Землянам, искренне страдающим и искренне

Стремящимся обрести истинное Бытие

Предисловие

Когда я закрыл последнюю страницу рукописи этой уникальной книги, написанной моим коллегой по Международной академии духовного единства народов мира, врачом-психофизиологом, кандидатом медицинских наук А.В. Клюевым, я тотчас подумал: «Наконец-то каждому из нас, людям третьего тысячелетия, представляется реальная возможность открыть трудный путь в удивительный мир соприкосновения с Божественным. Наконец-то каждый, кто «имеет глаза и уши» и искреннее стремление к радикальному изменению собственного сознания, может, не боясь заблудиться, стать на прямую дорогу, которая приведет его к постижению Божественной Истины, Добра, Любви, Мудрости».

Эта дорога - интегральный Путь Сознательной Эволюции, а эликсир бессмертия - нисходящая Эволюционная (Божественная) Энергия (Сила).

Путь Сознательной Эволюции, представляющий собой чудесный синтез подлинной науки и истинной религии, включает в себя восемь четко очерченных, психофизически значимых этапов: сознательный выбор Пути, открытие нисходящей Эволюционной Энергии и установление с ней стойкого контакта, децентрализация и расширение индивидуального сознания, раскрытие психического существа (души), установление спонтанной медитации, постепенное растворение «эго», трансформация клеточного сознания и, наконец, рождение Нового человека, обладающего Божественным сознанием и бессмертным телом.

Эта книга в духовном плане поистине революционна. Именно в России, в стране, где во всех глубоких философских изысканиях и многотрудных, болезненных поисках глубинного смысла жизни во главу угла ставились не прагматизм и конъюнктурные соображения, а истинная духовность, и должна была родиться интегральная духовная концепция, способная вместить в себя все сокровенное и прогрессивное, что следует из откровений Великих Учителей человечества, мирового духовного опыта.

В процессе поиска интегрального пути духовного совершенствования автор творчески переплавил в своем сознании откровения Великих Учителей древности (Иисуса Христа, Зороастра, Гаутамы Будды, Лао-Цзы, Шри Кришны, Гермеса Трисмегиста), а также опыт и откровения Великих Учителей XX столетия (Шри Ауробиндо, Джидду Кришнамурти, Матери и Сатпрема).

В ходе последовательной практической реализации основных эволюционных принципов автор выделил вышеупомянутые этапы Пути и по ходу работы (включая и наблюдения за учениками) вносил в них коррективы, что и позволило окончательно расставить основные вехи на Пути Сознательной Эволюции.

По моему глубокому убеждению, Путь Сознательной Эволюции, как интегральная духовная концепция, способен объединить вокруг себя всех истинно духовных и прогрессивно мыслящих людей не только в России, но и далеко за ее пределами.

А.В. Клюевым написана еще одна интереснейшая книга - «Эволюция глазами Великих Учителей человечества» (1998). В ней автор, взяв за сравнительную основу Интегральный Путь Сознательной Эволюции, убедительно показывает, что опыт и откровения всех Великих Учителей человечества не противоречат друг другу, а напротив, имеют одну общую основу.

Великий Посвященный Пифагор, заглядывая своим разумом сквозь толщу времен в наше время, с тревогой отмечал: «Человечеству угрожают три беды: невежество священников, материализм ученых, отсутствие совести и бесчинства демократов». Книга А.В. Клюева способна отвести по крайней мере одну из этих бед путем приглашения прогрессивно мыслящих людей стать на Путь Сознательной Эволюции.

Н.С. Мельников,

академик-секретарь Отделения экологии сознания

и культуры Международной академии духовного

единства народов мира, профессор, доктор технических наук,

академик Российской Академии естественных наук

От автора

Я написал книгу, которую вполне мог бы и не писать. Зуда писательства и учительства во мне нет совершенно. Вполне довольствуюсь тем, что имею, а то, что я имею, словами выразить практически невозможно. Скажу только - нет у меня ни страха, ни страдания, ни сомнения; я ни к чему не привязан, никому не завидую, ни на кого не обижаюсь и не хочу никем стать. Нет у меня и желаний - корня всех зол и страданий, словом, всего того, что так или иначе свидетельствует об ущербности существования. В любой момент, если на то будет воля свыше, я готов оставить тело и уйти в иные миры, но само пребывание на Земле доставляет мне огромную радость постижения сущности Бытия.

Вы можете, конечно, подумать, что это поза и рисовка - таково свойство человеческого сознания: все, неспособное вместить, подвергать агрессивному сомнению. Тем не менее это правда.

