Глава 11 террористические акты И «погружение»: 1992-2003 гг.

Вилла Тото Риины

 

Корлеонский сельскохозяйственный колледж представляет собой весьма любопытное здание, по внешнему виду которого вряд ли скажешь, что это государственное учебное заведение. Это новенькое трехэтажное строение снабжено подземной автостоянкой, лифтами, а также встроенной системой воздушного кондиционирования и отопления. Во внутреннем дворе имеется сад с аккуратно вымощенными дорожками. Внешний фасад колледжа изобилует эффектными металлоконструкциями, балконами, декоративными оградами, внушительными воротами и встроенными фонарями. Внутри – письменные столы, классные доски и компьютеры, которые смотрятся нелепо на фоне полов из черного и красного мрамора, дверей из прочной древесины и оштукатуренных стен. На самом деле корлеонский Institute) Professional di Stato per v Agricoltura сначала был не колледжем, а как раз тем, на что он более всего похож: роскошной виллой, построенной местным нуворишем, неким Тото Риина по прозвищу Коротышка.

Риину никогда не спрашивали о том, что он намерен делать с домом, в который так и не переехал. Но, по всей вероятности, именно туда он собирался поселить всю свою разросшуюся семью, после того как его долгая карьера подойдет к концу. Это здание было чем-то вроде дома престарелых, построенного Рииной из тех соображений, что ему все-таки удастся изменить приговор суда, вернуться домой и насладиться плодами собственных трудов. Можно подшучивать над безвкусицей здания, но при взгляде на него более всего поражает самоуверенность Риины и его полная неспособность понять, что государство имеет полное право усомниться в легитимности состояния, созданного благодаря десяткам убийств.

К счастью, самоуверенность Риины оказалась необоснованной. К исходу 1995 года у «босса боссов» было конфисковано в общей сложности около 125 миллионов фунтов, главным образом в форме недвижимости. Эта огромная цифра почти наверняка не отражает истинных размеров состояния Коротышки Риины. Его корлеонская вилла была конфискована в 1992 году, а затем, в 1997-м, передана городу, после того как был удовлетворен гражданский иск, возбужденный молодым и мужественным мэром города против клана. Жители Корлеоне знали, что делают, когда превратили виллу Риины в нечто совершенно заурядное – в государственное учебное заведение. Коза Ностра рассматривает все общегосударственные ресурсы, независимо от степени их значимости (источники воды, дороги, больницы, школы), как свою потенциальную добычу. Это приводит к тому, что в течение многих десятилетий мафия отказывала в этих вполне заурядных, но важнейших достижениях прогресса тем сицилийским семьям, которые не были вовлечены в сферу ее деятельности. И когда государство возмещает эти потери за счет имущества мафии, оно не просто наносит финансовый ущерб «людям чести», а напрочь лишает их всех оправданий, которыми они прикрывают свою деятельность. Ведь, несмотря на измены и гибель окружающих, они продолжают верить, что совершают преступления ради своих обожаемых близких.

С тех пор как в 1984 году Бушетта стал свидетелем обвинения, Риина неустанно обещал своим людям, что, если запугивания и подкуп не помогут Коза Ностре в Палермо, то правосудию придется уступить политическим связям, которыми он располагал в Риме. Проблема, с которой он столкнулся, выполняя эти обещания, заключалась в том, что связи Коза Ностры с христианскими демократами напоминали самолет, который медленно, но верно входит в «штопор». Акты насилия 1980-х стали главной причиной появления направленных против мафии законов, и Коза Ностра всячески стремилась эти законы отменить. Риине требовалось в корне изменить государственную политику, а не просто добиться частичной поддержки «за кулисами». Но чем больше становилось «высокопоставленных трупов», тем меньше политики проявляли желание выставлять себя защитниками мафии.

Когда в 1991 году Фальконе приехал в Рим, эта проблема уже требовала срочного решения. Мафиози истолковали его переезд в столицу как признак того, что вскоре магистрат увязнет в трясине безвольной итальянской политики, дискредитировавшей себя. Достижения, которых добился Фальконе, оказавшись в министерстве юстиции, полностью разрушили их надежды. Мафиози привыкли относиться к правящим партиям как к своим покорным партнерам по криминальному беспределу. Но теперь Коза Ностра столкнулась со смертельным врагом, действовавшим от имени министра юстиции, который был социалистом, в правительстве премьер-министра, который был христианским демократом. Что касается других перемен, то в 1991 году были приняты новые законы по пресечению отмывания денег, разрешавшие прослушивание телефонных разговоров и наделявшие правительство полномочиями распускать городские советы, в которые проникла организованная преступность. Несмотря на беспокойство, которое причиняли Коза Ностре эти нововведения, внутри организации укоренилось мнение, что Убийца Вердиктов, то есть судья Карневале, служит гарантией того, что в конечном счете все будет в порядке. Поэтому принятый в январе 1992 года вердикт кассационного суда нанес серьезный удар по планам Риины относительно будущего его семьи и по его авторитету внутри Коза Ностры. Таким вот образом самый влиятельный босс за всю историю мафии лишил свою организацию политической опоры.

