Приказ сыскных дел и его состав

По установившейся уже традиции передавать всякое общее строенье городов в Приказ сыскных дел, вслед за утверждением соборных челобитных 13 ноября, последовало 19 ноября учреждение нового Приказа сыскных дел, на ко­торый и была возложена задача выполнить предначертания закона, сначала 13-го, а затем 25 ноября 1648 г.

В соответствии с трудностью возлагаемой на него задачи приказ сразу получает довольно сложную конструкцию, напо­минающую триличную старобоярскую комиссию трех князей: Одоевского, Прозоровского и Волконского с двумя дьяками, но совершенно иного состава. Официальная запись Дворцо­вых Разрядов, редактированная приблизительно через год после события, сообщает об открытии нового Приказа сыскных дел в таких выражениях: «Того же месяца ноября в - день указал государь сбирать на Москве и в городах закладчиков боярину князь Юрью Алексеевичю Долгоруково, да дворя­нам Василью Иванову сыну Толстому да Семену Иванову сыну Заборовскому, да дьякам Ивану Патрикееву да Степа­ну Чернышеву; а опосле были дьяки: Глеб да Иван Патрике­евы да Богдан Обобуров».

Князь Ю. А. Долгоруков, или Долгорукий, как безразлично именуют его памятники, вопреки Разрядной книге, 19 ноя­бря, в день его назначения главой Приказа сыскных дел, был не боярином, а только стольником; поэтому Приказ состоял из трех дворян и являлся по составу необычным, небоярским учреждением, и даже, зная его задачи и забегая вперед, мы сказали бы - дворянским органом, воздвигнутым Земским собором и правительством Морозова - Милославского ско­рее в качестве противовеса приказу князя Одоевского с то­варищами, нежели дополнения к нему, чем он, казалось бы, должен был явиться. Это заставляет нас ближе присмотреться к входившим в его состав лицам, деятельность которых сыграла такую зна­чительную роль в истории русского города.

Как мы помним, челобитные выборных людей Земского собора о белых слободах были поданы 30 октября 1648 г. Доклад по ним боярином князем Н. И. Одоевским, боярином князем С. В. Прозоровским и окольничим князем Ф. Ф. Вол­конским был сделан 13 ноября, причем докладчики и решав­шая вопрос Боярская дума совершенно исказили и сузили вытекавшие из челобитных задачи предстоявшего на посадах дела. После этого 19 ноября последовало учреждение При­каза сыскных дел в составе названных выше трех дворян и двух дьяков, причем через 2 дня, на праздник Введения 21 ноября, неродовитый и имущественно захудалый князь Софроний-Юрий Алексеевич Долгоруков, по прозвищу Черте­нок, из стольников, минуя окольничество, сразу возводится в боярский сан, а затем получает звание дворецкого.

25 ноя­бря уже он со своими дворянскими товарищами, членами Земского собора, докладывает протестующую челобитную посадских выборных и дворянства о том, что решением 13 ноября искажена мысль земских людей, и что принятый по докладу князя Одоевского закон о слободах и закладчи­ках необходимо исправить в духе радикального уничтожения частного землевладения и слобод в городах. По докладу князя Ю. А. Долгорукого состоялся новый государев указ и боярский приговор 25 ноября о полной конфискации белых слобод и т. д. «без лет и без сыску», и этот закон должен провести и осуществить новый Приказ сыскных дел во главе с Ю. А. Долгоруким. И хотя скупы наши официальные доку­менты на материал по выяснению роли отдельных деятелей в прошлой истории, но, кажется, активная роль Долгорукого в этом деле ясна, как ясна и его политическая физиономия - родственника боярина Морозова и, следовательно, Мило­славского, который как раз в эти дни, 17 ноября, также по­лучает значительную награду от царя.

Со времени своего внезапного возвышения князь Ю. А. Долгоруков зачисляется в свиту царя и в 157, 158 и 159 гг. считается «в походех за государем царем и великим князем Алексеем Михайловичем» и, действительно, иногда ездит с царем в его богомольные походы. Но главным его занятием в это время было руководство операцией отобрания слобод и закладчиков по городам, чем он начал заниматься с 19 ноября 157 г. и занимался до 160 г...