Что же я имею? А имею я радость существования и любви ко всему сущему, радость спонтанного познания мира, познания без усилий - легкого и естественного, как дыхание. Кроме того, я испытываю радость встречи с Будущим - несомненно прекрасным, не имеющим ничего общего с вечными обещаниями вождей и человеческими представлениями о нем. И что самое главное - во мне горит пламя стремления соединиться с Высшей Реальностью (или Богом - кому как угодно) всем своим существом, именно это и определяет мое бытие. И еще вы спросите, какое я имею право утверждать нечто не укладывающееся в привычные рамки вашего восприятия (ведь вы-то знаете, что это не так, или, по крайней мере, вполне законно в этом сомневаетесь). Отвечу (но не сочтите это за излишнюю самоуверенность «мудрого эгоиста»), я просто имею возможность сравнивать восприятие и способ познания мира с двух диаметрально противоположных позиций сознания - с прошлой, ментальной, когда я вроде бы все знал, все мог предвидеть и был непогрешим (но совершал ошибку за ошибкой), и с теперешней, кардинально измененной, открывшейся совсем недавно и кажущейся обычному (ментальному) сознанию чем-то странным, если не сказать абсурдным. Именно это обстоятельство позволяет мне сравнивать восприятие мира «до и после» и делать выводы о его соответствии реальности. Кому-то это покажется неубедительным, но других аргументов привести не могу. Чтобы убедиться в истинности мною сказанного, надо самому стать на Путь Сознательной Эволюции. Но, к сожалению, люди до сих пор влюблены в печаль и не желают расставаться с этой любовью, а потому, как говорит Шри Ауробиндо, Христос до сих пор распят на кресте в Иерусалиме.

Горы книжной и газетной макулатуры, назойливая трескотня электронных средств массовой информации настолько захламили и без того пыльное сознание людей, что в обозримом будущем никаких позитивных сдвигов в сознании человечества не предвидится. Человечество серьезно больно. Причина болезни - слепое, а порою злобное неведение. Печаль и страдание или беспечная веселость - дежурные маски, которые надевает вселенская Ложь на лица своих верных (и неверных) рабов. Теперь мне доподлинно известно (не умом, а каждой клеточкой тела), что этот мир Лжи иллюзорен, что нет ни печали, ни страданий и что стоит сделать один искренний шаг в направлении Истины, как она очищающим ливнем хлынет в твое сознание. Для того чтобы иллюзия исчезла, необходимо установить в уме безмолвие, то есть снять «ментальные очки», без которых мы не представляем себе восприятие окружающего мира. Подлинные глаза - это территория души.

Снять очки и молчать,

Не нарушив желанием хрупкости

Той, по-детски живой,

Бесконечно волшебной мечты.

Стать дыханьем одним

В этом мире возвышенной глупости,

Стать дыханьем одним

В этом мире пустой суеты.

Стать дыханьем одним

В Новом Мире, где радости истинны,

Стать дыханьем одним

В Новом Мире исчерпанных драм,

Стать дыханьем одним,

Растворившись в Божественной Истине,

И неслышно войти

В неразгаданной Вечности храм.

Всего лишь один шаг отделяет мир Лжи от мира Истины, но, чтобы созреть для этого шага и решиться на него, требуется не одна жизнь. Будучи от рождения самым обычным человеком, в настоящей жизни я сделал этот самый главный шаг.

Сострадание к истинно страдающим (а значит, готовым к решающему шагу) людям и побудило меня взяться за написание этой книги. В ней отражен мой семилетний опыт продвижения по Пути Сознательной Эволюции, вехи на котором были расставлены Его первопроходцами - Шри Ауробиндо, Матерью и Сатпремом, людьми, которые в XX столетии совершили фантастические открытия, в сравнении с которыми блекнут чудеса современной науки и деяния чудотворцев всех мастей. Чтобы почувствовать красоту и силу этих открытий, надо не философствовать, а действовать.

Эта книга не для всех, очевидно, даже не для избранных. Если она найдет своего единственного искреннего читателя, то ее стоило написать. Пусть ее прочтет и примет один человек, но человек, всерьез решивший разорвать оковы Неведения и стать бескорыстным первопроходцем Нового Мира. Совершенство одного человека может еще спасти Землю. И это не громкие слова, а горькая правда - люди слишком пекутся о своем иллюзорном личном благе. Их вполне удовлетворяет смердящее эгоистическое существование с балаганными радостями и трагедиями, финал которому - Смерть. Бог им судья.

