Тема гибели человеческой души в «маленькой трилогии» А. П. Чехова («человек в футляре», «крыжовник», «о любви»).

 

«Маленькая трилогия»[1]. У Чехова нет произведения с таким названием. Название «маленькая трилогия» дали исследователи, объединив под ним три тесно связанных между собой рассказа: «Человек в футляре», «Крыжовник» и «О любви».

«Человек в футляре» (1898).

Самый известный рассказ Чехова. Здесь Чехову удалось найти очень емкую формулу для того, что мешает человеку. Человек лишает себя и других счастья из-за «постоянного и непреодолимого стремления окружить себя оболочкой, создать себе, так сказать, футляр, который уединил бы его, защитил бы от внешних влияний».

Символически многозначна и формула, которой Беликов выражает свой страх: «Как бы чего не вышло». Ее, конечно, можно понимать не только в узком смысле (как бы не дошло до начальства, как бы начальство не приняло соответствующих мер), но и в гораздо более широком. Из всякого жизненного действия (которых так боится Беликов) и в самом деле непременно что-нибудь выходит: от «плотской любви» выходят дети, от «драматического кружка» – спектакли и т. д. Этой символической многозначностью Чехов очень емко показывает, как от страха перед начальством гибнет сама жизнь. И правда, Беликов совершенно бесплоден, он не только не может иметь детей, он гибнет при попытке сближения с женщиной (гибнет от страха «как бы чего не вышло»), а в гробу он, наконец, «достигает своего идеала».

Реальной жизни Беликов боится, и стремится спрятаться от нее в какой-нибудь футляр. Рассказчик Буркин сообщает, что Беликов «всегда, даже в очень хорошую погоду, выходил в калошах и с зонтиком и непременно в теплом пальто на вате». Древние языки, которые преподает Беликов, это тоже своего рода футляр, Беликов больше всего ценит «прошлое и то, чего никогда не было».

Опасаясь гнева начальства, Беликов всеми силами борется с молодежью, которая «очень шумит в классах», он же, на всякий случай, берет на себя обязанность контролировать личную жизнь учителей. О том, почему его молчаливые посещения вызывают ненависть коллег, мы узнаем от нечаянно прорвавшегося откровения самого Беликова: «…Я должен буду доложить господину директору содержание нашего разговора… в главных чертах. Я обязан это сделать».

Но, как пишет В. Б. Катаев, «все вершит чисто чеховский парадокс: человек, который должен был бы чувствовать себя наиболее привычно в среде, им создаваемой, в нравах, им насаждаемых, первый же и страдает от них»:

Он боялся, как бы чего не вышло, как бы его не зарезал Афанасий, как бы не забрались воры, и потом всю ночь видел тревожные сны, а утром, когда мы вместе шли в гимназию, был скучен, бледен, и было видно, что многолюдная гимназия, в которую он шел, была страшна, противна всему существу его и что идти рядом со мной ему. человеку по натуре одинокому, было тяжко. [А между тем, он так старался в том числе для того, чтобы сохранить место в гимназии и сам искал общения с коллегами.]

Однако Чехов не случайно доверяет рассказ о Беликове одному из героев – это означает, что мы должны быть очень осторожны и внимательны по отношению к высказываемым в рассказе оценкам. Беликов рисуется нам деспотом и тираном, в противоположность всем остальным, которых он мучает. И это должно насторожить нас. В советское время читателям предлагали внешнее объяснение: мол, действие происходит в эпоху Александра III, в эпоху государственного деспотизма, когда все боялись свободно дышать. И классические языки так обстоятельно преподавались в гимназиях взамен модных и современных естественных наук, чтобы гимназисты, не дай Бог, не увлеклись какими-нибудь радикальными общественными вопросами. Это историческое объяснение совершенно верно по своей сути, но оно не должно заслонять для нас произведение, потому что Чехов не только фиксирует факт, но и исследует его.