На карту оказалась поставленной сама жизнь Риины. Как объясняет следственный судья Гвидо Ло Форте, «в мафии нельзя взять и подать заявление об отставке. Вас просто ликвидируют. Выбор (стоявший перед Рииной и его людьми) заключался в следующем: либо смириться с тем, что их ликвидируют, либо попытаться еще раз доказать всем членам организации, что они обладают силой». Риина выбрал второй вариант и попытался его осуществить через беспрецедентную эскалацию конфликта между Коза Нострой и итальянским государством. Мафия в большей, чем когда-либо, степени нуждалась в том, чтобы подчинить своему влиянию политические процессы, но для этого у нее оставалось лишь одно средство – насилие. Террористические акты призваны были заставить государство пойти на уступки в тех вопросах, которые более всего волновали Риину и его сообщников: практика вынесения приговора на «максипроцессе» и применение утвержденного в 1982 году закона, разрешавшего конфискацию имущества мафиози. «Мы должны начать войну, чтобы заключить мир», – говаривал Риина. В те дни, когда прозвучало заявление кассационного суда, вновь вспомнили о смертных приговорах, вынесенных Фальконе и Борселлино (и долго не приводившихся в исполнение).

Именно эти годы, то есть 1992 и 1993 (после исторического решения кассационного суда), стали самыми драматическими во всей истории сицилийской мафии. Противоборство Риины с государством превратилось в полномасштабную террористическую кампанию, охватившую материковую часть Италии. Этой кровопролитной акции суждено было закончиться серьезнейшим поражением мафиози, которое впервые со времен Муссолини поставило под сомнение само существование преступной организации. Последствия провалившихся планов Риины спокойно выйти в отставку до сих пор оказывают влияние и на Коза Ностру, и на Италию в целом.

 

После Капачи

 

«Вито, мой Вито. Ангел мой. Они забрали тебя. Я больше никогда не смогу тебя поцеловать. Я больше никогда не смогу тебя обнять. Я больше никогда не смогу приласкать тебя. Ты мой единственный».

На официальной церемонии похорон жертв террористического акта в Капачи именно голос Розарии, маленькой и бледной вдовы Вито Шифани, выразил и собственную ее скорбь, и гнев жителей всего города. Ее муж вместе со своими сослуживцами Антонио Монтинаро и Россо Ди Чилло находился в том автомобиле, который принял на себя ударную волну взрыва, погубившего судью Фальконе. У аналоя, перед камерами нескольких национальных телеканалов, Розария Шифани выкрикнула: «Я хочу кое-что сказать людям мафии, которые тоже пришли в эту церковь! Вы же христиане! Умоляю вас ради Палермо, который вы превратили в кровавый город!» Кардинал еще не закончил читать мессу, когда семьи и коллеги погибших полицейских бросились к пяти гробам, чтобы преградить путь приближавшимся к ним правительственным чиновникам: «Это наши покойники, а не ваши!» Розария Шифани безудержно рыдала, из ее рук выскользнула и разбилась бутылка с водой. Словно не заметив этого, она повторяла: «Люди мафии, я прощу вас, но вы будете молить на коленях». Эти ее слова снова и снова цитировались в сводках новостей.

Итальянские политики испытывали непреодолимую моральную потребность доказывать свою непричастность к совершенному в Капачи убийству Джованни Фальконе. Что уж говорить о простых людях! Буквально на следующий же день после похорон многие из тех, кто, несмотря на проливной дождь, заполнили улицы, прилегающие к церкви Святого Доминика (святой смотрел в заплаканные глаза своих сограждан и видел в них такую же, как у него самого, отчаянную решимость), решили перейти от молчаливого сочувствия к активной поддержке. По всему центру города из окон свешивались лозунги, нанесенные аэрозолем на простыни: «Фальконе жив». «Палермо желает правосудия». «Вышвырните мафию из правительства». «Прекратите убивать наш город». «Комитет простыней» стал одной из многочисленных организаций, объявивших своей целью борьбу с мафией. Слова Розарии Шифани – «Мафиози: на колени» – были напечатаны на футболках людей, которые спустя месяц после трагедии выстроились в живую цепочку, протянувшуюся через весь город. Дерево у дома Фальконе, который, по злой иронии судьбы, жил на улице, носившей имя Эмануэле Нотарбартоло, превратилось в место поклонения и было усыпано цветами, фотографиями и посланиями.