Абсурдно говорить о новом человечестве в теперешнем его состоянии. Если вы прямо (без иллюзий) посмотрите на обозримую историю земной цивилизации, то ясно увидите, что человечество в целом в психологическом плане ни на йоту не изменилось, если не считать за изменение нынешнюю изощренность и завуалированность «благих деяний» - те же ложь, кровь, зависть, агрессия, жажда власти, рабство, упорная борьба так называемого добра с так называемым злом, бесплодные попытки создать Царство Божие на земле и прочее, прочее, прочее... Обилие пророков и лжепророков, учителей и учеников, святых и грешников, друзей и врагов - все это результат эгоистического разделения в человеческом сообществе. Каждый считает себя личностью исключительной, неповторимой. Даже самый жалкий раб торжествует в своем ничтожестве. Но весь парадокс состоит в том, что из обилия личностей (пусть даже самых замечательных) никогда не возникнет гармоничного целого. Когда же говорят о равенстве и братстве, то всегда имеют в виду равенство и братство по какому-то образу и подобию, в определенных границах, то есть опять-таки для избранных.

В паутинную сеть многочисленных лжеучителей летят сонмы незрелых человеческих душ, жаждущих спасения. Истинные же Учителя человечества, которых можно пересчитать по пальцам, терпеливо ждут редких бескорыстных последователей. Человечество веками ждет избавителя, не утруждая себя хоть капельку усомниться в личной причастности каждого ко всему происходящему на Земле.

Имена Иисуса Христа, Шри Кришны, Гаутамы Будды, Махавиры, Зороастра, Лао-цзы, Чжуан-Цзы, Сократа, Платона, Пифагора, Гераклита, Рамакришны, Вивекананды, Елены Блаватской, Елены Рерих, Шри Ауробиндо, Мирры Альфассы (Матери), Сатпрема, Георгия Гурджиева, Даниила Андреева, Джидду Кришнамурти, Шри Бхагавана Раджниша (Ошо), Сатья Саи Бабы, Раманы Махарши и других будоражили и будоражат сознание многих искателей Истины. Мир опять-таки делится на их последователей и противников. А если добавить к этому деление по религиозному принципу (шутка ли? - в мире официально насчитывается около двухсот религий), не говоря уже о делении по принципу национальному, государственному, партийному и еще бог знает какому. Бесконечное разделение, разделение, разделение...

Как-то я показал фрагмент из этой книги одному своему знакомому - давнему поклоннику Кришнамурти, и он, увидев, что слово «Истина» написано мною с большой буквы, тотчас причислил меня к поклонникам теософии. Слово «Истина» я пишу с заглавной буквы из уважения к Истине - только и всего. Чтобы расставить точки над «i», сразу скажу, что я не являюсь ничьим поклонником и последователем - просто на Земле были и есть люди, которые помогли мне открыть Божественную (Эволюционную) Силу и стать на Путь Сознательной Эволюции. За это я им бесконечно благодарен.

Где же та самая Новая Земля, ступив на которую человек будет свободным и неразделенным? Есть ли она? Да, есть!!! И это не декларация, а опыт! Я ни к чему не призываю, я не хочу никого ничему учить, а просто пытаюсь помочь отыскать дверь тем, кто предпочитает живой опыт страданию, сомнению и страху - вечным спутникам медленного умирания.

18 ноября 1997 г.

Глава 1

ЗАТЯНУВШАЯСЯ ПРЕЛЮДИЯ

Близкие

Мой дед по отцовской линии родом из семьи землепашцев. Всю жизнь проработал плотником, был на редкость незлобивым и покладистым человеком и умер в девяносто пять лет «на ногах и в здравом рассудке».

Незадолго до войны его семья перебралась в Сталинград, где мой отец начал учебу в фельдшерском медицинском училище. В семнадцать лет он добровольцем ушел на фронт.

Мама моя родилась в Москве.

В октябре 41-го года в дом на Большой Серпуховке, где жила семья, попала авиационная бомба. К счастью, бабушка, мама и ее младший брат были в укрытии и не пострадали. Дедушка же находился на улице недалеко от дома и был сильно контужен взрывной волной. Все имущество семьи теперь составляли только личные вещи, надетые на себя и с собою захваченные. Жить поначалу пришлось в школьном классе в тесном соседстве с товарищами по несчастью. Позднее семье была выделена комната в огромной - на девять комнат коммунальной квартире. В ноябре было получено извещение о пропаже без вести, а фактически гибели в окружении под Вязьмой маминого жениха, которого она тем не менее ждала еще два года после окончания войны.