... быстрое и необычное для его «породы» возвышение князя Ю. А. Долгорукова в ноябре 1648 г. нельзя объяснить ни его происхождением, ни его старыми заслугами, на которые нет указаний. Главное значение могли иметь, во-первых, его родство с Б. И. Морозовым, на родной тетке которого Елене Васильевне Морозовой он был женат, затем его не совсем ясная роль на Земском соборе, где он присут­ствовал по государеву указу в Ответной палате вместе с выборными людьми, и, несомненно, самая личность и харак­тер этого незаурядного человека, который как нельзя лучше подходил к моменту социальной схватки и к той роли, кото­рая ему отводилась в ней.

Имевший вкус к крупной политической игре, выдававший­ся умом, способностями и отвагой, князь Ю. А. Долгоруков был одним из ярких людей переходного периода второй поло­вины XVII столетия, когда дворянство начинало теснить родо­витых людей и занимать мало-помалу их место во дворце и у власти. Вся дальнейшая карьера князя Ю. А. Долгорукова, его поступки, симпатии и антипатии к нему, отзывы о нем рисуют его проницательным, умным, понимающим людей и в то же время хитрым, отважным и жестоким человеком, ко­торому как нельзя более пристало дедовское прозвище чор-това внука. Протопоп Аввакум именует князя Ю. А. Долго­рукова «воеводою крепкоумным» но он рисуется ему на высо­те не на бранном поле, а в кровавых схватках внутренней классовой борьбы, способным «перепластать во един день» всех никониан, как перепластал он одиннадцать тысяч по­встанцев во время крестьянской войны Разина.

Не расположенный к Долгорукову автор «Характеристики вельмож при царе Алексее», однако, отдает справедливость его уму и талантам. Упоминая о его брате Дмитрии Алексе­евиче, автор говорит: «Он имеет богатство и характер брата своего, вышеупомянутого Юрья Долгорукого, который, однако-же, столько превосходит его умом и прочими доблестями, сколько и летами... Рядом с князем Ю. А. Долгоруковым то же поручение было возложено еще на двух дворян: Василья Иванова Толсто­го и Семена Иванова Заборовского, оба писались без «вича», оба из членов дворянской курии выборных Земского собора, которые должны были, вероятно, контролировать поведение исполнительной власти в столь горячем и щекотливом вопро­се, как массовое насильственное отчуждение городских сло­бод и земель по соборному приговору...

2. Предварительные распоряжения. Выработка XIX главы Соборного Уложения. Ее источники и содержание.

 

Первой задачей, которая возникала перед Приказом сыск­ных дел, была задача внутренней организации порученного ему важного дела. Работа над этим пошла в трех направле­ниях одновременно. Учрежденный 19 ноября 1648 г. Приказ сыскных дел, во-первых, немедленно оповещает местную администрацию и заинтересованные группы населения о своих задачах и через воевод, приказных и посадские миры принимает меры против возможного расхищения подлежа­щего отчуждению имущества его владельцами; во-вторых, он немедленно же начинает собирать необходимые материа­лы для предстоящей работы; в-третьих, наконец, он присту­пает к разработке тех юридических начал, которые должны были лечь в основание принципиально решенной, но конкрет­но только намеченной реформы.

С оповещением городов о возникновении приказа и с при­нятием мер против возможных махинаций, которых можно было ожидать со стороны обираемых по новому закону вла­дельцев городских дворов и слобод, князь Юрий Долгоруков очень спешил. Уже 30 ноября 1648 г. послана была грамота на Соль Вычегодскую воеводе Василию Федоровичу Чоглокову. Ссылаясь на содержание указов 13 и 25 ноября, но при изложении их пользуясь не самими указами, а заключитель­ной частью челобитной торгово-промышленных людей, кото­рая, очевидно, вошла в наказ Долгорукову, данный ему 19 ноября, Приказ сыскных дел предписывает воеводе ска­зать государев указ о предстоящем сыске «усольцом, нашим тяглым людем, старостам и целовальникам и лутчим посад­ским людем» и велеть им беречь накрепко торговых и всяких промышленных, и ремесленных людей, которые живут за вотчинниками в. городах, на посаде и в слободах около него. Беречь нужно с двух сторон: чтобы вотчинники не раз­возили торговых и ремесленных людей с посадов и со своих промыслов, не чинили им насильства и не грабили их; с дру­гой стороны - чтобы и сами торговые и ремесленные люди «в поместья и в вотчины не розбежались».

