А как в народе называли эту церковь, может быть, как-то по-особенному?

По названию деревни – Воскресенск и церковь называли Воскресенской. А вообще, про это вам надо в Вязищах[1] спрашивать, там старики есть, они лучше могут помнить, они ходили в Воскресенск, там был их приход. А у нас своя была церковь в Кулешах[2], там у нас и могилы…

 

В одном документе церковь в Воскресенске была названа Морозовской. Не слышали ли вы такого названия?

Морозовская? Нет, такого названия я не слышала.

 

Значит, церковь была закрыта. А может быть, она как-то использовалась в колхозных нуждах?

Нет, никак не использовалась, была наглухо закрыта.

 

Может быть, помните, какой храм был снаружи? Побеленный, или из красного кирпича?

Храм был белый, побеленный.

 

А в самой церкви вы были?

Нет, я внутри церкви ни разу не была. В церковь заходить не разрешали. А так вот, как сейчас помнится, белая была церковь. И окошки большие такие были.

 

Скажите, были ли на колокольне храма колокола?

Нет, все разрушили. Как сейчас помню, двери в церкви были закрыты, внутрь мы не входили, нельзя было. Двери все на замке. Окошки стояли не забитые, со стеклами. А мы в щелочки глядели, маленькие, не достанем никак поглядеть. Кто-нибудь нагнется, а мы ему встанем на спину, заглядывали внутрь.

 

А что было внутри?

Ничего там не было.

А иконостас, иконы были?

Ни икон, ничего не было. Все пустое стояло.

 

А в домах у вас были иконы?

До войны у нас во всех домах иконы были. А дедушка наш читал библию, у него библия была.

 

Скажите, до войны церковь не пытались разрушить или как-то частично перестроить?

Нет, у нас никто не трогал.

 

Не слышали ли вы такое имя: Иван Строгачев? Он был последним священником Воскресенской церкви?

Нет, о нем не слышала, не знаю. У нас в деревне Строгачевых нет.

 

Были ли в Воскресенске еще какие-либо каменные постройки кроме церкви? Может быть, дома были каменные?

Нет, все деревянное, разве что… магазины, да, магазины были из кирпича, кирпичные.

 

Скажите, была ли какая-то переправа через реку Воря от Ивановского к Воскресенску?

Через реку делали клади. Ребятишки из Воскресенска и Мамушей ходили к нам в школу.

 

Значит, школы в Воскресенске не было?

Нет, школы не было. Ходили к нам сюда в Ивановское. Там пекарня была, магазины были с продуктами. Хорошие были продукты, главное, чтобы деньги были. А у колхозников, таких как мы, откуда деньги? Не было у нас денег. Если только, что-нибудь продашь, картошку, или еще что… Налогами обкладывали. Если корову держишь, молока много надо было /сдать/. Я вот не помню, кто у нас налоги сбросил? Вроде Маленков[3]. А потом что-то о нем ни слуху, ни духу. Вот налоги сбросили, хоть не стали мы платить, стали как-то жить. А при Хрущеве у нас 5 соток земли отобрали, сказали: «Живите по-городскому, хватит вам здесь с землей возиться» (смеется).

 

Под налогами вы имеете в виду продовольственные сборы?

Да. Если кур держал, надо было отдавать яйца. Кур ходили считать. Надо было 75 яиц /в год/ сдать с курицы. А если ты курицу спрячешь, уже комиссия ходила, проверяли. Овечка у нас была, так с этой овечки дай 400 грамм шерсти.

 

Это и после войны было?

И до войны, и после войны такое было. Картошку тоже сдавали, молока 40 килограмм сдай. Бывало, мать только квитанции /об уплате налогов/ собирает, сегодня один придет проверить, завтра другой. То кур считают, то мясо, то молоко. Мать мешочки из холстинки шила и все квитанции в них складывала… Вот так жили.

А вот за то, что сдавали продукты, яйца с курицы, или еще что, хоть бы деньги какие плотили. Я же семьдесят пять яиц отдаю. У меня одна эта курочка, а курочку надо тоже кормить. За налоги не плотили ничего.

А потом, когда война началась, вот тогда «пожили» немножко, как-то с нас не брали, а потом опять брали. Бывало, посадил ты картошку или нет, а 500 килограмм картофеля надо сдать. А где сажать и откуда брать?

После войны кредит давали, брали кредит, дома строили. А потом надо отдавать было. Люди ждали, говорили, что не станут с нас больше брать… Кого и судили, кого и сажали, а кто под амнистию попал – оставили… Мучались.

А как пахали? Бывало четыре пары только женщин (мужиков-то не было), а девятый человек шел за плугом. Пахали огороды. Лошадей не было.

