Функция космогонического мифа

 

Прежде всего обратимся к мифологии племен Нгадью Дайяк на Борнео. Мы делаем этот выбор во многом потому, что располагаем классическим в этом отношении произведением: «Идея бога у племен Нгадью Дайак на южном Борнео» (Лейден, 1946), автором которого является, к сожалению, уже покойный, Ганс Шерер[306]. Автор исследовал эти племена долгие годы, собранные им материалы составляют двенадцать тысяч печатных страниц. Он знал языки и обычаи туземцев, но, кроме этого, понял структуру мифологии и ее роль в жизни племени Даяк. Как и у многих других первобытных народов космогонический миф даяков раскрывает одновременно и драму сотворения мира и человека и законы, управляющие космическим процессом и человеческой жизнью.

Эта книга заставляет нас понять, насколько в существовании народа, живущего по традициям, все увязано друг с другом и как мифы, организуются и следуют друг за другом, образуя «священную историю», непрерывно возобновляемую как в жизни общества, так и в жизни каждого индивидума. Через космогонический миф и его продолжение даяк раскрывает структуры реальности и структуры своего способа бытия. То, что произошло в самом начале, определяет одновременно и первоначальное совершенство, и судьбу каждого индивидуума.

Как повествует миф, весь космос вначале находился в пасти морского змея. Сотворение мира положило начало первоначальному единству. Поднялись две горы, и их столкновение породило космическую реальность. Горы — месторасположение двух верховных божеств, а также сами эти божества, но их человеческий облик проявляется лишь в конце последней фазы сотворения. Два верховных божества, Маха-тала и его супруга Путир, продолжают сотворение в образе людей и создают высший Мир и низший Мир. Недостает, однако, мира промежуточного, населяемого людьми. Третьей фазой творения управляют две птицы калао, самка и самец, они же, впрочем, представляют и два верховных божества. Махатала воздвигает в «Центре» древо жизни, две птицы по веткам приближаются друг к Другу и начинают сражаться. Из обломков древа жизни рождаются юноша и девушка, которые становятся предками даяков. В конце древо жизни уничтожается, и две птицы убивают друг друга.

В целом во время сотворения два божества проявляются в трех формах: космической (две горы), антропоморфической (Махатала и Путур) и териоморфической (две птицы). Но в этих полярных проявлениях раскрывается только один аспект божества. Не менее важными оказываются его проявления как целостности: появившийся в самом начале змей, например, или древо жизни. Эта целостность, которую Шерер называет «амбивалентной божественной целостностью», представляет саму основу религии даяков. Она провозглашается постоянно и в разнообразных контекстах. В конечном счете можно утверждать, что для даяков любая форма божества предполагает свою противоположность: Махатала оказывается супругом самому себе, а в змее мы видим птицу.

Космогонический миф помогает нам понять религиозную жизнь даяков равно как их культуру и социальную организацию. Мир есть результат столкновения двух противоположных принципов, и в ходе этого конфликта разрушается воплощение этих принципов — Дерево жизни. Но из разрушения и смерти возникает Космос и Новая жизнь. Сотворение рождается из самой смерти «всего божества в целом»[307]. Этот творческий конфликт постоянно и непрерывно возобновляется в наиболее важных религиозных церемониях, которые предполагают ритуалы инициации, рождения, свадьбы, смерти. Все это есть, однако, только имитация примеров и моделей и повторение событий, рассказанных в космогоническом мифе. Деревня, равно как и дом, представляют Вселенную и как бы находятся в центре Мира. Модель дома — это imago mundi, она строится на хребте водяного змея, его покатая крыша символизирует Гору, местообитание Маха-тала и зонтик представляет Древо жизни, на ветках которого сидят две мифические птицы.

Во время церемонии бракосочетания, например, пара как бы обращается к правременам. Символом этого обращения является ответ Древа Жизни, которое обхватывают юные супруги. По информации и данным, представленным Шерером, те, кто обнимает Древо Жизни, растворяются в нем. «Бракосочетание, — пишет Шерер, — является повторением космогонии и повторением рождения первой пары Древа Жизни»[308]. Всякое зарождение также соотнесено с первовременами. Комната, где принимают роды, символически располагается в изначальных праводах. Равным образом, комната, соседствующая с девушками во время церемонии инициации, находится в праокеане. Девушка нисходит в низший мир и принимает форму водного змея. Она возвращается на Землю как другая личность и начинает новую социальную и религиозную жизнь[309]. Смерть также воспринимается как переход к новой жизни, более богатой и более истинной. Покойник возвращается к мистическим правременам, и это мистическое путешествие находит выражение в форме и украшениях гроба: гроб есть лодка, представляющая водного змея, а также Древо Жизни, Первогору и божественную целостность. Иначе говоря, смерть возвращает нас к божественной целостности, которая единственно только и существовала вначале.