Единственной отдушиной в этот тяжелый период жизни мамы была фронтовая переписка с моим будущим отцом. Их заочное знакомство началось с поздравления с праздником, написанного мамой по тогдашней традиции поздравлять безымянных фронтовиков и посылать им нехитрые посылки для поддержания боевого духа. Встретились они спустя полтора года после окончания войны, когда отец приехал из Германии. Летом 1947 года мои родители поженились, а в ноябре следующего года в родильном доме на Большой Полянке появился на свет я, единственный ребенок в семье. Маме было 26 лет, а отцу 24 года. Решившись на рождение ребенка, мама подвергала свою жизнь риску, поскольку страдала осложненным заболеванием сердца, при котором беременность была противопоказана.

Дом, в котором жила наша семья, находился во дворе высоченной церкви Вознесения Господня, которую в первые годы после революции разграбили и закрыли воинствующие атеисты. Моя бабушка - человек верующий и всю жизнь проживший согласно христианским заповедям, будучи свидетельницей этой вакханалии, сумела уберечь от расправы небольшую в серебряном окладе икону Спасителя, которая чудом уцелела при бомбежке и по сей день хранится в нашей семье.

О бабушке моей надо сказать особо. Родом она из села Большие Городенцы, примыкавшего к уездному городку Венев Тульской губернии.

В детстве никакого образования не получила. Попав в двенадцатилетнем возрасте в Москву, «в люди», научилась только читать. Читала она до конца жизни всегда вслух, пришептывая и по слогам, преимущественно русские сказки. Доброта, сердечная искренность и фанатическая преданность семье и близким - вот то, чем она жила. Долгие годы бабушка была моим Ангелом-хранителем. Я же часто бывал несправедлив к ней, тяготясь опекой, но однажды она в буквальном смысле спасла мне жизнь.

Для бабушки, недавно потерявшей младшего сына, я стал его воплощением, и она до конца своей жизни болезненно опекала меня, что, естественно, вызывало во мне острое чувство протеста.

Факт своего существования в этой жизни я ясно осознал в двухлетнем возрасте. Перед Новым, 1950 годом из Польши к нам приехал сослуживец отца и передал от него подарки. Я в деталях помню все нюансы его пребывания у нас дома и мельчайшие подробности своего поведения. Можно сказать, что с этого момента жизни память души (или психического существа) сохранила все радостные и мрачные события, так или иначе коснувшиеся моего сердца.

Начиная с двухлетнего возраста, каждое лето я выезжал с бабушкой в деревню на ее родину, где до начала моей учебы в школе мы жили по пять месяцев в году. Деревенская свобода поначалу давалась мне с боями, так как весьма трудно было освободиться от неусыпной бабушкиной опеки. Но когда это удавалось…...

Несмотря на почти сорокалетнюю разницу в возрасте, мы были удивительно близки по духу с моим двоюродным дядей. Дядя Костя сумел до преклонных лет (сейчас ему около девяноста лет) сохранить свежее, детское восприятие жизни и радость существования - просто существования, вне зависимости от чего-либо. Он мог, например, в теплый летний ливень вместе со мной, пятилетним мальчишкой, в одних трусах выскочить на середину деревенской улицы и, восторженно крича, радоваться дождю. Он очень деликатно подводил меня к выбору того или иного варианта поведения в различных ситуациях, нисколько не ущемляя моей свободы. Когда он был со мною рядом, я всегда был занят чем-то дельным - мастерил, чинил, полол или поливал огород, собирал вишни в саду. Праздником для меня бывали дни (а точнее, ночи), когда дядя Костя брал меня с собою на работу в ночную смену. Я завороженно смотрел на дышащую белыми клубами и перепоясанную приводными ремнями паровую динамо-машину, со свистом и шипением выпускающую пар из многочисленных клапанов, на потного, мужественного кочегара и волшебника-машиниста (которым, конечно, был дядя Костя). В будни же почти все свободное время я проводил либо в огромном старом вишневом саду, посаженном еще задолго до войны моим дедушкой, либо на бескрайнем цветочном лугу, в который на задах плавно переходил наш сад. При всей своей непоседливости я мог часами наблюдать ползающих и летающих насекомых. Особенно меня завораживала (да и до сих пор) загадочная жизнь муравейника. Наблюдая насекомых, или разглядывая причудливые соцветия полевых цветов, или просто ничего не делая, я буквально исчезал, растворяясь в Природе. Это были удивительные, часами продолжавшиеся мгновения. Дружил я с некоторыми деревенскими мальчишками, но больше предпочитал уединение, в котором мне никогда не было скучно. Отношение к животным (в основном к собакам и кошкам) носило двойственный характер - от болезненной любви к любимчикам до порою крайней жестокости к остальным.