И вот что он обнаруживает. Оказывается, деспотизм Беликова имел не только политические, но и очень личные психологические причины. Рассказывая о знакомстве Беликова с Варенькой, Буркин бросает, на его взгляд, ничего не значащую фразу: «это была первая женщина, которая отнеслась к нему ласково, сердечно». Не всегда же Беликов был деспотом, но всегда он был одинок и не знал любви и ласки со стороны окружающих. Не знаю, согласится ли Чехов, если мы включим в число женщин, обделивших Беликова своей любовью, его мать, но очень напрашивается такое развитие мысли. Очень может быть, что с самого детства он чувствовал себя одиноким и с самого детства привык защищаться от мира разного рода футлярами. И мудрено ли такому случится, если даже гимназический учитель, характеризуя своего приятеля и коллегу географа Коваленко (вот он, распространитель современных идей, которого так боялись власти и создавали им в противовес Беликовых!), останавливается только на внешних признаках:

 

Он молодой, высокий, смуглый, с громадными руками, и по лицу видно, что говорит басом, и в самом деле, голос как из бочки: бу-бу-бу…

 

А, желая сделать комплимент его сестре, выражается еще приземленнее: «не девица, а мармелад». В противоположность ему Беликов выбирает для комплимента душевное впечатление:

 

– Малороссийский язык своею нежностью и приятною звучностью напоминает древнегреческий.

 

Характерно и то, что умирает Беликов именно от душевной травмы. («Какие есть нехорошие, злые люди», – произносит он по поводу карикатуры на себя, прямо как Макар Девушкин, – здесь, безусловно, намек на «маленького человека», который у Чехова, парадоксально оказывается деспотом, не переставая быть и «маленьким человеком»). Он слишком интеллигентен, имеет слишком тонкую душевную организацию, чтобы комфортно чувствовать себя среди грубых и бесчувственных жителей города. Не случайно в ряду отрицательных воздействий Беликова оказывается и одно положительное, теряющееся в длинном списке.

Наши дамы по субботам домашних спектаклей не устраивали, боялись, как бы он не узнал; и духовенство стеснялось при нем кушать скоромное и играть в карты. Под влиянием таких людей, как Беликов, за последние десять–пятнадцать лет в нашем городе стали бояться всего. Бояться громко говорить, посылать письма, знакомиться, читать книги, бояться помогать бедным, учить грамоте…

Да разве хорошо, когда духовенство не стыдясь играет в карты? Разве это нормально? И разве нормально, что этот факт оказался затерт в речи расказчика среди множества совсем других фактов действительно вредоносного воздействия Беликова? Чтобы правильно понять Чехова, очень важно обнаружить все, что мешает гладкому течению рассказа, все, что кажется странным, неуместным – это и есть сигналы авторской оценки, они и есть самое важное.

Сам Буркин, оценивая желание учителей женить Беликова, называет его «ненужным и вздорным» и вместе с тем типичным. А Варенька отвечает Беликову благосклонностью, по мнению Буркина, только оттого, что «для большинства наших барышень за кого ни выйти, лишь бы выйти» (учтем это как характеристику нравов города, но будем осторожнее по отношению к Вареньке, ведь она «первая женщина, которая отнеслась» к Беликову «ласково, сердечно»).

Наконец, можно задаться вопросом: а от чего жители города боятся Беликова? Напрашивается сразу советский штамп о деспотизме государства в эту эпоху, но, обратите внимание, Буркин, несмотря на свою ненависть к Беликову («хоронить таких людей, как Беликов, это большое удовольствие»), ведь не приводит ни одного факта, чтобы кто-нибудь пострадал из-за беликовского доноса. Значит, сами боялись, значит, сами не слишком отличались от своего «тирана», значит, настоящий Беликов – это не тот, который в калошах и с зонтиком, а тот, который внутри страдающих от Беликова жителей города. Просто у Беликова внешнее и внутреннее совпадало, а у остальных не совпадает. Поэтому-то так нечувствительны к его власти иначе устроенные брат и сестра Коваленки, хотя живут в ту же эпоху (но у них, как мы говорили, другая беда – они слишком брутальны, слишком грубы). Буркин говорит, что «наши учителя народ все мыслящий, глубоко порядочный, воспитанный на Тургеневе и Щедрине», а Чехов показывает, что мало прочесть Тургенева и Щедрина, надо еще внутри себя перемениться.