Невероятно, но 19 июля 1992 года Коза Ностра продемонстрировала, что государство не может защитить даже человека, который шел по стопам Фальконе. Этого человека звали Паоло Борселлино. Взрыв, погубивший его самого и пятерых охранников, можно было услышать на другом конце города. Спустя три дня после гибели Борселлино выбросилась с балкона конспиративной квартиры в Риме девушка по имени Рита Атриа. Дочь мафиози, она, после того как были убиты ее отец и брат, стала давать свидетельские показания. В своей предсмертной записке она написала, что ее больше некому защитить. Как заметил один из участников кампании по борьбе с мафией, то, что творилось тем летом в Палермо, напоминало кровавую трагедию в дурном вкусе: «Мы хотели уйти из театра, но оказалось, что двери заперты».

Несмотря на устроенную мафией бойню, многие палермцы находили в себе силы протестовать. Среди бесчисленных и незабываемых образов, оставшихся в памяти после массовой сидячей забастовки и многочисленных шествий того времени, – маленький мальчик, принимавший участие в демонстрации, которая прошла от центра города до места гибели Борселлино. Он нес крошечную коробочку для бутербродов, на передней части которой было написано: «Я хочу быть достойным Фальконе», а на задней: «Я хочу быть достойным Борселлино». Всего за несколько месяцев активное меньшинство завладело Палермо и убедило большую часть населения города в необходимости борьбы с мафией.

На Сицилии было введено чрезвычайное положение. Чтобы полиция могла вернуться к выполнению более привычных для нее обязанностей, на остров направили семитысячный воинский контингент. Солдаты и стали участниками грандиозной облавы на Риину и подчинявшихся ему мафиози. Лишились своих постов чиновники, призванные следить за соблюдением законов и не сумевшие защитить двух погибших судей. Попросили перейти на другую работу главного прокурора Палермо, который неоднократно вступал в перебранки с Фальконе. Исключительное личное мужество проявил судья Джан-карло Казелли из северного города Турина, добровольно согласившийся занять вакантную должность в Палермо и сразу после прибытия на остров взявшийся за дело. Последовали десятки арестов. Был принят закон о защите pentiti, которым чуть позже разрешили менять личность. Заработали созданные Фальконе антимафиозные структуры DIA и DNA. Полиция получила широкие полномочия, в том числе возможность действовать без санкции прокурора. Важнейшей из всех мер стали новые, более суровые условия тюремного заключения для мафиози, которые лишились привычного удобства и более не могли править своими империями из-за решетки.

Но, как это часто бывало в истории Коза Ностры, успехи оказались весьма противоречивыми. Политическую систему, которая в 1992-1993 годах, казалось, сумела организовать борьбу с мафией, потряс очередной скандал, связанный с коррупцией. Этот скандал начался в феврале 1992 года, когда в Милане был арестован с поличным политик-социалист, пытавшийся при аресте спустить в унитаз взятку в размере 30 миллионов лир. Стремительно проведенная операция «Чистые руки» затронула другие партии и другие города, следователи раскрыли укоренившуюся систему распределения должностей и предоставления политических услуг, охватывавшую бизнес, управление и политику. Искоренялась «партократия». К исходу 1993 года треть членов итальянского парламента находилась под следствием по обвинению в коррупции, а обе главные правящие партии – ХД и социалисты – прекратили свое существование. Сбитые с толку итальянцы наблюдали, не веря собственным глазам, как на экранах их телевизоров происходит настоящая революция.

В Коза Ностре революции произойти не могло, однако и преступный синдикат охватил «ветер перемен». Предчувствуя неприятности, «люди чести» стали сдаваться полиции еще до террористического акта в Капачи. Ничего подобного в прошлом не случалось. Убедившись же в том, что Риина, даже после убийств Фальконе и Борселлино, не намерен отступать от своей тактики, многие мафиози подались в свидетели обвинения. Среди них был и Гаспаре Мутоло, которого в 1973 году принимал в члены мафии сам Риина и который впоследствии стал крупным наркодилером. Именно он в октябре 1992 года поведал судьям, что Коза Ностра недооценила тот урон, который Фальконе мог нанести ей из министерства юстиции, и что именно вердикт кассационного Суда подтолкнул мафию к убийству Фальконе и Борселлино. Теперь судьи очень четко представляли себе логику рассуждений Риины.