Во времена решающих кризисов человек возвращается и вновь переживает драму начала Мира. Этот процесс осуществляется дважды: возвращение к божественной целостности, неделимой и первоначальной, и повторение космогонии, то есть распад первоначального единства. Тот же процесс повторяется во время ежегодного коллективного праздника. Шерер подчеркивает, что конец года представляет собой как бы конец эры и мира[310]и что сопровождающие его церемонии четко передают их направленность: возвращение ко времени до сотворения, ко времени живой и сакральной целостности, представляемой водным змеем и Древом Жизни. В продолжение этого сакрального периода, называемого helat myelo, что значит «промежуток между двумя годами», Древо Жизни воздвигается посередине деревни, и все обитатели ее возвращаются в пракосмологическую эпоху. Все законы и запреты поэтому отменяются и аннулируются, так как Мира больше не существует, и в ожидании нового сотворения все общество существует вокруг божества или, точнее, внутри первозданной божественной целостности. Оргиастический характер этого интервала «между двумя годами» не должен закрывать от нас его сакральный характер. По выражению Шерера, речь идет не о «беспорядке, а о новом порядке»[311]. Во время этого сакрального периода общество достигает целостности одновременно космической, божественной, социальной и сексуальной. Оргии — не что иное как акт повиновения божественному повелению, и каждый, кто в них участвует, обретает божество в самом себе. Известно, что во многих других религиях, как первобытных, так и исторических, периодические оргии рассматриваются в основном как средство осуществления идеальной целостности. В этой целостности и лежит отправная точка нового творения — у даяков так же, как у жителей Месопотамии.

 

 

Изначальность и целостность

 

В заключение нам следует предельно кратко коснуться роли космогонического мифа в архаическом обществе, еще не затронутом культурными влияниями. Миф выявляет религиозную мысль даяков во всей ее глубине и сложности. Как мы видели, индивидуальная и коллективная жизнь имеет космологическую структуру: вся жизнь представляет цикл, модель которого — вечное, непрерывное творение, разрушение и новое сотворение Мира. Такая концепция характерна не только для даяков, но и других народов того же типа культуры: то, что нам раскрывает миф даяков, выходит далеко за этнические границы. Нас изумляет то чрезвычайное значение, которое даяки придают первоначальной целостности. Можно было бы сказать, что даяки находятся во власти двух аспектов священного: изначальности и целостности. И это отнюдь не означает, что они обесценивают дело творения. В их концепции Космоса и Жизни нет ничего от пессимизма или гностики жителей Индии. Мир хорош и значим, поскольку он священен, поскольку он рожден из Древа жизни, следовательно из самого божества. Но совершенна только целостность первоначальной божественности. Космос должен периодически разрушаться и создаваться не потому, что не удался самый первый опыт творения, а потому, что состояние мира до творения представляет такую полноту и такое счастье, которые недоступны сотворенному миру. С другой стороны, миф подчеркивает необходимость творения из распада первоначального единства. Первозданное совершенство периодически восстанавливается, но оно всегда временно. В мифе даяков утверждается невозможность окончательного уничтожения творения и всего того, что стало возможно благодаря ему: человеческой жизни, общества, культуры. Другими словами, речь здесь идет о священной истории, которая должна периодически повторяться и этим самым стать вечной. Захватить, застать реальность в зародыше, в том виде, как она обнаруживается в первозданной божественной целостности, оказывается невозможно.

Значима именно эта положительная аксиологизация «священной истории», основание и модель всей человеческой истории. Мы, впрочем, обнаруживаем ее во многих других мифологиях древнего Ближнего Востока и Азии. Рассматривая мифологию во всей ее целостности, мы одновременно обнаруживаем оценку обществом своей собственной «священной истории». Всегда существует некоторая последовательность исходных событий, но каждый народ «дает оценку» этим событиям, подчеркивая важность одних из них и отбрасывая на задний план или даже совсем игнорируя другие. При анализе мифа, который мы могли бы назвать мифом расставания с творящим божеством и превращения его в бога отдыхающего, мы наблюдаем тот же процесс, предполагающий аналогичный ход мыслей: среди первоначальных действий, связанных с творением, выбираются те, которые существенны для человеческой жизни и игнорируются остальные. Иными словами, мы принимаем освященную историю», которая представляет собой, тем не менее, историю, последовательную смену событий, и ограничиваемся некоторой ностальгией по тому, что существовало до этой истории, — ностальгией по присутствию Бога-творца, величественного и одинокого. Когда мы вновь вспоминаем об этом боге, то узнаем, что он создал Мир и человека, и это почти все. Складывается впечатление, это этот высший Бог исчерпал свою роль, завершив дело Творения. Его культа не существует, связанные с ним мифы немногочисленны и лишены драматизма, и хотя этот Бог полностью не забыт, к нему взывают лишь при крайних бедствиях, после того, как оказываются бессильными все другие божества.

