На озаренной звездами лужайке

 

Проснулся Эрагон в полном одиночестве. Открыв глаза, он уставился в резной потолок. В их с Сапфирой «гнездышке» на дереве царила тишина, все вокруг было окутано ночной мглой, но со стороны города, сверкающего огнями, еще доносились звуки празднества.

И почти сразу в ушах у него зазвучал встревоженный голос Сапфиры:

«Как ты там?»

Мысленным взором он видел, что она стоит рядом с Имиладрис под деревом Меноа.

«У меня все в порядке, — ответил он. — Во всяком случае, даже лучше, чем все последнее время. А долго я спал?»

«Всего час. Я бы осталась с тобой, но меня вместе с Оромисом и Глаэдром попросили завершить церемонию. Жаль, ты не видел, что здесь творилось, когда ты потерял сознание! Эльфы чуть с ума не сошли! Ничего подобного никогда не случалось!»

«Это ты все устроила?»

«Не только я. Глаэдр тоже. Такое воздействие оказала на тебя древняя память наших предков, обретя форму и содержание благодаря магии эльфов. Это она снизошла на тебя и передала тебе все умения, которыми обладаем мы, драконы, потому что именно в тебе — наша самая большая надежда: избежать полного исчезновения».

«Я не понимаю…»

«А ты посмотри на себя в зеркало, — предложила Сапфира. — А потом отдохни еще, тебе нужно восстановить силы. Я вернусь на заре».

И связь прервалась. Эрагон встал с постели и с удовольствием потянулся. «Странно, — думал он, — но я чувствую себя просто превосходно». Он прошел в умывальную, взял зеркало, перед которым брился, подошел с ним к ближайшему светильнику…

И замер, пораженный.

Ему показалось, что за тот час, что он проспал, завершились бесчисленные перемены, которые происходят со всеми Всадниками, совершенно порой меняя их облик; он и сам замечал эти перемены — они начались с тех пор, как он связал свою судьбу с Сапфирой. Но теперь он смотрел на себя и не узнавал собственного лица: оно стало нежным и чуть угловатым, как у эльфа, да и уши совсем заострились, а глаза стали чуточку раскосыми. Кожа была белой, как алебастр, и, похоже, слабо светилась, словно покрытая каким-то волшебным составом. «Да я теперь прямо как эльфийский принц!» Раньше Эрагону и в голову бы не пришло использовать подобное сравнение, да еще по отношению к себе самому, но иных слов он не находил; пожалуй, единственным словом, которое способно было описать его нынешний облик, было слово «прекрасный». Он действительно очень походил теперь на эльфа, но все же явно не был эльфом. Особенно если присмотреться внимательнее: нижняя челюсть мощнее, чем у остролицых эльфов, да и все лицо шире, брови значительно гуще. Эрагон был теперь красивее любого из людей, но по сравнению с эльфами казался все же куда более грубым и мощным.

Дрожащими пальцами Эрагон ощупал шею и спину вдоль позвоночника в поисках страшного шрама.

Но шрама не было!

Он сорвал с себя рубашку и попытался рассмотреть спину в зеркале. Но спина оказалась совершенно гладкой, как и до сражения в Фартхен Дуре. Слезы навернулись ему на глаза. Пальцы снова скользнули по тому месту, где Дурза оставил свой ужасный след, и Эрагон окончательно понял: этот след исчез и спина никогда больше не будет его беспокоить.

Исчезла и жуткая подавленность последних недель, и все полученные им шрамы и ссадины — кожа была чистой, как у новорожденного младенца. Эрагон попытался обнаружить хотя бы старый шрам на запястье — он еще в детстве порезался, когда точил для Гэрроу косу, — но не нашел и этого шрама. Уродливые шрамы на внутренней стороне бедер — свидетельство его первого полета верхом на Сапфире — тоже куда-то пропали. На секунду ему даже стало грустно: ведь все это были знаки, отмечавшие его жизненный путь, но сожаление быстро прошло, ведь теперь все его былые раны и увечья были полностью исцелены.

«Я стал таким, каким и должен был стать», — думал Эрагон, глубоко вдыхая пьянящий воздух.

Бросив зеркало на постель, он стал одеваться. Он надел свои лучшие одежды — алую рубаху, расшитую золотой нитью, пояс, отделанный белым жадом, теплые штаны из толстой шерстяной материи и легкие матерчатые сапоги, столь любимые эльфами. Не забыл он и кожаные наручи, подаренные ему гномами.

Спустившись с дерева, Эрагон побрел по Эллесмере, где еще вовсю царило веселье. Никто из эльфов не узнавал его, хотя все радостно с ним здоровались, принимая его за своего, и приглашали присоединиться к ним.