В случае попыток со стороны владельцев увести своих торговых, промышленных и ремесленных людей, даже если они живут не своими дворами, а в дворниках и в захребет­никах, посадские люди должны немедленно извещать об этом воеводу, а воевода должен воспрепятствовать таким попыткам и может отдавать таких вотчинников на крепкие поруки или «за приставы», т. е. брать под арест.

Грамота эта была получена на Соли Вычегодской 26 де­кабря 1648 г. В ней мы имеем несомненный стереотип окруж­ной грамоты, тем более, что на Соли Вычегодской никаких белых слобод никогда не существовало, и посылать сюда специальную грамоту о них не было нужды. Такие же грамоты были разосланы одновременно и по другим городам. До нас дошел отголосок того глубокого впечатления, какое произвели эти грамоты на местах. Их здесь толковали почти как переход власти на сторону крепостных и холопов, ко­торых теперь из Москвы призывали не повиноваться своим господам...

Для производства сыска закладчиков и отписки слобод Приказ сыскных дел нуждался в ряде материалов: в списках посадов, в данных о количестве в них дворов черных и белых, в данных о слободах, которые нередко описывались не с по­садами, а с уездом и в описаниях города не значились; далее ему необходимо было собрать относящиеся к его зада­че законодательные материалы: государевы указы, наказы прошлых Приказов сыскных дел, которые касались так или иначе вопросов о закладчиках и беломестцах в городах, и т. н.

В ноябре 1648 г. Поместный приказ получил государев указ: «Выписать из переписных книг всех городов со 154 (1646) г., что по тем переписным книгам на посадех по­садских дворов и всяких чинов людей на дворех: дворников и торговых и ремесленных и вольных людей по именам, и в слободах, которые поставлены на посадских и на выгонных и на белых землях около посадов, торговых и ремесленных людей по именам же. А то со всех книг списав все в книги (прислать)... из Поместного приказу за дьячьими приписьми в Приказ сыскных дел к боярину ко князю Юрью Алексе­евичу Долгорукову да к диякам, к Ивану Патрекееву да к Степану Чернышеву, для сыску государева дела»...

Подьячие Поместного приказа были заняты этой работой около месяца, «в ноябре и в декабре», и извели на нее 12 стоп бумаги, за которую 23 декабря Поместному приказу пришлось уплатить торговому человеку Овощного ряда Алексею Остафьеву 12 рублей.

Сшитые в тетради, в восьмую долю листа, выписи эти были переплетены в книги и за приписью дьяков отосланы в Приказ сыскных дел князя Долгорукова.

Главной опорой предпринимаемого сыска и строенья посадов должны были, таким образом, явиться не старые дозоры и писцовые книги, а данные новейшей, только что составленной переписи, собранные 2-3 года назад. Старыми описаниями Приказ сыскных дел даже не интересовался. Дело шло не об установлении законности или незаконности прав владения и не об определении давности его, как это было раньше, в 1619 и 1637-1642 гг., а о ликвидации всего белого землевладения и дворовладения по городам, как оно было на данный день, "без лет и без сыску"…

… Свежесть и сложность запутанно-стройного содержания XIX главы Уложения, памятника прогрессивного развития русского феодального города, можно понять и почувствовать только в том случае, если перевести чисто средневековую мозаику его статей на привычную современному мышлению логическую последовательность их содержания.

Они касаются определения трех сторон существования средневекового города: его территории, состава населения городской общины и привилегий; которые связаны с принад­лежностью к ней. Рассмотрим эти три стороны, располагая в систематическом порядке статьи XIX главы, которые, как мы 'уже видели, в памятнике стоят в обратно хронологическом порядке возникновения, начиная от момента составления па­мятника и назад, к 1638 г.

I. Определение неразрывной территории посада было, повидимому, в соборных челобитьях 30 октября и 25 ноября и в указах по ним 13 ноября и 25 ноября 1648 г. самой новой, трудной и щекотливой проблемой. Речь шла об отчуждении в посад слобод, т. е. непашенных торгово-промышленных поселков на частном праве, которые расположены были внутри городов и около них. Однако, лишь только Приказ сыскных дел приступил к определению отчуждений в Москве, т. е. уже во второй половине ноября и в декабре 1648 г., как выяснилось, что понятие слобод в данном случае недостаточно. Около Москвы, частью внутри ее, как и около иных некоторых городов, были расположены также села и деревни, как вотчинные, так и поместные, которые отличались от слобод своим хозяйственным значением. Таковы были под Москвой, напр., село Измайлово, село Бутырки бояр Романовых, село Карачарово Стрешневых и- много иных подмосковных отчин, в которых наряду с пашенными крестьянами проживали также промышленные и торговые люди. Как было поступать с ними?