По приезде в Москву мне крайне трудно было адаптироваться к городской жизни. В стенах комнаты, коммунальной квартиры и в границах двора под строгим надзором бабушки я чувствовал себя очень неуютно. Свободу в прямом смысле приходилось отвоевывать в нешуточных битвах.

Иногда бабушка брала меня с собою в церковь, что в Духовском переулке. Она молилась, ставила свечки, а я с острым детским любопытством наблюдал за молящимися, разглядывал иконы и потолочные росписи. Особенно меня привлекал распятый Христос, в ногах у которого валялся человеческий череп. Фрески Страшного суда на потолке заставляли меня подолгу стоять с поднятой головой и открытым ртом. Когда в храме стояли на отпевании гробы с покойниками, я с тайным интересом поглядывал на их восковые лица. В эти моменты мое детское сознание очень остро ощущало всю хрупкость земного существования, и мрачные мысли надолго становились моими спутниками. В возрасте полутора лет бабушка тайком от родителей окрестила меня в деревенской церкви. Какую роль это сыграло в моей жизни, сказать трудно, но бабушка считала, что в одном случае это наверняка спасло мне жизнь.

Родителей в будние дни я видел только по вечерам, перед сном, когда они приходили с работы, а в единственный день отдыха у них, как правило, были домашние дела, и им было не до меня. Иногда, правда, мы все вместе ходили в кинотеатр «Ударник» на взрослые фильмы (такие, как «Мост Ватерлоо»). Надо сказать, что жизнь в семье текла размеренно, порою чересчур, никогда в нашем доме не звучало грубых слов в адрес кого-либо, но скрытое раздражение отца по отношению ко мне я ощущал постоянно. До сих пор мои родители живут в примерном согласии. Мне же в большей части моей семейной жизни этого не было дано.

Мой дом и двор

Жизнь мальчишек старых московских дворов была крайне динамичной. Я всегда оказывался активным инициатором беспощадного мщения соседям, которые не давали нам возможности чувствовать себя свободно в родном дворе. Особенно досталось одной соседке-скандалистке, которая не вынесла наших криков на ледяной горке против ее окна и ночью изрубила топором лед, вдобавок засыпав его песком.

Основным зимним событием конечно же были Новогодние праздники. Елка под самый потолок, увешанная довоенными и даже дореволюционными игрушками. К каждой игрушке у меня было свое, неизменно теплое отношение. В том, что они ночью оживают, я нисколько не сомневался. Все ребята с нетерпением ждали Первомайский и Октябрьский праздники. С раннего утра мы глазели на кумачовое шествие поющих и смеющихся демонстрантов по Люсиновской улице в направлении к центру, а затем стремглав бежали на Ордынку, чтобы занять удобное место для наблюдения за военной техникой, возвращавшейся с парада на Красной площади.

Мне хорошо запомнилась национальная трагедия - болезнь и смерть Сталина в начале марта 1953 года. На кухне вся наша коммунальная квартира искренне, со слезами скорбела, а один из соседей даже пострадал в давке при похоронах.

В нашей коммуналке, как в каждой порядочной деревне, где всегда есть «деревенский дурачок», тоже был такой - Витя, сын дворничихи. Он всегда всем и всему улыбался. Это благодушие у «нормальных» людей считается признаком ненормальности. Только теперь я понимаю, что в его невинной улыбке была глубокая мудрость. Я очень любил с ним разговаривать и на все свои детские вопросы получал краткие, исчерпывающие ответы. Собственная мать его недолюбливала, звала «нашим дурачком» и кормила исключительно пищевыми отбросами. Помню, что на их кухонном столе стояла большая эмалированная кастрюля, в которую соседи сваливали и сливали все пищевые отходы, а Витя с неизменной улыбкой на лице периодически ее опорожнял. Сухощавый и мускулистый, он обладал огромной физической силой, легко поднимая с земли одной рукой насаженные на ось колеса от вагонетки. Никто из взрослых парней нашего двора подобного сделать не мог.