Эрагону казалось, что он не идет, а плывет по темному ночному лесу; все его чувства были предельно обострены и словно вибрировали от нахлынувших на него новых звуков, запахов, ощущений. Теперь он, например, отлично видел и в темноте. Или, едва коснувшись листка, мог сразу сказать, сколько на нем ворсинок. Он мог определить любой запах — как волк или дракон. Он мог слышать топоток мыши в траве и шелест сосновой чешуйки, падающей на землю. Стук собственного сердца казался ему грохотом огромного барабана.

Бесцельно скитаясь меж сосен, Эрагон забрел на поляну к дереву Меноа и остановился там на минутку, любуясь веселящейся вместе с эльфами Сапфирой, но никому не стал показываться, оставаясь в глубокой тени. Сапфира, однако, сразу его заметила и спросила:

«Куда идешь, малыш?»

Он не ответил, увидев, что Арья, сидевшая возле матери, вдруг поднялась на ноги, пробралась сквозь толпу эльфов и легкая, как лесной дух, исчезла под сенью деревьев.

«Я иду по границе света и мрака», — мысленно сказал Эрагон Сапфире и последовал за Арьей.

Он шел, ведомый тончайшим ароматом раздавленных ее ступнями сосновых иголок и едва слышным шелестом ее шагов. Наконец он увидел ее: она стояла совершенно одна на краю поляны, напряженная, как хищный зверь, выслеживающий добычу, и смотрела в ночное небо, следя за движением созвездий.

Когда Эрагон вышел на открытое место, Арья резко обернулась и так посмотрела на него, словно видела в первый раз. Глаза ее расширились, она прошептала:

— Это ты, Эрагон?! — Я.

— Что они с тобой сделали?

— Не ведаю.

Он подошел к ней, и они вместе побрели сквозь густой лес, где разносилось звонкое эхо празднества. Несмотря на все произошедшие с ним перемены, Эрагон по-прежнему болезненно остро чувствовал ее присутствие — шорох одежд, нежные очертания шеи, колебания ресниц, блестящих, точно от пролитых слез, и изогнутых, как черные лепестки того дивного вьюнка.

Они остановились на берегу небольшого ручья с такой чистой и прозрачной водой, что ее почти невозможно было разглядеть в слабом свете звезд. Единственное, что ее выдавало, это чуть слышное журчание, когда она обегала камни. Густые сосны на берегу ручья создавали подобие шатра, укрыв Эрагона и Арью от остального мира и приглушая все звуки. Казалось, время в этом диком уголке застыло, остановилось, и здесь ничто не менялось на протяжении тысячелетий и никогда не изменится.

Эрагон внезапно почувствовал, что его чувство к Арье разгорается с новой силой. Он был настолько оглушен шумом крови, бурлившей в жилах, и неумолимой магией, наполнявшей лес в эту ночь, что, забыв об осторожности, внезапно воскликнул:

— Сколь темен лес, сколь высоки деревья, сколь ярки звезды в небесах! И сколь прекрасна ты, высокорожденная Арья!..

При обычных обстоятельствах и подобные напыщенные речи, и собственное поведение он бы, наверняка, счел признаком безумия, но в эту волшебную ночь все это казалось ему совершенно нормальным. И он не заметил, как сжалась и замерла Арья.

— Эрагон!..

Но он не обратил внимания на этот предупреждающий окрик.

— Арья! Я все сделаю, чтобы завоевать тебя! Хочешь, я пойду за тобой на край света, голыми руками возведу для тебя дворцы? Я для тебя готов…

— Тогда сделай одолжение — перестань, наконец, меня преследовать! Можешь ты мне это пообещать?

Он молчал, и Арья, подойдя к нему чуть ближе, сказала тихо и почти нежно:

— Эрагон, между нами никогда ничего не будет. Ты слишком юн, а я уже так давно живу на свете… И этого уже не изменить.

— Неужели ты не испытываешь ко мне никаких чувств?

— Испытываю, но исключительно дружеские. Я очень благодарна тебе за то, что ты спас меня из темницы в Гиллиде, мне приятно твое общество, но это все. Так что оставь свои притязания, это не приведет ни к чему, кроме сердечной боли. Постарайся найти себе подругу, более подходящую по возрасту, чтоб вместе с нею прожить долгие годы.

У Эрагона на глаза навернулись слезы:

— Как ты можешь быть такой жестокой!

— Это вовсе не жестокость, скорее доброта. Мы с тобой не созданы друг для друга.

В отчаянии он предложил:

— Но ты ведь можешь передать мне все свои воспоминания, опыт и знания, и тогда я стану таким же, как ты!..