Кому давали корову или овечку, а нам не дали ничего. Я вот была девочкой уже наверно лет двенадцати, так даже носка не дали. Мамке надо и налог платить, а нету ничего. Она последние мужские сапоги вынесла на собрание продавать. Говорит: «Кто купит? Возьмите… Возьмите тогда за налог, у меня нет ничего, одни ребятишки». Вот и живи, как хочешь. Дедушка нам сплел лапти, мы в лаптях ходили, ноги мокрые, холодные. Но все пережили.

 

Расскажите, что происходило перед приходом немцев?

Мой брат /Борис/ как раз пошел к тетке в Щекотну[4]. Эта деревня была в низинке за погостом. А тут как раз немцы. Все говорят: «Немец идет, немец идет…». Все боялись. Комсомольцы, октябрята, пионеры, немец будет всех вешать, убивать. Все напуганные были, не знали куда бежать. И вот брат попал в церковь /Воскресенскую/, их закрыли там немцы. А потом не знаю, кто им открыл, смотрим, на утро приходит наш Борька.

А наш дедушка очень газеты читал, все время. Про немцев там все было написано. Немец придет, как будет вешать, как будет давить. А это прямо на наших глазах было.

Перед войной люди плохо жили, очень… Ни полá, ни колá, ничего. Вот как жили люди. Полстраны побирушек. Бывало, придут: «Дай хоть картошечки». А дед скажет: «Нате, а то все равно немцы поедят». И правда. Мы здесь столько картошки выкопали, а немец пришел, все сожрал и нас выгнал.

 

Когда к вам в деревню немцы пришли?

Осенью пришли, в октябре пришли к нам.

 

Как жили при немцах? Стояли они в вашем доме?

Стояли, только лишь не сразу. Сразу они на Москву шли. А на Москву шли ребятки, знаете какие? На мотоциклах, по трое. Едут с песнями. Гармошки губные. Играют свою музыку. Нам бывало: «Киндер, ком, ком». Мол, подойдите и нам конфетку дает. А конфетки такие были, как таблетки, приплюснутые, только побольше. Мы не берем. Они тогда начинают: «Не гуд, киндер, не гуд». И вот они все на Москву пошли.

А какое у них оружие было?! Ой! Там в дуло человек пролезет. Семь немцев только лишь снаряд поднимали, чтоб заложить. А мы ребятишки все поглядывали. Подрывались у нас здесь тоже…

 

Когда немцы вернулись, что здесь происходило?

Немцы зимой пришли, стали укрепляться. Вот здесь вот, где сейчас памятник, здесь у них проволочное заграждение было. И еще была такая проволока с петелькой[5]. Вот немцы такую проволоку стелили, метров семь в ширину. Нашим очень было тяжело, особенно когда в разведку шли. У них такие клещи были, чтоб эту проволоку разрезать. А здесь немцы навешают банок на проволоку, чтобы она стучала, как зашевелятся… Ох, муки.

 

А вы здесь в деревне жили?

Нас немцы потом выгнали.

 

Когда это было?

Это было в 1942, весной, снег сошел, речки уже разливались. Вроде, как апрель… Нас немцы угнали и пригнали в Белоруссию. Мы знаешь, как пошли, прям как голые. Гонят нас немцы строем. Как начнут считать: «Айн, цвай, драй…». Люди и с детьми маленькими. А тогда детей было много, и по четверо, и по шестеро. А мы уже большие были, мне одиннадцать лет. Идем, брат котелок несет, я кое-какой хлебушек несу, а мама несет нашу одежду, что захватили. А то, все закапывали.

 

Везли вас по железной дороге?

Да, по железной дороге. Нас с Вязьмы сажали, а до Вязьмы мы пешком. Нас пригнали туда, в Вязьму и там держали, по деревням. Мы все думали разобьют немцев, придут… А потом посадили нас в товарняк, дали сырую ляжку лошади и увезли. И пригнали нас в Толочин, в Белоруссию. Там, в Толочине, местами партизаны уже были. А потом погнали нас пешком за сорок километров и там уже в деревнях стали расставлять. К какой хозяйке поставили, там так и живешь, и кушаешь, и ложишься, и все…Намучались, ой, намучались…

 

А вернулись вы сюда когда?

Вернулись мы оттуда, когда нас освободили в Белоруссии в 1944, то ли в июне, то ли в июле уже сюда вернулись.

 

А что здесь было?

А здесь поле и мины. Только через три года, когда разминировали все, вот тогда только лишь здесь стал народ появляться.

 

Что было с Воскресенской церковью, когда вы вернулись? Что-нибудь от нее осталось?

Может быть, что-то и было, но стали люди разбирать, где кто печечку стал ставить, где еще что.

 

То есть, когда вы вернулись, от церкви что-то еще оставалось?

Фундамент был.

 

А стены?

Нет, не было, стен уже не было. От церкви ничего не осталось. Люди доставали, копали там, раскапывали. Хоть печечку какую поставить, хоть топить. Ой…, жили-то… Мороженную картошку ходили собирали, где-то есть водичка, а где и водички нет, не помыть, ничего… Не знаю, как мы жить остались?!