Обратим внимание и на ту деталь, что ощущение гимназических учителей после смерти Беликова Буркин сравнивает с радостью детей, когда уехали взрослые и дали возможность насладиться свободой. Между тем сам Буркин «совершенно лысый, с черной бородой чуть не по пояс», что недвусмысленно намекает на его возраст. Внешний, физический возраст. По своему духовному и психическому развитию Буркин еще не стал взрослым, если по-прежнему нуждается во власти старшего, каким бы он ни был.

Значит, учителя сами создали себе Беликова. Они переложили на него бремя ответственности, как дети перелагают его на старших. И они ругали его вместо того, чтобы просто жить, жить так, как требует человеческая натура. А Беликов, несмотря на свою робость, взвалил на себя это бремя и покорно нес его до конца жизни, стараясь оправдать предполагаемые им ожидания.

Три рассказа «маленькой трилогии» объединяет не только общая тема, но и единое обрамление. Три истории, составившие «трилогию», рассказывают по-очереди три приятеля: Буркин, Чимша-Гималайский и Алехин.

Очень важно место, где эти истории рассказываются. «Человек в футляре» рассказывается «на самом краю села Мироносицкого». Название села и описание местности своеобразно обрамляют историю Беликова. Буркин уверяет, что беликовщина стала нормой жизни, а Чехов показывает, как она противоестественна окружающему человека миру:

 

Когда в лунную ночь видишь широкую сельскую улицу с ее избами, стогами, уснувшими ивами, то на душе становится тихо; в этом своем покое, укрывшись в ночных тенях от трудов, забот и горя, она кротка, печальна, прекрасна, и кажется, что и звезды смотрят на нее ласково и с умилением и что зла уже нет на земле и все благополучно.

 

Описание дается от лица автора, на фоне этого описания ущербной, «футлярной» предстает жизнь не только Беликова, но и Коваленки (природа знает ласку и умиление) и самого Буркина (в противоположность ему автор не верит во власть зла и не лишает себя радости жизни).

«Крыжовник» (1898).

В «Крыжовнике» тема футляра дается еще более тонко.

Чимша-Гималайский рассказывает нам историю своего брата, который всю жизнь посвятил осуществлению мечты. Казалось бы, что может быть прекраснее? Однако Чимше-Гималайскому его счастливый брат напоминает борова, и он в конце рассказа произносит длинную тираду о том, как страшно, когда человек достигает своей цели, получает то, чего он хотел, становится доволен своей судьбой и самим собой.

ЧГ показывает нам, какой ценой дается его брату осуществление мечты. Это не только скупая жизнь («недоедал, недопивал, одевался бог знает как, словно нищий, и все копил и клал в банк»), это даже не только гибель жены, на которой брат женился исключительно из-за приданого, и которая «стала чахнуть от такой жизни», это еще и разрушение личности самого брата. ЧГ справедливо говорит, что он земной шар променял на усадьбу, где «запер» себя до конца жизни. Самообман героя становится особенно наглядным, когда мы видим, как он наслаждается сладостью кислого крыжовника.

Трудно не согласиться с рассказчиком, однако Чехов с ним все-таки не соглашается.

Во-первых, он показывает, что брат ЧГ вовсе не менялся. Его «мечта» всего лишь трансформация его «тоски» от скучной и ненужной службы. И внутренние перемены в герое тоже только на первый взгляд могут показаться значительными. ЧГ говорит, что «перемена жизни к лучшему, сытость, праздность развивают в русском человеке самомнение, самое наглое» и приводит в пример своего брата, который

 

когда-то в казенной палате боялся даже для себя лично иметь собственные взгляды, а теперь говорил одни только истины, и таким тоном, точно министр: «Образование необходимо, но для народа оно преждевременно», «телесные наказания вообще вредны, но в некоторых случаях они полезны и незаменимы».