— Нет, — прервала его Арья. — Это было бы неправильно, неестественно. — Лицо ее было мрачным, но странно торжественным; в глазах серебром сияли отражения звезд. В голосе вдруг зазвучала сталь: — Слушай хорошенько, Эрагон. Повторяю: между нами ничего и никогда быть не может! И пока ты не научишься владеть собой, никакой дружбы между нами тоже не будет, ибо твои… чувства только все разрушают и к тому же отвлекают нас от выполнения долга. — Арья поклонилась ему. — Прощай, Эрагон, прощай, Губитель Шейдов! — И с этими словами она исчезла в чаще.

А Эрагон дал волю слезам — они ручьем текли по щекам и падали в мох, оставаясь лежать на нем, словно жемчуг на роскошном бархатном одеяле изумрудного цвета. Онемев от горя, Эрагон уселся на гнилой ствол, уронил лицо в ладони, оплакивая свою безответную любовь и скорбя о том, что своим признанием вынудил Арью еще более отдалиться от него.

Там его и нашла Сапфира.

«Ох, малыш! — Она ткнула его носом. — И зачем тебе понадобилось доводить себя до такого состояния? Ты же прекрасно знал, что будет, если ты снова начнешь докучать Арье своей любовью!»

«Я просто не сумел вовремя остановиться».

Обхватив себя руками, Эрагон в безутешном горе раскачивался взад и вперед, сидя на упавшем дереве, а Сапфира, обняв его теплым крылом, привлекла его к себе, точно соколиха своего птенца, и он благодарно прижался к ее колючему боку. Так они и дождались рассвета и окончания великого праздника Агэти Блёдрен.

 

ВЫСАДКА НА БЕРЕГ

 

Роран стоял на корме «Рыжей кабанихи», скрестив руки на груди и широко расставив ноги, чтобы противостоять качке. Соленый ветер трепал его волосы, путал отросшую густую бороду и заставлял обнаженные по локоть руки покрываться гусиной кожей.

Кловис, опытный мореход, стоял с ним рядом и крепко держал румпель. Указывая на видневшийся впереди монолитный утес, нависавший над пологой отмелью, уходящий далеко в море, шкипер сказал Рорану:

— Тирм как раз за этим утесом, только отмель обогнуть осталось!

Роран прищурился — лучи яркого послеполуденного солнца, отражаясь от поверхности воды, слепили глаза.

— Тогда пристанем пока что здесь.

— Ты не хочешь заходить в город? — спросил Кловис.

— Всем сразу там появляться нельзя. Дай сигнал Торсону и Флинту, пусть ведут барки к берегу. Здесь, кажется, вполне подходящее место для лагеря.

Кловис тяжко вздохнул:

— А я-то рассчитывал нынче вечером наконец поесть горяченького!

Роран кивнул: запасы провизии, взятые в Нарде, подходили к концу; у них не осталась ничего, кроме солонины, соленой сельди, квашеной капусты да сухарей, которые предусмотрительно напекли женщины еще на прошлой стоянке. Иногда, очень редко, они забивали одну из немногочисленных оставшихся у них овец. Еще реже удавалось удачно поохотиться, пристав к берегу.

Мощный голос Кловиса разнесся над волнами — он отдавал команды капитанам двух других барок. Когда подошли ближе к берегу, он приказал вытащить барки на песок — к большому неудовольствию Торсона, Флинта и остальных моряков: они все тоже рассчитывали добраться нынче до Тирма и хорошенько поразвлечься, спуская заработанные денежки.

Когда барки вытащили на берег, Роран обошел беглецов, помогая устанавливать палатки, вытаскивать вещи, таскать воду из ручья и тому подобное. Он остановился на минутку возле Морна и Тары, желая их ободрить — они выглядели особенно обескураженными и расстроенными, но на вопросы его отвечали весьма сдержанно и держались отчужденно. Правда, так было с самого начала, стоило им покинуть долину Паланкар. Но в целом беглецы чувствовали себя значительно лучше, чем когда прибыли в Нарду после перехода через горы. На барках они успели немного отдохнуть, но постоянная тревога и бесконечные грозы не давали им расслабиться, и многим так и не удалось восстановить растраченные в походе силы.

— Молот, не поужинаешь ли нынче с нами? — спросил Тэйн, подходя к нему.

Роран, естественно, вежливо отказался, но, стоило ему отойти на несколько шагов, и он столкнулся с Фельдой, муж которой погиб по вине Слоана. Поклонившись, Фельда спросила:

— Можно с тобой поговорить, Роран, сын Гэрроу?

— Сколько угодно, — улыбнулся он. — Ты же знаешь.