 

 

«Великий отец» и мифические Предки

 

Уроки мифов первобытных народов особенно поучительны: они показывают нам, что человек начинает все более и более «воплощать» самого себя, поворачиваясь к божествам жизни и плодородия. С другой стороны, он показывает нам, что древний человек уже по-своему берет на себя роль «истории», в которой он одновременно действующее лицо и жертва. То, что произошло в эпоху мифических предков, приобретает для него большую значимость, чем то, что произошло до их появления. Можно было бы проиллюстрировать этот процесс бесчисленными примерами, и мы делали это во многих работах[312]. Но сейчас нам хотелось бы обратить внимание на обычаи народа, быт и нравы которого антропологи, социологи и психологи с особой настойчивостью изучают уже пол века. Как можно было уже догадаться, речь идет о племенах Аранда, населяющих центральную Австралию. Мы опираемся здесь на работы Т. Стрелоу[313], сына знаменитого миссионера Карла Стрелоу, произведения которого вызвали столько споров во времена Дюркгейма. Мы считаем его очень крупным авторитетом в этой области, поскольку язык аранда был первым языком, на котором заговорил Т. Стрелоу, и поскольку он сорок лет непрерывно исследовал жизнь и обычаи этих племен.

Люди племен аранда считали, что Небо и Земля существовали всегда и были населены сверхъестественными существами. На небе обитало существо со страусовой ногой, у него были жена и дети, тоже со страусовыми ногами. Его называли Великим Отцом или Вечным Юношей (altjira nditja). Эти существа жили в стране вечной растительности, цветов и фруктов, в стране, через которую проходил Млечный путь. Все они были вечно юны, и Великий Отец не отличался от своих детей, смерть не имела власти над ними, и они никогда не умирали, подобно вечным звездам.

Стрелоу справедливо полагал, что Великого Отца со страусовой ногой неправомерно было бы считать подобием Верховного существа, аналогичного некоторым обитающим на небе богам юго-восточной Австралии. В самом деле, он не создал ни Неба, ни Земли, ни растений, ни животных, ни тотемических предков, он не вдохновляет и не контролирует никакой деятельности этих предков. Великий Отец и другие обитатели Неба никогда не интересовались тем, что происходит на земле. Злодеи не опасаются небесного Великого отца, но страшатся лишь гнева тотемических предков и наказаний со стороны тех, кто пользуется авторитетом в своем племени. Ибо, как мы это сейчас увидим, все связанные с творением и все более или менее значительные акты выполняются тотемическими предками, вышедшими из земли. Речь идет, короче говоря, о почти полной трансформации небесного Существа в deus otiosus. Следующим этапом может быть только его полное забвение; именно это, возможно, произошло у соседей западных аранда, где Стрелоу не нашел сходных верований.

И тем не менее некоторые характерные черты позволяют отнести к разряду Высших Существ даже этого Великого Отца, вечно юного, безразличного, праздного и «трансцендентного». Это прежде всего бессмертие, юность и блаженное существование, далее — его хронологическое предшествование по отношению к тотемическим предкам, поскольку он существовал на Небе задолго до того, как эти последние появились из земли. Наконец, религиозное значение Неба часто провозглашается в мифах; например, в мифах о некоторых героях, которые завоевали бессмертие, поднявшись на Небо, в мифической традиции арабов или мифах о лестнице, которая вначале соединяла Землю с Небом, и особенно в верованиях аранда, согласно которым смерть появилась потому, что была грубо нарушена связь между Небом и Землей. Стрелоу обращается ко многим традициям, где говорится о лестнице, соединяющей Небо с Землей, он описывает местность, где росли гигантские деревья, по которым предки подымались на Небо. Подобные верования встречаются во многих архаических религиях: мифы повествуют здесь о том, что после того, как прервалась связь между Землей и Небом, боги удаляются и становятся в большей или меньшей степени богами отдыхающими (dii otiosi). Начиная с этого времени только некоторым героям, шаманам, магам удается достигать Неба. Нам неизвестно, существовал ли подобный миф среди племен аранда. Но знаменательно то, что, несмотря на взаимное безразличие аранда и Небесных Существ друг к другу, религиозное почтение к Небу не было утрачено и в памяти сохранялось еще воспоминание о том бессмертии, которое достигалось в результате вознесения на Небо. В этих фрагментах мифа выражалась ностальгия о безвозвратно утраченном первозданном рае.

