Как детская манера разговора подтверждает реальность возрастной регрессии: умение отвлекать и первые шаги психотерапевта

Эиксон: Расскажи мне что-нибудь о мистере Смите.

Клиентка: Он иногда заходил к нам и даже играл в карты. Но я его не любила. Он был такой вспыльчивый.

Эриксон: А еще что-нибудь ты о нем помнишь?

Клиентка: Он был очень большой.

Эриксон: А еще?

Клиентка: Он всегда хотел научить меня плавать, а я ему не разрешала. Но однажды он затащил меня в воду и я его ударила ногой.

Эриксон: И что ты тогда об этом подумала?

Клиентка: О чем? О том, чтобы научиться плавать? Я просто испугалась.

Эриксон: Как тебе кажется, ты вела себя как хорошая девочка?

Клиентка: Нет.

Эриксон: А что мама сказала по этому поводу?

Клиентка: Мама хотела, чтобы я научилась плавать. Но мне было наплевать, и я ударила его.

Эриксон: А почему ты это сделала?

Клиентка: Я не хотела учиться плавать.

Эриксон: Почему ты не хотела учиться плавать?

Клиентка: Я не хотела, чтобы он меня учил. Он меня чем-то очень пугал. Что-то вроде этого.

Эриксон: А чем?

Клиентка: Не знаю.

Эриксон: Он сделал тебе что-нибудь неприятное?

Клиентка: Нет. Но он всегда был таким хмурым.

Эриксон: Он затащил тебя в воду?

Клиентка: Да. И мне это не понравилось.

Эриксон: Ты пока мне об этом не рассказывала.

Клиентка: Он учил меня, как надо плавать, а когда я сказала, что не хочу учиться, он схватил меня в охапку и втащил в воду. Я набрала полный рот воды, начала пинать его ногами и реветь.

Эриксон: Почему?

Клиентка: Я не хотела учиться плавать.

 

Эриксон: "Я не хотела, чтобы он учил меня плавать".

Росси: Клиентка применяет словосочетание "учить меня" в том смысле, в каком его обычно употребляют дети. Стало быть, опять мы имеем дело с возрастной регрессией.

Эриксон: Да. Самым важным здесь мне кажется то, что клиентка переходит из состояния, когда она боялась мистера Смита, в состояние, когда она его смогла ударить. Мне вспоминается очень давний случай, когда я торговал книгами в своем городке. Там жил один чудаковатый фермер. Он натренировал своего пса бросаться на каждого, кто пересекал границу его владений. И когда я однажды забрел к нему, пес, злобно рыча, бросился на меня. Но я оказался умнее. Я выхватил из кармана носовой платок и резко выкинул руку в направлении пса. Собака подпрыгнула, раскрыла пасть и крепко-накрепко вцепилась в платок, сомкнув челюсти. Тут-то я и ударил ее ногой в глотку изо всей силы. Я думаю, у нее искры из глаз посыпались. Фермер был так поражен, что сказал мне: "Впервые вижу, чтобы моя собака так опростоволосилась. И, кстати, пригласил меня отобедать вместе с ним.

Росси: Как Вы умело переместили агрессию собаки с себя на платок! Надо бы опубликовать эту историю, чтобы весь мир узнал, как Милтон Эриксон изучал психологию в битве с собакой.

Эриксон: Вообще-то собака не очень-то умна. Всегда нужно стремиться к тому, чтобы узнать планы и намерения противника и при этом не дать ему догадаться о Ваших.

Росси: Это и впрямь история для будущего биографа. Послушайте только, как это звучит: "Первые шаги психотерапевта или как использовать технику отвлечения в повседневной жизни."

 

 

1.36. Диссоциация травматических воспоминаний: скрытые утверждения и терапевтические аналогии; разведение "обдумывания" и "прочувствования"; постгипнотический рефрейминг эмоций; "двойной узел" времени (Time Double-Bind)

Эриксон: А ты можешь рассказать об этом поподробнее? Почему так произошло? Он схватил тебя в охапку и втащил в воду, а ты сначала упиралась, а потом начала задыхаться и кашлять. Это тебе ничего не напоминает?

Клиентка: Наверное, я вспомнила о том, как уронила в воду Элен. И не хотела посинеть так же, как она.

Эриксон: Попробуй описать свои ощущения.

Клиентка: Я была очень напугана.

Эриксон: Ты испугалась – и закашлялась. Элен тоже кашляла. И тоже была напугана.

Клиентка: Она была слишком мала, чтобы испугаться.

Эриксон: Но ведь это ей не понравилось?

Клиентка: Наверное, ведь она плакала.

Эриксон: Ты кашляла – и Элен кашляла. Она чувствовала себя несчастной – и ты тоже. Смотри, как все похоже. И что ты теперь будешь делать? Ты запомнишь это?

Клиентка: Я не хочу это помнить.

Эриксон: Не хочешь помнить. А помнить что-нибудь – это хорошо?