— Спасибо. — Фельда, не поднимая глаз, смущенно теребила бахрому на шали и как-то опасливо оглядывалась в сторону своей палатки. — Сделай доброе дело, помоги мне. Я насчет Манделя… — Роран кивнул. Мандель был старшим сыном Фельды. С ним вместе Роран ходил в Нарду в тот судьбоносный день, когда ему пришлось убить двух стражников, стоявших у городских ворот. Мандель тогда показал себя очень неплохо, да и потом, на борту «Эделайн» работал наравне с другими матросами и охотно учился управлять баркой. — Он очень подружился с моряками, стал играть с ними в кости — не на деньги, правда, у нас их нет, а на всякие мелкие вещи, лишая нас порой самого необходимого…

— А ты просила его перестать играть? Фельда снова принялась теребить бахрому.

— Так ведь с той поры, как погиб его отец, он меня совсем слушаться перестал. Одичал, все время своевольничает, слова ему не скажи…

«Все мы одичали», — подумал Роран.

— И что же я должен, по-твоему, сделать? — мягко спросил он.

— Ну, у тебя с ним всегда были добрые отношения. А теперь он тобой просто восхищается. Ты бы поговорил с ним, а? Тебя-то он послушается!

Роран подумал немного и кивнул:

— Хорошо, я постараюсь что-нибудь придумать. — Фельда с облегчением вздохнула. — А ты скажи мне, что именно он проиграл в кости?

— Да по большей части просто еду. — Фельда явно поколебалась, но все же сказала: — Но однажды, я знаю, он поставил на кон браслет моей бабушки — против кролика, которого матросы поймали в силки.

Роран нахмурился:

— Не беспокойся, Фельда. Я займусь этим сразу, как освобожусь.

— Спасибо. — Фельда снова поклонилась и исчезла за своей убогой палаткой, оставив Рорана в глубокой задумчивости.

Он пошел было дальше, но эта история с Манд ел ем не давала ему покоя. Мандель был не единственным, кто за время пути сблизился с моряками. Кроме того, Роран заметил, что один из людей Торсона, Фруин, весьма увлечен Оделе, подружкой Катрины. «Подобные близкие отношения могут грозить неожиданными неприятностями, когда придет время расставаться с Кловисом», — думал он.

Стараясь не привлекать к себе особого внимания, Роран прошелся по лагерю и отобрал несколько человек из тех, кому доверял более всего. Затем он привел их в палатку Хорста и негромко сказал:

— Пятеро пойдут со мной — прямо сейчас. Иначе, боюсь, будет поздно. За главного остается Хорст. Помните: ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Кловис сбежал со своими барками или как-то повредил их. Для нас эти барки, похоже, единственное средство, чтобы все-таки добраться до Сурды.

— Это точно, — поддержал его Орвал. — И еще надо постараться, чтобы никто в городе о нас не пронюхал и не обнаружил наш лагерь.

— Правильно. Значит, так: если никто из нас не вернется послезавтра к ночи, считайте, что нас схватили. Тогда сами уводите барки и плывите в Сурду, но ни в коем случае не заходите за провизией в Куасту — там наверняка вас будут ждать солдаты Империи. Припасы придется пополнить где-нибудь в другом месте.

Когда его спутники были готовы, Роран заглянул в каюту Кловиса на борту «Рыжей кабанихи».

— Вы только впятером пойдете? — спросил тот, когда Роран сказал, что они уходят в город.

— Да. — Роран так пристально смотрел на Кловиса, что тот беспокойно заерзал, явно чувствуя себя не в своей тарелке. — И я надеюсь, что к моему возвращению и ты, и твои барки, и твои люди все еще будут здесь.

— Ты что ж, сомневаешься в моей честности? После того как я выполнил все условия нашего договора?

— Ни в чем я не сомневаюсь. Просто предупреждаю: я на тебя рассчитываю. Мы слишком многое поставили на кон. Если ты предашь нас, все жители Карвахолла будут обречены.

— Да знаю я, — досадливо пробормотал Кловис, избегая взгляда Рорана.

— Учти: мои люди будут настороже. И еще учти: пока я дышу, их никто не захватит врасплох, не обманет и не бросит в беде. А если судьба все-таки выкинет с ними злую шутку, я непременно отомщу за них, даже если мне придется для этого пройти тысячу лиг и сразиться с самим Гальбаториксом! Запомни мои слова, шкипер, ибо это чистая правда.

— Зря ты все-таки считаешь, что мы служим Империи! — запротестовал Кловис. — И я вовсе не намерен идти у них на поводу!

Роран мрачно усмехнулся:

— Знаешь, люди порой способны на все, когда защищают свою семью и дом.

Он уже поднял щеколду на двери, когда Кловис спросил:

— А что ты собираешься делать, когда доберешься до Сурды?

— Мы…

— Да не «мы», а ты! Что ты лично намерен там делать? Я ведь наблюдал за тобой, Роран. Слушал, что ты говоришь. И ты мне, в общем-то, нравишься. Но я никак не возьму в толк: неужели ты бросишь свой молот и снова возьмешься за плуг только потому, что наконец добрался до Сурды?

