Судя по информации, содержащихся в мифах и преданиях различных народов мира, на земле было несколько цивилизаций, аналогичных нашей.

Данные палеонтологии позволяют возможным утверждать, что цивилизация многоруких полубогов (описанная в Ведах) или сторуких (в мифах Древней Греции) существовала на планете очень давно. Членистоногие (насекомые, пауки, ракообразные) являются ее выродившимися потомками. Первые найденные ископаемые – двухметровые ракоскорпионы имеют возраст около 500 миллионов лет. Клешни трилобитов и ракообразных представляют собой покрытую хитоном ладонь, где большой палец противопоставлен остальным.

Следующая по времени цивилизация упоминается в писаниях как цивилизация трехглазых великанов. У людей – представителей этой линии имеется третий глаз во лбу. Действительно, все стегоцефалы – древние амфибии, рептилии, включая динозавров, имели третий глаз, связанный с шишковидной железой – эпифизом. Подобное приспособление сохранили некоторые виды ныне живущих ящериц и новозеландская гаттерия.

Хронологически после трехглазых великанов зародилась цивилизация титанов. От них произошли большие млекопитающие: гигантские хищные, копытные, ленивцы, медведи, слоны, киты.

Цивилизация людей современного типа значительно более молодая и ведет свою родословную от поколения Богов. Предшествовала появлению людей битва Богов и Титанов.

Больше всего материала о своей былой цивилизованности дают насекомые. Насекомые никоим образом не являются подготовительной стадией в формировании человека. Нельзя их считать и побочным продуктом человеческой эволюции. Наоборот, в строении организма и отдельных его частей насекомые обнаруживают более совершенные по сравнению с млекопитающими или человеком формы. Некоторые формы жизни насекомых обнаруживают такие явления, которые заставляют признать за насекомыми очень богатое прошлое, а нынешние их формы считать вырождающимися. Это относится, главным образом, к муравьям и пчелам. Они вызывают восхищение поразительной полнотой и рациональностью своей организации. Вместе с тем они отталкивают нас абсолютной невозможностью для индивида освободиться от круговорота жизни муравейника или улья. Не может не ужасать мысль, что с каждым поколением мы все больше на них походим.

Как же могли появиться общественные насекомые такими, какими они нам известны? Внимательные наблюдения за их жизнью приводят к выводу, что первоначальная организация улья и муравейника в далеком прошлом, несомненно, требовала рассудка и мощного логического разума, хотя для дальнейшего их существования не требовалось ни разума, ни рассудка. Это могло случиться по одной причине: муравьи или пчелы, будучи в разные периоды разумными и эволюционирующими существами, утратили разум и способность к эволюции, потому, что их разум пошел против их же собственной эволюции. Иными словами, полагая, что они способствуют своей эволюции, они ухитрились каким-то образом ее остановить.

Вероятно, они организовали свою жизнь на основе своеобразного «марксизма», который казался им очень точным и научным. Они осуществили социалистический порядок вещей, полностью подчиняющий индивида интересам общества. Таким образом, они разрушили всякую возможность для развития индивида, для его отделения от общей массы.

Но именно развитие индивидов и их выделение из общей массы и составляло цель природы, цель эволюции. Ни пчелы, ни муравьи не желали признать этого. Они видели свою цель в чем-то ином, они стремились покорить Природу. И в той или иной степени они изменили план Природы, сделали его выполнение невозможным.

Необходимо помнить, что каждое живое существо представляет собой выражение космических законов, сложный символ или иероглиф. Пчелы и муравьи, взятые как индивиды, нарушили свою связь с законами Природы, перестали их выражать индивидуально и стали выражать их только коллективно. Через некоторое время их мыслительные способности, совершенно бесполезные в хорошо организованном муравейнике или улье, атрофировались; автоматические привычки стали передаваться из поколения в поколение. Уменьшение же размеров некогда гигантских насекомых было ответом Природы на нарушение своих законов, иначе они бы просто уничтожили планету. Точкой же роста для дальнейшей эволюции стал человек.

Вообще, на сегодняшний день к дарвиновской теории происхождения видов от простых организмов к более сложным в результате борьбы за существование и естественного отбора накопилось столько безответных вопросов, что эта теория стала совсем неадекватной уровню накопившихся знаний. Например, непонятно почему и как Природа перешла в результате эволюции от весьма совершенного и простого способа размножения – деления клетки, к сложному половому размножению. Да, половое размножение способствует перемешиванию генотипов, перекомпоновке признаков, появлению индивидуальных различий, которые и служат материалом для естественного отбора. Но в этом случае была бы разумна равнозначность мужских и женских особей, отсутствие половых различий. Это помогло бы выживанию малых популяций, где поиски партнера всегда проблема.

