Перевод с немецкого Дианы Видра

Перевод с немецкого Дианы Видра

Москва • "Наука" • 1995

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие............................................................................ 13

Введение................................................................................... 14

Часть первая К ПСИХОДИНАМИКЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ РЕБЕНКОМ РАЗВОДА

1. Папа и мама разводятся.................................................... 37

1.1. Психологический момент развода................................... 37

1.2. Видимые и скрытые реакции ребенка на развод.............. 41

1.3. Печаль, гнев, чувство вины и страх................................... 49

1.4. Для Манфреда и Катарины наступил "конец света"......... 57

2. Послеразводный кризис.................................................. 63

2.1. Удавшаяся и упущенная "первая помощь"........................ 63

2.2. Реакции детей на развод: крик о помощи и основания

для конфликтов................................................................ 75

2.3. Ситуация родителя, несущего ответственность за воспи­тание ребенка.................................................................. 79

2.4. Влияние на отношение к ребенку..................................... 86

2.5. Аккумуляция страха и срыв обороны.............................. 91

2.6. Неудавшаяся регрессия.................................................... 101

3. Посттравматическая оборона.......................................... 107

Часть вторая

ЗНАЧЕНИЕ ПСИХИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ РЕБЕНКА ДО РАЗВОДА

4. Ранние нарушения объектоотношения у маленьких

детей развода................................................................... 114

5. Раннее триангулирование и процесс индивидуализации.. 133

5.1. Значение раннего триангулирования............................... 133

5.2. Незавершенная индивидуализация.................................. 144

5.3. Асинхронное развитие объектоотношений при непол­ном триангулировании..................................................... 146

5.4. Агрессивное триангулирование....................................... 156

5.5. Компенсационное триангулирование.............................. 163

6. Эдипово развитие............................................................ 168

6.1. "Искажения" эдипова развития........................................ 172

6.2. "Отмененное" эдипово развитие...................................... 182

6.3. Существует ли "оптимальный возраст для развода"?....... 188

7. Промежуточные выводы: попытка динамической квали­фикации реакций на развод............................................. 193

7.1. Реакции переживаний и защитные мероприятия............ 195

7.2. Усиление "старых" симптомов......................................... 207

7.3. Спонтанная травматизация............................................. 210

7.4. Симптомы как следствие психического процесса де-

структуризации; опасности и шансы............................... 215

7.5. Посттравматические невротические симптомы и разви­тие характера................................................................... 221

Часть третья К ПСИХИЧЕСКОМУ РАЗВИТИЮ РЕБЕНКА ПОСЛЕ РАЗВОДА

8. Благоприятные и неблагоприятные условия развития

после развода................................................................... 228

8.1. Обзор литературы........................................................... 228

8.2. Дополнительные замечания............................................. 235

9. Кое-что о "злых матерях", "безответственных отцах" и

"настроенных против детях"............................................ 242

9.1. "После посещения отца ребенок выведен из равно­весия!".............................................................................. 242

9.2. "Мама, я не хочу к папе!" и "Папа, я хочу жить с то­бой!"................................................................................ 245

9.3. "Настроенный против" ребенок...................................... 248

9.4. Любовь ребенка к разведенному супругу причиняет боль

и вселяет страх................................................................. 252

9.5. "У отца ему разрешается все, а я, получается, злая!"......... 255

9.6. "Педагогизирование" отношений матери и ребенка пос­ле развода......................................................................... 259

9.7. "Ребенок принадлежит мне!" О роли самоуважения и власти в отношениях между матерями и неопекающими отцами............................................................................. 265

9.8. Разочарование и стресс вместо радости: как некоторые

отцы переживают дни посещений................................... 275

9.9. Отцы, которые (больше) не показываются...................... 282

10. "Разведенный" ребенок.................................................... 284

10.1. Послеразводный кризис в объектоотношений к отцу..... 285

10.2. Отказ от отца как особый вариант посттравматической

симптоматики.................................................................. 291

10.3. Мама здесь, папа там... Особенности сепаратных объек­тоотношений................................................................... 298

11. Долгосрочное влияние развода на психическое развитие

ребенка............................................................................ 317

12. Заключение

Новые партнеры родителей............................................. 341

Дополнение: к методу исследования........................................ 346

Литература............................................................................... 371