18 декабря 1648 г., по докладной выписи Приказа сыскных дел, государь «пожаловал розных городов земских старост и посадских людей», указав:

1. Вотчины и поместные села и деревни, как духовных, так и светских владельцев, «которые вряд с посады и кото­рые около посадов», отобрать у владельцев и «устроить их с посады», подобно слободам. Если же в таких селах и дерев­нях окажутся пашенные крестьяне, то их переписать «себе статьею», очевидно,- для рассмотрения особо.

2. Если слободы, села и деревни окажутся «от посадов не­близко», а в них живут торговые и промышленные люди, «и в городех у них лавки и всякие торговые промыслы», то про таких людей сыскать: «искони вечно ль те люди тех сел и деревень?» И если по сыску выяснится, что они «бывали го­сударевы городские посадские люди», то их брать в посадское тягло; а если окажется, что они крестьяне вотчинников и по­мещиков, то таких отдавать на крепкие поруки, «чтоб им впредь в лавках и в погребах не сидеть и не торговать, и варниц и кабаков не откупать». Лавки же их, погреба и вар­ницы продать посадским людям. При этом сделана, однако, оговорка в защиту интересов вотчинников от злоупотреблений посадских людей: в таких спорных случаях необходимо до отчуждения переписать, «колько каких людей», и книги им послать к государю (т. е. в Приказ сыскных дел), «а до указу тех слобод и сел и деревень отписывать на себя не ве­лел, которые неблизко городских посадов».

15 января 1649 г., по не известному нам казусу, указ об отчуждения территорий был еще раз подтвержден и распро­странен на всякие «митрополичьи и монастырские вотчинные земли», которые окажутся «близко посадов», и в которых жи­вут торговые и ремесленные люди. Если духовные власти будут утверждать, что они владеют землями по дачам и крепостям,-«и тем их речам и сказкам не верить»; если ста­нут класть «святых отец духовные»,- с духовных грамот делать списки и отсылать в Москву к государю, а до указа земель не брать. Так как этот указ 15 января возник по редкому сравнительно случаю наличия в руках монастыря духовное грамоты признанного затем святым основателя (та­кова, напр., духовная Антония Римлянина), то понятно, что указ этот в Уложение не был включен, хотя на практике и применялся.

Если присоединить сюда еще две статьи относительно го­родских выгонов: 6 о выгонах Москвы на 2 версты по 1000 саженей в каждой от Земляного города, и статью 10: «А вы­гоном быта в городех попрежнему, как к которому городу были выгоны при прежних государех», то труднейший вопрос об определении сплошной городской территории, ко­торую нужно было для этого «разбоярить», был закончен.

II. Основную массу посадского городского населения должны были составить, разумеется, старинные тяглецы чер­ных сотен и слобод и городовые посадские люди. Отписка на государя городских и подгородных слобод, сел и деревень с их населением пополняла города новыми тяглецами, коли­чество которых еще увеличивалось обращением в тягло также отдельных дворов, бездворных гулящих людей и закладчи­ков, которых выводили с вотчинных и поместных земель, не захваченных конфискациями. При обращении в тягло, со­гласно XIX главе Уложения, должно было руководствоваться тремя началами принадлежности к тяглой посадской общине, исторически вырабатывавшимися и ранее применявшимися: по посадской старине, по посадскому родству, по торгу и по промыслу.

1. По посадской старине подлежали возвращению в поса­ды, как это было при каждом сыске закладчиков:

