал со мной; он повернулся, поблагодарил Лакшми за сообщение и потом продолжал то, что он говорил мне, не пропустив ни кусочка.

Я была ошеломлена - ни следа эмоции, ни искры в его глазах.

Он был живым примером того, о чем он нам говорил - любить без приклеивания и жить в моменте.

Насколько много Мастер видит, когда он смотрит на нас?

Проверяет ли он нашу ауру?

Читает ли он наши мысли?

Я думаю нет.

Но, конечно, он видит вещи, которые я не могу видеть.

Однажды утром я сопровождала Ошо на дискурс.

Я зашла за ним в его комнату в 8 часов, шла за ним по коридору Аудитории Чжуань-

Цзы, потом я села там и слушала, как он говорил в течение часа.

Я чувствовала, что медитация была особенно сильной для меня в то утро.

Час прошел как две минуты и я чувствовала, что случилось что-то большее, чем обычно.

Я шла назад по коридору прямо перед ним.

Когда я открывала дверь и он проходил мимо, чтобы войти в свою комнату, он спросил:

"Где ты была, Четана?»

Я подумала про себя: "О! Он забыл, что я сопровождала его на дискурс.

Он должно быть выпал из пространства".

Я ответила: "Я была на дискурсе".

Он как раз проходил мимо меня в этот момент и негромко рассмеялся.

Когда он засмеялся, и я засмеялась.

Я вспомнила, где я была.

•••

Во время дискурсов, Ошо был магнетически притягателен и излучал харизму.

Его глаза горели как огонь, его движения напоминали грациозностью дикую кошку.

В те годы в Пуне его дни были заполнены: он читал сотню книг в неделю, работал со своей секретаршей Лакшми и кроме дискурса в 8 часов утра, был всегда даршан в 7 часов вечера.

Он никогда не болел, и в эти годы он говорил об Иисусе, суфизме, дзене, Лао-цзы, Чжуань-цзы, даосизме, йоге, индуистских мистиках, хасидизме и Будде.

Он говорил о каждой сутре Будды.

Один комментарий по поводу Алмазной сутры звучит так:

"Алмазная сутра для многих из вас покажется абсурдной, сумасшедшей.

Она иррациональна, но не антирациональна.

Это что-то за пределами разума; вот почему так трудно выразить ее в словах".

Ошо говорил обо всех сутрах Будды на протяжении пяти лет.

Они перемежались беседами о суфизме и вопросами учеников.

В течение нескольких недель он совсем не выходил, потому что была вспышка ветряной оспы и выходить было слишком рисковано.

Когда он прочитал последнюю сутру Будды, это был день полной луны Будды (полная луна в мае).

Ошо сказал: "Будда родился, стал просветленным и умер в один и тот же день, по стечению обстоятельств этот день сегодня".

Взаимоотношения Ошо со временем всегда были и есть за пределами тайны.

В течение двух лет я редко выходила из дома.

Просто стирка и утренние дискурсы так заполняли мой день, что я была переполнена.

Иногда Ошо посылал мне приглашение прийти на даршан, потому что он говорил все меньше и меньше на даршанах и медленно, медленно более частыми становились энергетические даршаны.

Когда Ошо давал даршан, он отвечал на вопросы о чьих-то проблемах.

Он сидел и внимательно слушал, кто бы ни говорил, как будто это был единственный человек в мире для него, и потом он долго говорил, стараясь помочь с проблемой.

После того, как несколько тысяч человек говорили о своих проблемах, ты начинаешь понимать, что проблем нет, или скорее их всего несколько, и эти несколько постоянно повторяются.

Действительно, единственная проблема - это ум.

Сколько же лет человек может слушать одни и те же вещи снова и снова?

Сострадание Ошо и его терпение с нами всегда поражали меня.

Мой последний "даршан со словами" произвел на меня самое сильное впечатление.

И сейчас, спустя много лет, я погружаюсь в то чувство, которое я получила тогда и чувствую себя очищенной и напитавшейся.