ЭКСКУРСЫ В НЕКОТОРЫЕ ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ

Психоанализ, психический конфликт и невротический симп-том........................................................................................... 43

Объект, репрезентация объекта и объектоотношение........... 97

Ранние объектоотношения и процесс индивидуализации....... 119

Инфантильная сексуальность.................................................. 150

О взаимосвязи между инфантильным неврозом и "психиче­ским здоровьем/болезнью" в зрелом возрасте........................ 197

ВВЕДЕНИЕ

"Я никогда не мечтала иметь абсолютно послушного ре­бенка, к тому же мальчик должен быть живым и иногда даже шаловливым". Фрау Б. вздыхает. Потом она опускает глаза, и, когда снова продолжает говорить, я вижу, что ей прихо­дится бороться со слезами: "Но я не знаю, как мне быть даль­ше. Меня уже просто не хватает!" Такое проявление чувств слишком неожиданно. Фрау Б. обратилась ко мне за по­мощью, как она сообщила по телефону, для того чтобы по­лучить несколько педагогических советов. Непосредственно перед описанной сценой она охарактеризовала своего сына Лео как живого, развитого мальчика, с которым постоянно возникают проблемы, когда он должен делать то, к чему в данный момент не расположен, как, например: одеваться или раздеваться, выключить телевизор, идти спать и тому подоб­ное. Мать беспокоит также чрезмерная стеснительность сы­на по отношению к чужим взрослым. Все это она рассказала в спокойной манере, к которой теперь так не подходила ее внезапная растерянность, составлявшая контраст со сравни­тельно невинной симптоматикой, если вообще в этом случае можно говорить о симптомах. Я обращаю на это внимание фрау Б., тогда она, заливаясь слезами, рассказывает, что из таких конфликтов состоят их будни и что из-за них ее отно­шения с Лео так испортились, что они постоянно кричат друг на друга, а потом рыдают. И что мальчик последнее время убегает от нее, когда она приходит за ним в детский сад. На мой вопрос, догадывается ли она о вероятной при­чине, она отвечает: "Я не знаю, но, может быть, правы мои родственники и друзья, говоря, что я избаловала Лео, что недостаточно строга и непоследовательна с ним. Я всегда пыта­лась воспитывать сына, воздействуя на него разумом, а не строгостью. Но самое ужасное, что я просто не понимаю, что происходит между нами. Очевидно, я все делаю не так!" Время беседы подходит к концу и я обращаю внимание фрау Б. на то, что она рассказала мне достаточно много о Лео и о себе, о родственниках и друзьях, но ни словом не обмолви­лась об отце ребенка. Она краснеет, как будто я застиг ее на месте преступления, и произносит вскользь, что не соответ­ствует ее заметному внутреннему волнению: "Да, это верно и это взаимосвязано, что отец в наших отношениях не иг­рает почти никакой роли. Мы вот уже два года в разводе и Лео видит своего отца раз в месяц, а то и в два". И на мои дальнейшие вопросы она утверждает, что развод не мог негативно повлиять на ребенка, потому что в момент разво­да ему было всего два года, и он не в состоянии был что-либо понять и совсем не грустил, когда отец ушел. При этом фрау Б. держится с возрастающей отчужденностью и изо всех сил старается увести меня с "неверного следа". Поскольку время беседы истекло, мы договариваемся о следующей встрече. Конечно, нельзя заранее утверждать, что причиной проблем между Лео и его матерью является непременно развод роди­телей. Но все же удивительно, что эта образованная и, как она сама говорит, интересующаяся психологией женщина абсолютно не считает вероятной возможность, что ее раз­вод с отцом ребенка, как минимум, является одной из при­чин тех трудностей, которые возникли в ее отношениях с Лео. Подобное несоответствие вызывает подозрение пси­хоаналитика о существовании здесь неразрешенных психи­ческих конфликтов, имеющих значение для данной проб­лемы и ее разрешения.