Роран вцепился в щеколду так, что у него побелели костяшки пальцев.

— Когда я доставлю своих односельчан в Сурду, — произнес он совершенно спокойно и холодно, — то наконец-то займусь охотой.

— Ага! Станешь охотиться за своей рыжей красавицей? Слыхал я о ней кое-что, да только…

Но Роран его не дослушал. Дверь с грохотом захлопнулась за ним. Он был вне себя от ярости, однако вскоре заставил себя смирить бушевавший в душе пожар и направился прямиком к палатке Фельды, возле которой увидел Манделя, упражнявшегося в метании охотничьего ножа. «Права была Фельда, — подумал Роран, — парнишку не мешает немного приструнить».

— Зря ты время теряешь, — заметил он, подходя ближе.

Мандель резко обернулся к нему:

— Это еще почему?

— В настоящем бою ты таким манером скорее сам себе глаз выколешь, чем в противника попадешь. Ты же не будешь знать точного расстояния между собой и своей целью. — Роран пожал плечами. — С тем же успехом можно просто камнями кидаться.

Он спокойно смотрел, как юноша наливается гневом.

— А Гуннер мне рассказывал, что знавал в Ситхри одного человека, который мог попасть ножом в летящую ворону! А когда была целая стая, то восемь из десяти его бросков попадали в цель! — оскорбленно заявил Мандель.

— Ничего, остальных двух раз вполне достаточно, чтоб тебя успели убить. И вообще, это далеко не самое умное — в бою бросать оружие, даже в кого-то. — Роран махнул рукой и, не давая Манделю возразить, быстро прибавил: — Хватит дурью маяться. Давай собирайся. Через четверть часа встречаемся на холме за ручьем. Я решил взять тебя с собой в Тирм.

— Есть! — Мандель просиял и тут же нырнул в палатку.

Роран двинулся дальше, но тут же снова наткнулся на Фельду, которая шла куда-то, усадив себе на бедро младшую дочь. Фельда глянула на него, потом на сына, собиравшегося в поход, и на лице ее появилось озабоченное выражение.

— Ты уж присматривай за ним, Молот, хорошо? Она поставила девочку на землю и стала помогать Манделю складывать необходимые вещи в заплечный мешок.

К месту встречи на холме Роран пришел первым. Он уселся на белый валун и стал смотреть в морскую даль, готовясь к выполнению весьма непростой задачи, стоявшей перед ним. Когда наконец подошли остальные — Лоринг, Гертруда, Биргит и ее сын Нолфаврель, — Роран сказал им:

— Надо дождаться Манделя. Он тоже идет с нами.

— А это еще зачем? — недовольно спросил Лоринг. Биргит тоже нахмурилась:

— Мы ведь, кажется, договорились, что больше никого с собой не возьмем. Особенно Манделя. Его ведь уже приметили в Нарде. Хватит с нас и того, что вы с Гертрудой идете — это и так очень опасно.

— Ничего, рискнем. — Роран по очереди поглядел всем в глаза. — Его надо взять с собой.

В конце концов остальные подчинились. Вскоре прибежал Мандель, и маленький отряд двинулся к Тирму.

 

ТИРМ

 

В этих местах берег представлял собой цепочку низких, сглаженных холмов, густо поросших травой с редкими вкраплениями вереска, ив и черностволь-ных тополей. Мягкая, влажная земля проседала под ногами, затрудняя ходьбу. Справа поблескивало море. Слева тянулась окрашенная пурпуром зубчатая стена Спайна, заснеженные вершины которого скрывались в туманной мгле.

Пока они шли по землям свободных фермеров и крупных землевладельцев, расположенным близ города, им удавалось, оставаясь незамеченными, двигаться вдоль дороги, соединявшей Тирм с Нардой. Затем они быстро перебежали через дорогу и свернули на восток, к горам, а еще через несколько миль повернули к югу. Убедившись, что обогнули уже весь город, они вновь повернули к океану и вышли на дорогу, ведущую в город с юга.

Еще на «Рыжей кабанихе» Роран подумал о том, что правители Нарды наверняка догадались, кто убил двух стражников, и теперь ищут Кловиса, чтобы узнать, кого он взял к себе на барки. А если это так, то они вполне могли успеть сообщить в Тирм, и теперь здесь ищут тех, кто похож на него и на тех, кого видели в порту. А если в Нарде еще и раззаки побывали, то слуги Империи точно знают: охота идет не просто за бандой убийц, а за Рораном Молотом и беглецами из Карвахолла. В таком случае Тирм станет для них ловушкой. Однако они никак не могли миновать его: нужно было непременно пополнить запасы продовольствия и, если получится, зафрахтовать другое судно.