1) Закладчики патриарха, митрополитов, архиепископов, епископов, монастырей, бояр, окольничьих, думных, ближних и всяких чинов людей, как в Москве, так и в городах, жив­шие на дворах, в вотчинах, в поместьях и на церковных зем­лях, если они сами или отцы их бывали в тягле: «живали в тягле и тягло платили, а иные жили на посадех же и в сло-бодех у тяглых людей в сидельцах и в наймитах». На заклад­чиков не распространяется оговорка о кабальных людях, ко­торых по 1-й статье XIX главы не брали в тягло при отчуж­дении слобод: кабалы и ссудные записи не имели над ними силы. Легко видеть, что формулировки 13 и 18 статей XIX главы Уложения, где это изложено, взяты из указов по мо­сковскому сыску князя И. А. Голицына 1637 г., которые мы приводили в своем месте. Включение в число закладчиков наймитов и сидельцев посадских людей, существовавшее во время московского сыска 1637 г. и в наказе кн. П. А. Репни­ну 1638 г., было затем изменено в наказе боярину князю Б. А. Репнину на запрещение обращать таких людей в тягло. В статье 13 XIX главы Уложения оно снова восстановлено в своем первоначальном, очень важном для лучших посадских людей, смысле, что является показателем торжества посадов над крупными феодалами и вместе указывает на руководя­щей значение среди посадских людей лучших, т. е. богатых, которые были заинтересованы в дальнейшем закабалении своих сидельцев и приказчиков и под видом борьбы с заклад-ничеством вели борьбу против феодалов за рабочие руки.

2) Категория посадских черных мастеровых людей, которые ушли с тяглых жеребьев и живут на Москве во Дворце, в Ружничье (т. е. Оружейной) палате и в других приказах. Они также подлежали возвращению в тягло, но с доклада о каждом мастере государю, как это было установлено по част­ным случаям о печатниках и др. во время сыска закладчи­ков в Москве в 1637 г. и в 1638 г. при Репнине.

3) Из псарей брать посадских людей и их детей, невиди­мому, безусловно, т. е. без доклада, как это было подтвер­ждено в наказе князю Б. А. Репнину при ограничении обра­щения в тягло иных дворцовых людей.

4) Из стрельцов, если тяглые люди и их дети стали в стрельцы охотой: при этом из 3 сыновей двое берутся с отцом в тягло, а третий остается в стрельцах.

5) Из пушкарей, затинщиков, воротников, кузнецов и иных всяких чинов служилых приборных людей брать в тягло быв­ших тяглецов по сыску.

6) Из казаков по сыску, если посадские люди писались в казаки после Смоленской войны (1632-1634 гг.) и не были под Смоленском. В противном случае они возвращению в по­сад, очевидно, не подлежали.

7) Из солдат по сыску, если они раньше жили в тягле сами или тяглых отцов дети.

8) Из ямщиков на тех же основаниях.

Кроме третьего сына в стрельцах, не подлежали возврату в тягло старопоместные казаки, верстанные еще до смолен­ской службы денежными окладами и месячными кормами, хо­тя они и стали в казаки из тяглых людей.

При обращении в тягло по старине обычно возвращали бывших тяглецов на старые их дворы в те города, откуда вышли они или их отцы. Но из этого правила были допущены 3 исключения. Во-первых, не подлежали переводу на место происхождения «по старине» те городовые посадские люди, которые «ожилися» в Москве, и наоборот: в Москву не требо­вали обратно тех тяглецов, которые живут в тягле по горо­дам. Во-вторых, при отобрании у владельцев посадских закладчиков последние подлежали приписке в тягло не по месту происхождения и старой оседлости своей, а по месту жительства. В-третьих, уездные закладчики вывозятся из сел и деревень также не на место своей родины и прежнего жи­тельства, откуда они вышли, а на посады тех ближайших горо­дов, где кто будет сыскан.Эти оговорки очень существенны: они снимали с предстоящего сыска и строения тяжелые гири старинного формализма, устраняли большую бесцельную ра­боту, мучительную для населения, которая так мешала дея­тельности Приказов сыскных дел 1619 и 1638-1642 гг. На­конец, освободившийся из плена посадский тяглец мог про­живать «где похочет», так как пленом он снимал с себя по­садскую старину.

2. По посадскому родству обращались в тягло или дети и племянники посадских тяглецов или же те из вольных, по­сторонних посаду, людей, которые вступали в родство с по­садскими людьми.

Такими были:

1) Вольные люди, которые женились на тяглых вдовах: «для того, что они поженились на тяглых женках и шли к ним в домы».

2) Зятья, которые входили в дом тяглого человека через брак с его дочерью. Но если дочь выходила за вольного че­ловека на сторону, то ее муж не делался тяглецом. Не под­лежали обращению в посадское тягло также беглые старин­ные или кабальные люди, крестьяне или бобыли, записанные за кем-нибудь в писцовых книгах, если им удавалось жениться на посадской вдове или девке. Такие беглые возвращались их владельцу.