Клиентка: Нет. Мама говорит, что помнить надо только хорошее.

Эриксон: А тебе больно, когда удаляют зуб?

Клиентка: Не очень.

Эриксон: Но все-таки больно?

Клиентка: Конечно.

Эриксон: Но ведь тебе нравится, что ты это помнишь?

Клиентка: Конечно.

Эриксон: А удалять зубы – это хорошо или просто так должно быть?

Клиентка: И так, и так.

Эриксон: А может, это хорошо – помнить об этом уроке плавания? И забыть все то неприятное, что с ним связано?

Клиентка: Но я боюсь это помнить.

Эриксон: А следует ли бояться своих воспоминаний?

Клиентка: Нет.

Эриксон: Не следует бояться того, что можно вспомнить.

Клиентка: Да.

Эриксон: Нет, в самом деле, не стоит пугаться того, о чем ты можешь вспоминать. Может, когда-нибудь ты посмеешься над своим страхом. Это ведь будет приятно, верно?

Клиентка: Да.

Эриксон: Когда-нибудь это непременно произойдет.

Клиентка: Не уверена.

Эриксон: А я уверен. Когда мы теперь увидимся? В следующем году или через год?

Клиентка: Если Вам так хочется, можете пропустить один год. Я тогда уже совсем вырасту.

Эриксон: А ты будешь высокая?

Клиентка: Такая же высокая, как мама.

Эриксон: В таком случае будет очень приятно опять с тобой встретиться.

Клиентка: Она и впрямь очень высокая.

Эриксон: Мы пока не знаем, какого ты будешь роста. Это выяснится, когда ты повзрослеешь окончательно. Как ты смотришь на то, чтобы встретиться, когда тебе исполнится одиннадцать лет? И ты должна придумать какую-нибудь шутку. Ну, согласна?

Клиентка: Пока не знаю. Я думаю.

Эриксон: Подождем. В твоем распоряжении еще два года. А о чем мы будем разговаривать, когда встретимся?

Клиентка: Я перейду в следующий класс. Может быть, я вообще уеду отсюда.

Эриксон: Я тебя все равно найду. Ты в этом не сомневаешься?

Клиентка: Я думаю – Вы меня действительно найдете.

Эриксон: Это именно так. Каждый раз, когда я тебя посещаю, ты хорошо отдыхаешь, верно? А между этими посещениями мы никогда не встречаемся, так? Февральские люди всегда поступают именно таким образом. Правда, не исключена возможность, что когда-нибудь я превращусь в Мартовского человека. Ты видела майского жука? Может быть, я буду даже меньше его.

Клиентка: Гм.

Эриксон: Мне кажется, ты устала.

Клиентка: (Сидит в оцепенении.)

 

Эриксон: Обратите внимание на мои слова: "Ты кашляла – и Элен кашляла. Она чувствовала себя несчастной и ты тоже. Смотри, как все похоже." А теперь – на слова клиентки: "Мама говорит, что помнить надо только хорошее".

Росси: Именно здесь мы убеждаемся в очевидной связи между поведением клиентки во время урока плавания (когда она кашляла и задыхалась) и поведением Элен, когда ее уронили в воду. Но клиентка не желает ничего знать о своих переживаниях. Мы наблюдаем странное явление: с одной стороны, клиентка улавливает связь между этими двумя событиями, а с другой стороны – не желает о них помнить, потому что ее мать говорит, что помнить надо "только хорошее". Сила материнского влияния так подавляет, что ребенок совершенно не знает, как быть, и мучается от страха и ощущения собственной вины. Вы пробуете убедить клиентку пересмотреть эмоциональное отношение к событию, но она остается верна системе оценок своей матери. Чтобы повернуть ее в другое русло, Вы опять напоминаете клиентке о том, как больно и одновременно приятно удалять зуб. С помощью этой аналогии Вы пытаетесь выяснить, возможно ли разделить "обдумывание" от "прочувствования" для того, чтобы освободить когнитивный аспект обучения от угнетающего действия сопутствующих эмоций. Клиентка противится такому разделению, и тогда Вы говорите, что когда-нибудь она посмеется над своим страхом. Вы внушаете мысль о рефрейминге своего страха: "Может, когда-нибудь ты посмеешься над своим страхом. Это ведь будет приятно?" Но клиентка все еще колеблется.

После этого Вы ставите клиентку в ситуацию иллюзорного выбора связанных между собой событий: "Когда мы теперь увидимся? В следующем году или через год?" При этом, что бы она ни выбрала, она дает согласие на следующую встречу с Вами. В данном случае она хочет пропустить год, потому что тогда "будет совсем взрослая". Это можно понять как намек на то, что к этому времени она несколько лучше справится со своими проблемами.