Роран сразу решил, что из соображений предосторожности лучше не посылать в Тирм никого из тех, кого могли видеть в Нарде. Исключение составляли только Гертруда и он сам. Гертруда, единственная из всех, разбиралась в травах и лекарствах, а он, Роран, никак не мог передоверить другим все необходимые дела, хотя его-то могли опознать в первую очередь Он знал, что у него хватит силы воли заставить себя действовать решительно там, где другие стали бы колебаться. Ведь убил же он, не колеблясь, обоих стражников, когда его спутникам грозила опасность! Остальных в его отряде никто не видел, и вызвать подозрений они не могли. Лоринг, хоть и стар, но в бою все еще стоит многих, к тому же он — непревзойденный лжец. Биргит давно доказала, что не только достаточно сильна, но и обладает недюжинным умом, а ее сынишка Нолфаврель, несмотря на юный возраст, уже побывал в бою и даже сам убил одного вражеского солдата. Роран очень надеялся, что их всех примут за родственников, за большое семейство, просто путешествующее по своим делам. Конечно, если Мандель не испортит все дело.

Войти в Тирм с юга придумал тоже Роран. Так никому и в голову не придет, что они прибыли с севера, из Нарды.

День уже клонился к вечеру, когда впереди забелели дома Тирма, в сумеречном свете казавшиеся призрачными. Роран остановился, чтобы осмотреться. Окруженный стенами город возвышался на берегу просторной бухты и казался совершенно неприступным. Между зубцами на стенах и бастионах горели факелы; всюду виднелись солдаты с луками, патрулировавшие укрепления. За внешними стенами возвышалась цитадель, а чуть поодаль виднелся маяк, бросавший свет на темные воды.

— Какой огромный город! — прошептал Нолфаврель.

Лоринг почесал в затылке; он тоже казался несколько озадаченным.

— Это уж точно, — откликнулся он, не отрывая взгляда от Тирма.

Внимание Рорана привлек корабль, причаленный к одному из каменных пирсов. Трехмачтовое судно было гораздо больше всех тех, что они видели в Нарде: с высокой надстройкой на баке, двумя рядами весел и двенадцатью мощными баллистами, установленными по обоим бортам и стреляющим тяжелыми дротиками. Великолепный корабль этот, похоже, годился и для торговых операций, и для боевых. А что еще более важно, подумал Роран, на нем могли — точнее, могли бы! — разместиться все беглецы.

— Вот то, что нам нужно, — сказал он, указывая на корабль.

Биргит грустно вздохнула:

— Нам придется всем продаться в рабство, чтоб оплатить проезд на таком чудовище.

Кловис предупредил их, что ворота Тирма на закате опускают, и они ускорили шаг, чтоб избежать ночевки в поле, вне городских стен. Чем ближе к городу, тем больше становилось на дороге людей, спешивших кто в город, кто из города.

Роран и не предполагал, что они окажутся в такой толпе, но скоро понял, что это только поможет ему и его спутникам избежать ненужного внимания. Подозвав к себе Манделя, он сказал ему:

— Ты немного отстань и постарайся пройти в ворота с кем-нибудь из местных, чтоб стража не догадалась, что ты пришел с нами. А по ту сторону ворот встретимся. Если тебя спросят, отвечай, что ты моряк и пришел сюда в поисках работы.

— Хорошо.

Когда Мандель отстал, Роран согнулся, выставив вверх одно плечо, и принялся усердно хромать, мысленно повторяя историю, которую сочинил Лоринг, чтобы в случае чего объяснить свое появление в Тирме. Он сошел с дороги на обочину и низко опустил голову, когда мимо проехал какой-то человек на телеге, запряженной двумя неуклюжими быками. Роран был очень рад, что спустившаяся темнота скрывает черты его лица.

Впереди показались городские ворота, освещенные пляшущим оранжевым светом факелов, торчавших из держалок по обе стороны от въезда. Тут же стояли двое солдат, алые мундиры которых были украшены имперскими эмблемами — переплетающимися языками пламени. Никто особого внимания на Рорана и его спутников не обратил, и они легко миновали приподнятую шипастую решетку ворот, прошли под аркой и оказались на улице, ведущей в город.

Роран расправил плечи, чувствуя, как отступает напряжение. А Лоринг пробормотал:

— Что ж, пока все идет неплохо.

На углу они подождали Манделя, а потом отправились искать какой-нибудь недорогой ночлег. Шагая впереди, Роран старался запомнить каждый дом, каждый поворот и перекресток. По мере их приближения к цитадели дома вокруг становились все выше и были все лучше укреплены, напоминая маленькие крепости. Улицы, ведущие от цитадели к северу и к югу, были прямыми и напоминали исходящие от центра лучи; те же, что вели на восток и на запад, извивались, как паутина, образуя множество таких поворотов, которые легко было укрепить заграждениями и сторожевыми постами.