Именно сведения, полученные от мафиози, спасавшегося от мести Риины, позволили в январе 1993 года арестовать самого «босса боссов». Главной проблемой было опознание Риины: имевшаяся в распоряжении полиции фотография главаря была сделана в 1969 году. Но когда задержанному мафиозо по имени Балдуччо Ди Маджио показали оперативный видеоматериал, он опознал садовника Риины, его сына и жену. На этой видеопленке была запечатлена вилла, находившаяся под наблюдением карабинеров, так как ее часто посещал один из членов мафиозной Комиссии. Группа захвата находилась в полной боевой готовности. Ранним утром следующего дня Риина отправился в ничем не примечательный бар. Когда машина остановилась у светофора на Пьяцца Эйнстейн, на босса и его водителя набросились четверо. Риина не оказал сопротивления, он явно запаниковал и немного оправился от страха, только когда узнал, что засаду устроили карабинеры, а не враждебные ему мафиози. На следующий день в тюрьме на острове Сардиния умер от сердечного приступа наставник и крестный отец Риины Лучано Леджио.

Италия наконец увидела истинное лицо ужасного Тото Риины. Один журнал поместил на обложке его фотографию с краткой подписью: «Дьявол». Сам Коротышка притворно удивлялся тому, что общественное мнение наделило его сатанинскими чертами. Когда на суде Риина столкнулся лицом к лицу с Томмазо Бушеттой, он отказался говорить с человеком, запятнавшим себя супружеской неверностью: «У нас в Корлеоне живут люди благочестивые».

В большей степени, нежели кривляние Риины, следствие сбивали с толку вопросы, остававшиеся без ответа и после его ареста. С конца 1960-х годов Риина скрывался от правосудия. За это время он успел жениться, обзавестись детьми, подлечить диабет и отправить детишек в школу, одновременно руководя огромной преступной организацией. Вилла, на которой Риина провел последние пять лет подпольной жизни, находилась в Удиторе – той же самой mafiosissima bor-gata, которая в 70-е годы девятнадцатого века была вотчиной клана Антонино Джаммоны. Как оказалось возможным, что Риина так долго избегал ареста? Тревожные сомнения омрачили результаты операции, благодаря которой Риина наконец был схвачен: после ареста его вокруг виллы в Палермо почему-то не выставили оцепление, и мафиози, разумеется, ее обчистили. Пропали деньги, документы, счета и шубы жены Коротышки… Судьи, прибывшие наконец произвести опись имущества, обнаружили, что на вилле успели даже сделать косметический ремонт. Как такое могло случиться – просто непонятно.

После ареста Риины руководство Коза Нострой перешло в руки его родственника и давнего партнера Леолуки Баджа-реллы. После без малого двадцати лет главенства Коротышки Коза Ностра не слишком охотно подчинилась Баджарелле. Даже такие твердолобые корлеонцы, как Джованни Бруска, ставший полноправный capomandamento, находили эти перемены тревожащими:

«После ареста Риины прежнее спокойствие к нам уже не вернулось… Разные боссы стали управлять собственными mandamenti, как считали нужным, для удовлетворения собственных интересов. Не стало того единства, какое было раньше, когда Тото был настоящим отцом семьи, общим саро».

Неизменным осталось одно: безоговорочная поддержка, которую оказывает ядро группировки корлеонцев стратегии массовых убийств. Говорят, что на одном из собраний Трактор Провенцано заявил: «Все, что делал дядюшка Тото (Риина), продолжается. Мы не остановимся». Спустя месяц после ареста Риины Коза Ностре предложили новое правило, суть которого сводилась к тому, что мафиози вольны заниматься за пределами острова любой деятельностью, независимо от мнений остальных членов организации; Баджарелла, Бруска и другие влиятельные боссы из Палермо и Трапани, ратовавшие за это правило, настаивали, кроме того, на продолжении войны с государством. По словам Бруски, мафиози быстро договорились совершить нападение на Маурицио Костанцо, популярного телеведущего, который приглашал в свою программу различных знаменитостей и который во всеуслышание пожелал, чтобы один мафиозо, который лежал в больнице, притворяясь больным, действительно заболел раком. Также обсуждались планы подрыва Пизанской башни, отравления детского питания в супермаркетах, подкидывания на пляжи Римини шприцев с ВИЧ-инфекцией. Причем, как утверждал в своих показаниях Бруска, обязательно планировалось предупреждать население, чтобы избежать гибели людей. Мафия собиралась посеять в обществе тревогу и заставить государство сесть за стол переговоров.