Я написала Ошо о какой-то большой драме, которая у меня была в то время.

Я помню, что письмо заканчивалась словами, что я "кричу" о помощи.

Я получила ответ: "Приходи на даршан".

Я села перед ним.

Он посмотрел на меня и спросил: "В чем дело?" Я посмотрела в его глаза и все исчезло.

Я сказала: "Ни в чем", - засмеялась и коснулась его ноги.

Он тихонько засмеялся и сказал: "Хорошо".

С тех пор, когда я чувствую, что меня что-то тревожит, я останавливаюсь и спрашиваю себя, что действительно происходит, что это такое?

В Такой Момент ничего не происходит, абсолютно ничего.

Конечно, я не всегда помню это.

Привычки ума и его способность создавать проблемы очень глубоки.

Для меня всегда огромная тайна, как много раз мы "получаем" это и потом забываем.

Иногда я свободна, как будда, и потом я соскальзываю назад и позволяю моему уму сделать меня своим рабом.

Прошло почти два года, и у меня не было интереса к мужчинам.

Это были самые счастливые и ровные годы моей жизни.

Никаких проблем.

Я была счастлива одна.

Иногда, когда я шла к своей комнате, у меня возникало чувство волнения, как будто что-то ждало меня.

Я думала: "Что это такое?

Погрузилась ли я в середину охватившего меня романа, который я собираюсь дочитать?" Но там ничего не было, я просто ждала мгновения, чтобы остаться одна.

Я чувствовала себя полностью реализованной.

Однажды, когда я сидела на дискурсе, я удивилась, услышав как Ошо говорил обо мне в связи с тем, на каком пути находится ищущий здесь:

"Вивек часто спрашивает меня: Четана остается одна и она выглядит такой счастливой.В чем секрет? Вивек не может понять, что человек может жить полностью один. Сейчас вся работа Четаны - это заниматься моей стиркой; это ее медитация.

Она никогда не выходит, даже для того, чтобы поесть в столовой.

Она приносит свою еду... как будто она совсем никем не интересуется".

"Если вы можете наслаждаться своим одиночеством, тогда ваш путь - это медитация.

Но если вы чувствуете, что всегда, когда вы связаны с людьми, когда вы вместе с людьми, вы чувствуете радость, веселость, упругость, вы чувствуете себя более живым, тогда, конечно, ваш путь - это любовь.

Функция мастера в том, чтобы помочь вам найти в чем заключается ваша настоящая работа, какой вы тип" (Дхаммапада)

Через несколько недель после этого дискурса в Пуне была эпидемия ветряной оспы и был слишком большой риск для Ошо выходить и говорить

Впервые за много лет я была отрезана, я не могла видеть Ошо и я скучала без него.

Я слушала кассету с дискурсом, на котором мне ясно сказали, что мой путь - это медитация и одиночество.

Я захотела проверить то, что он говорил обо мне.

Я хотела увидеть, действительно ли я так центрирована в одиночестве.

Когда я выходила из ворот, человек, которого я видела раньше и который был известен как один из самых флиртующих в ашраме, крикнул мне: "Эй, как насчет свидания?" - и я сказала "да".

Его имя было Татхагат, и для меня он выглядел как воин: мускулистый, с лицом как из битвы с длинными темными волосами до середины спины.

Я "влюбилась" в него и это открыло дверь всем эмоциям, которых я не испытывала годами и считала, что с ними уже покончено.

Ревность, гнев - назовите сами еще, все это было у меня.

Я была снова на веселом пути по кругу.

"Будьте в мире, но не будьте его частью", - Ошо говорил это много раз.

Для меня это был еще один шанс попробовать.

Я на самом деле жила как монахиня в течение последних двух лет.

Я была блаженно счастлива, но как-то была слишком в безопасности, было слишком легко.

Теперь я хотела попробовать пройти через старые драмы снова, но в этот раз наблюдая их с птичьего полета.