«Если б и Карвахолл был построен так же, — думал Роран, — нас никто не одолел, разве что сам Гальбаторикс!»

Уже почти ночью им удалось остановиться в таверне «Зеленый каштан», чрезвычайно подозрительном заведении, где подавали жуткий эль, а в постелях кишели блохи. Единственным преимуществом было то, что плата за ночлег оказалась просто ничтожной. Они легли спать без ужина, экономя скудные средства, и все в одной комнате, чтобы никто из ночных посетителей не позарился на их тощие кошельки.

«Зеленый каштан» они покинули еще до рассвета и сразу отправились закупать провизию и искать подходящее судно.

— Я слыхала об одной травнице по имени Анжела, которая вроде бы живет здесь, — сказала Гертруда. — Говорят, она готовит поистине чудодейственные средства — возможно, даже с помощью магии. Мне бы надо с нею повидаться. Если уж у кого есть то, что мне нужно, так это у нее.

— Одной тебе идти не стоит, — заметил Роран и посмотрел на Манделя. — Ступай вместе с Гертрудой, помоги ей с покупками и в случае чего обеспечь защиту. А если придется совсем туго, постарайся все же ничего особенно рискованного не предпринимать, иначе вызовешь тревогу у местных и поставишь под удар свою семью и остальных беглецов.

Мандель отбросил со лба кудрявую прядь и молча кивнул. Потом они с Гертрудой свернули в переулок, а Роран и остальные продолжили свой путь.

Роран обладал терпением хищника, сидящего в засаде, но и он начал притоптывать ногой от нетерпения, когда миновали утро и полдень, но им так и не удалось найти корабль, который мог бы переправить их в Сурду. Они узнали, что тот большой трехмачтовик называется «Крыло дракона» и только что спущен на воду. Он готовился к своему первому плаванию, и у беглецов не было ни малейшего шанса зафрахтовать его у компании «Блэкмор» — за это следовало уплатить целую кучу золота, причем не какого-нибудь, а червонного, изготовленного гномами. На самом деле у беглецов не было денег даже и на самую никудышную посудину. Угонять барки Кловиса тоже, пожалуй, не имело смысла; тем более что пока без ответа оставался вопрос о том, что они будут есть в пути.

— Украсть что-нибудь тут весьма затруднительно, — вслух размышляла Биргит, — уж больно много вокруг солдат, да и дома стоят слишком тесно, а у каждых ворот по сторожу. К тому же, если мы попытаемся вывезти из Тирма столько продовольствия, стражники тут же захотят выяснить, куда мы направляемся.

Роран кивнул: Биргит была права.

Он уже предлагал Хорсту свой вариант решения этой проблемы: если они будут вынуждены покинуть Тирм, имея в своем распоряжении лишь остатки прежних припасов, то придется устроить набег, чтоб запастись продовольствием. Роран, конечно же понимал, что, совершив это преступление, они уподобятся раззакам, тем чудовищам, которых сами так ненавидят, и мысль об ограблении была ему отвратительна. Да и у других, наверное, на такое не хватит духу. Одно дело сражаться и убивать слуг Гальбаторикса или даже угнать у Кловиса барки — Кловис не пропадет, он человек не бедный, — но грабить фермеров, тяжким трудом добывающих свой хлеб, подобно самим жителям долины Паланкар, уже больше похоже на предательство.

Роран чувствовал, как тяжело на сердце. Их затея и так была весьма опасной, и спасали их лишь страх, отчаяние да надежда, что в самый последний момент все же найдется какой-нибудь выход. Но теперь Рорану казалось, что он зря завел односельчан прямо в логово врага, когда они связаны по рукам и ногам собственной бедностью. «Я, конечно, легко мог бы скрыться один и продолжить поиски Катрины, — думал он, — но разве я могу бросить своих друзей? Разве я могу позволить, чтобы жители Карвахолла стали рабами? Нет, что бы нас тут ни ожидало, я останусь вместе со всеми — ведь эти люди доверились мне и покинули родной дом, полагаясь на мое слово!»

Они зашли в булочную и, чтобы хоть немного утолить голод, купили буханку свежего ржаного хлеба и маленький горшочек меда. Расплачиваясь, Лоринг мимоходом сообщил булочнику, что они ищут подходящий корабль, а также кое-какое снаряжение и провизию в дорогу.

Тут кто-то тронул Рорана за плечо. Обернувшись, он увидел перед собой толстого мужчину с жесткими черными волосами.

— Прошу извинить, что невольно подслушал ваш разговор с булочником, но если вам нужен корабль и все прочее в дорогу, да к тому же за приемлемую цену, тогда вам на аукцион надо.

— Что за аукцион? — осведомился Роран.