Напрашивается вопрос — почему мать Лео пыталась скрыть от меня развод? А точнее, у меняя сложилось впечат­ление, что речь шла не столько обо мне, сколько о ее жела­нии избежать нового столкновения с фактом развода. Через неделю фрау Б. сама отвечает на этот вопрос. Она начинает рассказывать о своем браке, о разочарованиях и пережива­ниях, о том, что ее муж после рождения ребенка больше за­ботился о ребенке и о своих друзьях, чем о ней. Мать сосре­доточилась на сыне, не желала спать с мужем, что еще боль­ше осложняло их отношения. Когда ребенку исполнилось два года, желание уйти от мужа с ребенком приобрело конк­ретный характер. И в заключение фрау Б. рассказала, вся в слезах, как долго она мучилась этим решением, так как чувствовала, что не имеет права отнимать у ребенка отца. Несмотря на то что муж все реже бывал дома, Лео его тем не менее очень любил. Можно предположить, что это было именно то огромное чувство вины, которое и привело фрау Б. к полному отрицанию роли отца для Лео, а вместе с тем и значения развода, и она вжилась в представление о том, что ребенок не заметил изменений в семье. Иначе она, вероятно, не совершила бы столь важного шага и не смогла бы освобо­диться от ставшей невыносимой совместной жизни. Фрау Б., конечно, не одинака с ее конфликтом между личными чувствами и желаниями, с одной стороны, и родительской совестью — с другой. С огромным чувством вины по отно­шению к детям приходится бороться большинству родите­лей, решившихся на развод. Эти угрызения совести кажутся, на первый взгляд, удивительными, но они подтверждаются статистическими выводами. Тем не менее в Австрии распа­дается каждый третий брак и каждый десятый ребенок до своего четырнадцатилетия уже обременен переживаниями развода' (для ФРГ и Швейцарии цифры те же).

' Loidi, 1985; Stary, 1989.

Исходя из данных, едва ли возможно расторгнутые браки, где есть дети, рассматривать в качестве единичных случаев. Сегодня родители, в одиночку воспитывающие детей, так же, как и приемные семьи, представляют собой нормальные варианты тенденции развития. Общественное мнение по данной социальной проблеме отражает двоякость конф­ликта разводящихся родителей: единодушное признание личного права избавления от несостоявшегося или неудав­шегося союза резко противостоит точно такому же едино­душному убеждению в том, что развод наносит непо­правимый ущерб детям.

Педагогические размышления о разводе, которые часто близки к моральному его осуждению ("родители обязаны прежде всего думать о детях"), находят поддержку в выводах эмпирических исследований, которые в последние десять-пятнадцать лет обращены к теме развода и значения его пос­ледствий для детей. Так, выясняется, что развод родителей и их новый брак чаще всего представляют собой первоначаль­ную причину проявления симптомов, которые впоследствии заставляют родителей обращаться в детские психиатричес­кие клиники². Симптомы, проявляющиеся в основном после развода родителей, описаны в различных исследованиях: это прежде всего общее беспокойство, обжорство, бессонница³. Многие из детей начинают опять мочиться в постель⁴, снова и снова возникают проблемы с дисциплиной в школе и в семье⁵, иногда даже воровство⁶, порой у детей развиваются психосоматические симптомы, такие, как боли в желудке, головные боли, угри и другие⁷. Большинство детей, чьи родители

'Buhler/Kachele, 1978.

³ Напр., Wallerstein/Kelly, 1980.

"Напр., BUhler/Kachele, 1978; Wallerstein/Kelly, 1980.

⁵ Напр., Guidubaldi/Perry, 1985; Kalter/Plunkett, 1984.

⁶ Напр., Buhler/Kachele, 1978.

⁷Haпp.,Doust, 1983; Wallerstein/Kelly, 1980.г.

развелись, проявляет особую раздражительность: они все чаще испытывают чувства страха, беспокойства, пе­чали⁸; почти у каждого ребенка наблюдается возрастание агрессивного потенциала, который разряжается на одном из родителей или на других детях⁹, некоторые реагируют, на­оборот, усиленной зависимостью, а также отставанием со­циального и эмоционального развития¹⁰. Все эти симптомы часто сопровождаются снижением внимательности и ухуд­шением успеваемости¹¹. Речь идет не просто о преходящих трудностях. Об этом говорит сравнительный анализ школь­ных успехов или профессионального образования детей из полных и неполных семей: последние гораздо реже учатся в средней или высшей школе и в результате получают более низкое профессиональное образование¹².

Поэтому ничего нет удивительного в том, что часто родители, ради детей, отказываются от развода, особенно после предварительной консультации у специалистов, кото­рые ставят на первое место благополучие детей и преду­преждают родителей о последствиях развода для них. Да, возникает вопрос, является ли развод вообще, из педагоги­ческих соображений, делом ответственным.