Как бы то ни было, та изначальность, которую представлял Великий Отец, не имела больше непосредственной значимости для аранда. Напротив, они, как начинало казаться, интересовались теперь только тем, что существенного, значимого происходило на Земле. Значимое и существенное в нашей терминологии означает «религиозное». Ибо события, которые имели место в мифические времена, во времена грез, являются религиозными в том смысле, что они составляют парадигматическую историю, которой человек должен следовать и которую должен возобновлять, для того чтобы обеспечить постоянство Мира, жизни и общества.

Во то время как на Небе Великий Отец и его семья вели беззаботное райское существование, на поверхности Земли всегда существовали аморфные, полуэмбриональные образования, существовали дети, не достигшие созревания. Они не могли развиваться, но не старели и не умирали, поскольку не были еще известны ни жизнь, ни смерть. Лишь под землей существовала уже жизнь во всей полноте в форме тысяч Сверхъестественных Существ, также несотворенных (их называли, впрочем, «рожденными своей собственной вечностью»). Наконец, они пробудились ото сна и вышли на поверхность Земли. Места, где они появились, до сих пор насыщены жизнью и могуществом. Солнце — одно из этих Существ; когда оно возникло, Земля наполнилась светом. Эти Сверхъестественные Существа принимают различные формы: одни существуют в виде животных, другие — в виде мужчин и женщин. Но все они вели себя одинаково: териоморфные вели себя и мыслили, как люди; антропоморфные могли принимать по собственному желанию облик того или иного животного. Эти Сверхъестественные Существа, обычно обозначаемые термином «тотемические предки», разбрелись тогда по земле и стали видоизменять пейзаж, придав Центральной Австралии современные черты. Эта деятельность и составила, собственно говоря, космогонию: предки не создали Землю, но первоначальной материи они придали форму и антропогония повторяет космогонию. Некоторые из этих тотемических Предков приняли на себя функции культурного героя: они разрезали на ломтики проточеловеческую массу и затем сформировали людей, разделив мембраны, соединявшие пальцы рук и ног, просверлив уши, глаза и рот, после чего они научили людей искусству добывать огонь, охотиться, обеспечивать себя едой и дали им религиозные и социальные институты.

Доведенные всеми этими трудами до крайнего изнеможения, они ушли под землю или трансформировались в скалы, деревья или ритуальные предметы. Места, где они обрели покой, как и те, где они появились, превратились в сакральные центры и получили известность под тем же названием. Между тем исчезновение Предков, завершившее первоначальный период, не было окончательным: с одной стороны, Предки, хотя и погруженные в изначальный сон под землей, наблюдают за поведением людей; с другой стороны, они постоянно перевоплощаются; в самом деле, то, что Стрелоу называет «бессмертной душой»[314]каждого индивида, представляет частицу жизни Предка.

Этот мифический период, когда Предки бродили по земле, был для аранда периодом райского времени. Они не только представляют себе Землю непосредственно после ее «формирования» как рай, где легко дается в руки дичь, где обильны вода и плоды; более того, жизнь Предков проходит здесь без запретов и обманов, характерных для любого организованного человеческого сообщества[315]. Не существовало еще ни добра, ни зла, ни, следовательно, законов и запретов, регулирующих человеческую жизнь. Первоначальный рай еще преследует воображение людей аранда; короткие промежутки ритуальных оргий, когда приостанавливаются все запреты в определенном смысле можно интерпретировать как вспышки возвращений к свободе и блаженству Предков.

Итак, аранда интересует именно эта земная и райская изначальность, составляющая одновременно историю и пропедевтику. Именно в это мифическое время человек стал тем, что он есть в настоящее время, и не потому, что он был «сформирован» и воспитан Предками, а прежде всего потому, что он обязан повторять то, что эти последние совершали in illo tempore. Мифы раскрывают и сохраняют сакральную историю творения. Более того: посредством инициации каждый юный аранда узнает не только то, что произошло in principio, но и окончательно обнаруживает то, что он уже был здесь, что в какой-то мере он принимал участие в этих решающий событиях. В действительности, его «вечная душа» есть частица «Жизни» Предка. Инициация осуществляет анамнезис. В конце церемонии непосвященному дают знать, что героем мифов, которые он только что узнал, является он сам. Ему показывают священный объект и говорят: это твое собственное тело! — так как этот объект представляет тело Предка. Драматическое раскрытие идентичности между вечным предком и тем индивидуумом, который его воплощает, можно сравнить с tat tram asi Упанишад. Это свойственно не только верованиям аранда: на северо-востоке Австралии, например, когда житель племени Унапбал направляется к пещерам, где находятся рисунки wondjina (мифические существа, соответствующие тотемическим предкам), он объявляет: «Я хочу освежиться и укрепить себя, я буду вновь рисовать себя для того, чтобы пошел дождь»[316].