В конце концов было решено не утруждать себя «учебными» атаками. Четырнадцатого мая 1993 года в Риме взорвалась бомба. Жертвой должен был стать Маурицио Костанцо, Только по счастливой случайности он не пострадал. Двадцать седьмого мая на виа деи Джорджофили, в самом центре Флоренции, взорвалась заминированная машина. Пять прохожих погибли, сорок были ранены. Двадцать седьмого июля еще пять человек были убиты взрывом бомбы, заложенной на виа Палестро в Милане. Тридцать первого октября бомбу обнаружили на виа деи Гладиатори, неподалеку от Олимпийского стадиона в Риме. Часовой механизм должен был сработать в конце футбольного матча между «Лацио» и «Удинезе», чтобы уничтожить как можно больше карабинеров. Однако из-за неисправности механизма взрыва не произошло.

В том же 1993 году стало ясно, что противостоянием государству Коза Ностра нажила себе нового врага – церковь. В ноябре 1982 года, в разгар mattanza, папа Иоанн Павел II посетил Сицилию. В ходе своего визита он ни разу не произнес слово «мафия». В мае 1993 года он снова прибыл на остров. Накануне его трехдневного визита ватиканская газета «Osservatore Romano» обратилась к вдове Паоло Борселлино Агнесе с просьбой поделиться воспоминаниями о муже. В своем письме вдова вспоминала о «бесхитростном, но глубоком» христианстве Борселлино и возносила молитвы о том, чтобы Церковь «не компрометировала истинное учение Христа заключением каких-либо тайных соглашений». Группа интеллектуалов-католиков направила письмо в редакцию «Giornale di Sicilia». В этом письме открыто говорилось о «постыдных связях, существующих между представителями католической церкви и сторонниками мафии».

На Сицилии папа посетил Долину храмов близ Агриженто, где незаконное строительство, которое поддерживала мафия, едва не уничтожило бесценные древнегреческие памятники. Отказавшись от заранее подготовленной проповеди, он выступил с импровизированным обращением, в котором осудил «культуру мафии… культуру смерти, глубоко бесчеловечную и антиевангелическую». Заметно взволнованный папа призывал мафиози одуматься: «Придет день и свершится Суд Божий!» Ответ Коза Ностры последовал 27 июля, когда бомбы взорвались в римских церквях Сан-Джованни ди Латерано и Сан-Джорджо. На сей раз пострадавших не было. Пятнадцатого сентября в Бранкаччо (восточный пригород Палермо) был убит на пороге своего дома отец Пино Пульизи – замечательный представитель той когорты местных священников, которые стояли на антимафиозных позициях. Позже один из его убийц признался, что перед тем как его застрелили, отец Пульизи улыбнулся и сказал: «Я ожидал этого».

Реакция мафии на вердикт кассационного суда, вынесенный в январе 1992 года, не оставляла сомнений в существовании Коза Ностры. И все же мафия постепенно утрачивала «систему жизнеобеспечения», политические связи и ту псевдорелигию, которую исповедовали многие из ее членов. Более того, между нею и сицилийской культурой уже не ставили знака равенства. Прямым следствием этого стало увеличение числа отступников, измерявшееся сотнями. В 1996 количество pentiti достигло максимума – 424 человека. Под властью одиозного режима корлеонцев, заправлявших в Коза Ностре (и в тюремном заключении, условия которого стали более суровыми) даже влиятельные «люди чести», входившие в состав основной группировки корлеонцев, начинали сотрудничать с правосудием.