Бесспорно, что многие матери и отцы не имеют воз­можности решать, разводиться им или нет, а именно, когда оказываются брошенными. Но также, исключая подобные случаи, невольно напрашиваются мысли по поводу утверж­дения основных противоречий между личными интересами и педагогической ответственностью в отношении развода:

BHaпp.,Doust, 1983;Wallerstein/Kelly, 1980.

9 Напр., Biinler/Kachele, 1978; Bernhardt, 1986; Guidubaldi/Perry, 1985; Kal-ter/Plunkett, 1984; Wallerstein/Kelly, 1980.

"Напр., Guidubaldi/Perry.

"Напр., Bedkower/Oggenfuss, 1980; Bernhardt, 1986; Guidubaldi/Perry, 1985;

Leahy, 1984; Wallerstein/Kelly, 1980.

12 Knapp/Verzentnitsch, 1983; Napp-Peters, 1987; Wallerstein/Blakeslee, 1989.

исследовательские материалы о последствиях развода не позволяют сделать обратных выводов о том, что пострадавшие дети не развили бы в себе подобных тяжелых симптомов, если бы их родители не разошлись. Такой вывод следует из исследований, сравнивающих развитие детей из разведенных семей с детьми, которые живут в полных семьях¹³. Эти сравнения обращают внимание на пси­хологический климат в семье. Вероятно, невозможно разделить детей из разведенных семей и детей, родители которых постоянно ссорятся. В ходе своего длительного обследования Валлерштейн¹⁴ пришла к выводу, что скандалы между родителями вызывают у детей большой страх. Если даже такие ужасные сцены бывают редко, дети потом, спустя годы, все еще вспоминают о них, а также о боли и страхе, которые им тогда пришлось пережить¹⁵. В неко­торых, особенно тяжелых случаях, психические проблемы бывших — между тем уже находящихся в юношеском возрасте или взрослых — детей разведенных родителей уво­дят Валлерштейн к предразводному периоду и пережи­ваниям, имеющим там место¹⁶.

В последние годы появился ряд системно-теоретических инспиративных работ, направленных не столько на сам развод, сколько на конфликтные отношения родителей, которые после развода либо усиливаются, либо возникают вновь. Существует общее мнение, что дети, которые пос­тоянно втягиваются в конфликт между родителями, ока­зываются в так называемом тяжелом конфликте лояльности, который предъявляет к ребенку слишком большие требования

13 Напр., Napp-Peters (1987). Vergleich der Schulkarrieren von Kindern aus Zwei-Eitern- und Alleinerzieher-Familien.

14 Wallerstein/Kelly, 1980; Wallerstein/Blakeslee, 1989.

15 Ср. также Wolchik, 1985.

16 Ср. напр., "Die Geschichte von Larry" (Wallerstein/Blakeslee, 1989, с. 226 и далее).

и наносит вред его душевному развитию¹⁷. Этот упомянутый выше конфликт лояльности не является специ­фичным только для детей разведенных родителей, он харак­терен также для детей еще женатых родителей, но которые в ходе супружеских разногласий, сознательно или бессозна­тельно, ищут в детях союзников.

Дети очень восприимчивы к перемене настроений роди­телей. Они чувствуют, когда один из родителей несчастен и страдает. Нередко такие дети возлагают на себя роль, так сказать, терапевтов брака, пытаются утешать родителей или одного из них или предпринимают попытки вновь прими­рить маму и папу¹⁸. Эти попытки начинаются зачастую уже задолго до развода. Бывает, что так называемые симптомы развода появляются у детей уже непосредственно перед разводом и зачастую несут подсознательную функцию отвлечения родителей от их проблем и предложение занять­ся ребенком сообща. Некоторые дети, пытаясь достичь этой цели, стараются как можно меньше досаждать родителям и как можно лучше себя вести¹⁹. Если предположить, что переживание физического и психического насилия, старания по примирению родителей и попытки чрезмерного приспосабливания могут нанести детям вред, то это значило бы, что следует поверить в то, что некоторые факторы, вызывающие развитие "симптомов развода", влияют также на детей, воспитывающихся в конфликтных семьях.