Вы кончаете свой визит, еще раз обращаясь к теме развития, но при этом акцентируясь на его юмористических сторонах. С точки зрения ребенка, чем выше становится он (или она), тем ниже становится взрослый. Отсюда и упоминание о майском жуке, а также о том, что сам Февральский человек станет меньше его по размерам. Здесь в скрытой форме содержится утверждение, что клиентка становится все более взрослой, все более умной и все лучше справляется со своими эмоциональными затруднениями. Вы согласны с таким анализом?

Эриксон: Да. Еще я говорю о возможности превращения в Мартовского человека, а это тоже в каком-то смысле ассоциируется с майским жуком, который будет фигурировать в шутливых экзерсисах клиентки. Я поддерживаю в ней мысль о том, что она будет выше и старше. Я стараюсь довести это до ее сознания. Ведь именно там зарождается мысль.

Росси: Хотя порой то, что она выражает, только подразумевается. Для того, чтобы избежать возможного сопротивления, Вы используете такие скрытые импликации чаще, чем прямые утверждения.

Эриксон: Совершенно верно.

 

 

1.37. Пятый "визит" Февральского человека: успешный рефрейминг эмоций в процессе психологического развития; более значительное изменение "карт" памяти по сравнению с оценкой первоначальной травмы

Эриксон: (После короткой паузы Эриксон пожимает клиентке руку – начинается новая беседа, пятая по счету.) Привет.

Клиентка: Привет, а я помню, кто Вы.

Эриксон: Неужели?

Клиентка: Вы вспоминали обо мне?

Эриксон: Февральский человек ничего не забывает. А я ведь Февральский человек.

Клиентка: Я об этом догадываюсь.

Эриксон: Ты сильно повзрослела.

Клиентка: Я уже могу стать невестой.

Эриксон: А ты об этом подумываешь?

Клиентка: Да нет. А вот Лиза[11] – та да.

Эриксон: А сколько Лизе лет?

Клиентка: Четырнадцать. А замуж выйти можно уже в шестнадцать.

Эриксон: А Лиза этого хочет?

Клиентка: Не думаю.

Эриксон: Давай вспомним, о чем мы говорили в прошлый раз.

Клиентка: Гм.

Эриксон: О чем?

Клиентка: О мистере Смите.

Эриксон: Ты хотела забыть о нем.

Клиентка: Я думала, что забуду, но сейчас поняла, что не забыла.

Эриксон: А что ты теперь чувствуешь, когда думаешь об этом?

Клиентка: Что я не должна бояться мистера Смита.

Эриксон: И почему?

Клиентка: Наверное, он не хотел причинить мне боль. Он только хотел научить меня плавать.

Эриксон: А как ты теперь относишься к тому, что в припадке гнева ударила его ногой?

Клиентка: Наверное, я не должна была этого делать. Но ведь и он не должен был заставлять меня плавать, зная, что я этого не хочу.

Эриксон: Сейчас ты рассуждаешь совсем как взрослая. Ведь это лучше, чем бояться, правда? Взрослеть – это здорово, да?

Клиентка: Вот теперь я могу даже пудриться.

Эриксон: И ты, конечно, будешь класть толстый слой пудры?

Клиентка: Нет.

Эриксон: Ты должна всегда пудриться в меру.

Клиентка: Я и не собираюсь ею злоупотреблять.

Эриксон: Между прочим, как ты теперь относишься к плаванию? Все еще боишься воды?

Клиентка: Гораздо меньше.

Эриксон: А чего-нибудь еще ты боишься?

Клиентка: Нет.

 

Эриксон: Вспоминая м-ра Смита, клиентка говорит: "Я думала, что забуду, но сейчас поняла, что не забыла" – а потом добавляет: "Я не должна бояться мистера Смита." Она заново переживает свое состояние.

Росси: Сущность Вашей психотерапии составляет вторичное переживание эмоционального состояния, приводящее к рефреймингу.

Эриксон: Мы не изменяем первоначальный опыт, а добиваемся изменения восприятия, которое теперь становится воспоминанием об этом опыте.

Росси: Мы не можем изменить первоначальное восприятие, мы перестраиваем "карту" нашей памяти.

Эриксон: Клиентка говорит: "Наверно, он не хотел причинить мне боль. Он только хотел научить меня плавать."

Росси: Следовательно, мы добились полного рефрейминга травматического инцидента.

Эриксон: Клиентка продолжает: "Наверное, я не должна была этого делать. Но ведь и он не должен был заставлять меня плавать, зная, что я этого не хочу." Происходит радикальное изменение понимания ситуации. Клиентка теперь не испытывает страха и не сердится; она способна рассмотреть ситуацию с обеих сторон. Поэтому я говорю ей: "Ты рассуждаешь совсем как взрослая. Ведь это лучше, чем бояться, правда? Взрослеть – это здорово, да?"

Росси: Таким образом, повзрослеть – значит научиться более адекватно оценивать ситуацию.

Эриксон: И клиентка доказывает, что она повзрослела, когда говорит: "Вот теперь я могу даже пудриться".