У нас был настоящий московский двор с большой голубятней, вокруг которой собирались сомнительные личности и официальная окрестная шпана. Весь второй этаж небольшого соседнего с нашим дома занимала уникальная семья Матреничевых (в самой фамилии слышится что-то разбойничье). Из восьми ее членов только один не сидел в тюрьме. Остальные же, включая мать и двух дочерей, бывали там часто и подолгу. Одним из моих любимых занятий было наблюдение за их поведением в праздники, когда изрядно подвыпившая семья и их многочисленные гости вываливались во двор. До сих пор перед глазами стоит незабываемая картина. Впереди вусмерть пьяный, но складно играющий и невероятно каким образом ухитряющийся растягивать меха баянист, которого в наклоне градусов под сорок к земле ведут под руки двое друзей. За ними на некотором отдалении следует громко поющая пьяная толпа хозяев и гостей. Гуляли всегда по два-три дня. Часто случались внутренние потасовки (включая поножовщину). Их разговоры между собой были для меня уроками настоящего блатного фольклора.

Читать я научился в пять лет по букварю, который одолел за неделю. В шестилетнем возрасте свободно читал мрачные рассказы Горького из толстенной, уцелевшей после бомбежки книги. «Челкаш» и «Супруги Орловы» потрясли мое детское сознание. У двух одиноких, высокоинтеллигентных сестер-старушек - соседей по квартире я часто засиживался долгими зимними вечерами. Они проводили со мной взрослые беседы о жизни и поили вкусным чаем с постным сахаром. Под подстилкой на старом диванчике у старушек лежали пожелтевшие времен Февральской революции 1917 года номера меньшевистской газеты «Искра». Я особенно любил разглядывать фотографии, где во всех ракурсах был изображен тогдашний премьер-министр Временного правительства Александр Федорович Керенский. От старушек я впервые получил серьезную информацию о царе, революции и большевиках. На мое шестилетие они подарили мне книгу избранных произведений Пушкина, которая хранится у меня до сих пор. Потом в доме появилось купленное в букинистическом магазине полное собрание сочинений Лермонтова. И конечно, сказки, сказки, сказки.… Книг в доме было немного, а потому их постоянное перечитывание было для меня обычным делом. А еще я любил подолгу путешествовать по географическим картам. Многие географические названия меня просто завораживали: Австралия, Новая Зеландия, Кордильеры, бухта Провидения, Огненная Земля... …

Отъезд на летний отдых в деревню обычно происходил вскоре после майских праздников. По приезде я первым делом сразу же бросался в цветущий вишневый сад, обходил все его заветные уголки, заглядывал в знакомые муравейники, дышал вкусным весенним воздухом и очень скучал по Москве и оставшимся в ней родителям. Календарем служил вишневый сад - цветение, зеленые завязи, первые краснеющие вишенки, хлопотная уборочная страда, редкие последние ягоды и, наконец, кое-где желтеющие листья.

Осень. Уезжаем. В последнее лето перед моим поступлением в школу произошло одно трагическое событие.

…Стирка в деревне - занятие довольно хлопотное, она всегда заканчивалась походом на пруд для полоскания белья. Плавать я к семи годам так и не научился, а воды даже боялся, испытывая одновременно неодолимую тягу к ней. Бабушка начала полоскать белье, я крутился возле нее, а Ленька, мой сосед, смачно нырял недалеко от берега. Решил нырнуть и я. Оказавшись под водой, я увидел в глазах набегающие белые концентрические круги и услышал тонкий, противный нарастающий свист (теперь-то из наблюдений доктора Раймонда Моуди известно, что это признаки выхода тонкого тела из физического). Первым ощущением, пронзившим сознание, было ясное понимание того, что я действительно тону. Страха не было, только мысль о том, что мама будет ругать бабушку, что она не углядела за мной и я утонул. …Наплывающие круги в глазах исчезли, и я отчетливо с некоторой высоты увидел берег пруда. У самого берега, склонившись над кем-то, сидела женская фигурка и колдовала руками. Внезапно картинка исчезла, и возникло ощущение того, что мне трудно сделать вдох. Открыв глаза, я осознал себя лежащим грудью на колене у бабушки. Она, что есть силы, давила мне на спину, изо рта у меня пенистым фонтаном выходила вода. Что же произошло после того, как я нырнул, я узнал из рассказа бабушки:

- Услышала я, как что-то сзади бултыхнулось. Гляжу - нет тебя нигде. Руки-ноги отнялись, плавать-то я не умею. Перекрестилась и говорю: «Господи, помоги!» Вдруг вижу недалеко от берега показалась твоя ступня. Бросилась в воду в чем была. Схватила я ступню и тащу тебя к берегу. Вытащила, а ты весь синий и не дышишь. Опять прошу: «Господи, помоги!» Положила тебя грудью на колени и стала выдавливать воду. Смотрю - захрипел, глаза открыл, начал в себя приходить. Ну, слава Богу.…

Скольких лет жизни стоило бабушке это происшествие…. О том, что произошло, долгое время никто не знал.