Не доказывают ли однозначно против развода результаты обследований Бюлера и Кехеле, показывающие, что чаще всего причиной обращения к детскому психиатру является развод и новый брак несущего опеку родителя? Уже не говоря о ненадежной репрезантативности обследований в большинстве соответствующих консультативных учреждений,

17 С этой проблемой мы встретимся еще не раз.

'"Напр., Bernhardt, 1986;Wi!le, 1985a, 19866;Wolchik, 1985.

^Bernhardt, 1986; "Psychoanalytic inferences", 1983.

переменная величина консультация является все же сомнительным критерием для психогигиенической оценки развода в сравнении с другими патогенными факторами. Каждый педагог и практикующий психолог в случаях трудновоспитуемости знают о предельном страхе родителей перед обращением к профессиональной помощи. Вероятно, столь высокое число разводов попадает под обследование частично также и потому, что родителям легче говорить о проблемах, возникших с детьми, тогда, когда они могут ис­кать причины во "внешних событиях", таких, как развод, или перенести вину на другого, например, на желавшего развода, покинувшего семью супруга. Если же подобная очевидная причина отсутствует или нет возможности воз­ложить вину на другого человека, тогда для родителей не остается ничего более, как искать причину в своей собст­венной несостоятельности. Результатом является стыд, кото­рый часто удерживает родителей от необходимости сознать­ся в собственных ошибках. Многие обращаются за советом, если вообще обращаются, только тогда, когда уже не видят иного выхода. Это характерно также для тех матерей или отцов, которые сами явились инициаторами развода. Но и тогда мы сталкиваемся, как это было с матерью Лео, с фактом отрицания части своей собственной вины в проб­лемах ребенка.

Есть и другой аргумент, который заставляет сомневаться в утверждении, что развод служит только ("эгоистическим") запросам родителей и ни в коем случае не служит интересам детей, а именно: дети страдают больше всего тогда, когда видят родителей несчастными и недовольными. Конечно, это не значит, что счастливые родители уже автоматически являются хорошими родителями, но способность посвящать себя детям — основной критерий хорошего воспитания — уменьшается по мере того, как они чувствуют себя разо­чарованными, несчастными, обремененными личными проблемами. Часто бывает так, что для родителей, которые "в интересах детей" сохраняют немилый союз, ребенок, вместо того чтобы обогатить и сделать более радостной их жизнь, наполнив ее смыслом, становится как бы (конечно, подсознательно) виновником этой неудавшейся жизни. Такие отношения родителей и детей довольно амбивалентны (противоречивы) и соответственно этому проявляют боль­шую готовность к (открытой или скрытой) агрессивности.

Конечно, родители, чей брак переживает кризисную ситуацию, должны были бы попытаться разрешить эти конфликты, прежде чем окончательно пойти на развод. В свете высказанных выше размышлений сохранение брака, даже в интересах детей, имеет смысл только тогда, когда родители ведут себя по отношению друг к другу уважи­тельно, и конфликты представляются еще разрешимыми. Имеющиеся результаты обследований, во всяком случае, не оправдывают (часто высказываемого) мнения, что развод является решением проблемы только для родителей, а для детей, наоборот, причиной таковых.

Подобная моральная поляризация личных интересов и родительского долга превращает развод в грех. Куда при­водит порожденное подобной точкой зрения чувство вины разведенных родителей, мы можем видеть на примере фрау Б. Для нее невыносимо само представление о том, что ее решение разойтись с мужем принесло ребенку, вероятно, непоправимое страдание. Исполнение законного желания, чтобы развод не нанес вреда Лео, явилось для фрау Б. необходимым условием освобождения от ставшего пыткой брака, постольку, что называется, развод не имеет права нанести ему вреда. Таким образом, любое негативное проявление поведения ребенка является угрозой душевному равновесию матери, которая подобное поведение должна либо скрывать, либо искать его причину в чем-то другом. Самое трагичное в ее подсознательном конфликте — психоанализ говорит в подобных случаях о (подсознательном) конфликте обороны — заключается в том, что фрау Б. тем самым отнимает у себя всякую возможность помочь своему ребенку в преодолении его кризиса развода.

II

Что могут в действительности сделать родители для того, чтобы защитить детей от травмирующего влияния развода или, по крайней мере, уменьшить его и реализовать надежду, которую дает расторжение неудавшегося брака, возможно, ставшего невыносимым также и для детей?