Смерть, являющуюся результатом разрыва связей между Землей и Небом, аранда объясняют теорией трансмиграции, по которой предки, то есть они сами, — вечно возвращаются к жизни. Можно, следовательно, различать два вида изначальности, которым соответствуют два различных типа ностальгии: 1) изначальность, представляемая великим небесным Отцом и звездным бессмертием, недоступным обычному человеку и 2) баснословная эпоха Предков, во время которой возникает Жизнь вообще и человеческая жизнь в частности. И ностальгия аранда прежде всего ассоциируется с представлением о земном рае, связанным с этой второй изначальностью.

 

 

Два типа изначальности

 

Тот же процесс имеет место в других религиях, даже самых усложненных. Достаточно, к примеру, вспомнить об изначалъности Тиамата в Энума элиш и о переходе к эпохе, представленной победой Мардука, эпохе космогонии, антропогонии и создания новой божественной иерархии. Мы можем также сравнить изначальность Урана с утверждением первенства Зевса или переход от небесного ведического почти забытого бога Диоса к Варуне, и позднее, к Индре, Шиве, Вишну. Во всех этих случаях речь шла о создании нового Мира, даже когда речь не шла о собственно «космогонии». Но всегда возникал новый мир религии, более непосредственно связанный с человеком.

В этой замене «экзистенциальной» изначальности изначальностью скорее «спекулятивной» знаменателен тот факт, что этот процесс представляет собой более радикальное внедрение сакрального в жизнь и человеческое существование как таковое. Речь идет о достаточно известном процессе в истории религий, о процессе, не чуждом иудео-христианской традиции. В Боэнгоффере мы имеем последний пример внедрения сакрального в мирское существование исторического человека, так же как в более близкой к нам американской теологии, именуемой «смертью Бога» мы можем признать другой, секуляризированный вариант мифа об «отдыхающем боге».

Можно, следовательно, различить два типа изначальности: 1) пракосмический, доисторический, и 2) космологический или «исторический». Космологический миф открывает «священную историю», он является историческим мифом, хотя и не в иудео-христианском смысле этого слова, поскольку этот «исторический миф» не только служит моделью и примером, но и периодически возобновляется. Можно также различать два вида религиозной ностальгии: 1) желание восстановить изначальную целостность, существовавшую до Творения (тип ностальгии даяков), и 2) Желание вернуть назад изначальное время, начинающееся непосредственно после Творения (тип ностальгии аранда). В последнем случае мы можем говорить о том, что речь идет о ностальгии священной истории племени. Именно с этим мифом о священной истории, еще живым во многих традиционных обществах, должна сталкиваться иудео-христианская идея истории.

1966

 

 

3. Избранная библиография

 

Мы не намерены представлять и обсуждать здесь различные современные интерпретации мифа: проблема эта в высшей степени интересна и заслуживает того, чтобы ей посвятили отдельную книгу. Дело в том, что новое «открытие» мифа в XX веке представляет главу истории современной мысли. Критическое изложение всех интерпретаций от античности до наших дней можно найти в блестящей работе Яна де Фриса «История исследований мифологий» (1961). См. также: Э. Бесс «История мифологических знаний» (1935).

Что касается методологии исследований о мифе (начиная от «астральной» школы до современных этнологических интерпретаций мифа), см. библиографию, содержащуюся в нашей работе «Очерк истории религий», с. 370, см. также Я. Геннингер «Миф в этнологии» (Словарь Библии. Дополнение VI); И.Л. Зайфер «Смысловое значение мифов» (Мюнхен, 1954).

Анализ современных теорий мифа содержится в работе Д. Мелвила и Фрэнсиса С. Херсковица «Культурологический подход к мифу» (В. Дагомеен. Неретив, 1958, с. 81 —122). О связи между мифами и обрядами см.: Клайд Клакхон «Мифы и обряды: общая теория» (Гарвард Теолоджикал Ревью, XXXV, 1942, с. 45 — 79). С.Г. Хук «Миф и обряд: прошлое и настоящее» (В работе «Myth, Ritual and Kingship», изданной С.Г. Хуком, Оксфорд, 1958, с. 1—21); Стенли Эдгар Хайман «Ритуалистический взгляд на миф и мифическое» (В сб.: «Миф. Симпозиум», изд. Томаса А. Сибуза, Филадельфия, 1955, с. 84—94).