Изменился ли я после этого случая? Возможно. Личный опыт умирания был осознан и пригодился позже. Тот факт, что процесс умирания не есть прекращение сознания, дал мне впоследствии ключ к пониманию процессов функционирования психики.

Такая долгая школьная жизнь

В школу я пошел в 1956 году почти в восьмилетнем возрасте домашним ребенком, хорошо умеющим читать и писать. Как я недавно узнал, эту московскую школу окончили, правда до моего поступления, отец Александр Мень, кинорежиссер Андрей Тарковский и поэт Андрей Вознесенский, жившие в свое время в районе Большой Серпуховки.

В первый день пребывания в школе всем новоиспеченным школьникам выдали по листу бумаги и просили изобразить что-нибудь или написать. Посредине чистого листа крупными печатными буквами, совершенно не раздумывая, я написал слово «ЦАРЬ», а вокруг - прочие малозначащие слова. До сих пор этот листок хранится где-то в маминых бумагах.

Строгие сталинские порядки в школе претили моей свободолюбивой натуре. Учебная программа первых трех лет школы была совершенно неинтересна, и я был вынужден на уроках хулиганить, постоянно в этом совершенствуясь. Наказание было одно - натирка вместо и после уроков паркетных полов в коридорах школы.

К чести моих родителей следует сказать, что они никогда не применяли ко мне средств физического воздействия - преобладали уговоры или «вразумления», как их называла мама. Бабушка же, защищая меня, всегда приводила убийственный аргумент: «Побольшеет - поумнеет». Отцу, окончившему к тому времени Военно-юридическую академию и работавшему следователем, я клятвенно обещал исправиться. А пока в аттестационном табеле за третий класс у меня были в двух четвертях тройки по поведению.

Этим же летом отец получил комнату в Новых Черемушках, и нам предстоял переезд, а мне переход в новую школу. В четвертый класс я пришел трудным ребенком, а окончил его с похвальной грамотой, без единой четверки. Понемногу я начал приспосабливаться к окружающему миру, в чем-то становясь фальшивой личностью. Детство кончилось. Одной ногой я окончательно ступил в царство несвободы.

Дальнейшая учеба в школе протекала довольно ровно. Симпатизировал биологии, химии и истории. К математике и литературе, хотя уже и пописывал стишки, был абсолютно равнодушен, вкус же физики еще не прочувствовал.

Апрель 1961 года.… Полет Юрия Гагарина. Ликование целиком захватило все мое существо. Мальчишки бредили космосом. Я, двенадцатилетний, со своими сверстниками во дворе дома «играл в Гагарина». «Полет» начинался с выхода на орбиту - вскарабкивания по сучкам на ствол высокого тополя, стоявшего рядом с нашим старым двухэтажным домом. Затем была «работа» в открытом космосе, которая заключалась в крайне опасном переползании по качающемуся суку дерева на высоте крыши на саму крышу. «Возвращение на Землю» осуществлялось в обратном порядке. Думаю, что степень риска в наших полетах ненамного отличалась от реальных.

В пятом классе родители подарили мне школьный микроскоп, и я часами мог рассматривать в самых неожиданных ракурсах и условиях разнообразные объекты. Микромир меня привлекал и завораживал, равно как и макромир. В восьмом классе по чертежам, опубликованным в каком-то пионерском журнале, я смастерил телескоп, и в моей жизни наступил длительный период увлечения астрономией, к которой я и теперь неравнодушен. Наблюдение звездного неба проходило через открытую форточку в морозные зимние вечера, что часто вызывало нарекания со стороны мамы. Астрономические наблюдения требовали полного уединения, и, когда такие часы выпадали, я, забывая про все на свете, целиком растворялся в загадочных звездных мирах.

Помимо школьной программы я перечитал всю русскую классику, имевшуюся в домашней библиотеке. Иностранных авторов пытался читать, но так и не одолел. Однако пройти мимо Жюля Верна, а несколько позже - мимо Герберта Уэллса не мог. Зачитывался Беляевым.

Восьмой класс я окончил с отличием. Родители были довольны мною. К этому времени бабушка уже умерла. До последнего часа своей земной жизни она - мой верный Ангел-хранитель - была рядом со мною, а я рядом с нею.