Статистические данные о виде и частоте проявлений так называемых симптомов развода не могут оказать доста­точной помощи, так как вид и тяжесть внешних симптомов еще ничего не говорят ни о характере проблемы страдания ребенка, ни о воздействии этой проблемы на отдаленное будущее. С психоаналитической точки зрения главную роль для такого заключения играют конфликты, которые скры­ваются за симптомами, или, иначе говоря, (бессознательное) значение симптомов²⁰. Без этих знаний невозможно ни по­нять истинной проблемы ребенка, ни определить, можно ли исчезновение симптоматики в действительности прирав­нять к преодолению конфликта. Вполне возможно, что эти конфликты в процессе развития или под влиянием изме­нения обстоятельств, принимают иные формы выражения, более "тихие", менее навязчивые и легче воспринимаемые окружающими, но в то же время они продолжают обреме­нять душевное развитие ребенка в качестве "невротической гипотеки". И наоборот, почти вся литература о последствиях развода для детей следует упрощенной концепции адап­тации (Anpassungskonzept), при которой появление и исчез­новение симптомов (что часто является просто непониманием

⁰ Ср. экскурс в психоаналитическую теорию образования неврозов на с. 43.

оных окружающими) приравнивается к появлению или исчезновению психических проблем. Это характерно не только для опытно-статистических, но и для большинства "системных" работ по семейной терапии. Даже сама Валлерштейн, чей вклад в изучение проблемы развода может быть охарактеризован минимум как "психоаналитически инспиративный", после ее первых катамнезов оптимистически приходит к выводу, что симптомы у многих детей в течение пяти лет после развода сходят на нет и таким образом, по ее мнению, примерно 40% детей переживают развод вполне удовлетворительно (Wallerstein/Kelly, 1980). Но на основе своих дальнейших обследований тех же персон через десять — пятнадцать лет после развода (Wallerstein/Kelly, 1989) ученые вынуждены были признать, что развод даже у детей, которые сумели хорошо приспособиться, оставил глубокие следы.

"Беседа с Денизой, длившаяся три с половиной часа, дала мне понять, что мы исходили из неверных предположений" (с. 91). "Мы смогли обнаружить запоздалые результаты вытесненных чувств у детей разведенных браков только благодаря нашему долгосрочному обследованию. У детей из нашей опытной группы, которые в переходном возрасте и в школе почти не имели проблем, вдруг неожиданно проявляются душевные кризисы. Только после того, как Дениза поставила нас в известность о своих страданиях, у нас родилось предположение, что у других молодых женщин могут быть такие же запоздалые реакции..." (с. 95).

Вызывающее поведение ребенка не обязательно является невротическим симптомом. Если ребенок любит обоих ро­дителей, то любое радикальное изменение жизненной ситуа­ции, например, такое, как развод, должно повлечь за собой реакцию. Подобные реакции переживаний (В. Шпиль)²¹

"- К концепции "Реакции переживаний" ср. Spiel, 1967 и с. 195 данной книги.

часто выглядят как невротические симптомы, но тем не менее исчезают бесследно на новой ступени развития "Я", то ли под влиянием привычки, возраста, нового изменения жизненных обстоятельств, то ли в том случае, если ребенок получает педагогически-терапевтическую поддержку. Не­смотря на то, что вызывающее поведение само по себе не носит психодинамического значения ("невротический симп­том" в понимании "реакции переживания"), "простая" реак­ция переживания не освобождает нас от обязанности прояв­лять понимание к душевному состоянию ребенка. Клиничес­кий опыт показывает, что неправильная реакция окружаю­щих на любое (нормальное) раздражение ребенка мешает переработке вызванного обстоятельствами переживания и в результате может даже спровоцировать душевные конфлик­ты, которые в свою очередь возможно разрешить только еще более невротическим путем, т.е. путем бессознательных процессов обороны.

Итак, надо стремиться понять проблемы каждого конк­ретного ребенка, понять, какое значение имеет именно его способ реагирования на развод родителей, какие психические процессы вступают в действие и как могут эти пред­посылки отразиться на будущем душевном развитии ребен­ка. И тогда становится возможным и исполненным смысла рассуждение о форме помощи этому ребенку в преодолении его конкретного кризиса.