Приведем лишь один пример, который является весьма типичным. Сальваторе Канчеми был capomandamento и входил в состав Комиссии, одобрившей убийство Фальконе и Борселлино. При этом он сознавал, какими последствиями может обернуться взрыв в Капачи. В тот день, когда Канчеми услышал, как Риина излагает свои планы относительно перебежчиков, количество которых росло как снежный ком, в нем что-то надломилось (Риина вещал: «Проблема в этих pentiti, потому что, не будь их, даже весь мир ничего бы нам не сделал. Вот почему мы должны убить их самих и убить их родственников до двадцатого колена, с детей шести лет и старше»). Но только следующим летом, в самый разгар террористической кампании 1993 года, Канчеми заставил себя войти в ворота казармы карабинеров. Впоследствии он сдал государству все свое состояние, которое, по его же оценкам, составляло приблизительно 33 миллиона фунтов стерлингов. Когда на суде Канчеми снова встретился с Томмазо Бушеттой (оба они были членами одного и того же клана и подружились еще в 1970-е годы, в тюрьме), он признался в том, что лично выполнил приказ Риины и задушил двух сыновей Бушетты. Главный в истории мафии перебежчик заключил Канчеми в объятия и сказал: «Ты не мог не выполнить приказа. Я прощаю тебя, потому что знаю, что означает быть в Коза Ностре».

Располагая показаниями новых pentiti, следователи быстро установили личности тех, кто совершил убийства Фальконе и Борселлино, устроил взрывы на материке, убил отца Пульизи, а также имена многих других преступников. Тем временем корлеонцы сеяли террор внутри Коза Ностры, дабы лишить мужества любого, кто возражал против диктуемой ими стратегии массовых убийств. Но один за другим они падали, сраженные самым безотказным оружием, которое имелось в арсенале мафиози, – выдачей властям. В июне 1995 года полиция ворвалась в квартиру в центре Палермо и арестовала Леолуку Баджареллу. Не прошло и трех лет, как был схвачен второй «босс боссов». А в мае следующего года, через четыре месяца после того, как по приказу Джованни Бруска был задушен и брошен в кислоту юный Джузеппе Ди Маттео, карабинеры оцепили дом неподалеку от Агриженто; в этом доме Бруска скрывался вместе со своей семьей. К тому времени, когда был схвачен Бруска, сицилийская мафия уже отказалась от стратегии массовых убийств и билась в судорогах жесточайшего в своей истории кризиса. Наконец настало время, когда Коза Ностра оказалась на грани полного уничтожения.

 

«Дядюшка Джулио»

 

Своим жестоким ответом на окончательный вердикт кассационного суда Коза Ностра подвергла опасности собственное будущее. Но в течение нескольких последних лет XX столетия итальянское общественное мнение в большей степени испытывало интерес к прошлому мафии. Ведь драматические события 1992-1993 гг. грозили выставить на всеобщее обозрение историю тайных соглашений политиков и мафиози. Некоторым казалось, что темные страницы итальянской истории вот-вот будут открыты в подвалах здания палермского суда. В октябре 1995 года человек, который в течение четверти века оставался самым влиятельным итальянским политиком, пошел под суд за сотрудничество с мафией. Этим человеком был непревзойденный Джулио Андреотти – христианский демократ, который семь раз избирался на пост премьер-министра Италии. Пресса называла этот суд не иначе как судебным процессом века.

Драма Андреотти началась 12 марта 1992 года, с убийства Сальво Лимы. Большое значение имеет тот факт, что самой первой жертвой войны, развязанной Рииной против итальянского государства, стал не судья или полицейский, а политик из партии ХД. Лишь спустя несколько недель были убиты Фальконе и Борселлино. Лима, который в прошлом был одним из «младотурков», возглавлял кампанию по «разорению Палермо» и доставал для Томмазо Бушетты билеты в оперу, стал жертвой казни, совершенной с пугающей эффективностью. Он выехал на машине с шофером из своего дома в Монделло (прибрежный пригород Палермо) и направлялся в Палермо, когда в него выстрелил проезжавший мимо мотоциклист. Пули пробили лобовое стекло и одно из колес. Последними словами Лимы были: «Они возвращаются! Madonna sandal Они возвращаются!» Он выбежал из машины, но успел пробежать лишь тридцать метров, прежде чем киллер, который соскочил с мотоцикла, догнал его, выстрелил в спину, а затем сделал контрольный выстрел в затылок.

Позднее один pentito поделился своими соображениями относительно мотивов убийства этого, как он выразился, eminence grise1 сицилийского отделения ХД.

«Лима гарантировал, что в Риме все будет улажено..! Причины в том, что Сальво Лима не выполнил обещаний которые дал в Палермо, не обеспечил их исполнение. Какое-то время, во всяком случае, я так слышал, Сальво Лима действительно советовал не беспокоиться… а потом- сами видите».