3) Но если с посада убегала вдова или девка, сама или по подговору, и выходила замуж за холопа кабального, или старинного, за крестьянина или бобыля, и отец ее требовал ее возвращения, то вместе с ней уходил в посад ее муж и прижитые дети. Обе последние статьи защищали от возмож­ных злоупотреблений браком с целью захвата людей несво­бодных или посадских женок и девок.

3. Принцип обращения в посад по торгу и промыслу, не­сомненно, является центральным пунктом успеха посадских людей в их борьбе, хотя он не был новым: его применяли в своем строеньи посадов царь Борис Федорович Годунов и П. Т. Траханиотов. На нем много раз настаивали посадские люди в своих выступлениях перед правительством, напр., нов­городцы в 1623 г., устюженцы в 1632 г., ярославцы в 1637 г. и др. Но если раньше его применяли спорадически, от случая к случаю, то теперь он становился постоянно действующей нормой, законом для всех посадов, и в этом новизна его при­менения по Уложению, на которую не решался - даже Б. И. Морозов. По торгу и промыслу теперь обращались в тяглые люди:

1) Крестьяне и бобыли, проживавшие в слободах, в подгородних селах и деревнях, торговые и ремесленные люди.

2) «Которые люди на Москве и в городех живут на цер­ковных землях» «поповы дети или церковные дьячки или по­номари или иные какие-нибудь вольные люди, или чьи ни­будь», промышлявшие «торговыми промыслы».

3) Все постоянное население белых дворов и огородов, кроме одного человека - дворника, и временно приходящих «для ремесленного дела на вотчинников и помещиков».

III. Третьим отделом XIX главы Уложения являлось опре­деление сословных привилегий, принадлежавших классу по-садских людей, наших средневековых горожан-бюргеров. При­вилегии эти состояли в исключительном праве на городские земли, дворы, лавки, погреба, амбары, на занятие ремеслен­ной деятельностью, торговлей и другими промыслами, а так­же откупами, сдававшимися от казны.

После уничтожения слобод и захвата всего торгово-про­мышленного населения прилегающих сел и деревень главным и до конца неистребимым конкурентом посадских людей оставались группы служилых людей по прибору, которых пра­вительство по условиям момента не могло целиком отстранить от занятия городскими промыслами. Поэтому Уложение раз­личает среди служилых приборных людей 4 категории, из ко­торых каждая получает особую долю участия в торговле и промышленности, однако на условиях, которые всех их, кроме стрельцов, приближают к положению черных тяглых посад­ских людей. Такими категориями были стрельцы в Москве, стрельцы, казаки и драгуны в городах, остальные служилые приборные люди в Москве, иные служилые люди в городах.

1. Стрелецкие московские полки в период составления XIX главы Уложения были слишком страшны, чтобы прави­тельство Морозова - Милославского рискнуло лишить их права заниматься ремеслами и торговлей в Москве. Но это их право не оговорено, как таковое. XIX глава Уложения обошла их положение в Москве молчанием, и только отме­тила изъятие их из ограничений для остальных мелких служилых чинов в Москве (Уложение, XIX, 4).

2. Что касается стрельцов, казаков и драгун в городах, то они должны платить таможенные пошлины и оброки с лавок (от чего их раньше защищало их белое положение), остава­ясь, однако свободными от тягла и тяглых служб (Уложенче XIX, 11).

3. В худшее положение попали в Москве остальные кате­гории служилых людей, которые «всяких чинов люди на Москве емлют государево денежное и хлебное жалованье», имеют лавки и промышляют «всякими промыслы». Они оста­ются в своих чинах, но с торгов и промыслов обязаны пла­тить тягло в сотнях и слободах и давать иные подати «вряд с черными людьми». Не желавшие платить тягло обязаны продать свои лавки тяглым людям. Единственной привилегией их оставалась свобода от тяглых служб (Уложение, XIX, 4).

4. Еще хуже положение остальных служилых приборных людей, кроме стрельцов, казаков и драгун, в городах. Городо­вые пушкари, воротники, казенные плотники и кузнецы, если они сидят в лавках и промышляют, обязаны не только пла­тить таможенные пошлины, тягло и всякие подати с посад­скими людьми, но и служить с ними службы вряд, т. е. на одинаковом основании. Таким образом, они обращались в посадских людей, находящихся на казенной службе, но без всяких преимуществ. При нежелании находиться в тягле, они обязаны продать свои лавки, т. е.. лишались права зани­маться городскими ремеслами и торговлей (Уложение, XIX, 12).

