Вопрос №86: Элементы (реквизиты) сделок.

Признание юридической сделки — как определяемое фор­мальными признаками — зависит от соблюдения сторонами уста­новленных требований к такого рода юридическим актам. Отсут­ствие необходимых реквизитов в конструкции сделки лишает ее силы. При этом перемена в правах и обязанностях сторон, свя­занная с совершением такого акта, к делу не относится, — важно, что тот эффект, который должно производить волеизъявление, не наступает. Ограничение эффекта сделки может также происхо­дить по воле сторон. В соответствии с этим различают:

— ничтожность сделки — сделка признается несуществующей;

— недействительность — сделка не производит ожидаемого эффекта, и требование кредитора лишено исковой защиты, одна­ко исполнение по такой сделке не считается исполнением недолж­ного; при восполнении отсутствующих реквизитов в дальнейшем такая сделка может получить силу;

— обратимость — сделка действительна, но по требованию одной из сторон ее эффект может быть отменен;

— оспоримость — эффект, производимый сделкой, может быть блокирован решением суда по заявлению одной из сторон.

В римском праве категории оспоримости и обратимости принима­ют своеобразный вид, поскольку они связаны с взаимодействием ме­жду цивильным правом и ius honorarium (а также ius extraordinarium). Отмена сделки, действительной по цивильному праву, возможна только преторскими средствами (in integrum restitutio). Оспоримость означает, что сделка, действительная в плане цивильного права, остается в силе, даже если ее эф­фект парализован преторской защитой. При этом, если сторона не прибегла к преторским средствам защиты, сделка — как цивильная, так и преторская — произведет свой эффект.

Римские юристы не различали ничтожность и недействитель­ность: для них отсутствие эффекта сделки выра­жается как признание ее несуществующей (поп esse), даже если остается принципиально допустимой реанимация эффекта перво­начально недействительного акта (невозможная в отношении ни­чтожной сделки в строгом понимании) — convalescere. При вос­полнении необходимых для эффекта сделки реквизитов, впосле­дствии сделка как бы совершается заново, так что для ее дейст­вительности существенны и другие обстоятельства этого момента: реквизиты, которые могли быть удовлетворительными в про­шлом, могут теперь отсутствовать и сделка так и не получит илы⁹. Для римлян юридический акт не может не иметь силы, если он получил существование. В отличие от современных юристов, prudentes смотрят не на эффект, а на сам акт, что и отразилось в терминологии: "поп valere" (не иметь силы), "inutile" (ничтожное), "inane" (пустое), "imperfectum" (несовершенное, недействительное), "irritum" (неправильное) — характеризует сделку, а не ее эффект. С другой стороны, они никогда не говорят о сделке, действительной в материальном плане, но оспоримой или обратимой в плане процессу­альном, что она недействительна. Prudentes рассуждают о возмож­ностях добиться лучшего эффекта или парализовать наступление нежелательных последствий, принимая произведенную сделкой пе­ремену в правовом положении сторон как данность.

К реквизитам сделки — существенным элементам, опреде­ляющим ее действенность, относятся субъект и его формализо­ванная воля. От субъекта требуются правоспособность, дееспо­собность, а также управомочение, или легитимация — власть распоряжаться объектом сделки. В отношении волеизъявления существенно, чтобы оно выражало правомерный общепризнан­ный интерес, чтобы была использована надлежащая форма ма­нифестации воли и соблюдалось соответствие между интересом и волеизъявлением.

Неправоспособность стороны в отношении предопределяет ни­чтожность сделки. Любая сделка с рабом ни при каких обстоя­тельствах не порождает эффекта.