Следующий этап моей жизни начался с переходом в новую школу с физическим уклоном. В это время я буквально бредил физикой и не мог представить себя в будущем никем, кроме как физиком-ядерщиком, астрономом или астрофизиком. Меня страшно интересовало все, связанное со строением материи на макро- и микроуровнях. Я скупил в книжных магазинах всю научно-популярную литературу по этим направлениям исследований. Штудировал и серьезные источники. Зачитывался биографиями великих физиков первой половины двадцатого столетия. Альберт Эйнштейн, Нильс Бор, Макс Планк, Луи де Бройль, Роберт Оппенгеймер, Энрико Ферми, Гейзенберг, Паули, Дирак - их имена я произносил с благоговением. Это были (по словам Оппенгеймера) представители «героического времени».

Начиная с восьмого класса обязательными для меня стали домашние тренировки с самодельной штангой. Занятия тяжелой атлетикой я продолжал в спортивной секции. В общей сложности я занимался ею около двадцати лет.

Практически все свободное время (а его теперь было не так уж много) я проводил со своей возлюбленной - Мариной. Отношения наши была удивительно чистыми и романтическими и длились несколько лет. Оборвались они в годы моей учебы в институте.

По старой Москве, особенно летом, мы могли бродить целыми днями. Как-то весной мы забрели с ней на территорию детской Морозовской больницы и через нелегально открытое окно познакомились с четырнадцати-пятнадцатилетними ребятами - пациентами больницы. Мы стали приходить к ним по нескольку раз в неделю и подолгу разговаривали обо всем на свете. Оказалось, что все эти ребята больны лейкозом и месяцами не выходят из больницы. На лето мы расстались, а осенью неожиданно узнали, что многих наших знакомых уже нет в живых. Больше мы в больницу не приходили. После этого случая где-то в глубине сознания у меня зародилось сомнение в правильности выбора будущей специальности. Физика - хорошо, но молодые люди погибают от неизлечимых болезней. Марина тонко почувствовала во мне эту перемену и дала мне прочитать замечательную дилогию Юрия Германа о жизни врача («Дорогой мой человек» и «Дело, которому ты служишь»).

Впереди был последний год учебы в школе. Я принял решение поступать либо на физический факультет МГУ, либо в Московский физико-технический институт.

Перед самым Новым годом, сильно переохладившись, я тяжело заболел. Причиной переохлаждения была юношеская глупость - поход на свидание в сильнейший мороз в осенней одежде. Развилась типичная картина тяжелого миокардита. Еще в раннем детстве мне был поставлен диагноз «Ревматический митральный порок сердца», однако до сей поры болезнь никак себя не проявляла. Спустя месяц, плюнув на запреты врачей, я начал потихоньку вновь поднимать штангу и к майским праздникам был уже в прежней спортивной форме.

Выпускные школьные экзамены оказались легкой прогулкой. Школу окончил медалистом.

Документы я подал во Второй московский медицинский институт имени Н.И. Пирогова и стал студентом лечебного факультета.

Сразу же после экзаменов уехал в деревню, где не был уже несколько лет. Деревенский мир казался теперь каким-то маленьким, но воздух предосеннего вишневого сада пьянил, как в детстве.

Поиски пути

Годы учебы в институте. Незабываемая студенческая пора!

К концу третьего курса я женился на студентке нашего же института. Поначалу семейная жизнь казалась интересной. С рождением сына начался год бессонных ночей.

Летом после окончания пятого курса весь мужской состав нашего факультета был отправлен в военные лагеря на сборы. Там со мной произошло одно примечательное событие.

Лето было дождливое. В один из редких солнечных дней я прилег на опушке леса и задремал. Проснулся от неотвязного чувства, что за мной кто-то наблюдает. И правда, совсем рядом грелась на солнышке серая змея (гадюка, как оказалось впоследствии). И тут у меня возникло неодолимое желание взять ее в руки. Я это сделал. Некоторое время держал змею за голову, и она вела себя спокойно. В какой-то момент наши взгляды встретились, и змея, извернувшись, укусила меня за палец. Я отбросил ее и тотчас отрубил голову солдатским кинжалом. На руку повыше локтя быстро наложил жгут из ремня и выдавил кровь из ранки. Затем, прихватив отрубленную змеиную голову с собой, пошел в лагерный медпункт. Врач забил нешуточную тревогу, определив по отрубленной змеиной голове, что я получил укус гадюки. Меня срочно повезли в Калининский военный госпиталь. Там мне ввели какую-то сыворотку. Рука распухла, но в конце концов все обошлось. Этот эпизод я рассказал к тому, что совсем недавно по моей просьбе одна знакомая, занимающаяся астрологией, составила мой гороскоп, где прямо указывалось на опасность смерти в молодом возрасте от воды и от укуса змеи. И «вода» и «змея» сбылись.