Очевидно, речь шла о том самом вердикте кассационного суда, который Лима обещал «уладить в Риме». Нет оснований утверждать с полной определенностью, что он действительно давал столь безрассудные обещания. Важно то, что Риина сумел заставить своих людей поверить, что такие гарантии были предоставлены. Многие из pentiti, которые во время террористической кампании 1992-1993 гг. перешли на сторону властей, подтверждали участие Лимы в делах мафии. С конца 1950-х годов, то есть со времен братьев Ла Барбера, он был посредником между сицилийским преступным миром и правительством, причем как местным, так и национальным. Таким образом, с точки зрения «людей чести», похороны Лимы были одновременно похоронами пакта между Коза Нострой и партией ХД, оформленного еще при доне Кало Вицини и «последнем бандите» Сальваторе Джулиано.

На следующий день после похорон Лимы популярнейшая итальянская газета «La Repubblica» поместила на первой полосе карикатуру, которая убеждала в том, что это сенсационное убийство явно имело политическое значение. На ней был изображен человек в черном костюме, который, широко раскинув руки, лежал лицом вниз, а из горба на его спине торчал напильник. Любые сомнения по поводу личности этого человека улетучивались при взгляде на низко посаженное, напоминавшее формой летучую мышь ухо над левым плечом. Это, разумеется, был Джулио Андреотти, который уже приближался к трагическому финалу своего последнего срока пребывания на посту премьер-министра. Подпись к карикатуре представляла собой игру слов, разгадать которую было так же просто, как догадаться, что лежащий человек – Андреотти. Слово «напильник» по-итальянски звучит как una lima. Смысл заключался в том, что, по мнению газеты, настоящей целью атаки был не Сальво Лима, а премьер-министр Джулио Андреотти. Другими словами, эта карикатура говорила о том, что Коза Ностра вонзила нож в спину своему другу. В день, когда его убили, Лима ехал в отель «Палас», где ему предстояло уточнить последние детали пышного приема в честь Андреотти. Начиная с 1968 года, когда Лима стал членом парламента и поссорился с «вице-королем» Джованни Джойей, все его многочисленные сторонники встали под знамена фракции ХД, возглавляемой Андреотти. С конца 1940-х годов и до 1968 года Андреотти постоянно входил в состав правительства, поочередно занимая различные посты, но именно поддержка Лимы и его сицилийских сторонников оказалась решающим фактором, который позволил Андреотти сделать головокружительную политическую карьеру. Без этой поддержки Андреотти, вероятно, никогда не стал бы премьер-министром. Благодаря Лиме Андреотти превратился в самого влиятельного итальянского политика. Ни один правящий кабинет не формировался без его одобрения.

В день похорон Лимы многие видные деятели ХД постарались держаться подальше от Палермо, точно так же, как и лидеры других партий, действующий президент республики и спикеры обеих палат парламента. Некоторые газеты истолковали этот факт как желание властей подчеркнуть, что они не считают обладающего сомнительной репутацией Лиму «своим». По времени его убийство совпало с необычайно щекотливой политической ситуацией. На пятое апреля было намечено проведение общенациональных выборов, которые, как все знали, должны были определить контуры будущего Италии после окончания «холодной войны». Повсюду предрекали, что главой государства, то есть президентом республики, станет Андреотти. Вполне понятно поэтому, что Андреотти оказался в фокусе внимания средств массовой информации, когда приехал на похороны своего друга. Обычно ироничный и невозмутимый, он был бледен и явно ошеломлен. Перед телевизионными камерами он громогласно защищал репутацию Сицилии: «Нельзя отождествлять остров и мафию». В интервью он довольно путано объяснял причины гибели Лимы, которые в его изложении выглядели как помесь теории заговора с элементами мифа о Cavalleria rusticana. Как и вся Сицилия, Лима стал жертвой клеветнической кампании, утверждал Андреотти. «Клеветники хуже убийц. Или, по крайней мере, столь же отвратительны. На моего друга Лиму клеветали десятилетиями». Нападки на репутацию Лимы были прелюдией к политическому убийству, заявлял он. Возможно, оно преследовало цель создать почву для тоталитарного переворота. Отвечая на вопрос, считает ли он, что это убийство является адресованным ему предупреждением, Андреотти сказал, что не знает: «События, которые происходят на Сицилии, истолковывают совершенно по-разному, но зачастую они остаются малопонятными».