— Ну, это довольно грустная история, правда, по нынешним временам такое часто случается. Одному из наших купцов — его здесь зовут Джоад Длинноног, за глаза, конечно, — здорово не везло: меньше чем за год он потерял четыре корабля, а когда попытался отправить свои товары посуху, его караван попал в засаду и был ограблен бандой каких-то разбойников. Кредиторы заставили его объявить о банкротстве, а теперь намерены распродать его имущество, чтоб покрыть свои убытки. Не знаю, как насчет провизии, но остальное вы точно на этом аукционе купить сможете. Искра надежды вспыхнула в душе Рорана.

— Когда начинается этот аукцион? — спросил он.

— Так объявления чуть не на каждом столбе висят! Послезавтра и начнется.

Тут Роран понял, почему они сами ничего не знают об аукционе: ведь они старательно избегали всех людных мест, опасаясь, что кто-то опознает Рорана по его портрету, изображенному на розыскном листе с обещанием награды.

— Вот спасибо! — поблагодарил он черноволосого толстяка. — Нам это очень кстати!

— Да ладно, рад был помочь, — ответил тот. Выйдя из булочной, Роран и его спутники остановились на обочине.

— Как, по-вашему, стоит нам на этот аукцион соваться? — спросил Роран.

— А куда мы еще можем сунуться? — проворчал Ло-ринг.

— А ты, Биргит, что скажешь?

— А меня-то чего спрашивать? И так все ясно. Хотя до послезавтра мы ждать, пожалуй, не можем.

— Это точно. А что, если нам встретиться с этим Джоадом и поговорить? Может, нам удастся заключить сделку еще до открытия аукциона? Ну что, попробуем?

С этим предложением Рорана согласились все. Адрес Джоада они тут же выяснили у прохожего. Его дом, точнее, особняк располагался в западной части Тирма, неподалеку от цитадели. Вокруг тоже стояли богатые дома, украшенные резьбой, коваными решетками и воротами, статуями и фонтанами. Такого богатства Роран еще никогда не видел; его ошеломило то, как сильно жизнь здешних людей отличается от их жизни в Карвахолле. Правда, рядом с особняком Джоада виднелась какая-то заброшенная лавчонка. Роран постучался, и через секунду дверь распахнул толстый дворецкий, одарив их чрезмерно сверкающей улыбкой, хотя глаза его смотрели на обшарпанных визитеров с явным неодобрением. Однако же улыбка так и не сошла с его лица, когда он вежливо спросил:

— Чем могу служить, дамы и господа?

— Мы хотели бы поговорить с господином Джоадом, если он дома.

— У вас с ним назначена встреча?

Роран подумал, что дворецкому прекрасно известно, что никакой встречи им не назначено, а потому честно признался:

— Нет, мы только что прибыли в Тирм и не успели должным образом договориться с ним о встрече.

— Что ж, в таком случае я, к сожалению, вынужден предложить вам заняться чем-нибудь другим и не тратить зря времени. Мой хозяин сейчас очень занят. И уж тем более, вряд ли он найдет время для бесед с какими-то попрошайками! — презрительным тоном заявил дворецкий. И, снова продемонстрировав свою сверкающую улыбку, попытался закрыть дверь.

— Погоди! — вскричал Роран. — Мы вовсе не попрошайки и пришли сюда не за подачками! У нас к Джоаду деловое предложение!

Дворецкий поднял одну бровь:

— Предложение?

— Именно! Так и передай ему. Пусть выслушает нас. Мы проделали огромный путь, тебе такой и во сне присниться не может, и нам необходимо увидеться с Джоадом сегодня же!

— Могу я узнать, в чем суть вашего предложения?

— Нет. Об этом мы только ему сказать можем.

— Хорошо, я передам хозяину вашу просьбу. Но предупреждаю: он действительно очень занят и вряд ли вас примет. Как мне вас представить?

— Меня, к примеру, Молот зовут.

Губы дворецкого насмешливо скривились, и он исчез за закрытой дверью.

— Ну и жирная же рожа! Небось он, когда в сортир ходит, ее снаружи оставляет, не то она там не поместится, — злобно пробурчал Лоринг.

Смешливый Нолфаврель, услышав это, не выдержал и громко фыркнул.

— Будем надеяться, что хозяин на своего слугу не похож, — заметила Биргит.

Через минуту дверь снова распахнулась, и дворецкий объявил неприязненно:

— Джоад согласен вас принять. Прошу в кабинет! — Он слегка подвинулся, давая им пройти. — Сюда пожалуйте.

Они миновали роскошный вестибюль, и дворецкий повел их куда-то по длинному и широкому коридору, отделанному полированным деревом. Остановившись у одной из многочисленных дверей, он распахнул ее, и беглецы вошли в кабинет Джоада.

 

ДЖОАД ДЛИННОНОГ