 

Но ведь эти «истины» по сути всего лишь общие места, которые, как легко догадаться, показывают, что у брата ЧГ по-прежнему нет собственных взглядов и мыслей. Изменилась форма, но суть осталась прежней. А значит, можем мы продолжить мысль Чехова, богатство, собственность вовсе не оказали на брата ЧГ губительное воздействие, а только лишь обнажили его сущность.

Во-вторых, автор дает нам описание обстановки, где ЧГ рассказывает свою историю. Богатый дом, где ночуют герои, красивая Пелагея, и странный хозяин, который добровольно отказался от комфорта, предпочитая жить внизу, со слугами, – все это опровергает пафосную речь Чимши-Гималайского. «Хочется» героям совсем не рассказа о губительном воздействии материального благополучия, «хочется» насладиться уютом, который подготовила им судьба этой ночью, «и это лучше всяких рассказов». Но как хозяин аскетически отказался от уюта в собственном доме, так и Чимша-Гималайский борется с комфортом, ругая его в своих горячих речах.

Обличительные речи героя – третий контраргумент Чехова:

 

Я соображал, – говорит ЧГ, – как, в сущности, много довольных, счастливых людей! Какая это подавляющая сила!

 

Героя подавляет человеческое счастье, он воспринимает счастье как что-то противное человеческой натуре, не замечая, что его слова противоречат окружающей обстановке, противоречат самой жизни. В чем-то с ЧГ, безусловно, можно и нужно согласиться – страдание постоянно присутствует в нашем мире, присутствует подчас незаметно, и делать вид, что его нет, конечно, безнравственно. И, конечно, надо всеми силами бороться за то, чтобы страдания стало меньше. Но вот только ЧГ, патетически призывая к этой борьбе, очень быстро переходит к условному и повелительному наклонению: «Если б я был молод!» – говорит он про себя, «Делайте добро!» – призывает он своего друга. В то же время его конкретные дела, о которых сообщает автор, дискредитируют и то хорошее, что есть в речах героя. «Я только скорблю душевно, раздражаюсь, досадую, по ночам у меня горит голова от наплыва мыслей, и я не могу спать…» – жалуется ЧГ Буркину. А в конце рассказа мы узнаем, что теперь спать не может и Буркин. Нет, вовсе не оттого, что его душу пронзили пылкие речи приятеля. Просто ЧГ оставил на столе невычищенную трубочку, от которой «сильно пахло табачным перегаром».

И снова Чехов показывает, как люди сами себя и своих окружающих делают несчастными. Из-за чего? Из-за своего предубеждения, из-за неумения и нежелания пользоваться теми благами, которые дает нам жизнь, из-за подмены действительной жизни мечтами и идеями, как мечта об усадьбе с крыжовником и идея необходимости страдания, идея человека с молоточком.

«О любви» (1898).

Герой последней части «трилогии», пожалуй, наиболее симпатичен автору. Он сам рассказывает свою историю. И эта история о любви. Но ее предваряет другая история любви, о которой тоже рассказывает Алехин. У Чехова ничего не случайно. Одна история помогает понять другую.

Красивая горничная Алехина влюблена в повара Никанора. Но повар – пьяница, и она боится выйти за него замуж. А он религиозен и не хочет жить с ней «так», бранит и бьет ее. Казалось бы, безвыходная, фатальная ситуация человеческого несчастья. Но на чем держится все несчастье? «Фатальность» несчастья Чехов разрушает, утверждая противоречивость ситуации: Никанор «набожен» и с «религиозными убеждениями», но «пьяница» и «буйного нрава». Как человек набожный, он не хочет жить с Пелагеей «так», но почему-то набожность вовсе не препятствует ему пить и совершать насилие над женщиной. «Религиозные убеждения» Никанора оказываются очень избирательными и вместо жизненной гармонии приносят ему и окружающим одни несчастья, ведь будь он последователен, откажись от них совсем или прими их до конца, и все были бы счастливы.