Недееспособность стороны в отношении определяет ничтож­ность сделки: сумасшедший (furiosus) не может эффективно отчу­ждать вещи, собственником которых он остается несмотря на по­терю рассудка. Исключение составляет категория лиц моложе 25 лет (minores XXV annis), которые в случае заключения нежела­тельной сделки (по неопытности) могли либо прибегнуть к ехсер-tio legis Laetoriae, либо просить у претора восстановления в пер­воначальное состояние (restitutio in integrum). В данном случае можно говорить об обратимости (или оспоримости), зависимой от недееспособности субъекта. Важно подчеркнуть, что указанное ог­раничение — преторского происхождения. В плане цивильного права такая категория недееспособности не существует, и сделки, заключен­ные лицами моложе 25 лет, действительны. Другие случаи не­дееспособности определялись законом (женщины, малолетние, бе­зумные и расточители), что влекло недействительность сделок, заключенных такими лицами, в плане цивильного права, то есть их нич­тожность.

Категория признанной распорядительной власти над объектом сделки (управомочение на сделку) не связана с понятием дееспо­собности: недееспособное лицо может действовать через предста­вителя, тогда как неуправомоченное лицо в любом случае совер­шает ничтожную сделку.

Правомочие предполагает правоспособность как основу и от­носится к независимости распоряжения от воли других лиц и объективных обстоятельств. Только та вещь, которая открыта для вторжения в нее воли распорядителя, та, судьба которой в дан­ном отношении определяется только стороной, указанной в сдел­ке, может стать объектом новых прав и обязанностей в соответст­вии с волеопределением такого лица. Распоряжение чужой вещью или чужим правом в пределах, превышающих компетенцию рас­порядителя, лишает сделку силы. Так, только собственник может перенести право собственности на другого субъекта. С другой стороны, собственник не управомочен приобретать собственную вещь, и сделка по переносу собственности в его пользу невоз­можна.

Некомпетентность стороны в сделке может быть предусмот­рена по закону. Например, SC Macedonianum, принятый при Веспасиане (в связи с тем, что юноша по имени Македо, запутавшись в долгах, убил своего отца), запрещал заключать сделки займа с подвластным сыном. По санкции эта норма была lex imperfecta (как и большинство подобных установлений): сделка, пассивной стороной в которой выступал подвластный, не была ничтожна, но сам подвластный мог сослаться в суде на постановление сената (оспоримость). В последнем случае недействительность сделки имеет своеобразные последствия: кредитор не может истребовать сумму долга, и подвластный остается ее собственником. Так сдел­ка, лишенная эффекта, все же производит перемены в правах и обязанностях сторон.

Выше мы рассмотрели такой реквизит сделки, как форма ма­нифестации воли, признав, что он входит в само понятие сделки. Но если бесформенная сделка невозможна, то сделка с нарушени­ем формы рассматривается римскими юристами как возможный случай. Для наступления желаемого сторонами эффекта тре­буется, чтобы форма выражения воли была признана адекватной для сделки данного типа. Так, ряд контрактов может быть заклю­чен, только если вещь, объект соглашения, переходит от одной стороны к другой (реальные контракты). Иногда сама форма воле­изъявления определяет качества возникающего соглашения. Ска­жем, лицо, заключившее обязательство в форме торжественного обещания — стипуляции, может освободиться от обязательства (даже после его исполнения) только в форме обратной стипуляции.

К некоторым односторонним сделкам предъявляется требо­вание рецептивности (воспринятости). При этом сторона, воспринимающая такое волеизъявление, не обязательно стано­вится участником сделки. Например, при назначении замести­теля в судебном процессе следовало торжествен­но объявить об этом другой стороне судебного спора. Односторонняя по содержанию сделка может иметь двусторон­нюю форму, несоблюдение, которое, таким образом, по форме должно отвечать и требованию рецептивности. Преторское завещание — пример нерецептивной сделки: его эффект не зависит от того, ознакомлен наследник с волей наследодателя или нет. Возможна и двусторонняя нерецептив­ная сделка — ведение чужих дел без поручения, сущность которой в том и состоит, что одно лицо управляет делами другого без его ведома, объективно обязы­вая его самим фактом такой заботы.

Праву небезразлично и содержание воли — сам интерес, преследуемый сторонами. Интерес сторон может считаться признанным по двум основаниям: сделка не должна противо­речить закону и нравственности, а также должна преследовать признанную правопоряд­ком социальную или хозяйственную цель — iusta causa. Несо­ответствие этим требованиям (негативному и позитивному) де­лает сделку ничтожной.