Самая суть неодарвинизма такова: любая индивидуальность организма закрепляется в последующих поколениях, если особь лучше приспосабливается к условиям обитания благодаря именно этой индивидуальности. Сама среда производит отбор, потому он и называется естественным. Лучше приспособленная особь имеет больше шансов выжить и оставить потомство.

Но следующий пример эволюциониста Эрнста Майра показывает нечеткость соотношения между приспособленностью индивида и его продуктивностью. Порядок его рассуждения таков. Среди людей наиболее приспособлен к окружающей среде (общественной) умный образованный человек, интеллектуал. Известно, что интеллект связан с генетической предрасположенностью. Однако согласно статистике, примерно одинаковой для всех стран, «люди (как, правило, имеющие уровень жизни выше среднего), профессии которых требуют высокого интеллекта, имеют в среднем меньше потомков и производят их в более позднем возрасте, чем, скажем, неквалифицированные рабочие, труд которых не рассчитан на сколько-нибудь высокий интеллект. Те, кто обладает большим интеллектом, вносят в генофонд следующего поколения меньший вклад по сравнению с теми, кто обладает интеллектом ниже среднего». Вот вам и механизм деградации человечества. И если в древних культурах была практика умерщвления (по крайней мере, оскопления) явно неполноценных младенцев, то сейчас, в связи с распространением заразы гуманизма эта профилактическая мера кажется чудовищной и больше не практикуется. Но именно неполноценные, умственно отсталые обладают повышенной плодовитостью. Это все привело к тому, что доля явно неполноценных детей сейчас возросла до 10-15% (от 0,3% фоновой доли). То есть в 30-40 раз больше нормы.

«Вообще, в живой природе, где дарвинист видит замечательную гармонию и приспособленность видов, бросается в глаза прямо противоположное: их поразительная неприспособленность. Хищник гибнет среди изобилия плодов, травоядное – при изобилии мяса; многие рыбы идут метать икру в строго определенные локальные места; некоторые виды рыб, отметав икру, тут же гибнут.

О неприспособленности же отдельных особей просто и говорить не приходится. Отсюда то, что называется поразительной щедростью природы: тысячи икринок лягушки, миллионы – трески, миллиарды пушинок тополя, одуванчика… А ведь все это – огромный расход, безумная расточительность ДНК, энергии, жизненных сил!

В равном ли положении в отношении естественного отбора, охраняющего уникально удачливые экземпляры, находится осетр, скажем, с тридцатью миллионами икринок и какое-нибудь копытное животное с десятком, а то и меньше детенышей за всю жизнь… Понятно, что во всех случаях до половозрелости и нового воспроизводства доживают в среднем лишь две особи, но ведь выбор одной пары из миллионов возможных вовсе не то же, что выбор из считанных особей! В первом случае эволюция должна бы, казалось, рвануться вперед «семимильными шагами»…

Чукчи живут за Полярным кругом на крайнем северо-востоке Евразии, готтентоты – на юге Африки, в пустыне Калахари. У первых очевидные физиологические приспособления к холоду, у вторых – к жаре. Случайное возникновение случайных признаков и последующий отбор из поколения в поколение по «тестам» морозо- и жаростойкости? Но достаточно ли времени для этого (сотни, а то и десятки поколений) и не слишком ли малы эти человеческие популяции (считанные тысячи человек)?.. Быть может, чукчи и готтентоты приспосабливались к условиям климата не от поколения к поколению, а как-то почти разом?

В поисках каких-то новых закономерностей само понятие «случайность» уже не удовлетворяет нас. При рассмотрении эволюции любая случайность есть лишь непознанная нами связь явлений. Мутация, по сути, аналогична ошибке при перепечатке на машинке. Сколько же надо перепечаток, чтобы ошибки суммировались в сколько-нибудь связный новый текст! Учтем, к тому же, что подавляющее большинство мутаций – ошибок генной структуры – вредны или даже смертельны для особи…

Невероятных взаимосовпадений в живой Природе сколько угодно. Всем известный лишайник – это симбиоз гриба и водоросли; светящиеся бактерии, поселившиеся в специальных железах глубоководных рыб, позволяют им видеть в кромешной тьме.… А повсеместная сопряженность цветковых растений и опыляющих насекомых!.. Какой чудовищно невероятной должна выглядеть встречная эволюция ничуть не родственных друг другу групп, чтобы вот так совпасть в результате бесчисленных проб и ошибок, случайных мутаций и случайностей последующего отбора!