Структуралистскую интерпретацию дает Леви-Стросс в работе «Структурное исследование мифа» («Миф. Симпозиум», с. 50—66) и «Структура мифов» (в работе «Структурная антропология», Париж, 1958, с. 227—255). «Миф, наука о религии и современное государство» — критическое исследование некоторых новейших теорий, выдержанное в духе «абсолютного историцизма» и принадлежащее перу Эрнесто де Мартино (Нови Аргоменти, 37, март—апрель 1959, с. 4—48).

Несколько статей о мифах напечатано в тетрадях 4—6 журнала «Штудиум генерале», VIII, 1955, см. в первую очередь статью В.Ф. От-то «Миф» (с. 263—268), Карла Керени «Размышления о Хильдебрехта Хоммеля «Миф и логос» (с. 310—316), К. Гольдхаммера «Демифологизация мифа как проблема мифологии» (с. 378—393).

Новые взгляды на структуру и функцию мифов в архаических обществах содержатся в недавно опубликованной работе Г. Баумана «Миф в этнологической перспективе» (Штудиум генерала, XII, 1959, с. 583—597).

Том «Миф и мифотворчество», опубликованный под руководством Генри А. Мэррея (Нью-Йорк, 1960), содержит 17 статей о различных аспектах мифа, взаимосвязи между мифом и фольклором, мифом и литературой и т. д. См. также исследование Джозефа Кэмпбела «Маски Бога: примитивная мифология» (Нью-Йорк, 1959).

Новое поколение мифа дается у Теодора Г. Гастера в его исследовании «Миф и история» (Нумен, I, 1954, с. 184—212).

 

 

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru

Оставить отзыв о книге

Все книги автора

[1]Eliade M. Autobiography Mircea Eliade. Chicago-London, Univer of Chicago-press, 1990. Vol. I., p. 59.

 

[2]Там же, р. 84.

 

[3]Там же, р. 85.

 

[4]Там же, р. 56.

 

[5]Там же, р. 145.

 

[6]Там же, р. 202.

 

[7]Элиаде М. Космос и История. М., 1987, с. 27.

 

[8]Там же, с. 28.

 

[9]Eliade M. Myth, Dreams and Misteries. New York-London, 1960, p. 57.

 

[10]Элиаде М. Космос и История. М., 1987, с. 32.

 

[11]Там же, с. 33.

 

[12]Там же, с. 45.

 

[13]Там же, с. 65.

 

[14]Там же, с. 64.

 

[15]EHade M. Rites and Symbols of Initiation. New York, 1965, p. 2.

 

[16]Там же, с. 128.

 

[17]Элиаде М. Космос и История. М., 1987, с. 93.

 

[18]Там же, с. 66.

 

[19]Юнг К.Г. Архетипы и символы. М., 1991, с. 45.

 

[20]Там же, с. 32.

 

[21]Элиаде М. Космос и История, с. 101.

 

[22]Там же, с. 66.

 

[23]Eliade M. Autobiography Mircea Eliade. Chicago-London, Univer of Chicago-press, 1990. Vol. I, p. 202.

 

[24]Аверинцев С. Порядок Космоса и порядок истории в мировоззрении раннего Средневековья, с. 274.

 

[25]Eliade M. Autobiography Mircea Eliade, Vol.1.

 

[26]Eliade M. Rites and Symbols of Initiation, p. 128.

 

[27]Eliade M. Myth, Dreams and Misteries, p. 65.

 

[28]Jean Danielon. S.J.Bidle et Liturgie, Parise., 1951,

 

[29]Eliade M. Myth, Dreams and Misteries, p. 65.

 

[30]Элиаде М. Космос и История. М., 1987, с. 45.

 

[31]Eliade M. Rites and Symbols of Initiation, p.123.

 

[32]Там же, с. 33.

 

[33]Фрезер Д.Д. Золотая ветвь: Исследование магии и религии. М., 1980, с. 711—712.

 

[34]Мифологический словарь. М., 1991, с. 143.

 

[35]Eliade M. Occultism, Witchcraft and Cultural Fashions: Essays in comparative religions, Chicago-London, 1976, p. 81.

 

[36]Карго-культы (от англ. cargo — «судовой груз») — разновидность милленаристских движений. Имели место преимущественно на Новой Гвинее и островах Меланезии. Название соответствует основной идее: от духов-предков должен прийти груз с необходимыми товарами, продовольствием и т.п. В ожидании предков и карго прекращается всякая хозяйственная деятельность, кроме сооружения специальных складов для будущего груза. С их появлением наступит эра благоденствия, местные «черные» и пришлые «белые» поменяются не только социальными ролями, но и цветом кожи, весь мир изменится противоположно существующему.