Удовлетворение социально-экономических интересов прини­мает в обществе устойчивые формы, и сами интересы типизи­руются по формальному признаку. Так, если в обществе сделка купли-продажи рассматривается как нормальная, то особенность подлежащего интереса (мотив) сама по себе не окажет влияния на эффект сделки. Формальный подход к интересам ставит проблему учета специфических намерений и их адекватного выражения в правовой форме. Распространение новых идей и их консолидация в социально признанные интересы имеет тенденцию к стандартизации. В правовом плане это означает возникновение социально значимой формы реализации интересов, так что со временем они могут даже мыслиться в этих формах. Обыватель часто выражает идею приобретения, прибегая к термину купли, который имеет строго определенное значение договора о возмездной передаче вещи. Такое понятийное сближение говорит об адекватности правовой формы.

Типизация интересов в формах сделок предполагает абстрагиро­вание от мотивов. Так, покупатель обязывается уплатить договорную цену, каков бы ни был специфический интерес, подтолкнувший его к сделке (получше вложить деньги, сделать подарок близкому и т. п.); продавец обязан передать вещь покупателю независимо от того, по­чему у него возникло такое желание (избавиться от обязанностей по уходу за ней, освободить место для другой вещи, выручить сумму денег и проч.). Мотив не влияет на форму сделки даже тогда, когда он предполагается типичным для интереса. Например, вступление в брак обычно совершается по любви; но если к заключению брака лю­дей подтолкнула другая причина, особенность которой не влияет на саму возможность совершения сделки, — форма никак не отразит эту специфику.

Типизация может достигать весьма высокого уровня абстрак­ции, улавливая существенные моменты в согласовании воль субъ­ектов. Некоторые правовые формы абстрагируются даже от под­лежащего интереса, ориентируясь на стандарты устойчивого и признанного в обществе коммуникативного поведения (обещание, передача вещи). При таких формах наступление правового эф­фекта не зависит от того, с какой целью к ним прибегли, и они могут регулировать самые разнообразные отношения. В отличие от тех сделок, при которых требуется наличие юридически зна­чимой цели акта — causa и которые называются поэтому кау­зальными, — эти, независимые от causa, сделки именуются абст­рактными.

В римском цивильном праве к абстрактным сделкам относит­ся stipulatio — торжественный диалог в форме вопросов и от­ветов: "Обещаешь дать раба Стиха?" — "Обещаю". Обязав­шийся в такой форме должен исполнить обещанное, даже если намерение, с которым он принимал на себя обязательство, не осуществилось. Сделка производит эффект немедленно и соз­дает на стороне стипулятора правовое требование, защищен­ное цивильным иском.

Древние ритуальные формы настолько независимы от под­лежащей causa, что в этом отношении иногда характеризуются как символические самими римскими юристами. Так, Гай называет обряд обратной стипуляции, необходимый для пре­кращения обязательства из стипуляции, — acceptilatio — вооб­ражаемым исполнением. Обязательство, заключенное в стипуляционной форме, со­храняется несмотря на исполнение, и требуется специальная сделка по прекращению обязательства. Acceptilatio, также будучи ритуальной формой, освобождает должника от обя­зательства, даже если исполнения по договору не последо­вало.

Символизм связан с абстрактным характером сделки так, что для достижения цели на практике иногда оказывается не­обходимым совершить несколько сделок: сам договор (осно­ванный на causa) и его символический эквивалент (неза­висимый от надлежащего согласования воль). Возможные кон­фликты между действительной целью сторон и автоматичес­ким эффектом абстрактной формы так и не нашли разрешения в римском праве. Расхождение между волей и формой, вольное (симуляция) или невольное (ошибка), не сказывается на дейст­вительности сделки. Защита от злоупотреблений, в принципе допускаемых абстрактными сделками, оказалась возможной — когда развитие товарного оборота и предметных интересов вы­явили прежде несущественное противоречие — только преторскими средствами и так, что сделка, оставаясь действительной по цивильному праву, становилась оспоримой в плане ius honorarium. Безосновательность манципации порождала на стороне отчуждателя требование к новому собственнику; порочность стипуляции давала пострадавшему право возразить на иск противника, указав на его умысел. При этом бремя доказательства пороков causa лежало на обвиняемом. В этих случаях говорят о сделках, абстрактных в процессуальном смысле. Важно подчеркнуть, что в плане цивильного права сделка остается абстрактной в материальном смысле: цивильных средств указать на пороки causa не было.