 

В такой же альтернативной форме, с допущением обус­ловленного тяглом совмещения белого и черно-тяглового по­ложения, разрешен был вопрос об имуществе по городам московских гостей и торговых людей гостиной и суконной сотен.

1. Если они, после того как их выберут в эти привилегиро­ванные гильдии, захотят удержать за собою свои тяглые дво­ры и промыслы в городах, то должны платить с них тягло; если же не пожелают платить тягла, то их имущество подле­жит принудительной продаже посадским тяглецам (Уложе­ние, XIX, 34).

Легко понять, что эта статья отдавала имущество москви­чей в полное распоряжение местного мирского схода,- кото­рый мог навалить на него большие платежи и этим вынудить его продажу.

2. Обратно, городовые посадские люди, если у них были дворы и лавки в Москве, должны были нести тягло и служ­бы дважды: по своему городу и по Москве. Если же у них своих дворов в Москве не было, то они считались приезжими и лишались права иметь в Москве собственные или наемные лавки и могли торговать только из гостиного двора (Уложе­ние, XIX, 35, 36).

3. Еще решительнее выступает XIX глава Уложения с обо­роной сословных интересов посадских людей против торгую­щих владельческих крестьян и бобылей, а также иноземцев. Для владельцев первых предоставлялось на выбор: или поте­рять ремесленных, промышленных и торговых крестьян и бо­былей, которых запишут в посад, или же потерять их торго­вые и промышленные заведения, дававшие доход и нередко заведенные на средства землевладельца.

Люди, крестьяне и бобыли землевладельцев, у которых были тяглые дворы, лавки, погреба, амбары или варницы, купленные или закладные, должны были продать их тяглым людям. Если торгово-промышленные заведения впредь доста­нутся им за долг по закладной, то их также продать тягле­цам. Если же они сами впредь станут их покупать или станут торговать и промышлять в них, то эти заведения отбираются у них безденежно: «А самим им в тех тяглых дворех не жити и в лавках и в онбарех и в погребах не торговати и в вар­ницах соли не варити никоторыми делы» (Уложение. XIX, 15, 16). Крестьянам был запрещен даже временный наем лавок для торговли, и единственно разрешенной для них торговлей была торговля в гостином дворе или с возов и стругов (Уложение XIX, 17).

Черным людям также, под угрозой кнута, было запреще­но продавать и закладывать черные тяглые дворы беломестцам (Уложение, XIX, 39).

4. Еще беспощаднее выступили выборные люди по вопросу об иноземцах, которых было решено изгнать из Москвы и го­родов, вероятно, в конце января 1649 г. Челобитная об этом от гостей и торговых людей, поддержанная дворянством, была подана в Приказе боярина князя Никиты Ивановича Одоев­ского, и затем выпись из нее и допросные речи выборных Н. И. Одоевский с товарищами «поднесли государю в хоромах вместе с уложенным списком».Вероятно, поэтому решение это и не попало в XIX главу Уложения: оно запоздало, и, кроме того, XIX глава Уложения составлялась не в приказе Н. И. Одоевского, а в Приказе сыскных дел князя Ю. А. Долгорукова. Вместо нее заключительной статьей 40 XIX главы было сделано постановление не позже 26 января 1649 г., подтверждающее закон 1643 г. о запрещении немцам и нем­кам покупать, а русским людям им продавать и закладывать дворы и дворовые места в Москве в Китае-городе, в Белом и Земляном городах и в загородних слободах. Немецкие кир­хи на немецких дворах сломать, и разрешить их строить только за Земляным городом, «от церквей божиих в дальних - местех». Датировать эту последнюю статью XIX главы Уло­жения дает возможность Поммеренинг, который говорит о ней под 26 января (следовательно, принята она была раньше), именуя ее «повелением его царского величества», т. е. ука­зом. 29 января XIX глава вместе с иными была чтена выбор­ным, с которыми в Ответной Палате сидел по государеву указу и боярин князь Юрий Алексеевич Долгоруков. На этом, однако, как увидим, не прекратилась законодательная работа в Приказе сыскных дел, которому предстояло осуще­ствить XIX главу на практике.