 

[37]Милленаризм (от лат. mille — «тысяча», annum — «год»). Первоначальное значение: учение о втором пришествии Иисуса Христа и установлении 1000-летнего царства всеобщего благоденствия. Не акцентируя внимание на «1000-летнем царстве Христа», под милленаризмом понимают вообще грядущий период благополучия, часто — возвращение к прежнему, «райскому» существованию. Милленаризм может проявляться в фольклорно-мифологических представлениях, специфических культах, движениях, иногда носящих антиколониальную или антимиссионерскую направленность.

 

[38]Оргиастические действа (греч. οργια — оргия, сопровождавшая некоторые из мистерий) — первоначально: действия, являющиеся частью религиозных празднеств древних греков в честь богини земледелия и плодородия Деметры и бога виноделия Диониса. Действия включали ночные факельные шествия, ритуальные опьянения, эротические обряды, кровавые жертвоприношения; к участию в них допускались только посвященные.

 

[39]Рапсоды (греч. ραψφδός от ράπτω — сшивать + ωδη) — древнегреческие декламаторы, исполнявшие эпические поэмы (преимущественно Гомера) речитативом, без музыкального сопровождения. В отличие от аэдов, рапсоды не импровизировали песни, а комбинировали («сшивали») отрывки разучиваемых по записи текстов.

 

[40]Космогонический миф — миф о творении, о происхождении Космоса из Хаоса; основной начальный сюжет большинства мифологий.

 

[41]Штрелов. Племена аранда и дориджа в Центральной Австралии, т. 3, с. 1; Леви-Брюль Л. Первобытная мифология. Париж, 1935, с. 123. См.также: Штрелов. Традиции племени аранда. Мельбурнский университет, 1947, с. 6.

 

[42]Ч. Киссер (цит. Ричардом Торнвальдом). Аборигены Австралии и островов южных морей, 1927, с. 28.

 

[43]Клакхон, Клайд, Мифы и ритуалы: общая теория, Гарвард теологикел ревю, т. 25,1942, с. 45—79, с. 66; см. также другие примеры.

 

[44]Герман, Матиас Индо-тибетские племена, Бомбей, 1954, с. 66.

 

[45]См. Элиаде М. Миф о вечном возвращении, Париж, 1949, с. 44.

 

[46]Там же, с. 53.

 

[47]Клакхон, Клайд там же, с. 61, цит. по Хил У.У. Методы сельского хозяйства и охоты племени навахо, 1938, с. 179.

 

[48]Время сновидений — в австралийской мифологии аналог Мифического Времени, Времени Начала Всех Начал, Времени Оно, Первовремени и т. п. — времени первотворения, первопредков, первопричин и перводействий, времени установления норм общественной и социальной жизни.

 

[49]Элиаде М. Мифы, сны и таинства, Париж, 1957, с. 255—256.

 

[50]Петтацони Р. Очерки истории религии, Лейден, 1954, с. 11—12. См. также: Мюллер В. Религии североамериканских индейцев лесных районов, Берлин, 1956, с. 42.

 

[51]Петтацони Р., там же, с. 13.

 

[52]Неофит (от греч. νεόφυτος — досл. вновь насажденный, в Новом завете — новообращенный) — человек, проходящий ритуал инициации, посвящения.

 

[53]Пиддингтон Р., цит. Л. Леви-Брюлем. О церемониях инициации, с. 115, см. также: Элиаде М., Рождение мистики, Париж, 1959.

 

[54]См. примеры в книге Р. Петтацони, там же, с. 14.

 

[55]Гэсэр — цикл эпических песен монгольских, ряда тюркских и тибето-бирманских народов; относятся к жанру «классического» героического эпоса. Назван по имени главного героя-богатыря Гэсэра. Исполнитель Гэсэра и др. героических эпосов — улигерчин.

 

[56]Штайн Р.А. Изучение эпоса и сказаний Тибета, Париж, 1959, с. 318—319.

 

[57]Разумеется, то, что считалось «истинным сказанием» в одном племени, могло стать «вымышленным» в соседнем племени. «Демистификация» — процесс, обнаруживаемый уже на архаических стадиях культуры. Важно то, что «дикари» всегда чувствуют разницу между мифами («истинные сказания») и сказками и легендами («вымышленные сказания»). См. Приложение 1 («Мифы и волшебные сказки»).

 

[58]См. «Мифы, сны и таинства», с. 27.