Примером каузальной сделки может служить traditio — сделка iuris gentium по переносу права собственности посредст­вом передачи вещи. Она имеет эффект только в том случае, если совершается по признанному правом основанию для пе­реноса собственности (продажа, дарение, исполнение обяза­тельства dare и др.) и стороны согласовали эту цель между со­бой. Отсутствие causa или расхождение между сторонами в от­ношении цели намечаемой сделки лишает акт силы: фактичес­кий переход вещи из рук в руки не перенесет права собствен­ности от одного лица другому. Поднимая вопрос о существовании договора займа, Юлиан имел в виду сделку с обязательственным эффектом. Ульпиан принимает во внимание реальную структуру договора займа (при котором для возникновения обязательства необходим перенос собственности на объект сделки) и отвечает на вопрос отрица­тельно: раз traditio лишена реального эффекта — монеты в соб­ственность принявшего не перешли, — займа быть не может. По­нятно, что для обоих юристов ничтожность traditio при пороке causa выступает отправным пунктом рассуждений.

Порок causa предопределяет ничтожность сделки. В некоторых преторских соглашениях — дополнительных к контрактам iuris gentium и в соглашениях, направленных на улучше­ние положения пассивной стороны в контракте, — causa не требова­лась. Однако такие соглашения имели силу только в процессуальном плане, порождая возможность блокировать иск противника, но не считались действительными в материальном плане. Здесь ослабление каузальности не означает признания абстрактного ха­рактера сделок.

Если стороны сошлись на определенном намерении, которое все же отличалось от выраженного в соглашении (относительная симуляция), сделка считалась действительной. Оспоримость таких сделок, если они носили противоправный характер, определялась пороком намерения, а не самой сделки. Это явление зависит от категории правомерности сделки.

Недействительны сделки, запрещенные законом. Так, договор подряда с убийцей или стипуляция женщины, обещающей за­няться проституцией, не порождает правового эффекта: претен­зия активной стороны в соглашении не будет принята судом к рассмотрению именно на том основании, что право требования из такой сделки не возникает. Даже если causa отдельного акта за­конна (скажем, договор о снабжении убийцы оружием может при­нять форму продажи, ссуды, аренды), но порочна общая цель — сделка ничтожна. При этом взаимные претензии регулируются принципом, который в средние века был выражен максимой: "При ра­венстве порочных оснований лучшее положение имеет владе­лец". В нашем примере — ничтожность любого договора с убий­цей приведет в римском праве к тому, что заказчик не сможет истребовать свое оружие обратно.

В отношении абстрактных сделок, которые не принимают идею causa, законодательное указание на порочность основания затруднено. Как правило, такая сделка будет иметь эффект. Од­нако, если порочное намерение прямо выражено в соглашении, сделка ничтожна.

Известны случаи, когда эффект абстрактной сделки блокируется нормой позитивного права. Основанный на mores (додецемвиральной эпохи) запрет на дарения между супругами лишал силы даже манципацию, совершенную с такой целью. В 195 г. Септимия Севе­ра запретила сделки с недвижимостью малолетних, даже совершен­ные с согласия опекуна. Формально безупречная манципация отныне не переносила права собственности на такие вещи.

Пороки субъективного момента могут относиться к формирова­нию воли субъекта, которая непроизвольно (из-за ошибки) или в результате сознательных действий со стороны оказалась несоответствующей интересу участника правового обще­ния. Разработка вопросов субъективного момента в обязательстве по­лучила в римской правовой науке значительное развитие.