У одной из бразильских орхидей нектар помещается на дне трубочки почти в треть метра длиной. Долго не могли поверить, что есть насекомое с хоботком такой невероятной длины. Оказалось, он свернут спирально у сумеречной бабочки из породы сфинксов.…Но как же в ходе эволюции возникло столь невероятное сопряжение, тогда как самый естественный и простой выход был в том, чтобы просто укоротиться трубочке с нектаром?» (М. С. Тартаковский. «Человек – венец эволюции?»).

А как объяснить возникновение не только функции, но и органа, целесообразного лишь в своем окончательном виде? Наглядный пример – хобот слона, пригодный для хватания, обороны, обливания, - и все это тогда лишь, когда это уже хобот, а не просто большой нос. То есть, если переходная форма между носом и хоботом не является полезным приспособлением, то, по логике дарвинистов, эта форма не должна закрепляться в поколениях, и тем более, прогрессировать в настоящий хобот.

Известный эволюционист К. Завадский, предвидя такого рода возражения, говорил о «предадаптациях», то есть мутациях, «возникших уже как готовое приспособление». Но такое объяснение в корне противоречило бы самому Дарвину, да и генетической логике тоже. Радикальная мутация покорежила бы весь слаженный организм, вступила бы в противоречие с другими системами. К тому же, слону с хоботом среди его бесхоботных сородичей пришлось бы преодолеть сильный поведенческий барьер, связанный с его внешним видом и найти партнера для размножения.

По этому поводу Сковрон пишет: «Чтобы «монстр с перспективой» мог передать свои признаки следующему поколению, он должен найти соответствующего партнера. Совершенно невероятным нам кажется, чтобы в то же время и в том же месте могло мутационным путем возникнуть несколько особей, измененных одинаковым способом».

Но приспособление может быть не только таким внешне простым, как слоновий хобот. Электрические системы у скатов куда сложней наших искусственных электробатарей и состоят из ряда элементов, каждый из которых сам по себе не действует. То есть одно приспособление немыслимо без синхронно возникшего второго, третьего... энного.

Мимикрию (например, внешнюю идентичность листа и насекомого) дарвинисты до сих пор объясняют как результат выживания наиболее приспособленных особей. Они утверждают, что одно из насекомых могло «случайно» родиться с телом зеленоватого цвета. Благодаря этому насекомое и его потомки удачно скрывались среди листьев, лучше обманывали врагов, и значит увеличивали долю зеленых насекомых в популяции. Через тысячи поколений одно из зеленых насекомых «случайно» оказалось более плоским, чем другие, и благодаря этому стало еще менее заметным среди листьев. Соответственно, его шансы на оставление потомства возросли. Через тысячи поколений одно из зеленых и плоских насекомых напоминало по форме лист, получило больше шансов на оставление потомства и т.д.

Но рассмотрев подробнее насекомое, которое подражает зеленому листу или побегу, мы обнаружим не три, не четыре, а тысячи черт, которые делают его похожим на растение. Согласно дарвиновской теории каждая из таких черт должна сформироваться отдельно, независимо от других. Очевидно, что дарвиновское объяснение мимикрии, возникновения электрической цепи у ската и хобота у слона не учитывает математической невозможности такого рода серии «случайных» сочетаний и их повторений у промежуточных форм.

Почему вообще палеонтологи не находят в ископаемых остатках промежуточных форм, если природа, по Дравину, постоянно экспериментирует, ошибается и отбрасывает все неудавшееся? Эволюция жизни налицо, а следов постепенного изменения, развития никаких. Почему живая природа представлена не плавно перетекающей из одной формы в другую, более совершенную, а наоборот, дискретными, изолированными, нерушимыми биологическими видами? Неодарвинизм ответить на эти вопросы не в состоянии.

Эти факты заставляют нас предположить существование определенного рода плана в работе того, что называется Природой. А когда мы предположим или допустим существование плана, нам придется допустить и существование особого рода ума, интеллекта, т.е. наличие каких-то существ, работающих над этим планом и следящих за его выполнением. Наука почти разгадала генетический механизм реализации этого плана.

После очернения имени Трофима Лысенко биологи до сих пор открещиваются, от какой бы то ни было возможности влияния образа жизни на наследственность. Но энтомолог-практик Г. Шапошников, доктор биологических наук, нарушил это табу. Изменив питание тлей, он вывел неизвестный природе вид этих насекомых. Новая форма тлей, как и положено отдельному виду, потеряла способность производить потомство со своими недавними сородичами. В этом случае именно среда привела к кардинальной изменчивости организма.