 

[59]Штрелов К. Племена Аранда и Лоритья, т. 3, с. 1—2. Л. Леви-Брюль, цит. выше, с. 123. Об обрядах инициации подростков в Австралии см. «Рождение мистики», с. 25.

 

[60]Норденскьельд Е. Чудодеи и ясновидящие у индейцев куна. Ревиста дель Институте де Этнология, Тукумен, т. II, 1982, с. 464; Леви-Брюль, цит. соч., с. 118.

 

[61]Крюйт А.К., цит. Л. Леви-Брюлем, там же, с. 119.

 

[62]Укко — в прибалтийско-финской мифологии верховный бог, громовержец. Близок образам громовержцев в других индоевропейских мифологиях (балт. Перкунас, сканд. Тор, саам. Айеке и др.). Иногда именем Укко называется божество вообще (хотя чаще говорят «Юмала»).

 

[63]Аили Колемайнен Джонсон. Калевала: Прозаический перевод с финского. Хенкок, Мичиган, 1950, с. 53.

 

[64]Норденскьельд Э. Концепция души у индейцев куна, живущих на панамском перешейке // Журнал дез американист, 1932, с. 5—30.

 

[65]Рок Д.Ф. Культ на-хи и другие обряды. 1952, т. 2, с. 474.

 

[66]Там же, т. 2, с. 487.

 

[67]Рок Д.Ф. Погребальная церемония зи-ма у племени на-хи. Вена, 1955, с. 87.

 

[68]Пройс К.Т. Религия и мифология уитото. 1921—1923, с. 625.

 

[69]Малиновский Б. Миф в первобытной психологии, 1926; повторяется в работе «Магия, наука и религия», Нью-Йорк, 1955, с. 101—108.

 

[70]Ариан Макдональд «Рождение мира на Тибете» (см. «Восточные источники» 1, Париж, 1959, с. 417—452), с. 428. См. также: Штейн Р.А. Исследование тибетского эпоса и сказаний, с. 464.

 

[71]Марта Уорнер Беквиз. Кумулипо // Гавайские песни о сотворении мира Чикагский университет (1951), с. 73.

 

[72]Там же, с. 45: «Свет, сияющий каждый день, солнце, каждый год возвращающееся с юга и возрождающее Землю есть не только символы, но великолепные образы рождения новой жизни, рождения нового человеческого существа, а также являются определяющей движущей силой на пути всей расы к совершенству... Подобно тому, как небесная вселенная Вакеа разбивает цепи ночи и появляется из лона вод, которые держали ее пленницей мрака, таким же образом дитя прорывает оболочку, которая держит его пленником во чреве матери и вступает в жизнь, в разумное существование».

 

[73]Боддин P.O. Племя санталов // Журналь Азиатик, 1932, с. 58.

 

[74]Элвин. Байгты. Лондон, 1939, с. 305; Копперс У. Бхилы в Центральной Индии. Вена, 1948, с. 242.

 

[75]Копперс У. Бхилы, с. 242; Хофман Ж., Ван Эрелен A. Encyclopaedia Mundarica, т. Ill, Patna, 1960, с. 739.

 

[76]Юнгблат П. Магические песни бхилов штата Джабуа // Internationales Archiv for Ethnographie, XL Ш, 1943, с. 1—136).

 

[77]Там же, с. 35,59.

 

[78]Юнгблат П. Магические песни бхилов штата Джабуа // Internationales Archiv for Ethnographic XL III, 1943).

 

[79]«Образ мира» (лат.) — прим. перев.

 

[80]In illo tempore — здесь: в то время. Употребляется аналогично «Во Время Оно...» Также соответствует Времени Сновидений (австрал.), Первовремени, Правремени, Времени Изначальности и подобным наименованиям Мифического Времени.

 

[81]Хастин Кла. Миф о сотворении у племен навахо: История возникновения мира, 19-42, с. 9; также с. 25 и сл., с. 32 и сл.

 

[82]Рок Д.Ф. Культ На-Кхи-Нага и связанные с ним обряды. Рим, 1952, т. 1, с. 9-10.

 

[83]Там же, с. 98.

 

[84]Кайласа — гора в Гималаях, самая высокая из гор одноименного хребта на юге Тибетского нагорья. В индуистской мифологии — обитель богов Шивы и Куберы.

 

[85]Рок Д.Ф. Культ На-Кхи-Нага и связанные с ним обряды. Рим, 1952, т. I, с. 9-10.

 

[86]Там же, т. I, с. 108.

 

[87]Там же, т. II, с. 386.

 

[88]Там же, т. II, с. 489.

 

[89]Там же, т. 1, с. 279.

 

[90]Герман М. Индо-тибетские племена, с. 66.