Насколько «малопонятными» считал Андреотти происходившие на Сицилии события, должно было прояснить сенсационное судебное разбирательство, проходившее в подвалах здания палермского суда. В том году, когда погиб Лима, а вся страна была взбудоражена убийствами Фальконе и Борселлино и ошеломлена коррупционным скандалом, который вызвали разоблачения в ходе операции «Чистые руки», прокуратура Палермо запросила у итальянского сената разрешения открыть уголовное дело на Джулио Андреотти «за преднамеренное участие в защите интересов и достижения целей преступного сообщества, известного как Коза Ностра. Под впечатлением убийств Фальконе и Борселлино Томмазо Бушетта, как и те мафиози, которые совсем недавно перешли на сторону властей, стал рассказывать о политических связях мафии. В показаниях постоянно повторялись имена Сальво Лимы и Джулио Андреотти.

Против Андреотти были выдвинуты убийственные обвинения. Утверждалось, что самый влиятельный политик 1970-х и 1980-х годов участвовал в конфиденциальных деловых встречах с мафиози такого масштаба, как Стефано Бонтате, Тано Бадаламенти, по прозвищу Сидящий громила и Микеле Греко по прозвищу Папа; что Стефано Бонтате даже передал Андреотти в качестве подарка картину. Основное внимание средства массовой информации сосредоточили на том факте, что во время одной из случайных встреч Андреотти целовался с Коротышкой Рииной. Указывали и на то, что внутри Коза Ностры Андреотти обычно называют «дядюшкой Джулио». Куда серьезнее выглядело обвинение в том, что он пытался назначить Убийцу Вердиктов судью Карневале, председательствующим на заключительных слушаниях «максипроцесса». В своем заключении обвинение утверждало, что Андреотти, «упиваясь властью, вступил в соглашение с мафией», но ему не удалось выполнить обещаний, которые он дал мафиози. Поэтому они сначала отомстили его союзнику, Сальво Лиме, а затем подступились и к нему самому. Некоторые перебежчики уверяли, что Риина планировал убить Андреотти или одного из его детей.

В октябре 1999 года Андреотти был признан невиновным. Заявления перебежчиков признали слишком неопределенными и противоречивыми, чтобы стать доводом в пользу обвинительного приговора. Но объяснение, которым судьи мотивировали свое решение, вряд ли является серьезным доводом в пользу невиновности Андреотти. Более того, оно лишь усилило волновавший общественное мнение интерес к прошлому Италии.

Доводы в защиту человека, который семь раз занимал кресло премьер-министра, в сущности, сводились к тому, что Андреотти не проявлял прямого участия в делах мафии, что он только позволял своему «оклеветанному» помощнику Лиме самостоятельно улаживать вопросы местной политики, тогда как сам сосредоточился на вопросах общенационального масштаба. Андреотти не причастен к тому, что Лима и ему подобные все глубже погружались в опасную криминальную трясину. Другими словами, один из умнейших и влиятельнейших государственных деятелей Италии делами доказывал, что считает Сицилию «малопонятной».

Судьи сочли такую защиту малоубедительной, а некоторые доводы – даже лживыми. Лима десятки раз упоминался в документах комиссии по расследованию преступлений мафии. Судьи сошлись на мнении, что и до, и после того, как Лима в 1968 году вступил во фракцию Андреотти, он хвастливо заявлял одному из людей, близких к Андреотти, что у него налажены связи с Томмазо Бушеттой. В 1973 году Андреотти склонялся к тому, чтобы помочь банкиру Микеле Синдона спасти бизнес и уйти от обвинений в уголовных преступлениях, которые угрожали ему как в Италии, так и в США. Имелись и свидетельства того, что Андреотти не испытывал сомнений, принимая в 1976 году в свою фракцию «нахального корлеонского казнокрада» Вито Чианчимино. Судьи признали, что Андреотти «неоднократно проявлял равнодушное отношение к порочным связям (Чианчимино) с преступными структурами».

Суд обнаружил и еще одно доказательство бесчестного поведения Андреотти, связанное со сбором налогов, которым занимались кузены Сальво – Игнацио и Нино. Судьи заявили, что оба этих человека «органично вписывались в Коза Ностру. (Нино умер своей смертью во время судебного разбирательства, а Игнацио получил мягкий приговор, но затем, в сентябре 1992 года, был застрелен по приказу Риины за то, что не сумел защитить Коза Ностру от судьи Фальконе). Утверждению Андреотти о том, что он якобы не был знаком с кузенами Сальво, «недвусмысленно противоречили» имевшимся уликам. Так, в ходе следствия были обнаружены совместные фотографии. Судьи предположили, что самым правдоподобным объяснением нежелания Андреотти откровенно признаться в контактах с кузенами Сальво является стремление защитить собственную репутацию.

Но неубедительность доводов защиты Андреотти не была признана свидетельством того, что он систематически и преднамере<