Подобным же образом развивается и любовная история Алехина. Он любит замужнюю женщину, жену своего приятеля, ему стыдно перед ней, приятелем и самим собой, но он не может ни отказаться от этой любви, ни дать ей волю. Он пытается понять, как Анна Алексеевна стала женой Лугановича, и сам не замечает, что находит ответ на этот вопрос. Тайна Лугановича, «этого неинтересного человека, добряка, простяка, который рассуждает с таким скучным здравомыслием, на балах и вечеринках держится около солидных людей, вялый, ненужный, с покорным, безучастным выражением, точно его привели сюда продавать», простая тайна этого человека в том, что он «верит, однако, в свое право быть счастливым, иметь от нее детей». И этого права оказывается достаточно! Сам же Алехин, какую бы симпатию он ни вызывал у читателя и у героини, мучает ее и себя своими сомнениями вместо того, чтобы насладиться дарованным ему счастьем:

 

Я любил нежно, глубоко, но я рассуждал, я спрашивал себя, к чему может повести наша любовь, если у нас не хватит сил бороться с нею; мне казалось невероятным, что эта моя тихая, грустная любовь вдруг грубо оборвет счастливое течение жизни ее мужа, детей, всего этого дома, где меня так любили и где мне так верили.

 

И в итоге ведь его «вера» тоже материализуется, он портит жизнь и Анне Алексеевне, и себе. Луганович не боится быть счастливым, и он счастлив. Алехин боится возможного несчастья, и приносит его. При чтении его рассуждений невольно вспоминаешь беликовское «как бы чего не вышло». И ведь не выходит ничего, только все от этого становятся несчастными.

Чехов, конечно, полемизирует в своем рассказе с «Анной Карениной» Л. Толстого (подсказка, помимо сюжета, – имя героини). Да, возможно, отношения Анны Алексеевны с Алехиным и не сложились бы, неизвестно, какова была бы реакция мужа, но ведь и хорошего-то ничего не вышло. Впрочем, предназначенность одного героя другому, возможно, косвенно выражена в их именах: она – Анна Алексеевна, он – Алехин.

И мы видим, что вся жизнь Алехина – сплошное ненужное жертвоприношение. Он отказывается от любимой работы, ради мифического «долга», хотя, как известно, «кабинетный человек», ученый в 19 веке мог заработать больше, чем мелкий помещик (а Алехин, по-видимому, хорошо образован, если «долг» возник из-за его «образования»), да и сам Алехин-помещик жалуется, что ему постоянно не хватает денег, он берет взаймы и принимает подарки по нужде. Больше того, сельскохозяйственная работа вызывает у него отвращение, но он все терпит. У Алехина – хороший, уютный дом, но самые уютные комнаты оживают только с приездом гостей. Алехин живет вместе с прислугой на первом этаже, где «пахнет ржаным хлебом, дешевою водкой и сбруей». На первый взгляд, аскетизм героя мотивирован его образом жизни – часто у него не хватает времени и сил добраться до дома, а тем более читать «Вестник Европы». Часто, но не всегда. Может быть Алехин не любит комфорт? Нет, он сам признается, что

 

после спанья в санях, после людской кухни сидеть в кресле, в чистом белье, в легких ботинках, с цепью на груди – это такая роскошь!

 

Но дома герой добровольно лишает себя этой роскоши даже в тех формах, которые не были бы ему обременительны.

Он ругает себя за свою робость с Анной Алексеевной, однако и после разлуки с ней, после осознания своей ошибки, свою жизнь совершенно не меняет. И в итоге не видит того, что открывается Буркину и Чимше-Гималайскому с балкона его дома – удивительную красоту окружающего мира, не знает, что Анна Алексеевна живет в соседнем городе, и все еще можно исправить. Правда, Буркин и ЧГ не говорят Алехину, что Анна Алексеевна живет в соседнем городе, а Алехин этого, скорее всего, не знает. Но описанием его неизменившегося образа жизни автор опровергает возможность Алехина претворить пылкие слова в конкретные поступки. И Буркину с ЧГ даже не приходит на ум, что что-то может измениться.