Такого же рода понимание является доминантой и при­вилегией психоанализа. Но до сих пор психоаналитики зани­мались проблемами развода только в контексте индивидуальной патологии, т.е. лишь в тех случаях, когда некоторые пациенты или их родители пережили развод, который в ходе психотерапевтического процесса подвергся обсуждению. В силу такого ограничения на отдельных судьбах психоанализ не в состоянии раскрыть все свои возможности. Хотя исс­ледования по теме развода, ориентированные на симптомы, мало способствуют интервенциям, способным к оказанию полноценной помощи, они — и это их главная заслуга — об­ращают наше внимание на то, что частичная потеря одного из родителей почти у всех детей приводит к ирритации в ду­шевном равновесии, которая в свою очередь может вызвать к жизни невротические процессы с долгосрочным воздейст­вием. Конечно, душевная проблема каждого ребенка являет­ся особенной. Но вместе с тем в порядке вещей, что психо­аналитическое исследование большого числа индивидуаль­ных судеб развода приводит к результатам, которые позво­ляют также сформулировать общие положения надиндивидуального значения. Можно предположить, что в свете та­кого значительного события в жизни ребенка как разъезд двух самых любимых и нужных людей особенно сильно про­являются определенные желания, фантазии, конфликтные положения и стратегии преодоления или, наоборот, проис­ходит ограничение возможностей выбора, психических ре­акций, повышение запросов к своему поведению. Сущест­вует и иная возможность: если аналитические интересы познания окажутся направленными не только на ребенка, но также подвергнутся наблюдению проблемы персон, окружающих ребенка, их позиция, типичные интеракциональные образцы поведения и другие жизненные обстоятельства, то это позволит проследить взаимосвязь между детскими пе­реживаниями и переработкой кризиса, с одной стороны, и внешними обстоятельствами, с другой. Хотя эта взаимосвязь не однозначна, тем не менее возможно построить предполо­жения, при каких "внешних" обстоятельствах²², какого рода переживания и какого вида переработка окажутся более вероятными для ребенка, а также какие душевные процессы будут вызваны к жизни и какие подавлены.

²² К "внешним" обстоятельствам относятся (в данной взаимосвязи) и "внутренние", под которыми имеются в виду психическое состояние родителей, их проблемы чувств и конфликты.

III

Подобные рассуждения привели в конце концов к решению провести психоаналитическое, вернее, психо­аналитически-педагогическое исследование²³ о воздействии развода на психическое развитие ребенка. Инициатива при­надлежала Гаральду Лойпольд-Лёвенталю, президенту обще­ства Зигмунда Фрейда в Вене и председателю Института прикладного психоанализа, официально выполняющего обязанности руководителя проекта. Отрегулировав все финан­совые вопросы при участии юбилейного фонда Австрий­ского Национального банка, в конце 1986 года началась организационная подготовка к работе. В 1987 году на меня были возложены методическая концепция и руководство проектом, а затем была создана творческая группа²⁴. Основу проекта представляла консультация для разведенных и разводящихся родителей. Эта консультация и была, собст­венно, организована специально для данного исследования, и расположилась на исторической территории: Берггасе, 19, кв. 5, т.е. в квартире, когда-то принадлежавшей Зигмун­ду Фрейду, которую, незадолго до того удалось заполучить Обществу Зигмунда Фрейда. В консультацию приходили родители, узнав об организации таковой из прессы, от учителей, воспитательниц детских садов, работников орга­низации попечительства молодежи, от адвокатов и др.

²³ Упомянутыми выше вопросами психоанализ отходит от области своей практики: он продвигается от чисто терапевтических к педагогическим оцен­кам познания или к возможностям таких оценок. На заре психоанализа (в 20-30-х годах) применение психоаналитических теорий играло довольно большую роль в вопросах воспитания детей. Но именно в последние десять лет наблюдается истинное возрождение этой традиции "психоаналитической педа­гогики". К вопросу о сегодняшнем состоянии психоаналитически-педаго­гических исследований (см. Trescher, 1990; Horvath/Sheidl-Trommer, 1989).

Группа проекта состояла без исключения из психоаналитически под­готовленных психологов и педагогов и из одной служащей социальной сферы, имеющей образование семейного терапевта (ср. с. 13).

Консультация была бесплатной, но всегда готовой помочь родителям в обстоятельном диагностическом обследовании детей. Хотя проект полностью соответствовал психоанали­тическим требованиям, тем не менее мы не могли просто ограничиться только теоретическими рамками дедуктивного вывода гипотез и интерпретации результатов обследований, Важнейший предмет психоаналитического исследования — внутрипсихические, особенно подсознательные процессы, и в данном случае как у детей, так и у родителей, образуют связь со специфическими необоснованными утверждения­ми. В данном случае, из некоторых соображений, для наших научных планов не подходила "классическая" психоаналити­ческая методика обследования, т.е. обобщение психических данных в рамках психоаналитической терапии: прежде всего ограничение психоаналитическим лечением, которое часто связано с проблемой времени и финансирования, предо­ставило бы в наше распоряжение весьма определенную группу пациентов, это были бы в большинстве своем хорошо образованные и (или) чрезвычайно заинтересован­ные родители, которые решились бы для своих детей или даже для самих себя на психоанализ, и, кроме того, мы заполучили бы только тех детей, у которых развилась навяз­чивая и вызывающая тревогу родителей симптоматика, Помимо всего важно и то, что этот вид психоаналити­ческого исследования хотя и предоставляет возможность ясного наблюдения психодинамики обследуемых персон, но все же, во-первых, при данных обстоятельствах было бы трудно добиться изоляции переменной величины "развод" после процесса, который занимает иногда месяцы, а порой и годы (к тому же в это время анализируемая персона также постоянно внутренне меняется), и, во-вторых, во время протекания терапии взаимосвязь между психодинамическим процессом и внешними обстоятельствами едва заметна.

Из этих соображений мы решили использовать для наших целей метод обследования, основанный на проективных тестах, результаты которых обобщались с психоаналити­ческой позиции и дополнялись психоаналитически ориенти­рованными интервью с родителями²⁵. В среднем мы встре­чались с родителями по 4 раза, каждый раз по 1,5 часа; с детьми мы беседовали по 3—4 раза (в зависимости от возраста) по 50—90 минут. Беседы или тесты обрабаты­вались и обобщались исследователем, а в заключение обсуждались на многочасовых заседаниях группы с учетом разработанного диагностического профиля проекта. Во время обобщения в первую очередь речь шла о психодина­мических и интеракциональных проблемах в каждом отдель­ном случае, а также о необходимых и обещающих успех возможностях интервенций. Третьим шагом была беседа о результатах обследования с родителями, а при определенных обстоятельствах и с детьми. Во время этих бесед мы задавались целью избежать активирования (сознательного или бессознательного) сопротивления против результатов обследования, а там, где это не удавалось, такое сопротив­ление переработать, так как в беседах о тестах затрагивает­ся информация, превышающая ту информацию, которая имеется у родителей, и эта беседа должна была углубить отношения родителей с обследователем и привести к психо­аналитически-педагогической консультации. При интенсив­ном контакте данной цели возможно добиться за довольно короткое время, но иных родителей мы видели с большими интервалами, длившимися неделями или месяцами. Кроме того, осенью 1987 года мы организовали родительскую группу.

Само собой разумеется, консультация помогала детям и

²⁵ Прежде, чем приступить к разговору о полученных нами знаниях, надо Решить некоторые теоретические проблемы. В приложении к данной книге подробно затронуты эти вопросы, а также будут освещены выводы, полученные на методических заседаниях.

их родителям и оказывала ответную услугу за то время, которое они отдавали нам. Таким образом, для нас открылась возможность контроля (верификации) за результатами обследования. В заключение мы могли исследовать действен­ность, методы и шансы психоаналитически-педагогической консультации, которая, собственно, представляла собой нечто среднее между ориентированной консультацией и психоаналитической терапией²⁶.

Исследовательский процесс длился два года. За это время были основательно обследованы сорок детей и условия их жизни. Если учесть обобщения, сделанные психоаналитиком самостоятельно, как и беседы с родителями (которые при­вели к дальнейшим заключениям), то в общей сложности получится, что мы потратили на каждого ребенка от 35 до 40 часов. Полученные результаты были документированы в заключительном отчете проекта. С публикацией решено было подождать, пока не будут получены запланированные результаты обследования отдаленных итогов, для чего мы собирались пригласить тех же родителей и детей по про­шествии трех-пяти лет после данного обследования. В промежутке я намеревался посвятить себя другим важным моментам работы и моей "нормальной" психотерапевти­ческой практике.